Юрий Москаленко
Дворянин. Книга 2. Часть 1. Агент по принуждению
– Генерала Лисовского я убедил вас пока выпустить. Он заберёт ваши письма, которые вы привезли и завтра уедет. А вот я, похоже, останусь без работы и не только – грустно констатировал Шварц.
– Если они вас уволят, я вам, Сергей Павлович, работу найду. Нам такой специалист очень нужен – успокаиваю жандарма. За свою собственность, я не переживал. Лишь меня дома или имения, сейчас практически не возможно. Для этого нужен специальный указ императора. – А вот вы мне расскажите о Максиме Савельеве.
– Пойдёмте ко мне в кабинет – приглашает полковник.
После долгого и дотошного моего расспроса, выяснилось, что Максим не причём, и не мог знать Мордвинова и что там его встретит. Мало того Шварц попросил его взять к себе на работу. Так как после моего ареста и дальнейших разборок с генералом, вынужден был и его уволить.
– Чего он вообще…приехал, ваш генерал? – ладно со мной так, но чего он в Туле тут «ошивается»?
– По жалобе купцов – махнул рукой полковник.
– И как? – никак не могу взять в толк, что же там конкретно случилась. То, что дворяне «нагрели» купцов понятно, но вот главный вопрос…на сколько? Осталось ли хоть что-то купцам?
– Вычтут немного из жалования с зачинщиков у гусаров и всё. Дворяне как никак, да ещё на войну с горцами едут – сделал неопределённый жест рукой Шварц.
– Но это же наверняка не покроит убытков купцов? – возмущаюсь я.
– Да какие убытки Дмитрий Иванович? Купцы на ярмарке в Лейпциге огромную прибыль поимели, сильно не обеднеют – хмыкнул полковник.
Молодцы, ничего не скажешь. Как генералов с аристократами прижать, так у них кишка тонка. Зато другие слои населения можно обдирать, как хочешь. Вот откуда все наши и беды. Как кто наверх залезет, так тому закон не писан. Как тогда, так и сейчас.
– Я прошу вас, Дмитрий Иванович, поговорите с Михаилом Тариэловичем. Я думаю, вам будет интересно, поделится опытом, друг с другом. Он приехал купить разное оружие в Тулу. А у вас, как я заметил, очень…необычный подход к этому делу. Мало ли, возможно вам и служить вместе придётся – убеждает меня Щварц, видя скепсис выражения на моём лице.
– Тьфу – тьфу – тьфу – сплевываю я через левое плечо. – Хватит, я вам уже послужил… ещё бы немного и в Сибирь сослали – возмущаюсь я.
Молодец всё-таки Шварц. Вот на таких патриотах Россия и держится.
– Зато и вы…дел натворили…даже не знаю чем это всё закончиться – оставляет за собой последнее слово жандарм.
Как не удался день, зато удалась ночь, которую я провёл у Антоновой. Только я к ней заехал, был обласкан, накормлен и затащен в постель. В спальне портнихи до этого вечера я ещё не был. Хотя всяким бантикам и рюшечкам, был не удивлён. Изменение произошли явно с кроватью, которая была скопированная явно с моей и явно работа Луки. Тут же подаренное мной большое зеркало, в красивой рамке, сделанное Лукой. Ещё порадовало большое деревянное корыто, явно тоже сделанное руками нашего столяра, и претендующее на звание ванны. Находилась оно в соседней комнате, которую превратили в ванную комнату. Прогресс, однако. Вот это уже точно моё влияние. Ну хоть хорошее.
Эх, я бы ещё провёл так пару дней, но время «убегало сквозь пальцы» и пришлось разговаривать на сугубо деловые темы.
– Эй, Лисичка, давай поговорим на серьёзные темы – тормошу Антонову, нежно дуя на неё. – И мне надо опять новую одежду на весну.
– Что-о, прямо счас – сладко потягиваясь, Анна. – Не хочу – и лезет целоваться.
– Анна, мне скоро опять… придётся уехать. Я хочу, чтобы мы начали много зарабатывать сейчас – придерживаю её и пытаюсь закончить разговор.
– Зачем? Тебе что денег не хватает? – недовольно она.
– Боюсь, что и тебе их скоро хватать не будет. Наверное, скоро опять… большая война с Турцией будет. И кто и сколько тогда у тебя покупать будет? А налоги с войной царь явно не забудет поднять – хмыкаю я и легонько бью её по плотной попе.
А вот таких матюгов в её исполнении, я явно услышать не ожидал. Пришлось всё-таки прервать серьёзный разговор более приятным занятием.
Отдышавшись, мы обсуждаем все накопившиеся наши дела. Я, наконец, убедил её прикупить участок, на Подьяческой улице, около моего для строительства своего дома. Этот же дом, потом полностью переделать в мастерскую и магазин, а так же моя помощь в этом. А лучше продать. Не обошлось и без спора по разным вопросам. Продали ещё две куклы, а на шесть получили заказ из Москвы.
Как не удивительно, но Поляков принёс два рисунка гусар. На мой взгляд, мазня-мазнёй, но для девятнадцатого века неплохо. Тем более рисовал явно любитель. Дворяне часто увлекались разными хобби. Больше всего любили сочинять всякую чушь и даже соревновались в этом на приёмах.
Вот я и хотел забрать рисунки, но не тут-то было. Антонова вцепилась в них, еле отбил один. Да и тот, где гусар изображён почти сзади, ну в пол-оборота. Повешу в рамку под стекло. Будет исключив, да и стену хоть чем-то украшу.
– Так же я перепишу двух девчонок тебе в услужение. Но с условием, что ты их научишь шить и на машинке работать, считать и писать – подвожу итог довольно долгому разбору дел.
– Тебя, Елизавета Павловна Хрипкова, твоя соседка по поместью, видеть хочет. Я пошлю ей весточку? – обнимает меня лисичка.
– Это ещё зачем? – вот если Аня так пытается ласкаться, жди проблему.
– Хочет и она тоже что-нибудь организовать …этакое. Ну, чтобы деньги зарабатывать – и Антонова уставилась на меня. – Помоги, ты же можешь. Она моя подруга.
– Хорошо, я подумаю…но не обещаю – и целую Лису-Патрикеевну. Пусть привыкает, а то больно как ей кажется у меня все хорошо получается.
Утром с большой коробкой, в которой находилась кукла для Николая – 1, я оправился домой. В кукле меня только насмешило клеймо на пятке, которое выжиг, а потом залакировал Лука. Странное больно место они придумали. Необычное.
Не успел дома толком узнать, как выполняются мои распоряжения, ещё раз позавтракать и привести себя в порядок, как пожаловал ротмистр.
– Вы уж извините меня Дмитрий Иванович, но время не терпит. Мне надо прикупить оружие и срочно убыть на Кавказ. Но Сергей Павлович, настоятельно просил с вами посоветоваться – несколько сконфуженно, явно не привык просить, кавказец.
– Ну, давайте тогда начнём… советоваться … по порядку. С формы, в которой вы воюете – принёс я лист бумаги и ручку с чернилами.
В настоящий момент форма одежды военных представляла только одну цель – иметь грозный вид всего строя. Воинственный и красивый вид каждого воина, взятого в отдельности. Поэтому войска наряжали в предметы, крайне неудобные, и по большей части не только бесполезные во время войны, но даже и вредные; материалы для обмундирования по большей части были малоудовлетворительные. Головные уборы у большей части войск состояли из касок черной лакированной кожи, с двумя козырьками, подбородной чешуей, большим гербом и многими медными украшениями. Этот головной убор был настолько стеснителен, что в начале войны разрешено было в походе их бросить и ограничиться только фуражками, которые предназначались в обыкновенное время для домашнего обихода.
– Да поймите, Михаил, не чего если перейдём на ты? Вы на войну собрались или на парад в Петербург форсить. Там будете перед барышнями блистать эполетами. Грибоедова надеюсь, читали «Горе от ума». Это там было: кричали женщины ура и воздух чепчики бросали. А на Кавказе в вас куски свинца будут кидать разного веса и с разной скоростью – насмехаюсь над его несогласием с моим рисунком формы и цветом.
– А что вы скажете о черкесках, знаете такие? – Лорис-Меликов.
– В принципе они в ваших условиях там, где нет достать другого, лучший вариант. Но вы, как и многие забыли мудрость веков. Например, викинги воевали в разных широтах и разных странах. Что вы знаете о их одежде? – улыбаюсь ротмистру. – А если вам надо быстро упасть и стрелять лежа?
– Расскажите. И откуда вы это знаете? – просит и спрашивает Михаил.
– Откуда знаю не важно. Первое это должны быть нательные рубахи, которые постоянно меняются и стираются. Берите побольше. От их частоты зависит ваше здоровье. Вторая рубаха более длинная с разрезами по бокам – а дальше я уже фантазирую. – Локти обшиты толстой кожей, чтобы и не протирались и чтобы не промокали при лазанье. На суставы лучше сшить налокотники, а на колени – наколенники. На рукаве регулируемые манжеты. Всё это не броского цвета, лучше серого. Штаны вообще лучше использовать с кожаными вставками – рисую отдельно. – Ну и конечно, военный пояс. Но тут я вам даже покажу, какой я дарил своим людям.
Ротмистр далеко не совсем согласен и мне опять пришлось доказывать. Потом объяснять тактику построения и разведки. У меня конечно с этим тоже не очень, но куда как лучше, что есть сейчас. – Я бы вам, ещё и собак порекомендовал бы использовать.
– Да используем мы их, но в основном при охране поселений. Кормить приходится за свои деньги. А с собой водить, так это по штату не положено – несколько неуверенно произнёс он.
– Наплюйте вы на этот штат и распоряжения. Они там что, в Петербурге вас видят оттуда? Или лучше знают, чем вы, воюя на Кавказе? Тем более вы не в регулярных войсках служите. Лучше оставите в поселение пару солдат, но возьмите с собой пару собак и нормальное оружие.
– Какое? – удивляется он.
– А что, вы скажите на это? – приношу и показываю револьвер и кирасу.
Опять спорим.
– По-вашему выходит не война, а какая-то бойня – вздыхает он. Вот только я не пойму чем Михаил недоволен или разочарован в своих грезах.
– Чем больше населения, тем ожесточённее будут войны. Тем больше будут влиять на победу обученные войска и лучшее снаряжение, и их вооружение. Не захотите вводить вы, введут против вас – подвожу итог. – А сейчас извините, но мне надо по делам.
– Продайте и то и другое. Вы же сейчас воевать не собираетесь? Сколько вы хотите? – вдруг просит Лорис-Меликов.
– Приезжайте ко мне завтра, и мы потом все решим – устал я с ним. А ещё со священниками, чувствую, будут ещё те баталии.
Чёрт, увлёкся с этим Лорис-Меликовым и опоздал к Добрынину. Я подозревал, что тут в разговоре не столько моя помощь надо, сколько внести хаос в спор, чтобы не принять решение или принять, но совсем неожиданное для других. «Отбиться» Добрынин и сам может. А заодно узнать, чем ещё интересуется проверяющий и чем это лично ему это грозит. Ну а если я ещё и священников «нагружу», чтобы они его постоянно не доставали, то это вообще замечательно. Ну, что же попробуем его не разочаровать, ну и других заодно тоже.
– Здравствуйте господа. Здравствуйте святые отцы – поздоровался я, входя в кабинет к градоначальнику, где собралось довольно таки немало народу.
Глава 3
К церкви у меня отношение не однозначное. То, что бог есть, это точно. Даже я как-то поменялся разумом с Мальцевым. Как душа попадает в людей и куда уходит потом, вот в чём вопрос? И почему они у людей все разные? Наверное, только сам господь бог на это и ответит.
А вот я к самим церковникам я отношусь плохо. И на это есть ряд причин. Первая, это то, что они сами проповедуют и сами же и нарушают. Да ещё и как нарушают. Основные грехи – гордыня, алчность, зависть, гнев, похоть, чревоугодие, лень и уныние. Вот и посмотрите вокруг на наших служителей церкви, какие упитанные рожи, на каких машинах ездят, какие одежды носят и как часто их меняют? А какие хотят и возводят огромные храмы. Неужели богу это всё нужно? Всё это справедливо хоть для девятнадцатого века, хоть для двадцать первого. Убранство храмов, оклады для икон, украшение для их одежд и регалий – сколько денег это стоит? А ведь всё это оторвано от народа и прямо влияет на его благосостояние.
Второе – это не патриотичность церковных служителей в самые трудные времена нашей истории. Например, как только пришли монголо-татары, так тут же церковники стали прославлять Чингисхана и его потомков. Вот поэтому их и не тронули, а не потому, что монголы не трогали чужую религию. Ну, правда они ещё потом дань собирали …ну и себя конечно при этом не забывали. Вон в Азии из непокорных народов пирамиды кочевники отрубленных голов складывали и не разбирались служители они церкви или нет. То же самое повторилось и во времена нашествия Наполеона. Они тут же принялись восхвалять приход нового императора. Понятно, что не все и не везде. В церкви, как и в обществе, есть свои группы и группки людей «по интересам». Правда французы как-то это не очень оценили, всё равно в основном разграбили храмы. (исторические факты – прим. автора.) Что поделаешь, цивилизованные люди.
Ну а третье – это передача храмов по наследству. Раз посветил себя к богу, отрёкся от мирского, то официальную семью иметь не должен. Ходи в бордель или сожительствуй. А то это уже наследственный бизнес получается и похоть.
Сейчас правда, в тридцатых годах, когда, наконец «дошли и до этого руки», последовали репрессии от обер-прокурора С.Д. Нечаева. Но его почти сразу обвинили в тайном масонстве и других грехах. Недовольство Нечаевым в Синоде стало столь велико, что иерархи решились просить государя о замене его другим лицом. Ходатайство это, поддержанное важным синодальным чиновником А.И. Муравьевым, возымело успех. После отставки Нечаев поселился в Москве, посвящая свой досуг занятиям астрологией в узком кругу друзей.
Но, а последнее действие церковников, это канонизация Николая II и его семьи. И никакой разницы нет мученика или святого, всё равно это почитание и упоминание. Для меня это действие вообще непонятное, ну никак. Дурака, который разрушил и спалил свой и наш дом, то есть Российскую Империю, и погубил свою семью. Из-за него произошла Гражданская война, где сын пошёл с оружием в руках на отца, а брат на брата. Вот таких «государственных» деятелей они прославляет? Может они лет через семьдесят Горбачёва с Ельциным канонизируют? А что, вон какой Ельцин центр построили, и никто из них особо и не возмущался.
Зато я уже понял, чем больше демонизируют нашего правителя, тем больше он сделал для страны и её народа. Пример тому Иван Грозный, Аракчеев, Сталин и Берия. Вот это действительно патроны России. А то, что в процессе бывают и ошибки, не суть. А кто их не делает? Задайте себе вопрос – а я бы смог что-нибудь сделать в такой стране и с такими подданными? Сколько их было в России, и скольких мы помним и главное как?
После этого церковные храмы для меня стали музеями церковного творчества и не более. И даже не народного, потому как тащат они в церкви отовсюду, невзирая, где это произведено, лишь бы подороже. Я, конечно, могу и ошибаться. Вера во что-либо, это дело каждого человека и согласие самого с собой. И никто ему тут не указ.
При императоре Николае-1 и обер-прокуроре Протасове материальному обеспечению духовенства уделялось больше внимания, чем прежде. Церковные причты щедро наделялись землей. Для священнослужителей и причетников строились церковные дома на казенный счет. В 1842 году в западных епархиях, где только что совершилось воссоединение униатов с Православной Церковью, были установлены оклады для духовенства. В следующем году казённое жалование стало постепенно вводиться и в других епархиях. Священнику выдавался оклад от ста до ста восьмидесяти рублей в год, диакону – восемьдесят, дьячку – сорок, пономарю – тридцать два и просфорнице – четырнадцать рублей. К концу царствования Николая-1 почти половина причтов, числом тринадцать тысяч двести четырнадцать, пользовалась казёнными окладами! На эти деньги целое войско содержать можно. Лишь бы они духовно поддерживали действующую власть…а ещё часто служат банками и хранителями ценностей правящих семей.
Мне скажут, что вера объединяет людей в единое общество, тогда почему их так много разных? Да и не верю. При царях был лозунг – За Веру, Царя и Отечество. Вот только в конце 1915 года, начало 1916 года, как только отменили обязательный молебен, большинство нижних чинов сразу на него «забили». И почему, так неистово стали вдруг рушить храмы по всей стране после октября семнадцатого?
Нет, объединяет людей в общество забота правящего класса о своих подданных. Где с молоком матери им внушают, что нет у них других, и никогда не будет. Где чётко и по определённому закону работают социальные лифты…более или менее для большинства населения. Где человек своим умом, решительностью и работоспособностью может добиться успехов. Где закон нормально работает, для основной массы общества. Где мораль, не менее важна, чем закон, а не поклонение золотому тельцу.
Даже при такой поддержке священники императора не постесняются. Сейчас они пришли к Добрынину и требовали десятину с доходов от продаж на ярмарке в Лейпциге. Упирали они и на то, что до конца так и не смогли отстроиться после пожара. А так же, что не могут вместить всех прихожан и им срочно надо расширяться. Слушая их диалог я охреневал от их жадности, и даже пожалел наших купцов, у которых все пытаются оторвать ну хоть что-нибудь.
– Скажите, а вы считаете, себя наследниками Византии? И что у нас тут будет Третий Рим? – вкрадчиво обращаюсь к одному из самых жадных тульских священников. Он и сейчас как раз больше всех и требует.
– Вы это о чём, отрок? – архиерей Дамаскин. На Тульской кафедре он прослужит тридцать лет. (Нелестную характеристику преосвященному Дамаскину дал епископ Енисейский и Красноярский Никодим (Казанцев): «Он оставил после своей смерти сундуки, наполненные серебряными самоварами, подносами и деньгами. А на воротах архиерейского дома оказалась надпись: «здесь продавались самые лучшие места»». – историч. факт прим. Автора)
Так как мне ещё нет двадцать одного года, то многие начальственные люди вполне могут так обращаться, хотя в отношении дворянина это и считается неприлично. Как не удивительно, но и сейчас полное совершеннолетие считается только с двадцать одного полного года. Это надо для участия в дворянских собраниях с правом голоса. Но участие в этих собраниях всегда было ограничено имущественным цензом. Закон 1831 г. значительно поднял размер минимальной собственности. Теперь право голоса в собраниях имели только потомственные дворяне не моложе двадцать одного года и имевшие в данной местности недвижимую собственность и соответствующий чин на государственной службе. Дворяне, имевшие в данной губернии не меньше ста душ крестьян и не менее трех тысяч десятин земли, пользовались избирательным голосом. На губернском дворянском собрании решались все важнейшие корпоративные дела, утверждались сборы на частные дворянские повинности. Кроме того, одной из важнейших дворянских привилегий считалось право подавать через губернских предводителей или депутатов прошения, жалобы и ходатайства губернскому начальству, министру и даже императору. Собраниям, однако, запрещалось обсуждать вопросы, затрагивающие основы государственного устройства.
– А почему вы строите одни только церкви? Я вот читал книгу Андреа Палладио, где он явно указывал на строительство и патронаж святой церкви терм и бань. Как в Риме, так и в Константинополе. Производства освещённого мыла – вот вру и не краснею, хотя точно и не знаю – и других препаратов для ухода за телом. А ещё канализаций и сточных труб под церквами для чистоты и порядка в них.
Наблюдаю, как священники по мере моего монолога сильно нахмурились, им такая обуза, нахрен не нужна. Но тут меня поддержал хитрый Добрынин. У него был затяжной спор с рядом влиятельных граждан города. Раньше сточная канава проходила по центру Киевской улице, что не устраивало абсолютно всех. Её переместили, но она получилась в конце участков влиятельных граждан, что уже не нравилось тем, и они требовали её убрать.
У священников же были квалифицированные строительные кадры, которые мы с Добрыниным так желали задействовать на благоустройства города. Священники даже могут вызывать монахов и строителей с других городов и монастырей. Хоть Добрынин и подал в отставку, но человеком он был деятельным и действительно переживал за свой город Тулу. Ну а я надеюсь, что разобравшись со своими делами и прочим, он ещё вернётся и будит градоначальником.
В результате долгих споров пришли к решению, что священники построят общественную баню на два отделения. Мужскую и женскую соответственно. А для этого им придётся строить канализационный коллектор для части города, заодно туда будут стекать и сточные воды. Ох, и будет дело! Это святые отцы ещё не разобрались, на что подписались. У присутствующих на это церковников, в отличии от нас с Добрыниным, ума не хватило. А вот когда они поймут, они меня точно проклянут. Ну, ничего, попробуем это как-то пережить. Будут священники стоить и небольшой мыльный завод, и проповедовать чистоту тела. Но тут их больше подкупила будущая прибыль от освящённого мыла. Будут продавать небольшие кусочки на одну помывку, как и разные жидкости из местных растений. Так же будет поступать и «холявный» уголь на отопление церквей, что тоже подкупило церковников.
После их согласия, решили образовать специальное общество, где будут находиться выделенные деньги для священников. Туда же будут приходить пожертвование от всех граждан. Оттуда же будут контролировать ход работ и использование средств и материалов. Церковники получили даже больше, чем просили, правда и контроля больше. Я тоже пожертвовал пятьсот рублей ассигнациями. Им бы и так выделили, но может чуть меньше, но такое комплексное использование мне нравилось куда как больше. Это решение понравилось не только нам с Добрыниным, но и другим купцам, смекнувшим, в чём суть.
Хотел я ещё поднять один вопрос, но потом одумался. Ну, никак не вяжется мой нынешний двадцатилетний возраст с моралью. Да я хотел поднять вопрос о посещаемости борделей подростками и работы в них.
Но когда все разошлись, я забрал свои три с половиной тысячи рублей у доброжелательно сегодня настроенного Добрынина и поехал к Стефану.
Нам всегда писали и говорили, что при царях было патриархально-нравственное общество. Но я заявляю, это абсолютно не так. Вообще наши программы и учебники истории очень врут…и это мягко сказано об этих временах, событиях и нравах.
Для многих местных XIX век – это время флирта, значительной свободы светских женщин и мужчин. Было и довольно любопытное название – куртуазность. Брак не является святыней, верность не рассматривается как добродетель супругов. Каждая женщина должна была иметь своего кавалера или любовника. Набрались всякой хрени у просвещённой Европы! Светские замужние женщины пользовались большой свободой в своих отношениях с мужчинами. Кстати, обручальные кольца носили сначала на указательном пальце, и только к середине девятнадцатого века оно появилось на безымянном пальце правой руки. При соблюдении всех необходимых норм приличий они не ограничивали себя ничем. Как известно, «гений чистой красоты» Анна Керн, оставаясь замужней женщиной, выданной некогда за пожилого генерала, вела отдельную от него, фактически независимую жизнь, увлекаясь сама и влюбляя в себя мужчин, среди которых оказался сам А. С. Пушкин, а к концу ее жизни – даже юный студент.
Ещё одно любопытное явление, как кокетство, беспрерывное торжество рассудка над чувствами. Кокетка должна внушать любовь, никогда не чувствуя оной; она должна столько же отражать от себя это чувство сие, сколько и поселять оное в других; в обязанность вменяется ей не подавать даже виду, что любишь, из опасения, чтоб того из обожателей, который, кажется, предпочитается, не сочли соперники его счастливейшим: искусство ее состоит в том, чтобы никогда не лишать их надежды, не подавая им никакой.
Муж, ежели он светский человек, должен желать, чтоб жена его была кокетка: свойство такое обеспечивает его благополучие. Но прежде всего должно, чтоб муж имел довольно философии согласиться на беспредельную доверенность к жене своей. Ревнивец не поверит, чтоб жена его осталась нечувствительною к беспрестанным исканиям, которыми покусятся тронуть ее сердце; в чувствах, с которыми к ней относятся, увидит он только намерение похитить у нее любовь к нему. Оттого и происходит, что многие женщины, которые были бы только кокетками, от невозможности быть таковыми делаются неверными; женщины любят похвалы, ласкательства, маленькие услуги.
Мы называем кокеткою молодую девушку или женщину, любящую наряжаться для того, чтоб нравиться мужу или обожателю. Мы называем ещё кокеткою женщину, которая без всякого намерения нравиться следует моде единственно для того, что звание и состояние её того требуют.
Кокетство приостанавливает время женщин, продолжает молодость их и приверженность к ним: это верный расчет рассудка. Извиним, однако же, женщин, пренебрегающих кокетством, убедившись в невозможности окружить себя рыцарями надежды, пренебрегли они свойством, в котором не находили успехов.
В эпоху романтизма «необычные» женские характеры вписались в философию культуры и одновременно сделались модными. В литературе и в жизни возникает образ «демонической» женщины, нарушительницы правил, презирающей условности и ложь светского мира. Возникнув в литературе, идеал демонической женщины активно вторгся в быт и создал целую галерею женщин – разрушительниц норм «приличного» светского поведения. Этот характер становится одним из главных идеалов романтиков.
Аграфена Федоровна Закревская (1800–1879) – жена Финляндского генерал-губернатора, с 1828 года – министра внутренних дел, а после 1848 года – московского военного генерал-губернатора А. А. Закревского. Экстравагантная красавица, Закревская была известна своими скандальными связями. Образ её привлекал внимание лучших поэтов 1820–1830-х годов. Пушкин писал о ней (стихотворение «Портрет», «Наперсник»). Закревская же была прототипом княгини Нины в поэме Баратынского «Бал». И наконец, по предположению В. Вересаева, ее же нарисовал Пушкин в образе Нины Воронской в 8-й главе «Евгения Онегина». Нина Воронская – яркая, экстравагантная красавица, «Клеопатра Невы» – идеал романтической женщины, поставившей себя и вне условностей поведения, и вне морали.
Ну и конечно проституция была очень распространенным явлением. Если такие известные личности как Пушкин, посетивший бордель в четырнадцать лет и Чехов в тринадцать лет, при том, что они были достаточно бедны. То, что говорить о богатых отпрысках. В Туле некоторые устраивали представление ничуть не меньше нашей «золотой молодежи» в двадцать пером веке и меня это надо признаться шокировало.
Развитие института проституции в России шло, что называется по классической схеме. Существовал слой элитных проституток из высшего слоев общества – в обиходе этих женщин в Петербурге называли «камелиями» по ассоциации с романом А. Дюма-сына «Дама с камелиями». Роман появился в 1848 году во Франции, и сразу стал необычайно популярным в Российской Империи. Известно, что «камелии» вели такую же жизнь, как и аристократы, в обществе которых вращались эти дамы. «Встают они поздно, – отмечал в 1868 году анонимный автор «Очерка проституции в Петербурге», – катаются по Невскому в каретах и наконец, выставляют себя напоказ во французском театре». В двадцать первом веке слово «камелии» поменяли на «ночных бабочек», ну только и всего.
Поскольку строгий запрет не дал результатов, Николай I в 1840 вернулся к системе регламентации и врачебно-полицейскому надзору за проституцией. Справедливости ради стоит отметить, что проституцию в России легализовали вовсе не из-за особой извращенности или неожиданного либерализма властей. Просто император Николай – 1 понял, что наказаниями и запретительными мерами бороться со второй древнейшей профессией совершенно бесполезно. Первым же начал бороться с проституцией ещё сам император Петр Великий, который, вернувшись из Амстердама, тут же запретил открывать публичные дома рядом с казармами полков – во избежание массовых случаев заражения «нехорошими» инфекциями, сифилис – вот главный враг русского солдата! Но все жестокости были бесполезны: проституция все равно цвела в России пышным цветом. А венерические болезни были главной заботой всех военных лекарей. И тогда Николай I специальным указом легализовал проституцию, установив за ней строгий врачебно-полицейский надзор. Проституток, женщин старше шестнадцати лет, ставили на учет во врачебно-полицейских комитетах, отбирали у них паспорта, а взамен выдают особые свидетельства – «желтые билеты».
В «Правилах для содержательниц домов терпимости» были установлены возрастные ограничения как для самих проституток – только с шестнадцати лет, так и для содержательниц публичных домов – с тридцати пяти лет. А также регламентировано место размещения борделей – не ближе чем ста пятидесяти саженей – то есть, около трех сот метров – от церквей, училищ и школ.
По стоимости услуг и уровню обслуживания публичные дома делились на три категории. Обязательным атрибутом дорогих заведений была мягкая мебель. Женщины были хорошо и дорого одеты. За один визит посетитель мог оставить здесь до ста рублей. За сутки одна женщина принимала не больше пять-шесть посетителей.
Посетителями заведений среднего класса были чиновники, студенты, младшие офицеры. Стоимость услуг здесь колебалась от одного до трех рублей за «время» и от трех до семи рублей за ночь. Суточная норма проститутки составляла около десять-двенадцать посетителей.
Дешевые заведения были ориентированы на солдат, мастеровых и бродяг. Здесь расценки составляли тридцать-пятьдесят копеек, а суточная норма доходила до двадцати и более человек.
Доходы проституток были достаточно высокими. В начале века живущая в публичном доме недорогая проститутка получала в среднем сорок рублей в месяц, в то время как работница текстильной фабрики – пятнадцать-двадцать рублей. Ежемесячный доход дорогой проститутки мог составлять пятьсот-шестьсот рублей. Кроме того, существовала и любительская – «безбилетная» – проституция. Прежде всего, конкуренцию дорогим публичным домам создавали модные кабаре и кафе-шантаны с цыганскими ансамблями – например, знаменитый «Яръ» в Петербурге. Все знали, что артисток за определенную сумму можно ангажировать на вечер. В 40-70-х гг. брать на содержание цыганок считалось хорошим тоном даже в аристократических кругах. Причём на то, чтобы принять ухаживания должен был дать согласие хор – это не было частным делом. Кстати сказать, цыганки никогда не числились ни в «билетных», ни в «бланковых» проститутках.
Существовала и мужская проституция. Что касается России XIX века, то в Петербурге тоже существовал нелегальный, но всем известный рынок мужской проституции. Литератор Владимир Петрович Бурнашев (1809-1888) писал, что еще в 1830-40-х годах на Невском царил «педерастический разврат». «Все это были прехорошенькие собою форейторы…, кантонистики, певчие различных хоров, ремесленные ученики опрятных мастеров, преимущественно парикмахерского, обойного, портного, а также лавочные мальчики без мест, молоденькие писарьки военного и морского министерств, наконец, даже вицмундирные канцелярские чиновники разных департаментов». Промышляли этим и молодые извозчики. Иногда на почве конкуренции между «девками» и «мальчиками» даже происходили потасовки. Услугами молодых мальчиков пользовались как представители высшей аристократии и богачи, так и безвестные солдаты и гимназисты. На такой клиентуре даже специализировались некоторые гостиницы и рестораны.
