Юрий Корчевский
Пограничник против Абвера
– Сообщников сама назовешь?
– А не пошел бы ты…
Федор не стал дожидаться окончания фразы, ударил каблуком по носку сапога радистки. В таких случаях боль очень сильная, но без опасных для жизни последствий. Женщина закричала. Жалости к ней Федор не испытывал, только ненависть и отвращение. С каждой радиограммой эта гадина фактически помогала врагу убивать наших бойцов и командиров. Трибунал ее тоже жалеть не будет. Но сейчас надо узнать фамилии и адреса агентов, главаря.
– Не будешь говорить – отдам бойцу-умельцу. У него все не то что говорят, поют. Даже вопросы предугадывают. Только ты после него будешь похожа на кусок сырого мяса.
Федор пугал, не было такого умельца, мастера заплечных дел. Надо было, пока она не отошла от первоначального шока ареста, давить, сломать морально.
– Большевистская сволочь! Быдло! – прошептала радистка.
Федор схватил ее руку, включил фонарь, осмотрел пальцы правой руки. Черт! Следов от работы на ключе нет. Схватил левую руку. Фу! Перевел дух. Есть следы!
– Левша? – спросил он.
Лыкова отвернулась. В героиню поиграть захотелось.
Федор раздумывал недолго.
– Держи фонарь, – протянул бойцу. – Пошарь в сарае. Чурбак деревянный прикати и найди топор.
– Топор? – удивился боец.
– Ты плохо слышишь? Рубить сейчас эту тварь буду.
Почему-то люди больше боятся холодного оружия. Огнестрельное – винтовка или пистолет – убивают быстро. А топор в их понятии нечто запредельно жестокое, варварство. Боец, забросив автомат на плечо, отправился на задний двор. Сначала прикатил, толкая ногой, короткий обрубок бревна.
– Подходящая плаха, – одобрил Федор.
Даже в темноте было видно, как побледнела женщина. Федор был серьезен, лицедействовал по полной программе. Боец принес топор. Обычный, плотницкий. В деревне им и бревна тесали, и курам головы рубали.
– Я добрый, – с кривой ухмылкой оскалился Федор. – Выбирай сама: пальцы вначале отрубить или руку сразу по локоть?
Боец отвернулся. Женщину ему не было жаль, но спектакль он тоже принял всерьез и не хотел смотреть на жуткое представление. Может быть, она готовилась к героической смерти, скажем, быть расстрелянной сталинскими сатрапами у каменной стены. Но чтобы ее на куски рубили в маленькой деревне? Это было выше ее сил. Федор действовал грубо. Схватил чурбак, поставил его. Потом взял радистку за запястье правой руки, с силой прижал к импровизированной плахе, взмахнул топором. Женщина закрыла в ужасе глаза, закричала:
– Нет! Пощади!
– Говори! Считаю до трех, потом поздно будет. У нас есть еще твой пособник Афонин. Он всех сдаст, слабак! Раз!
– Радист – это я.
– Кто бы сомневался… Настоящая фамилия?
– Раушен Альма.
– Так ты немка?
– Из прибалтийских, до войны и советской оккупации жила в Риге.
– Занятно. Но это потом, под протокол расскажешь. Кто руководитель группы, фамилия, должность?
– Настоящую фамилию не знаю, документы на Петракова. Командир автомобильной роты 373-й стрелковой дивизии.
– Связь как осуществляли?
– При личной встрече, уговаривались заранее – время, место встречи.
– Еще кого знаешь?
– Водитель у него, фамилия Тягунов, видела его в разведшколе. Большой специалист по метанию острых предметов. Как-то демонстрировал. С десяти метров ножом в пачку папирос попадал.
– Начальник базы Свиридова причастна?
– Похотливая дурочка. Нет.
– Еще кого знаешь в группе?
– Никого. В последний момент радистку в госпиталь поместили с аппендицитом. Операцию отменять уже было нельзя, заменили мной.
– Ну вот, а упиралась. Сейчас бы уже без пальцев была. Представь, это очень больно!
Женщина так и осела.
– Обухов, бери ее. Да с Сучковым. К нашему грузовику. Связать руки обязательно.
А сам отправился к соседней избе. Светлов сейчас не работник, в госпиталь ему надо, придется осматривать и допрашивать водителя, если он в состоянии говорить. Помощь особисту уже оказали, Светлов сидел, держась за забинтованную руку, постанывал сквозь зубы.
– Дергает, как больной зуб.
– Я закончу по-быстрому все дела в избе, и отвезем тебя в госпиталь.
– Попроси у медичек спиртика, что ли? Для обезболивания.
Федор попросил для Светлова у Свиридовой сто грамм спирта.
– Могу больше налить.
– Не-не, соточку, а то развезет.
Ночью или ранним утром надо было брать всю разведгруппу. Светлов должен был отдать приказы своим оперативникам, не быть пьяным. Иначе – свои же заложат. Дело серьезное, а окажется – начальник особого отдела пьян. Подчиненные запах учуют, да и язык заплетаться будет.
Федор избу обыскал. Как полагал, ничего не обнаружил. Не будет в избе, тем более пристанище временном, немецкий пособник что-то хранить. В избе другие водители живут, могут случайно наткнуться.
– Бойцы! Вольно! – разрешил разойтись водителям Федор.
И автоматчикам.
– Этого связать и в машину.
Сам помог Светлову до грузовика дойти. Особист храбрился:
– Что ты меня, как бабу, под локоток держишь? Я еще в состоянии сам идти.
И покачнулся. Кабы не Федор, поддержавший вовремя, упал бы. Федор его в кабину посадил, подождал, пока все разместятся в кузове.
– Едем в Торжок, в госпиталь.
Сам с бойцом в придачу завел особиста в приемный покой.
– Пулевое ранение в руку, окажите помощь.
Федор думал – обработают рану и особист с ними поедет. Полчаса, может, немного больше. Но хирург пулю достал, вышел к Федору.
– Товарищу вашему рентген нужен. Похоже, пуля кость задела.
О, это уже надолго.
– Мне бы пару минут с ним поговорить.
– Это можно.
Светлов в перевязочной сидел на кушетке, по пояс голый. На руке свежая повязка.
– Доктор сказал – рентген сделать надо, пуля кость задела.
– Я в курсе. Вот же гад водитель этот!
– Сам понимаешь, мне время терять нельзя, ты в госпитале несколько часов проведешь, а может, и дней. Надо брать этого Петракова, командира автороты.
– Намек понял. Транспорт нужен и люди. Сейчас записку напишу, отдашь оперуполномоченному Быстрову. На время проведения операции, пока всех не возьмете, он окажет необходимую помощь. Бойцами, машиной, оперативниками. Ты только раскрути и возьми всех, очень прошу.
– Чего меня просить? Я сам не меньше тебя этого хочу.
Светлов написал записку на листке, вырвал из блокнота, протянул Федору.
– Как только меня отпустят, встретимся в особом отделе. По возможности держи в курсе.
– Выздоравливай.
Федор уже в дверях был, когда Светлов добавил:
– Осадчему телефонировать не забудь, как агентов возьмешь.
– Если забуду, он сам позвонит. Операция на контроле сам знаешь у кого.
Глава 2
Берия
Федор сразу в грузовик. Время поджимало. В особом отделе сразу нашел Быстрова, отдал записку.
– Чем помочь могу?
– Двое задержанных у меня, определи в камеры. И оперуполномоченного дай, мне в триста семьдесят третью стрелковую дивизию надо. Фигурант там есть, по делу проходит.
– Сам поеду, был в дивизии не раз.
Тряслись час по разбитой дороге. На востоке уже сереть начало. Федор в кабине даже вздремнуть ухитрился. Постоянное напряжение, недосыпание, недоедание сказывалось. Да и не только у него. Однажды сам видел, как мимо шла маршевая рота пехотинцев. Солдаты на ходу засыпали. Шли и спали, иногда падали.
Пока добрались, рассвело. Это хорошо, ночью не видно ничего. Везде светомаскировка, что на фронте, что в тылу.
В дивизии уже проснулись. Видно хождение солдат, передвижение техники. Быстров водителю сказал:
– Сейчас направо, полкилометра вперед.
Автороту сразу увидели, как подъехали. Под деревьями разномастные машины укрыты – «ЗИС-5», «ГАЗ-АА». Трофейные «Опель-Блитц» и «Бюсинги».
Быстров к Федору:
– Вдвоем идем или с бойцами?
– Если с бойцами, Петраков насторожится или сбежать может.
– Тогда вдвоем. Возьмем, куда он денется?
У одного грузовика стояла группа военных. Туда и направились. Быстров козырнул.
– Здравствуйте, товарищи! Мне бы командира роты увидеть.
– А вот он, у грузовика.
Один из технарей показал рукой. И тут форма Быстрова и Федора оказала плохую услугу. Петраков настороже был. Увидев двоих командиров с характерного цвета околышами, он обошел грузовик, на минуту исчезнув из поля зрения оперативников.
Взвыл мотор «Опеля», и трофейный грузовик рванул из-под дерева. В кабине двое. «Опель» резко повернул на оперативников, их спасла только реакция, оба успели отскочить в сторону.
– За ним! – крикнул Федор.
Бросились к своему грузовику. Водитель уже завел мотор, стал разворачиваться. Оба офицера на ходу запрыгнули на подножку – и в кабину.
«Опель» уже оторвался на сотню метров. За грузовиком пыль столбом. Дорогу плохо видно. «Опель» мощнее «Захара», стал медленно увеличиваться разрыв. Федор, сидевший в кабине крайним, открыл дверь, встал на подножку.
– Бойцы!
Приподнялся брезент, показалась голова автоматчика.
– Огонь по грузовику! Бить по колесам.
– Сейчас, момент!
Один боец поднял брезент вверх, в образовавшуюся щель высунулись два бойца, опершись на крышу кабины. Машину на ухабах швыряет, как лодку на море, надо ловить удобный момент. Загрохотали два автомата. Черт, куда они лупят? Изредка в клубах пыли мелькает задний борт преследуемого грузовика. Со второй попытки попали. Послышались хлопки простреленных шин, грузовик осел на заднюю ось. Но «Опель» рвался вперед. Его носило из стороны в сторону. На пологом повороте водитель не удержал тяжелую машину, она съехала, перескочила мелкий кювет, ударилась бампером о дерево и застыла. Из-под капота валил то ли дым, то ли пар из радиатора. Одновременно распахнулись дверцы, выскочили водитель и командир, бросились бежать в разные стороны.
– Взять живьем, – приказал Федор бойцам. – Будут стрелять, бейте по ногам.
Быстров уже выбрался из кабины.
– Ты за водителем, я за командиром, – приказал Федор.
Петраков свернул в рощу, редкая она, но деревья мешали прицельной стрельбе. Страх и адреналин гнали беглеца вперед. Командир роты выше, чем Федор, ноги длиннее. Дистанция при всем старании Казанцева не сокращалась. А сзади уже звучали выстрелы. Водитель отстреливался или по нему стрелял Быстров – непонятно. Преследуемый миновал рощу, выскочил на опушку. Впереди неширокий ручей. Он кинулся к нему.
– Стой, не дури, застрелю! – закричал Федор. Это только подхлестнуло беглеца. Он с ходу прыгнул в ручей, выбрался на другой берег. А в трех сотнях метров впереди лес, настоящий, густой. Чтобы там обнаружить агента, нужен батальон солдат и облава. Рядом с Федором выскочил из рощи автоматчик. Запыхался, видно, физподготовка неважная.
– Бей по ногам! – приказал Федор.
Из пистолета стрелять – уже далеко, метров семьдесят-сто, из автомата вполне приемлемо. Боец вскинул оружие. Короткая очередь – и беглец упал.
– За мной!
Вымокли в ручье оба, что Федор, что боец. Вода в сапогах хлюпает, неприятно ноги холодит. Но сейчас надо взять агента. Оскальзываясь на траве, помчались к лежавшему агенту. Тот зашевелился, полез в кобуру, перевалился на бок, вытянул пистолет.
– Ложись! – закричал бойцу Федор.
А сам продолжил бежать вперед зигзагами. Так попасть в него трудно. На бегу вскинул «ТТ». Выстрел, второй. Специально стрелял не в беглеца, а рядом. Пули достигали земли и пыль поднимали у головы раненого, подавляли морально. И беглец, не сделав ни одного выстрела, не выдержал, отбросил пистолет в сторону.
– Все, сдаюсь, – прохрипел он.
– Сразу бы так! – подбежал Федор. – Цел бы остался.
Он схватил беглеца за руку, завернул, перевернул на живот. Обыскал, первым делом воротник гимнастерки тщательно прощупал. На обеих голенях агента, чуть выше голенищ сапог, расползались кровавые пятна.
Подбежал боец.
– Подбери его пистолет, вон валяется.
Из рощи на берег выскочили несколько автоматчиков. Видимо, водителя уже захватили или ранили и Быстров направил бойцов на подмогу.
– Давайте сюда! – махнул рукой Федор.
Бойцы перебрались через ручей.
– Берите раненого и к машине. Что с водителем?
– Особист ему ногу прострелил, он отстреливаться стал. Так товарищ командир ему в плечо выстрелил. Обезвредили, у грузовика валяется.
– Быстров цел?
– Цел.
Федор успокоился. Все обошлось без потерь. А то, что агент ранен, не проблема. Главное – допросить их можно. А дальнейшая судьба агентов его не интересовала. В лагерь трибунал определит или к стенке поставят, не его забота. Он свое дело сделал, обезвредил группу.
Водителя и бывшего командира автороты связали, погрузили в кузов.
– Давай домой, в Лихославль, – скомандовал Быстров водителю.
Через час уже к особому отделу подъехали.
Военфельдшер сразу раненых перевязала.
– Как их состояние? – поинтересовался Федор.
– Допрашивать можно, если вас это интересует. А вообще в госпиталь везти надо, оперировать.
– Много чести, – выпалил Быстров.
Сразу начали допрашивать Петракова. Водитель его – второстепенная пешка.
Петраков не упирался, не юлил. Оказалось, командир группы – именно он. Выдал радистку и ее подручного, водителя Афонина. Про Тягунова поведал – из пленных, сам с немцами сотрудничать стал.
Быстров протокол вел. После Петракова, допрос которого два часа шел, стали допрашивать Тягунова. Ничего нового он не сказал. Его увели в камеру.
– Радистку допросить надо, – сказал Федор.
– Передохнем. Куда она теперь денется?
– Согласен. Осадчему в Калинин позвоню.
– Сейчас связь организую.
Начальник горотдела на месте оказался.
– Казанцев беспокоит. Здравия желаю.
– Новости есть?
– Без них не беспокоил бы. Взяли всех: пианистку, руководителя, подручных. При задержании ранили начальника особого отдела капитана Светлова.
– Тяжело?
– В руку, но пуля в кость попала, крови много потерял, он в госпитале.
– А задержанные?
– Ранены двое, но не тяжело. Оказали медицинскую помощь, допросили под протокол.
– Отлично! Поздравляю. Даже раньше срока управились. Доложу Самому, ну ты понял, о ком я. Формальности пусть Быстров завершает. Завтра с Дубовиком возвращайтесь в Калинин.
– Есть!
– Конец связи.
Осадчий отключился. Федор встал, потянулся. Сейчас бы подхарчиться и минуточек шестьсот поспать.
Он вышел из душного кабинета. К зданию особого отдела с треском подкатил мотоцикл с коляской. Из коляски выбрался Светлов. Федор удивился. Капитан в здание вошел, козырнул дежурному, увидел Федора, подошел.
– Ну как?
– Всех взяли, только что двоих с Быстровым допросили.
От капитана попахивало спиртным.
– А Осадчему телефонировал?
– Только что. Сказал, самому Лаврентию Павловичу звонить будет. Пять отведенных суток еще не прошло, а группу взяли.
– Дубовик молодец! Без него не справились бы. Мне бы в отдел такого специалиста!
– Осадчий не отдаст.
– Идем ко мне в кабинет, чего в коридоре торчим.
Уже открыв дверь, Светлов приказал дежурному:
– Организуй ужин на двоих.
– Слушаюсь.
Едва вошли в кабинет, Светлов пропел:
Сегодня праздник у ребят,
Ликует пионерия!
Сегодня в гости к ним придет
Лаврентий Палыч Берия!
Федор замер. Не стоило распевать такие песни.
– Ты чего застыл соляным столбом? Как Ежова сняли и Берия стал во главе НКВД, эту песню по радио крутили, – отмахнулся Светлов.
– Как твоя рука? Я Осадчему сказал – ты ранен, в госпитале.
– А я за госпиталем и числюсь. Справка о ранении есть, все честь по чести. А в отдел на побывку прибыл. Пуля по кости скользнула. Кость цела, а мясо заживет, как на собаке. Давай отметим ликвидацию группы.
– Мне завтра со своими в Калинин возвращаться.
– А мы по чуть! Я в госпитале фляжку спирта выпросил. Немножечко, в лечебных целях.
Ну да, попробовал бы кто-нибудь особисту отказать в его просьбе.
– Тогда уж Быстрова надо позвать и Дубовика. Оба принимали участие в ликвидации.
– Правильная мысль.
Светлов приоткрыл дверь.
– Дежурный! Быстрова и Дубовика ко мне. И ужин на четверых в кабинет.
Светлов был весел. Ранение не было тяжелым, группу агентов взяли, Берии Осадчий уже доложил. Фигуранты в кутузке сидят, никуда не денутся. А завтра их приговорят или послезавтра, не суть важно.
Оба офицера буквально примчались в пару минут, думали – нечто экстренное.
– Товарищи командиры, предлагаю выпить за знакомство, за сотрудничество плодотворное. Давили гадов и будем давить!
И разлил по кружкам спирт. Обычно спирт разбавляют водой или на столе кружка с водой есть – запить. И правила другие. Выдохнул, выпил спирт, запил водой, причем не дыша. Иначе слизистую обожжешь. Светлов калач тертый. А Дубовик спирт не пил никогда, да и не предупредил его никто, что во фляжке не водка.
Дубовик после тоста первым выпил, вдохнул, а дыхание перехватило. Глаза выпучил, по щекам слезы потекли, кашлять стал. Федор по спине кулаком ему постучал, в его же кружку пустую из графина воды плеснул.
– Быстро запей!
Дубовик воды попил, через пару минут дух перевел.
– Что это было? – поинтересовался он.
– Спирт. Чистый, медицинский. Не пил никогда?
Дубовик помотал головой. Наряд с кухни, два бойца, принесли котелки с ужином, хлеб. Чайник уже закипал на керосинке. Светлов вышел на пару минут, вернулся с бумажным пакетом, вытащил кольцо полукопченой колбасы, то ли одесская, то ли краковская. Закуска по военным меркам просто мировая. Федор за время войны ее видел второй раз. Появление колбасы все встретили радостными возгласами.
Светлов финкой покромсал колбасу. Присутствующие, пока не остыла каша с мясом, взялись за ложки. Днем перекусить не удалось, и все были голодны. Когда котелки опустели, Светлов снова налил спирта в кружки.
– Василий, разбавь водой.
Поднялся Федор, сказал короткий тост.
– За нашу победу!
Тут уж все поднялись, чокнулись кружками, выпили, на колбасу накинулись. М-м-м, давно забытый вкус! А запах! Так и щекотал ноздри, дразнил ароматом. Через минуту от кольца колбасы ничего не осталось. Но удовольствие большое получили.
Потом, как водится, выпили за Сталина и тоже стоя, затем за наркомат и Берию.
Федор поднялся первым.
– Все, шабаш. Нам с Дубовиком завтра к Осадчему идти. Не приведи бог, если запах учует.
– А на посошок?
– Не обижайся, капитан, все. И не уговаривай.
– Понял. Завтра утром зайди попрощаться, я потом в госпиталь отправлюсь.
– Это обязательно.
Дубовик осоловел, видимо, перебрал слегка, хотя Светлов помногу не наливал.
Федор поднял его с табуретки, поддерживая под локоть, в отведенную комнату отвел. Бойцы после ужина уже спали, памятуя: солдат спит, служба идет. Им тоже досталось – бессонные ночи, перестрелки. Дубовик рухнул бы на матрац, но Федор очки с него стянул. Очки – ценность большая, не так просто их где-то найти. А без них Дубовик лишь обуза. Так и улегся Василий, в сапогах и форме.
Федор разделся, так отдыхать лучше, ремни не давят.
Утром позавтракали, собрались. Пока бойцы помогли Дубовику перенести аппаратуру в грузовик, Федор забежал к Светлову.
– До свидания, капитан! Если что не так, зла не держи.
Пожали друг другу руки, обнялись. Кто знает – свидятся ли еще? Расстались друзьями. Полуторка выбралась из Лихославля на шоссе, покатила к Калинину. Не успели пяти километров отъехать, бойцы по кабине стучат.
– Воздух!
– Быстро под деревья и тормози, – приказал Федор водителю.
Загнали грузовик под раскидистую крону дерева, покинули грузовик. Над шоссе пронеслась пара немецких истребителей. На шоссе машины оставались. Кто-то из водителей невнимателен был, не следил за воздухом, другие понадеялись на авось. Истребители открыли пулеметно-пушечный огонь. Федор первый раз с такого короткого расстояния видел штурмовку. Со стороны смотреть страшно, а самому попасть? Истребители сделали два захода и скрылись. На дороге два грузовика горели, и один был разбит прямыми попаданиями снарядов. Немцы всегда использовали зажигательные пули в пулеметах. Два патрона в ленте обычных, один зажигательный.
