Если вопрос требовал изменения законов Советского Союза, то решение Политбюро адресовалось в Президиум Верховного Совета, и Президиум издавал соответствующий указ либо изменял или принимал новые законы, утверждая их впоследствии на съезде Верховного Совета. А председатель Президиума Верховного Совета тоже всегда был членом Политбюро, т. е. фактически получалось, что и он тоже перед тем, как рассмотреть вопрос в Президиуме Верховного Совета, рассматривал его с товарищами по партии.
Так было устроено управление Советским Союзом и, повторяю, для исторического момента от революции до конца Великой Отечественной войны (Второй мировой войны) это было вынужденное, но правильное устройство (с учетом того времени и для того уровня знаний об управлении).
В 1922 году Сталина назначают Генеральным секретарем партии. Тут ведь что надо понять. Взяв в 1917 г. власть в России, вожди большевиков продолжали руководить собственно партией попутно. Т. е. Ленин и другие лидеры, имевшие посты в государстве, собирались по мере надобности на Политбюро и решали накопившиеся в партии вопросы. Но партия быстро росла численно и, главное, неимоверно быстро росло количество встающих перед партийными организациями государственных вопросов, которые требовалось контролировать. Тогда ввели должности секретарей партии, т. е. людей, которые принимали от Политбюро решения, доводили их до партийных организаций, контролировали исполнение.
Официально секретариат возглавлял Я. М. Свердлов, но ведь он был главой законодательного органа страны – главой Советской власти. Поэтому фактически партией руководила, как могла, его жена К. Т. Новгородцева, занимавшая должность заведующей Секретариатом ЦК. Фактически на ее должность и задвинули Сталина, только назвали эту должность красивее – Генеральным секретарем. Предусматривалось, что Сталин будет организовывать исполнение того, что прикажет Политбюро, т. е. фактически возглавлявшие Политбюро Ленин и Троцкий. И только.
Противник и враг СССР и Сталина, занимавший в те годы очень высокие посты в правительстве большевиков, Л. Д. Троцкий так комментировал это назначение: «Победила, однако, на съезде руководимая Зиновьевым петроградская делегация. Победа далась ей тем легче, что Ленин не принял боя. Он не довел сопротивление кандидатуре Сталина до конца только потому, что пост секретаря в тогдашних условиях имел совершенно подчиненное значение. Своему предупреждению сам он не хотел придавать преувеличенного значения: пока оставалось у власти старое Политбюро, Генеральный секретарь мог быть только подчиненной фигурой».
Ни Троцкому, ни Ленину, наверное, и самому Сталину не приходило в голову, что если партия берется контролировать государственный аппарат, то в этом случае не технический руководитель госаппарата – глава страны, а технический руководитель партии становится главой страны. Но, правда, все это зависело от человека на этом посту. Ведь предшественники Сталина на этой должности даже приблизительно не имели в стране того веса, который очень быстро начал набирать Сталин. Он стал работать лучше Ленина, Троцкого и других, и, соответственно, все стали именно на него смотреть как на вождя.
Вдумайтесь. В чем заключалась работа Ленина как руководителя государства? К нему приходили чиновники и спрашивали, как сделать то-то и то-то. Ленин думал и находил решение.
А в чем заключалась работа Сталина как руководителя партии? К нему приходили партийные работники, у которых голова болела по поводу тех же вопросов, что и у чиновников, и спрашивали Сталина, что делать. Сталин думал и находил решение. Но благодаря знанию людей России, неустанному самообразованию и тщательному изучению дел он делал это лучше Ленина.
И в своем «Завещании», в «Письмах к съезду» Ленин в декабре 1922 г. пишет строчку, в которой сквозит недоумение: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть…». Как?
Он же не «сделался», это вы, Политбюро (Ленин, Троцкий и др.), его назначили на должность, занимаемую ранее женой Свердлова. Никакую власть он «не сосредоточивал», всю власть ему дали вы, больше, чем вы ему дали, ему власти просто неоткуда было взять.
Вот эта фраза Ленина свидетельствует, что ни Ленин, ни Троцкий до конца своей жизни так и не поняли, что произошло: почему их секретарь стал иметь власти больше, чем они, занимающие официальные высокие посты в государстве. Будь Сталин таким же дураком-краснобаем, как Троцкий, Бухарин или другие, несть им числа, то все было бы, как Троцкий с Лениным и предполагали, но не место красит человека, а человек место. И Сталин его украсил, став через десяток лет признанным вождем страны, не занимая в ней никакого конституционного поста, т. е. никакой официальной должности.
Эту тонкость по сей день мало кто понимает. Все думают, что власть дает должность. Так-то это так. Но вопрос надо рассматривать принципиальнее: власть возникает у того, кому люди подчиняются. Не от должности она возникает, а от подчинения. А из этого следует, что если люди сочтут полезным подчиняться данному человеку, то у него появится власть и без должности. Сталин – яркий пример этого. Он только исполнял решения Политбюро, на котором, повторяю, председательствовали официальные главы Правительства СССР: А. И. Рыков, а потом В. М. Молотов. Но последние вождями страны не стали, а Сталин – стал!
Короче: работать надо, как Сталин, и народ к вам потянется…
Впоследствии мифы создавались и под руководством Сталина. Одним из таких его мифов, свидетельствующим о его собственной глубокой порядочности и благородстве, является миф о том, что Сталин был учеником Ленина. На самом же деле Сталин своими знаниями и умом превосходил Ленина, поскольку, благодаря уму и опыту, предвидел события гораздо точнее, нежели Ленин.
Кое-что понять можно только сейчас, после развала СССР, скажем, стремление Сталина, в противовес Ленину, создать СССР не союзным, а федеративным государством. Ко времени написания первой Конституции СССР Ленин заболел и комиссию возглавил Сталин, который проигнорировал требование Ленина создать Союз совершенно открытым, с полным суверенитетом всех народностей. В связи с этим Ленин даже хотел его назвать «Союз советских республик Европы и Азии». Когда же Ленин увидел, что по Конституции, разработанной Сталиным, Россия федеративна, а СССР имеет сильное центральное правительство, то в день принятия 1-м Съездом Советов СССР Договора об образовании СССР написал записку с извинениями «рабочему классу», с обвинениями Сталину: «Грузин… который сам является держимордой», – и с пророчествами о будущем центрального правительства СССР, в котором «ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в море великорусской шовинистической швали».
В 1991 г. мы увидели, как эта «великорусская шваль» (Горбачев, Яковлев, Ельцин) под радостные вопли «советизированных рабочих» в Верховном Совете РСФСР, с поддержкой «советских рабочих» Кузбасса разорвала СССР и предала дело самого Ленина.
А кое-что было видно и тогда. Например, Сталин был, пожалуй, единственным, кто в 1920 г. страстно протестовал против ввода Красной Армии в Польшу. Зная народ не из книжек, он был уверен, что никакой революции в Польше не будет, никто войска Красной Армии там не поддержит, и они бесславно погибнут. Он предлагал наступать только до линии Керзона[2], разделявшей собственно поляков, с одной стороны, и украинцев с белорусами – с другой.
Но Ленин, базировавшийся в своих размышлениях все же на книжных знаниях и «теории» Маркса, поверил брехливым реляциям «полководцев» Троцкого и Тухачевского (и это несмотря на то, что Сталин решился на отчаянный шаг: опубликовал свое предупреждение в «Правде»). Войска Красной Армии вошли в Польшу и потерпели под Варшавой позорное поражение, Ленин вынужден был признать свою вину (Сталин впоследствии этот эпизод своего предвидения из истории изъял, чтобы не компрометировать Ленина).
В нашем дегенеративном мире редко находится историк или журналист, который бы не попенял Сталину на отсутствие образования («недоучившийся семинарист») и не противопоставил ему его политических противников «с хорошим европейским образованием». Эти журналисты и историки, надо думать, очень гордятся тем, что имеют аттестат зрелости и дипломы об окончании университета. А между тем, что такое это самое «европейское университетское» образование? Это знание (о понимании и речи нет) того, что написано менее чем в 100 книгах под названием «учебники», книгах, по которым учителя ведут уроки, а профессора читают лекции.
Изучил ли Сталин за свою жизнь сотню подобных книг или нет?
Начиная с ранней юности, со школы и семинарии, Сталин, возможно, как никто стремился узнать все и читал очень много. Даже не читал, а изучал то, что написано в книгах. В юности, беря книги в платной библиотеке, они с товарищем их просто переписывали, чтобы иметь для изучения свой экземпляр. Книги сопровождали Сталина везде и всегда. До середины Гражданской войны у Сталина в Москве не было в личном пользовании даже комнаты – он был все время в командировках на фронтах – и Сталина отсутствие жилплощади не беспокоило. Но с ним непрерывно следовали книги, количество которых он все время увеличивал.
Сколько он в своей жизни прочел, установить, видимо, не удастся. Он не был коллекционером книг – он их не собирал, а отбирал, т. е. в его библиотеке были только те книги, которые он предполагал как-то использовать в дальнейшем. Но даже те книги, что он отобрал, учесть трудно. В его кремлевской квартире библиотека насчитывала, по оценкам свидетелей, несколько десятков тысяч томов, но в 1941 г. эта библиотека была эвакуирована, и сколько книг из нее вернулось, неизвестно, поскольку библиотека в Кремле не восстанавливалась. (После смерти жены Сталин в этой квартире фактически не жил.) В последующем его книги были на дачах, а на Ближней под библиотеку был построен флигель. В эту библиотеку Сталиным было собрано 20 тыс. томов!
Это книги, которые он прочел. Но часть этих книг он изучил с карандашом в руке, причем не только подчеркивая и помечая нужный текст, но и маркируя его системой помет, надписей и комментариев с тем, чтобы при необходимости было легко найти нужное место в тексте книги, легко вспомнить, чем оно тебя заинтересовало, какие мысли тебе пришли в голову при первом прочтении. Вот, скажем, 33-я страница книги А. Франса о Боге «Последние страницы». На ней четыре мысли подчеркнуты, два абзаца отмечены вертикальными линиями, три стрелки сравнивают мысли друг с другом. Комментарии Сталина: 1) «Следовательно не знают, не видят, его для них нет»; 2) «Куды ж податься, ха-ха»; 3) «Разум – чувство»; 4) «Неужели и это тоже ±?!» «Это ужасно!». Должен сказать, что если так изучать книги, то понимать, что в них написано, будешь лучше, чем тот, кто их написал.
Сколько же книг, изученных подобным образом, было в библиотеке Сталина? После его смерти из библиотеки на Ближней даче книги с его пометами были переданы в Институт марксизма-ленинизма (ИМЛ). Их оказалось 5,5 тысячи! Сравните это число книг с пометами из библиотеки только Ближней дачи с той сотней, содержание которых нужно запомнить, чтобы иметь «лучшее европейское образование». Сколько же таких «образований» имел Сталин?
Часть книг с пометами Сталина в его библиотеке была взята в Государственной библиотеке им. Ленина. Их оставили в ИМЛ, но вернули ГБЛ эти же книги из фонда библиотеки ИМЛ. Историк Б. С. Илизаров, у которого я беру эти данные, приводил наименование части этих книг, из которой можно понять диапазон образованности Сталина:
«Помимо словарей, о которых говорилось выше, и нескольких курсов географии в этом списке значились книги как древних, так и новых историков: Геродота, Ксенофонта, П. Виноградова, Р. Виннера, И. Вельяминова, Д. Иловайского, К. А. Иванова, Гереро, Н. Кареева, а главное – 12 томов «Истории государства Российского» Карамзина и второе издание шеститомной «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева (СПб., 1896). А также: пятый том «Истории русской армии и флота» (СПб., 1912), «Очерки истории естествознания в отрывках из подлинных работ д-ра Ф. Даннсмана» (СПб., 1897), «Мемуары князя Бисмарка. (Мысли и воспоминания)» (СПб., 1899). С десяток номеров «Вестника иностранной литературы» за 1894 г., «Литературные записки» за 1892 г., «Научное обозрение» за 1894 г., «Труды Публичной библиотеки СССР им. Ленина», вып. 3 (М., 1934) с материалами о Пушкине, П. В. Анненкове, И. С. Тургеневе и А. В. Сухово-Кобылине, два дореволюционных выпуска книги А. Богданова «Краткий курс экономической науки», роман В. И. Крыжановской (Рочестер) «Паутина» (СПб., 1908), книга Г. Леонидзе «Сталин. Детство и отрочество» (Тбилиси, 1939, на груз. яз.) и др.».
Есть основания считать, что хрущевцы убили самого образованного человека XX столетия. Возможно, были и вундеркинды, прочитавшие больше, чем Сталин, но вряд ли кто из них умел использовать знания так, как он.
Главным же мифом хрущевцев о Сталине является миф о его безудержной жажде власти, хотя вряд ли в мировой истории был царь или премьер-министр, который бы так не хотел быть вождем, как этого не хотел Сталин. Все те, кто льют на него грязь, всячески пытаются доказать, что его стремление к личной власти якобы определило все его действия и поступки. Дескать, ничего Сталин не хотел – ни женщин, ни есть, ни пить, а жаждал только власти и славы. И во имя этой власти он всех убивал, убивал и убивал…
Между тем Сталин действительно имел одну цель в жизни, но этой целью было счастье трудящегося человека. Для осуществления этой цели была нужна власть, но сама по себе она для Сталина ценности не представляла. В течение первых 10 лет нахождения в первых эшелонах власти СССР он трижды подавал прошение об отставке. Впервые с просьбой освободить его от должности генерального секретаря ВКП(б) он обратился в 1924 г. (ВКП(б) тогда еще называлась РКП(б)). Он писал:
«В Пленум ЦК РКП.
Полуторагодовая совместная работа в Политбюро с тт. Зиновьевым и Каменевым после ухода, а потом и смерти Ленина, сделала для меня совершенно ясной невозможность честной и искренней совместной политической работы с этими товарищами в рамках одной узкой коллегии. Ввиду этого прощу считать меня выбывшим из состава Пол. Бюро ЦК.
Ввиду того, что ген. секретарем не может быть не член Пол. Бюро, прошу считать меня выбывшим из состава Секретариата (и Оргбюро) ЦК.
Прошу дать отпуск для лечения месяца на два.
По истечении срока прошу считать меня распределенным либо в Туруханский край, либо в Якутскую область, либо куда-нибудь за границу на какую-либо невидную работу.
Все эти вопросы просил бы Пленум разрешить в моем отсутствии и без объяснений с моей стороны, ибо считаю вредным для дела дать объяснения, кроме тех замечаний, которые уже даны в первом абзаце этого письма.
Т-ща Куйбышева просил бы раздать членам ЦК копию этого письма.
С ком. прив. И. Сталин.
19. VIII. 24 г.».
Правда, в данном случае искренности этой просьбы верить не приходится. Это не просьба, а ультиматум. То, что Сталин поставил его сгоряча, в порыве гнева на своих товарищей-тупиц, дела не меняет. Думаю, он знал, что Пленум ЦК его просьбу не удовлетворит, поскольку как умный человек не мог не понимать, что Пленум никогда не променяет его, трудягу, на двух балаболок. Тем не менее, это формальное прошение об отставке и, не будь Сталин Сталиным, Пленум мог бы запросто эту просьбу удовлетворить и отправить Сталина послом в какой-нибудь Афганистан.
А вот вторая попытка уже более серьезна и напоминает какой-то всплеск отчаяния: «В Пленум ЦК (т. Рыкову). Прошу освободить меня от поста генсека ЦК. Заявляю, что не могу больше работать на этом посту, не в силах больше работать на этом посту. И. Сталин. 27.XII.26 г.».
И это прошение об отставке Пленум ЦК отклонил, оставив Сталина вождем партии. Наконец, в конце 1927 г., после работы XV съезда ВКП(б), на котором 18 дней дебатировался вопрос, проводить коллективизацию или нет, Сталин снова попросился в отставку на проводимом после съезда Пленуме. Историк Н. А. Зенькович описывает это событие так:
«Председательствовал глава Совнаркома А. И. Рыков. Он предоставил слово С. В. Косиору, который огласил предполагаемый состав высших органов ВКП(б). На пост Генерального секретаря предлагался Сталин. Но он взял слово и неожиданно для всех попросил освободить его от обязанностей генсека.
– Товарищи! – сказал он. – Уже три года прошу ЦК освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК. Пленум каждый раз мне отказывает. Я допускаю, что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на этом посту как человека более или менее крутого, представляющего известное противоядие против опасностей со стороны оппозиции. Я допускаю, что была необходимость, несмотря на известное письмо т. Ленина, держать меня на посту генсека. Но теперь эти условия отпали. Отпали, так как оппозиция теперь разбита. Никогда, кажется, оппозиция не терпела такого поражения, ибо она не только разбита, но и исключена из партии. Стало быть, теперь нет налицо тех оснований, которые можно было бы считать правильными, когда пленум отказывался уважить мою просьбу и освободить меня от обязанностей генсека. А между тем у нас имеется указание т. Ленина, с которым мы не можем не считаться и которое нужно, по-моему, провести в жизнь. Я допускаю, что партия была вынуждена обходить это указание до последнего времени, была вынуждена к этому благодаря известным условиям внутрипартийного развития. Но я повторяю, что эти особые условия отпали теперь и пора, по-моему, принять к руководству указания т. Ленина. Поэтому прошу пленум освободить меня от поста Генерального секретаря ЦК. Уверяю вас, товарищи, что партия только выиграет от этого.
Первым откликнулся А. И. Догадов – секретарь ВЦСПС.
– Голосовать без прений! – предложил он.
Наркомвоенмор Клим Ворошилов:
– Предлагаю заслушанное заявление отвергнуть.
Председательствующий Рыков:
– Голосуется без прений. В основу кладется предложение т. Косиора. Кто за это предложение? Кто против? Кто воздержался? Один. Всеми при одном воздержавшемся отвергнуто предложение т. Сталина.
Сталин снова попросил слова.
– Тогда я вношу другое предложение, – сказал он. – Может быть, ЦК сочтет целесообразным институт генсека уничтожить. В истории нашей партии были времена, когда у нас такого поста не было.
– Тогда у нас был Ленин, – возразил Ворошилов.
– До X съезда у нас института генсека не было, – упрямился Сталин.
– До XI съезда, – уточнил кто-то.
– Да, кажется, до XI съезда у нас не было этого института, – принял поправку Сталин. – Это было еще до отхода Ленина от работы. Если Ленин пришел к необходимости выдвинуть вопрос об учреждении института генсека, то я полагаю, что он руководствовался теми особыми условиями, которые у нас появились после X съезда, когда внутри партии создалась более или менее сильная и хорошо организованная оппозиция. Но теперь этих условий нет уже в партии, ибо оппозиция разбита наголову. Поэтому можно было бы пойти на отмену этого института. Многие связывают с институтом генсека представление о каких-то особых правах генсека. Я должен сказать по опыту своей работы, а товарищи это подтвердят, что никаких особых прав, чем-либо отличающихся от прав других членов Секретариата, у генсека нет и не должно быть.
– А обязанности? – раздался голос.
– И обязанностей больше, чем у других членов Секретариата, нет, – продолжал Сталин. – Я так полагаю: есть Политбюро – высший орган ЦК, есть Секретариат – исполнительный орган, состоящий из пяти человек, и все они, эти пять членов Секретариата, равны. Практически так и велась работа, и никаких особых прав или особых обязанностей у генсека не было. Не бывало случая, чтобы генсек делал какие-нибудь распоряжения единолично, без санкции Секретариата. Выходит, таким образом, что института генсека, в смысле особых прав, у нас не было на деле, была лишь коллегия, называемая Секретариатом ЦК. Я не знаю, для чего еще нужно сохранять этот мертвый институт. Я уже не говорю о том, что этот институт, название генсека, вызывает на местах ряд извращений. В то время как наверху никаких особых прав и никаких особых обязанностей на деле не связано с институтом генсека, на местах получились некоторые извращения, и во всех областях идет теперь драчка из-за этого института между товарищами, называемыми секретарями, например, в национальных ЦК. Генсеков теперь развелось довольно много, и с этим теперь связываются на местах особые права. Зачем это нужно?
– На местах можно упразднить, – подал голос нарком труда В. В. Шмидт.
– Я думаю, – закончил Сталин, – что партия выиграла бы, упразднив пост генсека, а мне бы дало это возможность освободиться от этого поста. Это тем легче сделать, что в уставе партии не предусмотрен пост генсека.
Председательствующий Рыков возразил:
– Я предлагаю не давать возможности т. Сталину освободиться от этого поста. Что касается генсеков в областях и местных органах, то это нужно изменить, не меняя положения в ЦК. Институт генерального секретаря был создан по предложению Владимира Ильича. За все истекшее время, как при жизни Владимира Ильича, так и после него, оправдал себя политически и целиком и в организационном, и в политическом отношении. В создании этого органа и в назначении генсеком т. Сталина принимала участие и вся оппозиция, все те, кого мы сейчас исключили из партии; настолько это было совершенно несомненно для всех в партии. Этим самым исчерпан, по-моему, целиком и полностью и вопрос о завещании… Это же вся партия знает. Что теперь изменилось после XV съезда и почему это нужно отменить институт генсека?
– Разбита оппозиция, – снова повторил Сталин.
– Я предлагаю отвергнуть предложение т. Сталина, – настаивал Рыков. Его дружно поддержали:
– Правильно, голосуй!
– Голосуется, – провозгласил Рыков. – Кто за предложение т. Сталина: уничтожить институт генерального секретаря? Кто против этого? Кто воздержался? Нет.
– Товарищи, – сказал Сталин, – я при первом голосовании насчет освобождения меня от обязанностей секретаря не голосовал, забыл голосовать. Прошу считать мой голос против.
– Это не много значит! – зашумели в зале».
Здесь, как видите, чувствуется какая-то усталость и, я бы сказал, минутное малодушие Сталина. Он ведь настойчиво и абсолютно серьезно просил освободить себя от роли вождя партии и, как я уже писал выше, от автоматически доставшейся ему вместе с должностью генсека роли вождя всего народа. Наверняка в этот момент невыносимая тяжесть ответственности придавила его, и он попытался облегчить ее, уйдя на вторые роли в государстве. Когда ему это не удалось, он попытался избавиться от ответственности косвенно – разжаловать свою должность в простые секретари. Больше он такого малодушия никогда в жизни себе не позволял, но нам ведь интересна реакция остальной верхушки ВКП(б) – почему они его не отпустили, почему даже слушать его не захотели?
Попробуйте это понять: те, кто мог его заменить, сами как огня боялись должности вождя и как огня боялись остаться без вождя. Почему?
Потому, что всяких благ у них было и так больше, чем у Сталина, а Сталин снимал с них личную ответственность за их собственные решения. При вожде они могли, не работая, не вдумываясь, не вникая, болтать что угодно и как угодно критиковать самого вождя. Это ведь было просто «их мнение», оно могло быть и ошибочным, ведь, как всем известно, и умный человек может ошибиться. «Если я не прав, то пусть вождь пояснит мне, в чем я не прав». А у вождя любое мнение – это решение, он за него отвечает, он не имеет права ошибаться. Даже если это решение Политбюро (его товарищи) навязывает ему, вождю, большинством голосов, то и тогда только он виноват – как же мог он, вождь, просмотреть дурацкое решение коллектива? Как мог не убедить остальных, что оно неправильное? Он же вождь, а они просто члены Политбюро.
Заметьте, если бы Пленум удовлетворил просьбу Сталина хотя бы во второй части, то Рыков, глава правительства и председательствующий на заседаниях Политбюро, стал бы вождем страны. Поскольку кем бы был Сталин в этом случае? Правильно, одним из пяти секретарей ВКП(б), и только. Но посмотрите, это ведь именно Рыков сделал все, чтобы предложение Сталина об упразднении должности генсека не прошло. Он категорически не хотел сам быть вождем! Почему?
Ведь при Сталине Рыков мог работать как попало – какие к нему претензии, если он просто выполняет решения Политбюро, где главным является вождь правящей партии? А исчезнет вождь, то на кого Рыкову свалить ответственность за свои лень и тупость?
После смерти Сталина всякий, окончивший Литературный институт, т. е. научившийся писать без большого количества ошибок, берется судить о Сталине, хотя в своей жизни не управлял никем, кроме жены, да и то когда она спит, а величайшим для себя горем считал перенос защиты диссертации с мая на сентябрь. При этом в своих суждениях он опирается на басни хрущевцев. Но ведь они при жизни Сталина говорили одно, а после смерти – другое. Такие люди во все времена и у всех народов считаются подлецами. Как же можно судить о человеке по тому, что о нем говорит человеческая мразь – подлецы?
Может быть, лучше прислушаться к равным ему по уму и по занимаемому посту, пусть даже это будет его враг? Что, к примеру, думал о нем Гитлер?
Мне могут сказать, что иностранцы, в том числе и Гитлер, не могли знать о Сталине всего. Согласен, поскольку всего знать о Сталине не мог никто. Но согласитесь и вы – от знаний Гитлера о Сталине зависела жизнь, судьба и цель жизни самого Гитлера, поэтому, получая данные от всех видов разведки, от тысяч наших предателей и просто пленных, он вряд ли знал о Сталине меньше, чем нынешние историки. Ему его знания нужны были не для диссертации. Так вот в отличие от историков Гитлер никогда не строил иллюзий относительно того, кому именно Германия с подчиненной ей Европой обязаны поражением в войне. Никаких советских маршалов и генералов он никогда в стратегическом плане в расчет не принимал, как профессионалы они его никогда не заботили. Но уже с самого начала войны он понял, кто для него является проблемой, и в 1941 г. он поставил перед тайной полицией Германии такую задачу:
«Гитлер настаивает на скорейшем создании хорошо спланированной системы информации – такой системы, которой мог бы позавидовать даже НКВД: надежной, беспощадной и работающей круглосуточно, так, чтобы никто – никакой лидер, подобный Сталину, – не мог возвыситься, прикрываясь флагом подпольного движения, ни в какой части России. Такую личность, если она когда-либо появится, надлежит своевременно распознать и уничтожить. Он считает, что в своей массе русский народ не представляет никакой опасности. Он опасен только потому, что заключает в себе силу, позволяющую создать и развивать возможности, заложенные в характере таких личностей», – сообщил в конце 1941 г. начальник Главного управления имперской безопасности Р. Гейдрих своему подчиненному – начальнику управления контрразведки В. Шелленбергу.
С началом войны немцы начинают обдумывать и готовить операции с попыткой убить Сталина. Задействуются немецкие ученые и инженеры: для одного из вариантов покушения был изготовлен уникальный по тем временам гранатомет, который легко прятался в рукаве пальто. Видя отчаянное положение Германии, смертником-камикадзе вызвался стать министр иностранных дел Германии И. Риббентроп. Предполагалось, что немцы пошлют его на переговоры со Сталиным под подходящим предлогом и на этих переговорах Риббентроп убьет Сталина из специально изготовленной авторучки-пистолета.
Гитлеру также было понятно и то, откуда взялась мощь и стойкость советского народа в войне.
«Сообщество можно создать и охранить только силой. И не нужно поэтому осуждать Карла Великого за то, что он путем насилия создал единое государство, столь необходимое, по его мнению, немецкому народу.
И если Сталин в минувшие годы применял по отношению к русскому народу те же методы, которые в свое время Карл Великий применял в отношении немецкого народа, то, учитывая тогдашний культурный уровень русских, не стоит его за это проклинать. Сталин тоже сделал для себя вывод, что русским для их сплочения нужна строгая дисциплина и сильное государство, если хочешь обеспечить прочный политический фундамент борьбе за выживание, которую ведут все объединенные в СССР народы, и помочь отдельному человеку добиться того, чего ему не дано добиться собственными силами, например, получить медицинскую помощь.
…И было бы глупо высмеивать стахановское движение. Вооружение Красной Армии – наилучшее доказательство того, что с помощью этого движения удалось добиться необычайно больших успехов в деле воспитания русских рабочих с их особым складом ума и души», – делился Гитлер в узком кругу своих единомышленников.
Риббентроп вспоминал: «В те тяжелые дни после окончания боев за Сталинград у меня состоялся весьма примечательный разговор с Адольфом Гитлером. Он говорил – в присущей ему манере – о Сталине с большим восхищением. Он сказал: на этом примере снова видно, какое значение может иметь один человек для целой нации. Любой другой народ после сокрушительных ударов, полученных в 1941–1942 гг., вне всякого сомнения, оказался бы сломленным. Если с Россией этого не случилось, то своей победой русский народ обязан только железной твердости этого человека, несгибаемая воля и героизм которого призвали и привели народ к продолжению сопротивления. Сталин – это именно тот крупный противник, которого он имеет как в мировоззренческом, так и в военном отношении. Если тот когда-нибудь попадет в его руки, он окажет ему все свое уважение и предоставит самый прекрасный замок во всей Германии. – Но на свободу, добавил Гитлер, он такого противника уже никогда не выпустит. Создание Красной Армии – грандиозное дело, а сам Сталин, без сомнения, – историческая личность совершенно огромного масштаба».
Смерть Сталина была радостью для негодяев и безутешным горем для Людей СССР. Выдающийся советский инженер, доктор технических наук Владимир Акимович Ацюковский вспоминает о тех днях.
«5 марта 1953 года умер Иосиф Виссарионович Сталин. Для подавляющего большинства моего невоевавшего и старшего воевавшего поколений смерть И. В. Сталина явилась величайшей трагедией. Наверное, среди нас были люди, втихомолку радовавшиеся его смерти, но тогда они не смели об этом даже заикнуться. Уже позже они приложили усилия для ошельмования не только имени Сталина, но и всего, что было сделано при нем. Но мы в те дни были охвачены горем и одной мыслью – побывать в Москве, чтобы поклониться умершему Вождю и Учителю.