У дочери твоей водянка,
Ты заперся с ней в ванной и топил.
Не утопить хотел, а вылечить больную,
Случилось чудо: не убил, а исцелил.
Жена твоя, готовая убить,
Прониклась вдруг глубоким уваженьем.
Не ты бы, ваша дочка умерла.
Чай пьёшь теперь с печеньем и вареньем.
С тех пор ты изменился, стал святым,
Приходят все с проблемами к тебе.
Живёшь в общаге, как в монастыре,
Убил бы дочь, сидеть тебе в тюрьме.
Что побуждает людей рисковать,
Ведь могут безумные всё потерять?
Бочка летела сверху на вас,
Вы думали бомба, сильно свистела.
С машины все в поле: ты, мужики.
Лежите в воронке, бочка шумела.
Мужик вдруг здоровый тобою прикрылся,
За ноги взял, на себя натащил.
От страха, конечно, а не со злости.
Узнать бы, блокаду он пережил?
Голод и страх меняли людей.
Кто-то готов был на всё, но не все.
Ели людей, ляжки срезали,
А кто-то ел суп из клея, ремней.
Голод и страх меняют людей,
Но власть и богатство меняют сильней.
Восьмое марта девушка твоя
С другим отметила, ты вынести не смог.
Налил вина и в петлю, нет тебя…
Не градус ли повеситься помог?
Высокий, стройный, сильный, молодой,
Шутить любил… Неужто надоел?
А может ты любимую обидел?
Поступком, словом? Есть всему предел.
Теперь Восьмое марта для неё
Напоминанье: «Помни, я любил!»
Ценою жизни памятник воздвиг.
И, дурачок же, в петлю поспешил.
На Богословском кладбище лежишь
Среди людей простых и знаменитых.
Приходит ли любимая к тебе?
А может ты в числе «уже забытых»?
***
Больно порою, сил нет терпеть?
В петлю не лезь, не спеши умереть!