bannerbannerbanner
Самоход. «Прощай, Родина!»

Юрий Корчевский
Самоход. «Прощай, Родина!»

Полная версия

Подносчик снарядов уселся рядом на бруствер и протянул Виктору пачку сухарей в бумажной обертке. Сухари армейские, ржаные, квадратные.

– Перекуси… Думаю, старшина обед не привезет. Где она, та полевая кухня?

Виктор взял сухарь и с трудом отгрыз кусок – таким только гвозди забивать можно. Полежали на складах, в запасах, а случилась война – на фронт отправили.

Все-таки сухарь он съел – сказалась армейская привычка. Есть возможность спать – спи, как говорится, солдат спит – служба идет. Вот и с едой также. Лучше съесть ее, пока есть такая возможность, потому что неизвестно, покормят ли потом. А на фронте – тем более.

– Что делать будем? – спросил подносчик.

– А что ты меня спрашиваешь? Я не командир.

– Ты младший сержант и по должности выше, наводчик. А я рядовой.

Вот незадача! Одно дело – решать за себя, и совсем другое – за подчиненного.

– Пушка цела, снаряды есть – будем стоять до приказа.

– Думаешь – мы его получим, этот приказ?

– А какой тебе нужен приказ? Отступать? Позиции оставить? Драпать надумал?

– Так германец сильнее!

– И где ты намерен остановиться? На Волге? На Урале?

Подносчик оторопел и, глядя на Виктора, молча хлопал глазами. Не хотел Виктор урок агитации преподать, само получилось.

– Чего молчишь? Крыть нечем? – продолжал Виктор. – А ты о людях, о жителях подумал? Женщинам, детям, старикам – им под немцем быть? Сам-то ты откуда?

– Куйбышевский…

– Ага, думаешь – не доедет немец? А если каждый, как ты, приказ об отступлении ждать будет, так и случится.

– Особисту донести хочешь?

– Тьфу на тебя! Дурак ты – дурак и есть. Объяснить тебе хочу…

– Так ведь резервы быть должны… Подойдут из тыла, немцев отбросят…

– Для мобилизации время нужно. Обуть-одеть новобранцев, оружие в руки дать и пользоваться им научить. А это все время. Вот мы и должны стоять, чтобы они, резервы эти, подготовлены были и сюда переброшены…

– Да я все это понимаю, только жить охота.

– А им? – Виктор показал рукой в сторону ровика, где лежал погибший расчет пушки.

– Героем стать захотел, да?

– Нет. Я солдат и долг свой перед Родиной до конца исполнить хочу. Негоже, когда немцы нашу землю топчут. Это моя земля, и твоя, и всех нас…

– Здорово тебя комсомол воспитал…

– Опять не то! Я не за партию и комсомол воюю, не за Сталина – за страну.

Подносчик огорченно махнул рукой и замолк, ничего не ответив более – у него было свое мнение. Он понял, что Виктора не переубедить. А хуже того – донесет он. К сожалению, стукачей было много и в армии, и среди обывателей. Всеобщая истерия о врагах, о предательстве охватила массы, маховик репрессий был раскручен.

Немалую лепту перед войной внесли в это сами немцы. Будущему противнику, СССР, подбрасывали очень похожие на правду документы – через дипломатов, через разведку. И Сталин купился, перед войной по армии прокатился поток репрессий: многие командиры, прошедшие Испанию и Халхин-Гол, были брошены в лагеря или расстреляны, а на командирские должности были поставлены партийцы из числа пролетариев. У них и большевистский фанатизм был, и преданность идеалам Ленина – Сталина. Вот только военных знаний не было. Молодые, закончившие краткосрочные курсы, они не обладали ни обширными военными знаниями, ни культурой. Их потолок был – рота, ну – батальон, а их поставили командовать дивизиями, армиями. Ошибку в дальнейшем исправили, заплатив за нее миллионами потерянных человеческих жизней, оккупированными землями и разрушенной промышленностью.

Конечно, слова Виктора были кощунственными. Как это – не за Сталина, не за ВКП(б)?

– А какое сегодня число? – спросил вдруг Виктор.

– Запамятовал? Или бомбежка мозги напрочь отбила? Четырнадцатое сентября сорок первого года.

Виктор присвистнул.

В этот момент из-за кустов вышел командир – на малиновых петлицах его было по два кубика.

Виктор с подносчиком вскочили и в приветствии приложили руку к пилотке.

– Вольно, бойцы! А где расчет?

– Только мы остались, – доложил Виктор.

– А батарея?

– Нет ее, мы на других позициях уже были. Одна пушка осталась, и нас двое.

– Плохо!

Лейтенант присел на ящик, вытащил портсигар и протянул его Виктору и подносчику:

– Курите…

Однако оба отказались – ни тот ни другой не курили.

– Снаряды есть?

– Несколько ящиков.

– Полагаю, немцы до вечера еще попробуют наступать. Я командир пехотной роты, что перед вами стоит, и на вас одна надежда. Немец танками силен, выбить их – ваша задача. Помощь нужна?

– Нужна. Немцы все позиции наши засекли, надо другой капонир рыть. Вдвоем не осилим.

– Людей не хватает… Вырыть не успеем, но несколько человек дам, перетащите пушку в другое место.

Лейтенант ушел.

– Ты побудь здесь, а я пройдусь, поищу выгодную позицию, – сказал Виктор.

Он прошел влево-вправо метров на сто и обнаружил небольшой бугорок. Если подрыть его немного у основания, пушка за ним отлично встанет. У нее силуэт низкий, и от огня танковых пушек она прикрыта будет. Ну а самолеты налетят – так уже ни капонир, ни ровик расчет от бомбы не уберегли.

Когда Виктор вернулся, у пушки его ждали двое пехотинцев.

Пушку выкатили из капонира, ухватились за станину и покатили дальше.

Виктор в душе ругал себя последними словами. Одно слово – наводчик, а не командир орудия. Пешком-то он легко проделал путь, а с пушкой пришлось искать, где можно проехать. То близко растущие деревья мешали, то воронка от бомбы, то русло пересохшего ручья. Казалось бы, очевидная вещь – вернуться к пушке и по дороге назад прикинуть, где ее катить проще. Нет опыта, все приходится на своем горбу тащить. Однако пушечку к бугорку они подтащили.

Сначала пехотинцы саперными лопатками копали, где Виктор указал. Когда же они умаялись и сели передохнуть, их лопаты взяли Виктор и подносчик Илья.

Но много ли накопаешь малой саперной лопаткой? Получалось небыстро и физически утомительно. Но Виктор работой своей остался доволен.

– Бойцы, а теперь снаряды перенести надо.

Красноармейцы вздохнули, да деваться некуда. За месяцы войны они уже столько земли перекопали, сколько за всю предыдущую жизнь. И пушкарей без помощи оставить нельзя, на них вся надежда. Прорвется танк к траншеям – расстреляет из пулемета или крутиться на траншее начнет – обрушит, погребет под землей. Поэтому хоть и устали, ящики со снарядами несли безропотно. Однако едва положили их у пушки, тут же ушли. Останься – младший сержант еще работу найдет.

Виктор сказал:

– Я к капониру вернусь, может быть, что-нибудь полезное найду. А ты тем временем пушку замаскируй, чтобы ее с десятка шагов заметно не было. Вернусь – проверю.

– Так нас после первого же выстрела засекут!

– До первого выстрела еще дожить надо…

Возвращение Виктора к опустевшему капониру не было зряшным. Он нашел там бинокль в кожаном чехле – вполне исправный, и еще ящик снарядов, присыпанный землей. Маркировка снарядов была странная – 53-Щ-160. Бронебойные имели бы в обозначении «Б», осколочные – «О». А что такое «Щ»? Такая маркировка поставила его в тупик. У Ильи спросить? Опозоришься только. Как это – наводчик, и не знает маркировки снарядов к своей пушке? Однако ящик на новую позицию принес.

Илья кинул взгляд на ящик:

– На кой черт нам картечь?

– Вдруг пригодится?

– Ты как Амошкин, тащишь все, что плохо лежит.

– Ну не пропадать же добру?

Виктор обошел пушку спереди.

Илья наломал веток, прикрыл ими пушку, и та с десяти шагов выглядела как куст. До первого выстрела вполне укроет, а потом никакая маскировка не спасет.

Начало смеркаться. Теперь можно отдыхать, немцы ночью не воюют. Но шинелей ни у кого из них не было.

– Моя у старшины в обозе осталась, – сожалеючи сказал Илья.

– Моя тоже, – соврал Виктор.

– И где старшину носит? Ни поесть в обед не привез, ни снарядов… Как теперь спать? К утру прохладно становится…

Виктор наломал веток и устроил лежанку под елью. Дерево мощное, и от росы спасет и даже от небольшого дождя.

Улегся, но сон не шел. То, что он попал в серьезную передрягу, Виктор уже понял. Но сколько ему здесь быть? А еще хорошо бы узнать ответ на вопрос – как ему вернуться в свое время? И должно же у него быть личное оружие – винтовка или карабин? С тем и уснул.

Проснулся он от ощущения прохлады. Зябко, да и тело затекло от долгого лежания на земле. Ветки помогали плохо, примялись.

Виктор встал и потянулся, сбрасывая остатки сна.

– Илья, подъем!

Тишина. Виктор обошел вокруг пушки, покричал еще немного – нет подносчика. Но он успокоил себя тем, что Илья мог пойти за водой к ручью. Однако есть этот ручей поблизости или нет, Виктор не знал. Но берут же где-то воду пехотинцы? Или до ветру пошел – не пакостить же у пушки?

Однако через полчаса он понял, что Ильи не будет, ушел по-английски, не попрощавшись. И хорошо еще, если он дезертировал в свой тыл – а если к немцам перешел да расскажет им о расположении пехоты и пушки?

От таких мыслей его пробил холодный пот. Плохо быть одному. Кому теперь докладывать о дезертирстве подносчика снарядов?

Виктор полез в нагрудный карман гимнастерки и достал красноармейскую книжку. Илья сбежал, а приди на позицию любой командир – он ведь не знает, какого он полка и как его фамилия. Будет не смешно.

Когда он открыл книжечку, то увидел свое черно-белое фото и свои же фамилию, имя и отчество. Фото было 3 на 4 – такое, какое он делал уже давно на какие-то документы. Но как оно оказалось в потрепанной красноармейской книжке? Виктор стоял несколько минут, пребывая в совершеннейшем шоке. С одной стороны, это даже хорошо, не забудешь, но книжка, и особенно его фото в ней, его просто потрясли.

Он пришел в себя, вернул документы в карман и направился к позициям пехотинцев. Они находились немного ниже позиции пушки – с возвышения отлично просматривались траншеи.

 

Он спрыгнул в извилистый ход и тут же наткнулся на пехотинца.

– Где лейтенант?

– В блиндаже, – махнул рукой боец.

Ход траншеи извилист, узкий, неглубокий, благо бруствер голову прикрывал со стороны немцев.

Накат блиндажа был серьезный, из бревен в три слоя, но двери не было, вход занавешен дырявым одеялом.

Виктор кашлянул. Без стука входить было неудобно, а стучать по одеялу – нелепо.

– Заходи!

Виктор откинул одеяло и шагнул за него.

В блиндаже ему показалось темно. Но всмотревшись, он увидел – на импровизированном столе из трех патронных ящиков стояла коптилка из снарядной гильзы.

Лейтенант сидел на ящике и ел из банки тушенку. От ее запаха у Виктора потекли голодные слюнки, и он непроизвольно сглотнул их.

Лейтенант заметил это.

– Садись, пушкарь!

Откуда-то позади себя он достал банку тушенки и ловко взрезал ее ножом:

– Ешь.

Виктор уселся и вдруг обнаружил, что есть-то и нечем – хоть пальцами немытыми.

Лейтенант протянул ему нож, и он набросился на тушенку. Показалось – ничего вкуснее не ел. Глядя на него, лейтенант заметил:

– Извини, хлеба нет – как и сухарей.

Ну, с хлебом это было бы совсем роскошно…

Виктор съел содержимое банки дочиста, но ему показалось мало.

– Спросить хотел – а где пехота воду берет?

– Ну ты даешь, пушкарь! Да за разбитой пушкой, слева от твоей позиции ручей…

Виктор помялся.

– Личного оружия для меня не найдется? Винтовку хотя бы… А то мою осколками покорежило, – соврал он.

Лейтенант протянул руку к топчану, достал наган в кобуре и протянул его Виктору:

– Владей!

Подарок был удобным. С винтовкой за плечом сидеть за прицелом неудобно, она длинная и за все цепляет.

– Вот спасибо! – Виктор расстегнул ремень и вдел его в шлевки на кобуре.

– А вот запасных патронов нет. Но барабан полон, – предупредил дальнейшие вопросы лейтенант.

– Спасибо.

– Ты, главное, по танкам бей, – напутствовал его лейтенант.

– Постараюсь…

Виктор поднырнул под одеяло и вышел. Жизнь показалась ему веселее, в животе разливалась приятная тяжесть.

Он отправился к ручью, напился и умылся. Когда был в «учебке», не ценил простых вещей – вот того же полотенца нет, и неуютно. И еще много чего нет, что казалось ему когда-то обыденным – мыла, зубной щетки, ложки, расчески…

А еще плохо одному. Лейтенант на него надеется, а он один. Об ушедшем Илье он не сказал лейтенанту – духу не хватило. Может, и зря. Наверное, не хотелось пятно позорное на батарею бросать. Фактически он не знал никого из бойцов, но в бою и под бомбежкой они полегли все – честно, как солдаты, выполнившие свой долг. Да черт с ним, с Ильей! НКВД или особисты рано или поздно поймают и шлепнут. С дезертирами разговор суровый, по законам военного времени.

Виктор вернулся к пушке, открыл затвор. Ствол чистить надо, но где банник взять?

Он прошел по позициям батареи – где-то же должны быть передки? Это такие ящики на колесах, к которым цепляли пушку. В передках везли снаряды, там же хранились принадлежности по уходу за пушкой.

Один передок лежал разбитый вдрызг, но у крайнего орудия передок оказался цел.

Виктор взял банник, ветошь, масло и выдраил ствол у пушки до зеркальной чистоты, благо калибр у пушки мал. Он помнил, как чистили банником ствол МТ-12 – всем расчетом работали банником до седьмого пота.

Потом он снял затвор, отчистил его от пороховой копоти и пыли и слегка смазал маслом. Вернув затвор на место, щелкнул спуском. К бою готов.

Он не знал, как пройдет день, но почему-то верил – останется жив. Присел на станину, достал из кобуры револьвер. В армии приходилось из «калашникова» стрелять, а вот наган он впервые в руках держал. Оружие архаичное, 1905 года выпуска, Тульского Императорского оружейного завода – еще с царским гербом. Во всех каморах – тупорылые патроны. Как оружие ближнего боя – сгодится…

Бой начался неожиданно. На позициях пехотинцев раздался взрыв, потом еще и еще – это немецкая артиллерия вела артподготовку. Немцы перед атакой или обстреливали из пушек, или бомбили. Без подготовки они не шли, берегли пехоту.

Виктор взял в руки бинокль – полевой, восьмикратный, он позволял увидеть вдалеке серые коробки танков и едва видимые фигурки солдат.

Он открыл снарядный ящик и вбросил в ствол пушки бронебойный патрон. Все, тихое утро закончилось.

До танков было еще далеко, стрелять бесполезно, но наиболее нетерпеливые из пехотинцев уже начали постреливать из винтовок. Пустая трата патронов, на дистанции в километр в ростовую мишень попадет только очень меткий стрелок. Но мишень стоит неподвижно, а немцы передвигаются.

С дистанции в пятьсот метров танки открыли огонь из пушек. Первые два снаряда взорвались на позициях пехоты, а следующие два – у покинутого вчера капонира, и Виктор с удовлетворением отметил, что они не зря старались, перетаскивая пушку и копая землю. Засекли вчера немцы его позицию и сегодня накрыть решили. Только нет там уже пушки.

Стал слышен рев моторов, потом донесся лязг гусениц, и Виктор приник к прицелу – по сетке оптики можно определить дальность. Не так точно, как дальномером, но вполне приемлемо.

Пехотинцы открыли огонь из пулеметов и винтовок. Триста метров – дальность поражения эффективная.

Он подвел треугольник прицела под башню танка Т-III, на лобовой броне корпуса – ненавистный крест. Задержав дыхание, маховичками вертикальной наводки поправил маркер на цели и нажал спуск. Дымящуюся гильзу выбросило из казенника.

– Откат нормальный! – закричал Виктор.

На позициях пушки никого не было, и можно было не кричать, но он это сделал – для того, наверное, чтобы подбодрить себя – уж больно тошно одному у пушки. Затем уже работал быстро: хватал патрон из ящика, вбрасывал в ствол, наводил прицел и стрелял.

Виктор торопился. Танки уже обнаружили его и сейчас откроют огонь. Сколько времени ему осталось, чтобы расстрелять эти железные коробки? Из четырех танков один уже горел чадным пламенем, второй застыл неподвижно – ни огня ни дыма не видно. Для верности Виктор влепил в танк еще один снаряд.

И тут он заметил, что два танка разделились. Один забирал влево, второй – вправо. Там и пехоты нет, как сказал лейтенант – стык батальонов. Прорвутся туда танки – каюк! Обойдут, расстреляют или подавят гусеницами. А одному пушку развернуть тяжело. Как бы сейчас пригодилась помощь подносчика снарядов!

Один из танков на несколько секунд подставил борт, объезжая крупную воронку, и Виктор успел выстрелить. Танк прошел по инерции еще несколько метров и замер. Потом из моторного отделения показалась струйка дыма, люки на башне распахнулись, но выбраться немцы не успели. Из верхнего люка метров на десять вверх взметнулся фонтан огня, потом сильно грохнуло, башню сорвало и отбросило в сторону – это взорвался боезапас.

По остановившемуся танку пехотинцы били из бронебойного ружья. Виктор по нему стрелять не мог – с его позиции виден был только верхний край башни.

Он вытер пот и подхватился – ведь у него есть ящик с картечными выстрелами. Он никогда не стрелял такими снарядами – в современной армии их не было, изменилась тактика. И в атаку не бегают шеренгами, а передвигаются на бронетранспортерах.

Он вбросил снаряд в казенник.

Немцы были метрах в семидесяти-ста от наших траншей, накатывались двумя волнами. Куда целиться? Выше цели или прямо по солдатам? Он навел по первой шеренге и выстрелил.

Эффект от выстрела превзошел все ожидания. Снаряд разорвался на небольшой высоте, осыпав все пространство перед собой свинцовыми шариками. От ранений или уже мертвыми упали солдаты не только первой шеренги, но и второй. Неплохо!

Виктор целился и стрелял.

Снаряды закончились неожиданно быстро, в ящиках оставалось всего шесть патронов. Однако пехоту он выручил, потери среди немцев были велики. Потеряв танки и ужаснувшись числу убитых и раненых, они стали быстро отступать. Перебегая, прятались за укрытия и вскоре исчезли.

Виктор подтащил к пушке последний ящик с бронебойными снарядами – больше не было никаких боеприпасов. Израсходует – и все, конец стрельбе. А ведь пехота на него надеется!

Виктор решил пройти по капонирам батареи. Может быть, в укрытиях, так называемых снарядных нишах, отыщется хоть один ящик?

Называется – раскатал губу. Нашел всего два снаряда – один лежал у станины разбитой пушки, второй достал из казенника изувеченного орудия. Зажав их под мышками, вернулся к орудию. Если стрелять точно, то два снаряда – это два подбитых танка.

У пушки его встретил лейтенант.

– Я уж думал – куда пушкари запропастились?

– Снаряды собирал. Почти не осталось.

– Плохо! Ты нас здорово поддержал, особенно с картечью. Сила! Как метлой по немецким цепям прошелся.

– Нет их больше, один ящик всего-то и был…

– Жаль! А где второй боец?

Не хотелось Виктору говорить, да, похоже, время пришло.

– Сбежал ночью.

– Дезертировал? Как в тыл отведут, надо особисту рапорт подать.

Виктору стало стыдно – ведь он даже фамилию подносчиков снарядов не знает. Только имя – Илья.

– Непременно, – кивнул Виктор.

– Стало быть, один воевал? Хм, похвально… Давай по сто грамм фронтовых?

– Стакана нет… и закуски…

– Из фляжки по очереди.

Лейтенант снял с пояса фляжку, открутил колпачок и протянул фляжку Виктору. Ну, было бы предложено…

Виктор поднес флягу к губам и сделал несколько глотков. Горло обожгло, во рту появился непривычный вкус – не водки. Он закашлялся. Крепкий напиток!

– Это ром. Наши ночью на «нейтралку» лазили, в ранцах у немцев харчи знатные: консервы, шоколад и выпивки полно. У каждого! Представляешь? Ночью все и съели. Тушенку-то ты ел ихнюю, трофейную…

Лейтенант припал к фляжке, осушил в три глотка, крякнул и занюхал рукавом.

– У меня в роте восемнадцать бойцов осталось, неполные два отделения. Со штабом батальона связи нет, патронов осталось – одну атаку отбить. Вот жизнь, едрит твою корень!

Лейтенант достал портсигар, закурил.

– До войны пушки по Красной площади тянули, танки ехали, тягачи – где это все? Патронов и тех не хватает! – Лейтенант был явно удручен и раздосадован. Поднявшись, он с силой втоптал окурок в землю.

– Ты держись, пушкарь, без тебя нам крышка. Боец – он чувствует, когда сзади поддержка. Что у него против танков? Бутылка с зажигательной смесью. А ты со своей пушкой ему моральный дух поддерживаешь. Веришь, так картечью немцев накрыл – мои бойцы в штыковую атаку рвались!

Лейтенант неожиданно прервал монолог, повернулся и ушел. Как командир, он понимал, насколько неустойчива их позиция. Если немцы предпримут атаку с большим количеством танков – сомнут. Обидно ему было за роту, за батальон, за всю Красную армию.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28 
Рейтинг@Mail.ru