Юрий Корчевский
Фронтовик не промахнется! Жаркое лето пятьдесят третьего
– Андрей! Я тебя не узнаю! Вора, можно сказать, в руках держал и упустил. В Балашихе вооружённых бандитов, убийц задерживал. Как же ты домушника проворонил?
Отдали экспертам документы, увеличили фотографию, чтобы утром на разводе постовым и операм раздать. Они на земле работают, вполне могут столкнуться. Таких оплошностей Андрей давно не допускал. Вечером на квартиру пришёл, а Мария уже немудрящий ужин приготовила.
– Маш, водка есть? Я бы выпил.
– По какому поводу?
– Ляп допустил сегодня, вор-домушник сбежал от меня.
Мария слова не сказала, выставила из шкафчика бутылку, рюмку. Андрей расстроен был, накатил соточку, поужинал. Отпустило немного. Мария рядом подсела, по плечу погладила.
– Не переживай ты так. Сегодня упустил, завтра поймаешь.
– Правильно – задержишь.
– Не придирайся к словам. У меня последний семестр остался, скоро выпуск, три месяца осталось.
– Ты это к чему?
– Москвичек в городе оставят.
– Ты место себе уже присмотрела?
– В историко-архивном институте. Перед новым годом покупатели приходили, разговаривала я с начальником отдела.
– Хм, покупатели! Как в армии, в запасном полку. Давай спать ложиться, устал я что-то.
А утром Андрея Мария разбудила, вся заплаканная.
– Что случилось? – испугался Андрей.
В таком состоянии молодую жену он ещё не видел.
– Сейчас по радио передали о тяжелой болезни товарища Сталина.
У Андрея сон как рукой сняло. С самого рождения, как себя помнить стал, со Сталиным на устах жили. Во время войны безграничная вера и слепая любовь к вождю померкли, как у многих фронтовиков. Если Сталин настолько прозорлив был, почему проморгал войну с немцами? Перед войной пакт с врагами подписал. Уже в преддверии войны внушали – врага шапками закидаем, на его территории воевать будем. А на деле немцы до Москвы дошли, до Сталинграда. Без малого огромной кровью наши удержались от катастрофы. А когда красноармейцы прошли по Венгрии, Чехословакии, Германии, да и другим европейским странам, поневоле сравнивать стали уровень жизни в СССР и на Западе. Сравнение было не в пользу социалистического строя.
Сталина обнаружила охрана первого марта 1953 года лежащим на полу в своей комнате. Сотрудник охраны Лозгачёв сообщил начальству. Почти всё Политбюро собралось на даче. И только второго марта у постели Сталина собрались врачи, констатировали инсульт с поражением правой стороны тела.
Только 4 марта было объявлено о тяжёлой болезни вождя, стали передавать информацию о состоянии здоровья. Прожив в коме несколько дней, Сталин скончался 5 марта в двадцать один час пятьдесят минут. Объявление о смерти по радио дали в 6 часов утра 6 марта. Страна была в неописуемом горе. Прощались с телом вождя с 6 по 9 марта в Доме Союзов. Уже с 16 часов 6 марта проститься с вождём пошли потоки людей, организованно, с предприятий. Сталин лежал в гробу на высоком постаменте среди роз. На нём был повседневный мундир. Хрустальные люстры в Доме Союзов были затянуты чёрным шёлком. Знамя СССР было склонено над изголовьем Сталина. Перед гробом, на атласных подушечках, лежали награды вождя, маршальская звезда. В почётном карауле стояли члены ЦК – Г. М. Маленков, Л. П. Берия, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Н. С. Хрущёв, А. А. Булганин, Л. М. Каганович, А. И. Микоян.
Все спецслужбы были задействованы. Внутри и снаружи Дома Союзов сотрудники МГБ и МВД. Милиции полно на улицах. К зданию Дома Союзов пытались пройти неорганизованные толпы. Андрей, как и все милиционеры райотдела милиции, был задействован в оцеплении. На Трубной площади произошла страшная давка, погибло несколько сот человек. Трупы увозили грузовиками, задействовав военных.
Когда гроб с телом вождя занесли в Мавзолей, был дан артиллерийский салют, на заводах по всей стране загудели прощальные гудки, объявили пять минут траурного молчания.
Люди искренне переживали, горевали. Андрей, как и все сотрудники, предположить не мог, что похороны вождя обернутся для страны и милиции сущим бедствием.
28 марта 1953 года объявили амнистию. Указ подписал Климент Ворошилов, так как стал председателем Президиума Верховного Совета СССР. По Указу амнистии подлежали те, кому суд определил меру наказания менее пяти лет, все осуждённые за экономические преступления, беременные женщины и матери детей до 10 лет, несовершеннолетние, мужчины старше 55 лет и женщины – 50 лет. Указ предусматривал сокращение срока наполовину всем заключённым, кроме политических и уголовников за предумышленные убийства. В считаные недели из тюрем и лагерей освободились один миллион двести тысяч заключённых. Большая часть из них – закоренелые преступники – воры, бандиты, насильники, грабители. Сроки уголовникам давали небольшие. По статье 153 за изнасилование – до 5 лет, за кражу ст. 162 от 3 месяцев до 5 лет, за грабёж ст. 165 до 3 лет, за разбой ст. 167 до 5 лет. А по ст. 58 за измену Родине 10 лет или расстрел. Уголовники вышли, политические остались в лагерях.
И поехали на поездах с северов, Камчатки по Транссибирской магистрали толпы уголовников. Города захлебнулись в преступлениях. В ряде городов ввели комендантский час, в Казани для усмирения беспорядков применили воинские части. Не все из освобождённых успели вдохнуть воздух свободы. Так, в Магадане был сформирован и отправлен пароходом во Владивосток этап из бывших зэков. Конечно – без охраны. Заключённые захватили пароход, потребовали плыть за границу. Радист, успевший запереться в радиорубке, успел отбить в пароходство радиограмму. Судно перехватили в Охотском море наши военные корабли. Бывших зэков высадили на берег и расстреляли.
Мало кто из освобождённых ехал в родные города и сёла провинции. Большинство тянулись в крупные города и на юг. Как же, намёрзлись на северах, тем более многие страдали туберкулёзом. А в Крыму и на Черноморском побережье Кавказа все условия – тепло, курортники с толстыми лопатниками, как называли кошельки. Отдыхать на юг ехали люди не бедные – директора предприятий, партполитработники, заведующие продовольственными и промтоварными базами, барыги всех мастей. Для щипачей-карманников самое раздолье.
Все освободившиеся имели ограничение – не имели права селиться в Москве и Ленинграде. Но когда уголовники соблюдали закон? После войны начали набирать силу воры в законе, организовывали сообщества воровские с общаками, своеобразной кассой. Новые воры в законе начали конфликтовать с ворами старой закваски, разворачивались воровские войны.
Причём войны в натуральном смысле, с применением оружия, с убитыми. Власти на воровские войны смотрели сквозь пальцы. Чем больше воров перебьют друг друга, тем лучше. Воры начинали делить территории, крышевать направления. Кто-то смотрел за рынками, другие за цеховиками.
Сил милиции противостоять хлынувшим ордам уголовников не хватало. Почти каждый день в городе десятки грабежей, убийств, изнасилований. Это с учётом, что не все потерпевшие заявляли в милицию. Ведь при кражах или разбое надо писать список украденного. А откуда у скромного мастера мясокомбината большие деньжищи при официально скромной зарплате или у директора райпо полная шкатулка золотых изделий? У милиции могут возникнуть вопросы о происхождении. Грабили богатых по наводке и серьёзные бандиты. На улицах бесчинствовала шпана мелкая. Но гражданам от этого легче не было.
Через несколько дней Андрей ехал на трамвае «А» со службы.
Трамвай после остановки только тронулся, набирал скорость. Опер увидел на тротуаре знакомое лицо. Вор, который сбежал от него, бросив чемодан. Правда, был он сейчас не в военной форме, а в цивильном пиджаке, галифе, хромовых сапогах гармошкой. Андрей долго не думал, спрыгнул с трамвая. Ходили они медленно, особенно на поворотах, двери не закрывались. Многие запрыгивали на ходу или покидали трамвай таким образом. Вор беседовал с каким-то мужчиной, покуривая папиросу. Андрей решил проследить за вором. Похищенного при воре уже нет, и арестуй он его, что предъявить? А проследить стоило, где-то же он обретается, скорее всего на «малине». Андрей встал за угол дома, поглядывал. Мужчины разошлись. Андрей шёл метрах в пятидесяти от домушника. Плохо, что тот знал его в лицо. Да и одежда на Андрее была прежняя. Вор чувствовал себя в безопасности, отпускал скабрезные шутки проходящим девушкам, не оглянулся ни разу. Домушник свернул в арку, прошёл во внутренний двор.
Андрей успел заметить, как вор вошёл в подъезд, мелькнул за окнами между первым и вторым, затем вторым и третьим этажами. Дом старой, дореволюционной постройки, с широкими лестничными пролётами, высокими потолками, и обязательно имел второй, чёрный выход для прислуги. Раньше такие дома были доходными, квартиры в них снимали чиновники средней руки, учителя, врачи. Для бандитов или для конспиративных квартир спецслужб такие дома привлекательны, просто находка. Вошёл в один подъезд, вышел с другой стороны дома.
Андрей немного выждал, вор мог вернуться, и ему бы не хотелось, чтобы они столкнулись на лестнице. Домушника не было, и Андрей зашёл в подъезд. Вор зашёл в какую-то из трёх квартир на третьем этаже. Андрей приник ухом к двери. Полная тишина. За другой дверью слышны детские голоса, потом женский.
Из-за третьей слышались мужские, да не один, разноголосица. Спорили о чём-то, слов не разобрать, двери добротно сделаны, толстые. Опер задумался. Проверить документы у обитателей квартиры? Там несколько мужчин, и они вполне могут оказать вооружённое сопротивление.
А если документы в порядке, визит его зряшным будет. Хорошо бы наблюдение за подозрительной квартирой установить, да где топтунов взять? У них в райотделе один только по наружному наблюдению и задействован на серьёзных делах. Андрей на куске бумаги адрес записал, стоит квартиру в паспортном столе проверить – кто прописан, с участковым поговорить, нет ли данных на жилище. Начал спускаться с этажа, вышел во двор, а из арки выворачивают двое блатных. Кепки-восьмиклинки, прикид характерный, пальцы в наколках, взгляд наглый. Видно – опытные, поскольку в Андрее сразу опера распознали. Сразу повернули назад. Андрей крикнул:
– Стоять! Милиция!
Уголовники кинулись убегать. Один на ходу револьвер выхватил, пальнул в Андрея, промазал. Ага, нападение на представителя власти, можно самому оружие использовать. «ТТ» в кармане, патрон в стволе. Выхватил, большим пальцем курок взвёл, выстрелил сначала в бандита с оружием, в грудь. Бандит рухнул, а второй вот-вот арку минует. Надо не дать ему уйти, выскочит на улицу, там стрелять невозможно, можно случайных прохожих зацепить, потом заморишься объяснительные писать. Андрей выстрелил убегавшему в ногу, мужчина рухнул, заблажил:
– Мусор поганый, ты чего же это делаешь? Я только от хозяина откинулся, чистый.
– А убегал зачем, стрелял?
– Это не я, я его не знаю, в первый раз вижу.
Раздалась трель свистка. Под арку вбежал дворник. Когда случалось происшествие, таким сигналом вызывали постовых милиционеров.
– Кто стрелял?
– Я из уголовного розыска.
Андрей показал удостоверение.
– Звони в райотдел милиции, пусть подъедут. И скажи – раненый есть, «Скорая» нужна.
Он обыскал труп, во внутреннем кармане пиджака обнаружил справку об освобождении, Иркутлаг. Стало быть из Сибири добирался, судя по дате справки – две недели. Андрей подошёл к раненому, обыскал.
– Ты чего творишь? – заорал бандит.
– Будешь орать, вторую ногу прострелю, – пообещал Андрей.
Оружия при раненом не оказалось, зато справка об освобождении была и тоже из Иркутской зоны.
– Говоришь – в первый раз его видел? Да вы сидели вместе!
– Наверное, в разных бараках. Начальник, в больничку бы мне.
– Не сдохнешь, а и сдохнешь, невелика потеря. Куда шёл?
– Бирюк говорил, знакомые у него в этом доме есть, туда шли. Ночевать где-то надо.
В справке у убитого написана именно такая фамилия – Бирюк.
– Вам обоим запрещено ближе ста километров от Москвы появляться!
– Не помню, запамятовал.
– В какую квартиру шли?
– Не знаю, он вёл.
Послышался шум мотора, к арке подъехала милицейская полуторка. Из кабины выпрыгнул Феклистов, а из крытого брезентом кузова двое оперативников.
– Чего у тебя, Фролов, опять стрельба?
– Вон тот в меня первым стрелять начал. Револьвер рядом с телом лежит.
– Откатаем пальчики, проверим.
– Оба две недели назад освободились из Иркутлага.
Феклистов к раненому обратился:
– Куда направлялись?
– Я вашему оперу говорил уже, у Бирюка знакомые здесь. Начальник, кровью истекаю.
К милицейской полуторке подкатила «Скорая помощь».
– Пименов, едешь с раненым в больницу. Пусть заштопают, сам при нём останешься.
– Чистый я, начальник, только приехал. За что конвой? – заблажил.
Андрей Николая в сторону отвёл.
– Помнишь случай, когда я домушника упустил, только чемодан с наворованным в отдел доставил?
– Конечно.
– Я случайно встретил его, проследил. Он в тот подъезд зашёл, семьдесят четвёртая квартира. Не туда ли эти двое направлялись?
– Пойдём, проверим.
В «Скорую» уже грузили на носилках раненого уголовника. Поднялись оперативники на этаж, позвонили в дверь.
– Кого принесло? – голос из-за двери.
– Открывайте, милиция.
Дверь открыли, на пороге пенсионер.
– Проверка документов! Паспорт! Есть кто в квартире?
– Один я, можете проверить.
Хозяин отошёл в сторону, оперативники вошли, осмотрели квартиру. Никого не было, но на столе стояли четыре стакана, несколько тарелок с остатками еды, пустые бутылки из-под водки и пепельница, полная окурков, причём от папирос разных марок.
– Гости у меня были, разве запрещено?
– Нет, конечно, – кивнул Феклистов.
Он просмотрел паспорт хозяина квартиры. Прописка в порядке, вернул. Когда вышли на лестничную площадку, Феклистов сказал:
– Сидел хозяин-то, паспорт особой серии. А гости его разбежались после выстрелов. Я видел дверь к запасному выходу. Через неё выскочили. Занятная квартирка.
– Полагаю, убитый сюда и направлялся.
– Участковому скажу, чтобы присмотрелся да заглядывал сюда почаще.
У оперов руки чесались квартиру обыскать, наверняка кое-что интересное обнаружили бы – вещички ворованные, что по сводкам проходили, или оружие. Да ордера на обыск нет.
Машина с опером и трупом уже уехала. Рабочее время уже закончилось, и оперативники разъехались по домам на трамвае. Утром, по обыкновению, на планёрку собрались в маленьком кабинетике Феклистова.
Обычно начальник угро зачитывал сводку о криминальных происшествиях, ориентировки, потом определял задачи. Феклистов начал сводку зачитывать, как затрезвонил телефон, причём не городской, а внутренний. Николай Иванович послушал, ответил:
– Понял, выезжаем.
Планёрку сразу прервал.
– Всем с оружием в машину! В Можайском тупике склад грабят. Вахтёр успел в отдел телефонировать.
Сотрудники повскакивали с мест, кинулись в комнату оперативников – куртки набросить, пиджаки, чай, не лето ещё. Оружие обычно при себе держали, в кобурах, в карманах, кому как нравилось. И бегом, перескакивая ступеньки, во внутренний двор. Водитель Соломенцев уже мотор завёл. С ходу в кузов, Феклистов в кабину на пассажирское сиденье. Полуторка сразу рванула с места. На грузовичке обозначений нет, Соломенцев на перекрёстках проскакивал лихо, сигналя клаксоном. Оперативники оружие проверяли. Если отважились грабить белым днём, то не один человек, как правило, большая банда и наверняка с оружием. После нескольких поворотов грузовик резко затормозил.
