Юрий Корчевский
Золото мертвых. Смута
Не отрывая подошв от земли, чтобы не наступить на ветку, щепку или глиняный черепок, Андрей приблизился к стене избы. Прижимаясь к ней, он приблизился к окошку. Оно тускло светилось – в комнате горела лучина. Слышался тихий разговор. Андрей понял, что Ванька не один и его собеседник – мужчина. Андрей почти приник к окну, стараясь услышать и понять, о чём идёт разговор. Собеседники были явно пьяненькие и не особо секретничали.
– Тебе трёх-четырёх крепких ребят надо и пару подвод.
– Зачем?
– А товар вывезти?
– На кой чёрт мне товар? Спалишься только с ним.
– Да ты что, босяк! Для чего тогда к купцу идти?
– За деньгами. Ты думаешь, он на последние гроши товар купил? Небось в укромном месте кубышка хранится.
– Так он тебе и показал! Наум скуп, не скажет ни в жисть!
– Я его и спрашивать не буду. Самого свяжу, при нём детей его попытаю – у него дети есть?
– А как же! Две дочери и сынишка.
– Какой родитель чад своих не любит? Сын – так и вовсе продолжатель дела, а поскольку младший, родителей досматривать будет. К нему и наследство перейдёт. Купец твой сына-то больше всех любит… Как ты думаешь, если я калёным железом пацана прижигать начну, скажет отец про кубышку?
– Ну и изверг ты, босяк!
– Э, сколько на мне крови… А мертвяков – так тех и не сосчитать.
– А с купцом да с его семьёй потом что будет?
– Известное дело – порежем и уйдём. Зачем нам видаки?
– Не по себе как-то. Ограбить, раздеть – это другое дело. А убить…
– Что, совесть заговорила? Ты вот двоих к купцу послал – куда они делись?
– А может, товар хапнули да ушли?
– Много ли они вдвоём унесли, даже если замок открыли? А не врёшь ли ты мне, Ванька? Может – в амбаре-то и товара давно нет?
– Вот те крест, товар там! Я купца с детства знаю. Удачлив он, должны быть у него деньги!
Разговор прекратился, послышался глухой стук кувшина и звук льющейся жидкости. «Ага, пойло в кружки наливает», – сообразил Андрей. Что же делать? Ворваться и обоих кончить? Или подождать, пока гость выйдет, убить его, а потом уже и Ваньку? Ванька увечный, сам на дело не пойдёт – но он наводчик. Убьёшь босяка, так Ванька других бандитов найдёт. Убирать надо обоих. То, что они пьют, Андрею на руку, у пьяного реакция не та, замедленна.
Он решил подождать и заодно послушать разговор – уж больно занятно.
Собеседники некоторое время молчали, видимо – выпили и закусывали.
Хозяин продолжил:
– Попрошайничеством много не заработаешь, хотя скажу я тебе – людишки в церковь разные ходят. Есть среди них довольно богатенькие.
– Вот и проследил бы за такими – где живут, есть ли прислуга да сколько её.
– Это с моей-то ногой? Некоторые ведь на возках приезжают.
– Не все же… Другие – пешком. Вот за ними и пригляди. Дашь богатенького, которого прищучить легко, – получишь свою долю. Скажем – десятину.
– Десятину? Мало!
– Да ты с ума сошёл! Я и мои люди рисковать животами будут, а твоё дело плёвое – только место, где живут, укажи.
– Если бы ты делился честно! Не зря твои поговаривают, что ты и от них часть добычи утаиваешь. Что похуже и попроще – им, а себе золото да украшения подороже.
– Ах ты!
Послышался звук удара, потом ещё, вскрик – в избе явно началась пьяная потасовка.
Вот удобный случай. Андрей потянул на себя ручку двери – не поддаётся. Он толкнул дверь, и она распахнулась. Всё не как у людей!
Сени тёмные, захламленные. Он пошарил рукой по стене, нащупал ручку двери, толкнул. Тусклый, невзрачный, колеблющийся свет после темноты на время ослепил, показался ярким.
Хозяин и гость возились на полу, пьяно сопя, ругаясь и награждая друг друга тумаками. В пылу свалки они не обратили на Андрея никакого внимания.
Андрей сделал шаг, другой, выхватил нож и всадил его в спину мужику, сидевшему на лежащем хозяине избы. Тот замер на секунду, а потом вдруг со всего размаха рухнул прямо на лежащего. Тот стал неловко выбираться из-под убитого – увечная нога гнулась плохо.
– Костыль подай, – натужно просипел он.
Убивать увечного душа не лежала, но Ванька-хромой – самый настоящий упырь, который наводит шайку убийц и грабителей. Вполне может быть, что из-за его наводки уже не один человек погиб.
Андрей без колебаний ударил его ножом в грудь. Хозяин упал на земляной пол, прохрипел:
– За что? Я тебя не знаю.
– Ну вот и познакомились, гнида.
Андрей нанёс ему ещё один удар, смертельный. Обтёр лезвие об одежду убитых и вложил нож в ножны.
Он свою работу выполнил – даже перевыполнил. Эти двое – отбросы, гниль, дно. И ни один мускул, ни один нерв не дрогнул. На них крови выше макушки, плаха их заждалась. Он хоть и не судья, но сейчас свершился суд правый, отлились душегубам чьи-то слёзы.
Андрей задул лучину – не хватало только пожар учинить. Выйдя из избы, вдохнул чистого воздуха – в избе кислятиной воняло, затхлостью.
Вернувшись во двор купца, закрыл за собой калитку и улёгся в сарае на матрац. Небо на востоке уже алело.
Ему казалось – только голову склонил да веки смежил, а купец уже тряс за руку:
– Андрей, просыпайся!
– Дай вздремнуть, только лёг.
– Рубаху бы тебе сменить, пока никто не видел, в крови вся.
– Так свою принеси.
– Я мигом!
Купец вернулся со своей рубахой, поношенной, но чистой.
Андрей переоделся.
– Ну, как прошло?
– По крови догадался? Убрал я Ваньку-хромого, а с ним – ещё одного. Как звать, не знаю, но, похоже, – главарь. Его Ванька босяком называл.
– Слыхал о таком, прозвище это. Тать на Москве известный.
– Они собирались тебя грабить. О том говорили, а я подслушал.
– Ах ты, Господи, отвёл беду!
– Возьми рубаху мою, облей лампадным маслом и в печи сожги, причём – немедля.
– Исполню, как велишь! – Повеселевший Наум схватил рубаху Андрея, скомкал её и понёс на кухню.
Андрей снова смежил веки, однако купец был уже тут как тут.
– Андрей?
– Ты мне выспаться дашь?
– Рубаху твою спалил и деньги вот принёс.
Пришлось встать, взять деньги – в сарае выспаться не дадут.
Андрей прошёл в дом, в свою комнату, стянул пыльные сапоги и в одежде рухнул на постель.
Проснулся он к обеду. Умывшись, он утёрся куском льняного полотна, висевшего тут же, возле умывальника, и прошёл в трапезную. Наум уже сидел за столом весёлый, улыбающийся и разливал вино по кружкам – себе и Андрею.
После неспешного обеда домашние по традиции улеглись отдыхать. В доме было тихо, думалось хорошо, никто не мешал.
Деньжата, пусть и невеликие, у него теперь есть – надо же с чего-то начинать. По подсказке князей ходить по польским заставам и считать наёмников он не собирался. Все события, если до этого дойдёт, будут в центре, в Кремле – где самозванец сидит. А коли до воинства дойдёт, конная сотня ратников любую заставу в полчаса сомнёт. Застава – она больше для простых горожан.
Андрей сильно сомневался, что застава способна выявить и изловить лазутчика, если таковой появится. Да и откуда ему взяться? Новгород – и Великий и Нижний – присягнули, как и другие города, и явных очагов сопротивления в них нет. Стало быть, самому шевелиться надо.
Глава 3
Юродивый
Для начала он попросил у Наума одежду похуже, поистрёпанней и такую же обувку.
– Похуже? – переспросил купец, полагая, что ослышался.
– Ну да. Такую, какую нищие да юродивые носят. Какую выкинуть не жаль.
– Тебе-то зачем? Али попрошайничать на паперти хочешь?
– Можно и так сказать.
Наум удивился:
– Странен ты зело. У тебя денег на избу хватит, пусть и не на каменную, а ты – попрошайничать… Полагаю – неспроста. Иль задумал чего?
– Задумал, но что – сказать не могу. Меньше знаешь – крепче спишь.
– Это верно. Пойдём в сарай. Там вроде тряпьё висело, если супружница не выбросила.
После долгих поисков они нашли драные штаны, истёртую до дыр на локтях рубаху и пыльный колпак на голову, а на ноги – поршни заячьи.
– В них в походе удобно, нога не устаёт, – виновато улыбнулся купец. – В городе по мостовой в них ходить опасно. Лошади гвозди из подков теряют, ногу пропороть можно.
– Сгодятся, попробую.
– Тогда я супружнице скажу, пусть постирает – пыльная одежонка-то.
– Ни в коем разе, мне такая нужна.
– Как хочешь, – пожал плечами купец. Но покрутил удивлённо головой.
С дальнего конца улицы донеслись вопли и стенания.
– Что случилось?
Купец обеспокоился, выскочил на улицу – на дальнем конце её собирался народ.
– Наум, это убитых обнаружили. Сходи, полюбопытствуй, поохай – соседа же убили. Порасспрашивай, посочувствуй. Распустились-де тати, никакой управы на них нет.
– Ну да, разумно. Вроде я и не знаю ничего.
Купец ушёл. Не было его довольно долго, а вернувшись, утирал настоящие слёзы:
– Ох, погубили душегубы соседей!
Однако, подойдя к Андрею, он вытер слёзы рукавом и улыбнулся:
– Бают, что хозяин с гостем напились да и подрались, не поделив чего-то.
И лукаво подмигнул Андрею. Ну артист! Ему бы в театре лицедействовать.
Наум вновь скорчил скорбную гримасу и вошёл в дом – известить о печальной новости домашних.
Утром Андрей направился к церкви на Болотной. Были храмы и ближе, но он опасался – могут местные увидеть, узнать. Ведь обычно посещают тот храм, который ближе. Бывают и исключения: храм какой-то особый, или священник нравится, либо церковный хор отменно хорош.
Сначала он стоял на паперти, вызывая неприязнь и даже ненавистные взгляды других попрошаек. А когда народ со службы выходить начал, заблажил:
– Ой, берегите свою душу, люди добрые! Угроза большая истинной вере грядёт! Царевич-то ненастоящий! С собой в Первопрестольную католиков проклятых привёл и в Кремле их до поры до времени укрывает! Видение мне было, звезда с неба упала. Большие потрясения народ наш горемычный ожидают. Звезда беду предвещает! Царевич-то на иноземке жениться схочет, а та веры латинянской. Ой, быть беде!
Народ слушал, ухмылялся. Но в колпак, лежащий у ног Андрея, монеты кидал.
Поскольку народ стал расходиться, Андрей монеты в тряпицу узелком связал и за пазуху сунул. Теперь до вечерней службы народу почти не будет. Он хотел пойти на торг, где скоморохи представление дают, там немного покричать, заронить в их души зерно сомнения. Юродивым часто верили больше, чем кому-либо – тем же князьям или боярам. Но едва он успел отойти от церкви на полсотни шагов, как его окружили попрошайки:
– Ты кто таков?
– Григорий.
– Шёл бы ты отсюда, Григорий, восвояси. Тут наше место.
– А мне тут нравится. – Андрей скорчил дебиловатую физиономию.
– Эй, придурок! Ежели не понял, проучим. Это мы на первый раз добрые.
Андрей заметил, что говорил в основном один. Как он понял, это был предводитель попрошаек, которые кормились у этой церкви.
– Ага, ага, понял. – Андрей улыбнулся, растянув рот едва не до ушей, и пустил слюну.
– Тьфу, едрит твою, малахольный!
Попрошайки сочли, что новичка предупредили, и стали расходиться.
Андрей постоял на месте, потоптался, а когда предводитель отошёл на приличное расстояние, двинулся за ним. Тот не оборачивался, свернув пару раз в переулки. Андрей догнал его в глухом месте, схватил за плечо и развернул лицом к себе:
– Ты, блоха навозная! Если ты ещё раз ко мне подойдёшь или людишек своих науськаешь – язык отрежу.
С этими словами Андрей приставил к горлу предводителя нож, который до того держал в рукаве.
Почувствовав холодок на шее, предводитель и рад был бы кивнуть, но боялся.
Андрей убрал нож и ласково улыбнулся:
– Я вам не мешаю, вы – мне. Понял?
– П… п… понял…
– Вот и молодец! От старости в своей постельке умрёшь, а не от ножа.
Андрей отступил на шаг и со всей силы пнул не ожидавшего удара предводителя по голени. Попрошайка взвыл от боли и согнулся. Удар по кости и в самом деле очень чувствительный, болит долго.
– Это – чтобы до тебя быстрее дошло.
От боли попрошайка не мог ни вздохнуть, ни охнуть. На землю выпал узелок с монетами. Андрей нагнулся, поднял и развязал его.
– О! Тебе повезло сегодня! Не меньше рубля собрал, правда – медяками.
Предводитель с трудом разогнулся и с ненавистью посмотрел на Андрея.
– Отдай…
– Конечно! Я же не тать какой-нибудь. Держи! – Он вернул предводителю тряпицу с деньгами.
Другой на его месте деньги забрал бы. Среди нищих, попрошаек, гулящих девок, грабителей всех мастей и татей закон был один – кто сильнее, тот и прав. Сильный мог отобрать твою добычу, избить, унизить. Не нравится – отбери изъятое, сам избей или даже убей обидчика. Не можешь – смирись, молчи в тряпочку. Воистину – выживает сильнейший.
Попрошайка потому удивился несказанно – где это видано, чтобы деньги возвращали? Не в силах скрыть своего удивления, он теперь таращил глаза на Андрея – не готовит ли тот ещё какой-нибудь подвох.
– Деньги убери, не ровён час – другие увидят.
Нищий завязал узелок и сунул его за пазуху.
– Ну что, урок понял?
Предводитель заискивающе улыбнулся и кивнул.
– Значит, мир. Вы меня не трогаете, я – вас. Ты не болей, я не сильно ударил.
Охота идти на торг пропала. Андрей свернул за угол, пересчитал деньги. Вышло без гривенника – рубль. Э, да попрошайки неплохо зарабатывают на милостыне. А ведь будет ещё вечерняя служба, когда народу в храм больше приходит. А на праздники вроде Пасхи даже скупые подают.
Он нашёл трапезную, сделал заказ. Половой окинул его брезгливым взглядом:
– Деньги наперёд давай.
Андрей расплатился, поел, даже кружку пива выпил. Быть попрошайкой для него внове. Да не просто попрошайкой – юродивым. Про звезду падучую вещал, про видения. Блин, до чего же он опустился – до попрошайки, на самое дно общества.
Андрей усмехнулся. Надо будет для дела – ассенизатором станет, только называли их в это время золотарями. Странно, вот как раз золотом там и не пахло.
Он поболтался по центру города часок, убивая время до службы, а потом направился к храму. Попрошайки, ещё совсем недавно делавшие ему внушение, сделали вид, что они его в упор не видят. Видимо, предводитель успел с ними поговорить.
Перед и после вечерней службы подавали более щедро, и когда Андрей вернулся домой, в его узелке было уже два рубля. Ха! Да через месяц он на милостыню сам ватагу лихих людей нанять может и Кремль захватить. Шутка, конечно! У поляков выучка и дисциплина, с ними совладать можно, но сложно, без потерь не обойдётся. Но на любую силу всегда другая сила найдётся.
Андрей стал ходить на паперть, как на работу. Был он приветлив с попрошайками, зла никому не делал, и потому нищие вскоре стали с ним здороваться и принимать за своего.
Через неделю подошёл предводитель:
– Настоятель храма просил передать, чтобы ты на утреннюю службу не приходил.
– Твои козни?
– Упаси бог! Речи твои не всем нравятся. Видно, нажаловался кто-то из прихожан.
– Тогда спасибо за предупреждение!
– Долг платежом красен, может быть – и ты когда-нибудь мне поможешь.
Однако Андрей хотел убедиться, что его не обманули.
Следующим утром он оделся прилично, нанял извозчика. Подъехав к храму, встал поодаль, но так, чтобы хорошо проглядывалась паперть – возвышение перед входом в церковь.
Прибыл вовремя: буквально через четверть часа служба закончилась, и стали выходить прихожане. Наблюдать стало труднее.
Внезапно раздался стук копыт, из-за угла выехали несколько польских всадников и направили своих коней к храму. Они спешились и взбежали по ступенькам. Ну да, его, Андрея, искали. Но прихожане, раздав милостыню, чинно удалились. Никто не юродствовал, не говорил пророчеств.
Побегав по паперти и хлестнув со злости плётками пару некстати подвернувшихся нищих, поляки удалились.
– Езжай на торг, – попросил возчика Андрей.
Для себя он сделал два вывода. Нельзя долго на одном месте крамольные речи говорить, раз в пять дней храмы менять надо. И второй: у настоятеля есть информатор, скорее всего – среди поляков или наших бояр, приближённых к самозванцу, но отнюдь не до конца ему верных. Занятно, надо с батюшкой с глазу на глаз переговорить. Глядишь – полезный контакт появится.
Андрей походил по торгу, нашёл скоморохов – рядом с ними всегда толкался народ. Странствующие артисты показывали из-за ширмы короткие представления. Главным действующим лицом всегда был Петрушка и его визави – то купец, то стрелец, а то и боярин.
Сценки были едкие, смешные. Скоморохи высмеивали людские пороки – жадность, лживость, прелюбодеяние. Но и о царевиче не забывали – была у них короткая сценка. Народ плакал со смеху, показывал на Петрушку пальцами, хватался за бока. Сценка была рискованной – ведь выступали на Красной площади, под боком у самозванца. И что удивило Андрея – никто не бросился за стражей, дабы поймать хулителей.
Нет, играть роль юродивого здесь очень рискованно. К тому же народ пришёл повеселиться и его призывы может не воспринять.
Андрей вернулся домой, переоделся в попрошайку и направился к другой церкви. Но тут нищие даже рядом с собой не позволили ему встать, вытолкали с паперти взашей. Ну не драться же со всеми разом?
Андрей перешёл к другой церкви, благо их в Москве хватало, едва ли не в каждом квартале. Тут прихожан было поменьше, впрочем – как и попрошаек. Но и прихожане были победнее, милостыню бросали в колпак медными монетами и полушками. Зато и отклик на его «проповеди» был более горячий. Слушали внимательно, а когда он смолк, раздался выкрик:
– Ещё давай! Режь правду-матку!
Когда прихожане разошлись, к нему подошёл сгорбленный и совсем седой старик из попрошаек.
– Знаешь старую монгольскую пословицу? Кто говорит правду, умирает не от болезни.
– Не знал, – усмехнулся Андрей, – приму к сведению.
Он быстро пересчитал скудное подаяние. На не очень сытный обед хватит. И, расспросив, где находится ближайшая харчевня, Андрей отправился туда. Сделав заказ, он оплатил его, как и всегда, вперёд. Ну не верили слуги в его платёжеспособность, не внушал он им доверия. А с другой стороны – и их понять можно. Съест он обед, а денег рассчитаться нет. Это не товар, который можно забрать. Побить, конечно, могут.
Пока ожидал заказ, всмотрелся в хозяина за стойкой и замер от шока. Владелец заведения вертел в руках сотовый телефон. Посетители не обращали внимания на странную вещицу, поскольку не видели таких никогда.