Одиночество вещей. Слепой трамвай. Том 1. – Юрий Козлов

Когда погребают эпоху,

Надгробный псалом не звучит.

Крапиве, чертополоху

Украсить ее предстоит.

И только могильщики лихо

Работают, дело не ждет.

И тихо, так, Господи, тихо,

Что слышно, как время идет.Анна АхматоваПосле распада Союза вошло в моду восхищаться временем, предшествовавшим революции, читать мемуары белых офицеров, горевать о царской семье, а советский период вспоминать с оттенком презрения и называть совком. А ведь в совке канула жизнь нескольких поколений, совершенно справедливо полагавших ее настоящей. «Одиночество вещей» – роман о 1991 годе, о том, в каком хаосе и неразберихе происходили так называемые демократические перемены. Главный герой Леон – подросток, чьи родители занимали в Советском Союзе достаточно высокую ступень в социальной иерархии – они были преподавателями марксизма-ленинизма, авторами книг и учебников, участниками международных конференций. И вдруг все, что составляло суть их (и многих других людей) жизни, стало ненужным и даже осмеиваемым. До сих пор еще множество осколков взорвавшейся советской планеты планирует в космосе отчуждения, а то, что случилось тогда, было равносильно потере точки опоры и полету в пропасть. Юрий Козлов не становится ни на чью сторону, он совершенно трезво видит, что тот мир был невозможен, поэтому и рухнул, но, в то же время, новый ничем не лучше. Они порочны оба, и причина не в идеологиях. Может, в самом русском человеке заключено что-то, неподвластное никаким системам – ни коммунистическим, ни демократическим. Потрясающая по силе вторая часть разворачивается в российской глубинке, в деревне Зайцы Куньинского района Псковской области, и хочется рыдать и гомерически смеяться (что, впрочем, одинаково бесполезно) над этой человеческой трагикомедией. Наверное, автор не случайно выбрал в качестве главного героя подростка, чье мировоззрение еще не сложилось, не искажено догмами и лицемерием. Впрочем, подростки Козлова (а он любит смотреть на мир глазами очень молодых людей) рассуждают так, как будто им шесть тысяч лет и они лично видели того духа, который носился над водами накануне творения. Связанный с Богом (в которого он, тем не менее, не верит) какой-то очень интимной связью Леон рефлексирует в формате откровения, что придает повествованию дополнительное, мистическое, измерение. Как при вспышке молнии появляются и гаснут картины: призрачный лозунг «коммунизм неизбежен» на фоне закатного неба; странная девочка, составляющая гороскопы; неудачный выстрел в голову из дробовика; деревня Зайцы и ее обитатели, лежащие за гранью экономической реальности; новый русский фермер дядя Петя; восставшие из небытия коммунистические вожди; летающие кролики и радиоактивные волки; валютная гостиница в райцентре Нелидово; мир сквозь танковый инфракрасный прицел; девочка Аня Калабухова, которая мочится только в горшок; танки на улицах Москвы в августе девяносто первого; «РОССИЯ – МАТЬ ПРАВА!»; два стакана из-под водки на пустом столе и прощальные записки в мусорном ведре – из всех этих осколков лепится нелепая реальность, неподвластная логике. Неужели это и есть наша жизнь? Или это смех господа Бога над человеком, осознавшим всю абсурдность своих усилий в мире хаоса? Любая эпоха уходит, превращая в ничто тех, кто ее строил. Это страшно и бессмысленно, но неизбежно.

«Вынуждены уйти, впервые в жизни осознав, что мы русские. Проклятие всех русских. Русских коммунистов вдвойне. Осознать, что ты русский, когда слишком поздно».

«Уходим не потому, что боимся возмездия. Некому возмещать. Не потому, что боимся предать. Некого предавать. Мы не можем жить одной лишь жизнью. В лучшем случае сменить одну идею на другую. Но одна сгнила, другая (та же самая, вот что страшно) придёт в брачном наряде. Нет сил женихаться. Потребны иные, не столь безвольные и слабые, как мы, женихи».