Юрий Иванович
Ограбление Харон
«Выходной у них сегодня, что ли?»
И уже во второй половине дня стала нарастать неизбежная жажда. Страшная жажда, всепоглощающая! Если, утопая, можно выплыть и дальше как-то бороться с водой, то вот умирая от жажды в океане – напиться нельзя. Разве что один только раз, ускоряя собственную смерть.
Опять стала одолевать паника, с которой приходилось бороться уходом в вымышленный мир экономического и семейного благополучия. Благо, что вспомнить кого и при каких обстоятельствах – хватало.
Примерно к полднику мистер Рубка нашел себе занятие на добрых полтора часа. А именно: решил составить сообщение и поставить его на отправку. Да не одно сообщение, а несколько. И в каждом довольно подробно пострадавший описывал главного виновника покушения на себя, его подручных и сам способ. Пусть мизерный шанс, но имелся, что даже после смерти Григорьевича у его подлого обидчика возникнут неприятности.
Потом солнце стало садиться, и резко похолодало. Пришлось надевать майку на тело.
– Не иначе как наш поток вклинился в более холодное течение! – бормотал пловец, время от времени делая резкие разминочные и согревающие гребки. – И до островов отсюда ох как далеко!.. Правда, и на них ничего хорошего: голые, мрачные скалы, обгаженные чайками… Я сказал, голые! И обгаженные!!!
Но как он себя ни настраивал, как ни кричал, как ни давил неуместные картинки аутотренингом, все равно перед глазами (что закрытыми, что открытыми) четко виднелись скалы, поросшие буйной зеленью и разрезаемые частыми, искрящимися водопадами чистейшей, питьевой воды…
Водопадами… Воды… Воды-ы-ы-ы!..
И горло сорвал, то ли от крика, то ли от сухости.
Как наступила безлунная ночь, одуревающий от жажды Роман и не заметил. Просто очнулся в какой-то момент, уставился раскрытыми глазами в звездное небо и понял, что конечности замерзли напрочь. Ни одним пальцем пошевелить не удалось.
Зато уши, погруженные в воду, вполне отчетливо расслышали странные звуки: шум срывающегося водопада, скрип досок и шлепки весла о воду. Также послышалось одно, потом второе неразборчивое слово, сказанное женским голосом.
«Ладно, с водопадом явно постаралась моя нарушенная психика, – все-таки мозг оказался в состоянии выдавать дельные мысли. – Их в океане не бывает. А со скрипом? Это мои кости так трутся друг о друга? Скорей это напоминает натужный скрип векового дерева под шквальным ветром. Но ветра нет… Что со шлепка́ми? Все-таки очень похоже на удары весла по воде. Но тогда почему весло всего одно? Второе потерялось? И где-то рядом кто-то в шлюпке, потерпевшие кораблекрушение? Вполне логично… Сюда и голос женский вписывается. Учитывая, что никаких островов или островитян рядом быть не может, то у меня появляется шанс… Надо только крикнуть… Громко…
Увы! Губы удалось с трудом лишь расклеить от сковавшей их соли. А вот ни единого звука горло издать не смогло. Даже шепот или хрип не получился. Только шумное дыхание, словно у старого астматика, унеслось вверх, к звездам.
Да и к звездам ли? Их словно стирал кто-то с ночного неба, и буквально за минуту все вверху оказалось скрыто в тумане. Странный туман коснулся и лица, не столько увлажняя его, как обволакивая противным, липнущим паром.
Зато удалось пошевелить правой рукой, на кисть которой уже давно, в три обхвата, была намотана цепь с блямбой. Рука приподнялась, потом обессиленно вновь плюхнулась в воду. Ну и пальцы скорей судорожно, но сжались на вложенном в ладони медальоне. В следующие мгновения сознание только урывками фиксировало происходящие события.
Шум водопада резко, словно рывком, приблизился. Тело качнулось, накренилось, куда-то словно провалилось. В зрачках раскрытых глаз замелькали странные сполохи. Затем создалось впечатление, что тело понесло по бурунам быстрой, горной реки. Стало еще холодней, хотя казалось, что дальше некуда.
Скрип стал сродни раскатам грома. Шлепок весла раздался так, словно то опустилось возле самой головы. Ну и женский голос, злобный, раздраженный, наказующий, взорвался словно бы внутри головы:
– Еще один труп? И откуда только взялся?.. Еще и не растворенный?.. Подцепите его и кидайте в лодь!
Тут же словно два языка жидкой лавы вонзились в правое плечо и в левое бедро болтающегося в волнах утопленника. Жуткая боль в местах удара просто обязана была вызвать вопль или еще что пострашней. Наверное, убить моментально. Роману хотелось завопить (еще как хотелось!), но голова (как и все тело) оставалась замороженной и обездвиженной. Кажется, даже дыхание куда-то исчезло.
Рывок, только усиливающий боль, и тело, выдернутое из воды вверх, плюхнулось на что-то теплое, скользкое, желеобразное и мерзко шевелящееся. Самое близкое сравнение, которое запомнилось, словно свалился в яму, полную лягушек или жаб.
Затем скрип продолжился. Раздались новые шлепки. Голос замолк.
А вот странное тепло, идущее от холоднокровных лягушек, вдруг стало не просто согревать, а словно прожигать внутренности, будить их какими-то рентгеновскими, но все-таки спасительными лучами. Минута так прошла… Вторая… И неожиданно Роман почувствовал себя настолько хорошо и уверенно, что решил не только голову поднять, но и всем корпусом усесться в неверном, желеобразном окружении.
«Ну не могу я оказаться среди лягушачьих тушек! – убеждал он сам себя. – Скорей всего, вокруг меня рыба, причем с вырезанными внутренностями. Вот крови и натекло, и при определенной реакции даже холодная кровь может согревать. Или мобилизовать?..»
Где-то с третьей попытки сесть у него получилось, как и рассмотреть, что вокруг творится. Вроде вокруг – быстро текущие речные воды. Берега не видно из-за густого тумана. Само судно выглядит как невероятно длинная, метров двенадцати, лодка. Если не пятнадцати. Шириной она метра три. Борта очень странные, покрытые сверху широкой, сантиметров в тридцать, доской. На этих досках стоят какие-то приземистые лилипуты (или пигмеи?), по два на каждом борту. В руках у каждого багры, со штырем и крюком.
«Неужели это меня таким багром из воды выловили? – несколько отстраненно подумал. – Так я же сейчас кровью истеку!»
Что еще удивляло, так это бесшабашная смелость пигмеев и их небывалое проворство. Несмотря на толчки, рывки и резкий крен лодки, петляющей по маршруту, они сохраняли равновесие и ничего не боялись. Словно стояли на береговом пирсе.
А вот все остальное выглядело совсем уж кошмарным. Ближе к корме лодки, на банке, стояла увитая мышцами женщина. Чуть ли не голая, она скорей напоминала перекачанную стероидами культуристку. На бедрах повязка и несколько сумок, под цвет ткани. Некий кусок ткани поддерживает грудь. Но тяжеленное весло в ее руках смотрелось как невесомый веер. Оно так и порхало с борта на борт лодки, то притормаживая ее резко, то разворачивая, то рывком направляя вперед. В полутьме и в тумане не совсем удавалось рассмотреть глаза женщины, но, кажется, они были без белков и слишком уж несуразно светились.
Дежавю? Именно об этом напомнил зажатый в руке амулет: как раз на нем и была грубо запечатлена эта самая женщина и эта самая лодка. Разве что пигмеев с баграми древний кузнец не учитывал.
И только напоследок Ландер постарался рассмотреть вещество, в котором он сидит, погрузившись чуть не по плечи. Это оказались спаренные между собой и смотрящие в разные стороны… глаза! Чтобы поверить в увиденный кошмар, пришлось несколько раз сморгнуть и потрясти головой. Но несуразные образования так никуда и не делись. Ими оказалось заполнено все внутреннее пространство лоди, по самые борта.
Каждая пара – разные, словно вынутые из одного человека. Из мужчины или из женщины. И все они теплые… Разных цветовых оттенков… Явно живые… Или только недавно как вынутые из живых тел!
«Это я очнулся в предсмертном кошмаре? – стал догадываться Роман. – Ужас-то какой! Так и поседеть можно!.. И вообще… предупреждать надо!..»
Чисто непроизвольно он левой рукой подхватил одну пару глаз зеленого оттенка и поднес ближе к лицу. Захотелось посмотреть, что это за чудо дивное. Посмотрел. И еле сдержался от непроизвольного вопля! Вроде как смотрящие в разные стороны глаза повернулись на человека и уставились явно на него.
«Обен де роуд! Да они живые?!» – вначале мысленно проорал Ландер. Потом содрогнулся всем телом, размял немного губы и постарался высказаться вслух:
– Что за кошмар здесь творится?!
Получилось. Голос раздался громко, басисто, словно и не был сорван недавно в попытках докричаться к госпоже Фортуне.
А вот реакция всех персонажей данного кошмара на крик человека оказалась неоднозначной. Женщина всем телом дернулась так, что чуть не уронила свое весло. Затем опасно пошатнулась, пытаясь вновь поймать шаткое равновесие и балансируя своим веслом, как цирковой канатоходец. Тут же дно лодки ударилось о какой-то валун и так дернулось в сторону, что оба пигмея по левому борту рухнули во всколыхнувшуюся массу спаренных глаз.
Те пигмеи, что стояли по правому борту, возле которого и человек восседал, удержали равновесие, только взмахнув для противовеса своим противопожарным инструментом.
Ну а дальше обозленная рулевая заорала в таком гневе и настолько громко, словно хотела растоптать, разорвать, растерзать лишь одним звуком:
– Да он живой?!. Убейте его! Скорей!!
Оставшиеся на борту пигмеи дружно замахнулись своими баграми. Человеку показалось, что ему сейчас как минимум проломят череп, ну а потом уже выдавят оба глаза. Потому-то и метнулся резко к борту, стараясь просто перевалиться через него. И только взвизгнувшая интуиция сумела его предупредить о смертельной опасности. И он скорей сымитировал свой бросок за борт, тут же отстранившись обратно.
Один багор ударил в то место, где должна была оказаться голова беглеца. Но так как прошел мимо, бравый пигмей резко провалился вперед и рыбкой упал в воду. А вот второй пигмей метил в корпус человека. Его острый конец багра вонзился в доску, откалывая от нее солидную щепу.
Дольше уже мешкать и делать ложные движения не следовало. Из желеобразной массы уже почти встали ранее упавшие лилипуты, да и в руках у женщины оставалось ее тяжеленное весло, которым она довольно лихо начинала замахиваться.
Уже окунувшись в воду, мужчина услышал удар о борт сзади себя сразу трех багров и мощный шлепок весла об воду. Нырнул глубоко, каждый момент ожидая уткнуться головой в валун. Но что его в тот момент обрадовало, прямо до дрожи в конечностях, так это понимание:
«Вода-то пресная! Ха! Можно напиться! – Потом слегка насмешившая мысль пронеслась: – Потом можно и умирать! Или все-таки догрести вначале к берегу? – Водовороты и завихрения вокруг стали резко стихать. – Знать бы только, где берег?.. И вынырнуть бы незаметно сразу среди камней?.. Как я в далекой юности умел… На нашей деревенской речке…»
Стало совсем спокойно вокруг. С какой-то нарастающей силой усилилось освещение. И резко, ну очень резко потеплело.
Роман раскрыл глаза и довольно хорошо рассмотрел в мутной, речной воде хорошо знакомые с самого детства валуны.
«Ну вот, кошмар продолжается! Наверное, я уже на том свете и передо мной стали мелькать воспоминания всей моей жизни», – подумал он и, уже почти ничему не удивляясь, вынырнул из знакомой реки, текущей под ласковым предзакатным солнышком.
Глава 3
Желание определиться
Речка и в самом деле знакомая оказалась. Та самая! Из детства! Из того времени, когда их деревня еще не стала поселком, разрастаясь чуть ли не до самого города. Отрезок для купания – самый любимый с детства. Вон с той скалы можно прыгать с разгона в воду. А на тех валунах можно улечься и погреться, когда губы уже становятся мертвенно-синие от длительного купания.
Стоя по пояс в воде, Роман Григорьевич Ландер в недоумении озирался по сторонам. Ему вначале показалось, что он вернулся не просто в свое детство, но и в свое детское тело. Но, присматриваясь, легко заметил все приметы нынешней современности. На левом, противоположном берегу, чуть ниже по течению, виднелись новенькие коттеджи жилищного кооператива. Когда Ландер посещал малую родину два года назад, то дома еще только строились. Сейчас они выглядели жилыми и вполне ухоженными. На улочке виднелось несколько автомобилей самого современного вида. В поле пахал трактор германского производства, узнаваемый издалека.
Затем наступила очередь осмотра собственного тела. Вроде как свое, идентичное прожитому возрасту, но оно лишний раз натолкнуло на мысль о каком-то странном послесмертии:
«Если это – я, то почему я здесь, а не там?»
Но попытки разобраться в отличии «там» и «здесь» привели только к резкой головной боли. Одна боль напомнила о других: порядочно зудело правое плечо (ближе к лопатке) и левое бедро с тыльной стороны. Именно те места, куда вонзились багорные крюки. Непосредственно глянуть на раны не получилось, зато удалось прекрасно рассмотреть самого себя. Все то же самое, что чуть не утонуло в Тихом океане. Те же шорты, та же майка, в районе живота которой торчала пронзившая ткань щепа, ниже которой виднелось быстро подсыхающее пятно крови. Та же цепь, намотанная на запястье, и медальон, зажатый в правой ладони. Те же глаза, все еще зажатые в левой…
«Глаза?! – Полная абсурдность данного трофея напрочь перебила несуразность и неадекватность последних событий, непонятного спасения и неправдоподобного перемещения на малую родину. – Что за гадость?!»
Неизвестно, сколько времени Ландер стоял, держа на раскрытой ладони гротескное мини-чудовище, и пялился на него. А спаренные глаза пялились на него.
Долго пялились.
Но на этом диковинные странности, пытающие сломать мозг, не закончились. Дальнейшее вообще повергло Романа в шок. Потому что у него в голове явственно и четко раздались мысли постороннего существа:
«Никакая я не гадость! Вообще-то… Просто обычный человек, но уже умерший. Вот… А то, что у тебя на руке, это все, что от меня осталось… – странное общение на минутку прервалось. Видимо, некто дожидался определенной реакции своего похитителя. Не дождавшись, существо удивилось: – Неужели тебя накрыло полным сумасшествием? Хотя люди еще и не от такого крышу теряют… Да и с водой поосторожней, грязная небось… Эй?.. Как-то ни одной твоей мысли расслышать не могу…»
Наверное, еще с минуту прошло, прежде чем Ландер вернул самообладание и сподобился рассуждать и думать логично. При этом он перво-наперво пресек необдуманные действия правой руки. Ибо ладонь разжалась, выпустив блямбу, и довольно резво черпала воду, поднимала ее вверх и выливала в жаждущий рот. То есть пока мозги отключились, тело само утоляло жажду.
А водичка-то в самом деле не ахти! Это в далеком детстве она здесь почти всегда была чистейшая, прямо бочками в дома возили. И то тогда рекомендовалось ее вскипятить перед употреблением. Сейчас же она выглядела мутной, имела не совсем приятный запах и совсем уж странный привкус. Ну да, пресная, условно питьевая. После целого дня умирания в соленой морской рапе река казалась неописуемым благом. Но стоило помнить о дизентерии и химическом отравлении.
«И ладно с водой-то, даст бог, не помру, – размышлял Роман, машинально выдергивая длинную щепку из майки, медленно выходя на берег и усаживаясь на первый небольшой валун. Коленки почему-то дрожали, того и гляди надломятся. Но мысли стали четче: – Да с недавним кошмаром в той лодке вроде как можно разобраться, приняв за бред умирающего человека. Если бы не эта щепа… Еще и меня поцарапала до крови! Но как разобраться с этим странным переносом? И самое главное: что делать с этими глазками?.. Выкинуть их в воду?.. Или забросить на берег?.. Ну не могут же они в самом деле со мной общаться!..»
«Окстись, парень! – опять раздался чужой голос в голове. – И думай хоть немножко! То от тебя ни единой мысли нет, то сразу какие-то кровожадные возникают, как у маньяка».
«Э-э… в смысле, кровожадные?..»
«Ну вот ты меня бросишь или уронишь, – продолжил незнакомец, – лишишь тепла своей руки, я и умру. Окончательно… А ведь раз я мыслю и умею даже общаться с тобой, значит, эта моя частичка остается олицетворением всего моего разума, всей моей души и всей моей каким-то чудом сохранившейся сущности. Вот и ты, как человек разумный, просто обязан теперь как-то со мной разобраться, уберечь от порчи и помочь определиться во всем происходящем».
«Все равно не понял, – тупил Ландер, не сводя взора со странного трофея. – Что значит помочь? Почему не наоборот? Скорей это тебя… м-м… или вам надо объясниться. Потому как создается у меня такое впечатление, что ты сам не знаешь, кто такой?.. Или что такое?..»
«Как тебе сказать… Может, и не знаю с уверенностью, а только догадываюсь, – продолжило мысленный диалог неведомое создание. – Но давай я тебе поведаю все, что помню и что сумел понять в последние несколько часов…»
И довольно быстро двуглаз, возлежащий на ладони у Романа, поведал нечто мистическое и несуразное. Мол, сравнительно недавно он (а может, оно – чудо дивное?) еще был вполне живой, пусть и страшно старой особью мужского рода. Особь имела фамилию Шенгаут, называлась Никита Трофимович и умерла на девяносто первом году своей бурной, насыщенной приключениями жизни. Причем господин Шенгаут умер не от старости или болезни, а от яда, подложенного ему в пищу. Ибо, несмотря на свои преклонные года, очень и очень мешал кому-то своим затянувшимся существованием. Догадки о личности отравителя у преклонного годами старца имелись, но без особой конкретики.
«Да и на кой мне эта конкретика нужна, если я уже умер? – риторически восклицало образование из двух глаз. И продолжило повествовать о своем послесмертном существовании: – Умер я с жуткими желудочными коликами, но когда мучения окончились, почувствовал огромное облегчение и оказался в состоянии свободного падения. Долго падал в полнейшей темени, но при этом четко ощущая свое бренное, старческое тело. То есть руками ощупывал лицо и все, что угодно. Свиста ветра не заметил, ну и примерно через час несколько абстрактного, нереального времени понял, что мое тело стало растворяться. Примерно еще через два часа от меня не осталось ничего, кроме остаточного ощущения, что я могу видеть. Как бы… Потом вокруг появился призрачный, еле светящийся туман, в который я опустился. Туман резко пропал, во все стороны широко раскинулись гигантские пространства с расположенными на них строениями. Вид, форма и состояние строений – словно там смешались все эпохи, начиная от древнеримской и оканчивая диковинными башнями и небоскребами космических цивилизаций…»
«То есть тебя вначале в рай занесло?» – не удержался Роман от уточнения. За что получил замечание:
«Не перебивай старших! Пока саму суть рассказываю… Вот. В центре этого не то гигантского города, не то забытых декораций виднелось небольшое озеро, со дна которого вздымался не просто фонтан воды, а именно выбивался наверх поток бурной, подземной реки. Видна была вытекающая из озера чернеющая лента воды. Ну и лодь оказалась хорошо заметна, как бы в небольшой бухточке озера. Вот именно в лодь я довольно мягко упал, ощутив собой нечто теплое, скользкое и желеобразное. После чего сумел извернуться еще раз как-то странно, зрачками вниз, и рассмотреть, в чем это я лежу…»
По его утверждениям, Никита Трофимович долго не мог поверить, что вокруг него колышущаяся масса спаренных глаз. Те вращались в разные стороны, не имея возможности вырваться из продолговатой оболочки, и даже пытались общаться. Но никаких упорядоченных мыслей, а уж тем более звуков расслышать первое время не удавалось. Получался недовольный, возмущенный ропот – но и только. При этом на заднем плане этого ропота уже отчетливо слышался шелест и ворчание клекочущей воды.
Далее ощущение времени стало теряться, но в какой-то момент Шенгаут с ужасом понял, что он и сам собой представляет точно такое же двуглазое нечто. Абсурдность окружающего повергла в шок. И дальше как-то действительность воспринималась отстраненно, словно являлась истинной абстракцией. Причем больше всего удручало (но не фатально) отсутствие возможности двигаться и как-то общаться с себе подобными дельтангами.
«С кем, с кем?» – стала просыпаться в Романе способность к анализу.
«Дельтанги – это такие, как я, – продолжил общение отравленный старец. – То есть два моих глаза в единой, прочной оболочке. Но это я услышал позже… А вначале я сообразил, что постепенно сверху накапливается толща иных, падающих откуда-то глаз. И чем больше становился этот слой, тем большая умиротворенность и благость на меня снисходили. Стало значительно теплей, появилось ощущение безопасности. Ропот вокруг тоже стихал, благодаря чему удалось конкретно кое-что услышать и кое-что понять. Пусть слабо, но до меня стали доноситься отголоски мыслей иных дельтангов. И я стал различать цвета…»
Мысли оказались самого разного спектра. От холодно-равнодушных: «Мне хорошо, я засыпаю!..» до яростно-панических: «Я – умер?! Будьте вы все прокляты!» Среди последних воплей как-то терялись попытки общения. Причина: отсутствие ярких эмоций при «тихом» разговоре. Но постепенно общение становилось возможным, хотя в нем и превалировал главный вопрос:
«Что это с нами случилось и в кого это мы превратились?»
Много было таких: «А ты кто?», «Почему я тебя понимаю?», «В чем отличие наших световых оттенков?»
Как успел догадаться усопший Шенгаут, цвета глазных двоек имели важное значение. Вернее, не важное, потому что умершим по большому счету на все плевать, но именно цвет каким-то образом сразу определял моральную суть и характер усопшего человека. Спокойные оттенки принадлежали уравновешенным личностям; яркие или слишком насыщенные – скандальным, желчным и обозленным типам. Более тщательно разобраться в сочетаниях «цвет – характер» Никита Трофимович не успел.
А потом вся окружающая его масса качнулась, враз замолчав, и послышался женский голос:
– Лодь полна, отправляемся! – Властность в голосе и командные нотки подавляли, заставляли затаиться даже мысленно. – И те остатки тел вокруг подберите! Пусть растворяются прямо в общей массе дельтангов.
Колебания не только продолжились, но и разбавились частыми перепадами давления желеобразной массы глаз. От тех, кто оказался в верхнем слое, донеслись разрозненные, ментальные, если можно так назвать, крики:
«В лодку, прямо на нас какие-то пигмеи затягивают баграми куски тел! Куски мерзкие, противные, но крови нет… Куски истаивают очень быстро!.. А после них остаются такие же, как мы – дельтанги! И женщина… Она страшная! И правит лодкой! А пигмеи к ней обращаются…»
– Несравненная Харон! – Это обращение и все остальные усопшие души слышали.
Как следствие, услышанное имя вызвало очень и очень бурные обсуждения среди массы разноцветных двуглазов. Причем саму суть нынешнего состояния все поняли и осознали правильно: «Мы умерли. Наши бренные души сейчас перевозят по реке Стикс. И вскоре мы окажемся в потустороннем мире!»
Грамотные подобрались… Или это все знают?
А вот спор начался по поводу имени и странного пола личности, управляющей лодью. Подавляющее число знатоков истинно веровали, что Харон – это мужская особь. Этакий злобный, неподкупный старец, охраняющий границу между живыми и мертвыми. Еще было известно, что назад дороги нет для умерших, а за перевоз полагается чем-то оплатить. Только ни с кого плату не брали, что уже само по себе заставляло сомневаться в правильности древней легенды. Больше всего смущал тот факт, что умершие выглядят совершенно не по канонам древних легенд. Тел не было, от слова – вообще!
Как в таком случае можно рассуждать о возвращении в мир живых?
Ну и нашлись такие умники, которые заявляли:
«А кто из вас раньше лично видел перевозчика через Стикс? Почему он должен быть мужчиной? Что за фобия? Или это женоненавистничество?..»
Наверняка эти дельтанги раньше принадлежали феминисткам.
Чуть позже четко послышался новый рык несравненной Харон, которая удивилась трупу плывущему по реке и заставила пигмеев забросить тело в лодь. Дельнейшее Роман Ландер уже и сам все прекрасно видел, слышал и помнил. Жаль, что никакие умения мыслить логически не помогали правильно интерпретировать случившееся.
Вот он и стал задавать вопросы вслух, хотелось хоть свой голос услышать и лишний раз удостовериться в его реальности:
– Вроде как я тоже умер… Утонул?.. Или просто замерз в холодной воде?.. Меня ведь одни твари за борт корабля бросили. И это… там в Тихом океане сейчас вроде как утро, а здесь, на моей малой родине, солнце скоро сядет. В итоге получается, что время стабильно… А вот все остальное сплошная загадка: перенос в Заволжье, вот эта щепка, ну и ты… хм, Никита Трофимович!
Он сделал движение кистью, намереваясь забросить щепку в реку, но был остановлен ментальным вскриком:
«Стой! Не смей выкидывать! – И тут же дельтанг пояснил свои эмоции: – Не знаю, зачем пригодится этот обломок доски, но от него такое благодатное тепло идет! М-м!.. И еще мне кажется, что без этого тепла мне совсем плохо станет…»
Все еще поражаясь абсурдности ситуации и дикости ведущегося диалога, Роман вспомнил про медальон на цепи. Ведь щепку, длиной сантиметров в двадцать пять, он держал в правой руке, на которой и цепь висела:
– Может, тепло исходит вот от этой штуковины? Не удивлюсь, если она окажется каким-то артефактом внеземного происхождения. Да и что-то мне подсказывает, что спасся я именно благодаря этому изделию из бронзы.
После чего поводил щепкой над левой ладонью, затем блямбу качнул несколько раз. Вывод двуглаза оказался однозначным:
«Нет, в этом артефакте тепла нет. Хотя что-то из него явно таки струится. Словно магнитная сила. А тепло – несомненно из осколка деревянной лоди».
– Хорошо, пока суну ее в карман… Но ты-то сам для чего предназначен? Или что умеешь?
Неведомое существо, а может, и суть души умершего индивидуума, подвигало глазами в разные стороны. Попробовало пошевелиться. Чуток изогнулось. Потом замерло, сокращаясь и увеличиваясь чуток, словно при дыхании.
«Ну-ка попробуй переверни ладонь», – последовало предложение. Ладонь перевернулась, двуглаз остался висеть на коже, словно присосавшись.
– Ха! Да ты банальная пиявка!
«Сам ты пиявка! – обиделось существо. – А я – дельтанг!»
– Ладно, в первом приближении разобрались, – продолжал вслух бормотать Ландер. Оглянулся по сторонам, удивляясь, почему нет мальчишек в реке, и вновь сосредоточил все внимание на странном образовании на его левой ладони: – Давай теперь выясним отношения между нами. Как я понял, ты – некий осколок души умершего человека. Причем не факт, что проживешь в мире живых долго. Но вот что мне с тобой делать и как к тебе обращаться?
«Нет ничего проще, – оживился дельтанг. – Обращайся ко мне, как я привык за последние десятилетия: Трофимыч. Или Дед. Меня так все называли: что правнуки, что соседи, что знакомые. А вот что нам делать… В любом случае держи меня пока при себе, заспиртовывать не советую. Вдруг, да и пригожусь, а?»
«Как пригодишься? Пугать тобой детей станем?»
«Зачем сразу детей? – показалось, что старикан весело хохотнул при последнем вопросе. – А просто раскрыть подобную тайну тебе неинтересно? Не говоря о том, что ты сам спасся каким-то чудом и перенесся на противоположную точку земного шара, ты еще умудрился и несравненную Харон ограбить! И сам от нее ушел, и кусок волшебной лоди стащил. Это, насколько я помню, еще никому не удавалось».
«Так уж и никому? А тот же Геракл?»
«Легенда о Геракле, побывавшем в загробном мире, – детская выдумка. Особенно в свете наших новых, пусть и совершенно неполных знаний. Поэтому нам надо в первую очередь провести серию экспериментов с применением твоего артефакта и деревянного осколка…»
«Э, Дед! – Роману не понравилось, как его стали грузить какими-то обязательствами. – Ты, случайно, директором какой-нибудь лаборатории не работал?»
«Бери выше! – не постеснялся похвастаться Никита Трофимович. – Под моим руководством девять лет целый научно-исследовательский институт трудился! Так что ты должен…»
– Ничего я никому не должен! – вслух возразил Роман. – И если кому-то что-то не нравится, я не навязывался. Бросаю тебя в воду, и плыви куда хочешь. Хоть в Каспийское море! Да и бояться тебе нечего, все равно уже мертвый.
И таки сделал вид, что хочет зашвырнуть дельтанга в реку. На удивление тот отнесся к этому вполне спокойно. Еще и съязвил в ответ:
«Как ни притворяйся, но настолько глупым ты не выглядишь! – И тут же пояснил свою мысль: – Лишиться такого чуда говорящего? Я бы – ни за что не выбросил. Да и общий фон твоих эмоций мною хорошо ощущается: ты просто желаешь оставаться в нашей компании единоличным командиром. Так я и не против, командуй!»
– Что-то ты легко согласился…
«А что мне остается? – Теперь уже явно ментальное общение Деда сочилось веселым смехом. – Рук-ног у меня нет, сдачи дать не могу. Даже рта нет, чтобы на тебя прикрикнуть. Только и могу, что смотреть, присасываться и слышать. Хе-хе!»
– Ладно, Трофимыч, сработаемся, – непроизвольно улыбнулся Роман. – Только как тебя в дальнейшем носить? В ладошке оно как-то… не комильфо… А в кармане – так ведь вид у дельтанга больно хлипкий.
«Давай будем пробовать!» – последовало предложение.
В самом деле, следовало привести себя в божеский вид. А уже потом отправляться к родне в поселок. Но не ходить же при этом, зажимая в ладони овальное существо с двумя глазами?
Вот и пробовал Ландер вначале дельтанга на прочность. Сдавливал, мял, растягивал и сжимал изо всей силы пальцами. И результатам поразились оба участника испытаний. Вроде бы хрупкое, желеобразное создание, при повышении на него давления становилось удивительно упругим и невероятно прочным. Да и каких-либо неприятных, болезненных ощущений преобразованный Шенгаут не испытывал. Только и признался с кряхтением:
«Словно на массажное кресло усадили».
Но когда оказался в кармане, несколько расстроился. Потому что перестал видеть. Общение ментальное не прекратилось, а вот остаться совершенно слепым Деду не хотелось. И его можно было понять: в его новом состоянии «посмотреть» – оставалось единственным удовольствием. Не считая «поговорить», конечно же.
Потому Трофимыч и предложил со временем отыскать некий кисет, из неплотной, в сеточку ткани, и носить этот кисет на груди.
– И как я буду выглядеть с такой ладанкой на шнурке? – ворчал Роман, отстирывая в речке майку от крови. – На руке цепура с блямбой, на груди кисет с шевелящими глазами, а еще ведь надо как-то пристроить щепу с лоди.
При ближайшем рассмотрении в четыре глаза осколок транспортного средства госпожи Харон оказался очень даже загадочным и непонятным. Породу дерева определить не удалось, хотя Трофимыч разбирался в этом превосходно, подвизался в молодости краснодеревщиком. Структура с характерным рисунком из светло-желтых и коричневых полос очень прочная, тяжелая, невероятно плотная и уж всяко тяжелей дуба. Самое ближайшее, что подходило по определению, – макассарский эбен.
