Юрий Иванович
Невменяемый скиталец
Когда Дельфин вернулся из города, то с выпученными глазами обозрел полный раскардаш на верхней палубе, равнодушно восседающего на прежнем месте сослуживца и суетящегося с бинтами Крюка. Матрос к тому времени перевязал легкий порез на руке своего спасителя и останавливал кровь на своих двух ранах. Но как только увидел своего работодателя, разразился такой восторженной речью, что даже признанный оратор заслушался:
– Что здесь было! Настоящее побоище! Оказывается, этот новичок поджидал своих подельников, а как только ты отправился в город, явно подал им условный сигнал. Потом они все четверо бросились на меня, намереваясь прикончить, и мне только чудом удалось сразу не пасть под их ударами. Орал я от страха, честно признаюсь, во всю мощь своих легких. И уже выдохся, прощаясь с жизнью, когда вдруг наш Заринат вмешался. Да как! С бешеным рычанием просто сминал, ломал ручищами этих бандитов и выкидывал за борт! Бесподобно у него получалось! Ни суда, ни дознания, ни вопросов, ни ответов! Лодка этих горе-пиратов отошла от нашего борта и стала дрейфовать по течению, но вслед за ней устремился только один! Ты представляешь: остальные не выплыли! Да и как бы они это сделали с поломанными костями? Но! Тот единственный так и не доплыл тоже: стал заваливаться на бок, да так и булькнул на глубину. Теперь все четверо кормят своими телами раков! А твой друг преспокойно вернулся на место и дальше сидит как… – теперь уже слово «истукан» показалось матросу кощунственным, и он на ходу исправился: – Как мудрец.
Оба подошли к неподвижной фигуре, и Крюк заботливо поинтересовался:
– Рука не болит? – и совсем не обиделся, что в ответ не раздалось даже единственного слова. Но вот Уракбай не на шутку разволновался. Погладив своего сослуживца по плечу, поймал его бессмысленный взгляд и ласково похвалил:
– Заринат – молодец! Заринат – очень сильный и смелый! Заринат – герой!
Некоторое время тот усиленно размышлял над услышанным, затем радостно улыбнулся:
– Заринат – сильный! Очень сильный! – и без всякого перехода нахмурился и злобно прорычал: – Жоаким – плохой! Очень плохой!
– Правильно! Молодец! Ты у меня все понимаешь! – словно заботливый отец, Дельфин обнимал бывшего десятника за плечи, поглаживал по отрастающим волосам на голове, а сам мысленно удивлялся:
«Странно, что он запомнил имя этого Жоакима. Ведь всего разок вчера я к тому обратился, да пару раз сегодня утром. Он до сих пор моего имени не запомнит и на Крюка всю неделю никак не реагирует. Но самое главное: откуда в нем столько силищи? Нет, выглядит он, конечно, в последнее время все лучше и упитанней, усиленное питание нам обоим идет на пользу, да и ростом природа не обидела. Но, насколько мне помнится, десятник Заринат никогда особо не блистал своей удалью и не отличался особой силушкой. Во всех соревнованиях и дружеских единоборствах он всегда в стороне стоял, да только посмеивался. Неужели скрывал свои умения? И никто ничего не знал? Странно… Да и ранение его основательно подпортило, ведь сколько дней, словно кукла поломанная, валялся на койке. После такого люди годами восстанавливаются, используя интенсивные тренировки. У меня так до сих пор нога болит и все мышцы сводит только при одном упоминании ожогов. А этот? Играючи и Крюка спас, и денежки, нелегким трудом заработанные. Да-а! Настоящий похас с…клыками! Ха! А если его силу и для общего дела употребить? Надо будет мозгами поразмыслить…»
Когда они спаренными с Крюком усилиями навели порядок на кораблике, взгляд интенсивно продолжающего размышлять капитана наткнулся на большую подкову для похаса. Для чего она висела среди подобных себе на внутренней стороне борта, он и понятия не имел, но вот хвастовство некоторых знаменитых силачей припомнилось. Затем проскочила и другая шальная мысль:
«Вдруг и у него получится! Надо только правильно ему объяснить…»
Нащупав в одном из карманов заранее приготовленные и почищенные лесные орехи, которые неполноценный умом сослуживец обожал поглощать чуть ли не корзинами, Уракбай приблизился к неподвижной фигуре и уселся прямо перед ней. Затем с пыхтением и порыкиванием стал пытаться согнуть произведение неизвестного кузнеца. На второй минуте бывший десятник уже внимательно и заинтересованно следил за опекуном, на третьей стал посматривать на игрушку с завистью и просительно протягивать ладошку. Ну а на пятой, после десятка раз повторенного мягким голосом приказа: «Сломай подкову!», получил вожделенную игрушку в свои руки. Чуток покрутил ее во все стороны, потом схватился удобнее, напрягся и… согнул толстенную подкову так, словно она сделана из прогнившего железа. После этого поднял горделиво голову и спросил:
– Заринат – сильный?
Ничего не оставалось ошарашенному опекуну, как настойчиво подтвердить:
– О! Ты очень, очень сильный!
И в знак поощрения скормил довольному похвалой сослуживцу все припасенные лесные орехи.
С того самого дня на своих выступлениях Дельфин добавил кусочек новой программы. В надлежащем месте он горделиво распрямлял плечи, орлиным взором окидывал собравшуюся публику и провозглашал:
– И все-таки в Кремниевой Орде рождаются самые сильные богатыри! Даже вот мой сослуживец вышел живым из всесжигающего пламени благодаря только своей силе, сноровке и воинской выучке! Сейчас он забыл, с какой стороны браться за меч, и у него вылетело из головы, как запрягать похаса, но его стальные мускулы остались на месте, и он может согнуть даже вот эту большую подкову.
Из толпы, как правило, слышался недоверчивый свист, а то и презрительный смех. Более острые на язык выкрикивали:
– Так мы тебе и поверили!
На что явно смятенный недоверием оратор начинал оправдываться:
– Так ведь подкова денег стоит. Потом уже на что она сгодится…
Самые азартные слушатели покупались на такой трюк сразу:
– Если согнет – с меня десятерная стоимость подковы! – порой назывались и гораздо большие суммы.
– Ладно, вы все слышали, – пожимал плечами герой и свидетель гибели Детищ возле Бурагоса. – Готовь деньги!
Затем неспешно подходил к неподвижно и безучастно сидящему в сторонке сослуживцу, вручал ему приготовленный предмет и несколько раз просил, словно родного брата:
– Сломай подкову!
Заринат никогда не отказывал. И под восторженный говор очевидцев толстенная подкова шла по рукам, а незадачливый спорщик расставался с внушительной суммой.
Дельфин выглядел счастливым.
Бывший десятник – сытым и довольным.
И с каждым днем два путника все ближе подбирались к огромному порту Экан, расположенному на берегу Кораллового моря, в устье широкой, полноводной и прекрасной реки Базла.
Глава четвертая
Скандальные похороны героя
В этот день с самого утра вся огромная Плада, столица королевства Энормия, приготовилась к печальному событию. Флаги были приспущены, штандарты наклонены в горизонтальное положение. Почти на каждом окне виднелся нарисованный черной краской контур Занваля, с уходящими вниз тремя лучами – всеобщий государственный официальный символ скорби, тризны и печали. Ровно в полдень назначили церемонию последнего прощания с Великим Героем.
В последний раз аналогичное событие происходило во время окончания затянувшейся войны с Чингалией триста лет назад. В те далекие годы хоронили младшего принца, сына правящего в то время короля, который геройски пал в решающем сражении возле Себерецких гор. Обладающий невероятной силой и выносливостью, принц Фавелий умудрился сражаться в гуще битвы весь день, склонив личным примером чашу весов в пользу энормиан, и умер лишь к утру следующего дня от полученных многочисленных ран. Да и то, как утверждают историки, некоторые раны содержали в себе смертельный яд, занесенный в тело отравленным оружием.
Могила прославленного принца стала шестой на окружности площади Славы, которая, в свою очередь, занимала внушительный участок между общественным столичным парком и королевским ботаническим садом. Над каждой могилой в момент церемонии закупоривали наглухо внушительный постамент, где потом сверху устанавливали мраморное изваяние героя в полный рост, а за его спиной уносящуюся ввысь пятнадцатиметровую тонкую стелу. Ну а на гранях самого постамента уже тщательно, гравировкой наносили подробный перечень всех совершенных подвигов, которые при жизни выпали на долю Героя. К данному дню все подданные королевства Энормии были уверены: места для перечисления всех подвигов – не хватит. Потому что чего только не рассказывали в последнее время о прославленном на века Кремоне Невменяемом.
Конечно, порядок в каждом обсуждении устанавливался произвольный, но начинали чаще всего с упоминания о царстве Вьюдорашей. Мол, Кремон его собственными руками откопал. Потом ко всему прочему уничтожил плохого царя, поставил на трон хорошего и открыл для всего мира Великий Путь под Каррангаррскими горами. А в Некрополе Сущего Единения устроил решающее сражение. То есть это именно он подтолкнул королевство Спегото к современному величию и богатству. Попутно при этом еще уничтожив самое огромное и хищное животное планеты Сонного Сторожа. От его руки пал и последний из шурпанов, который теперь тоже радует туристов своим забальзамированным телом на берегу озера Печали. После этого собеседники вспоминали общеизвестную историю об укрощении Топианской коровы, которую приручил и выдоил опять-таки не кто иной, как вездесущий Кремон. В связи с Гиблыми Топями упоминалось и знаменитое теперь оружие литанра, в поиске и испытании которого молодой Герой принимал чуть ли не решающее участие. Особенно красочно знатоки расписывали заслуги Невменяемого в создании кремонита, изделия из которого теперь присутствовали чуть ли не в каждом доме.
Дальнейшая часть дискуссии становилась особенно жаркой, потому что каждый обыватель Энормии имел собственную версию того, как его королевство заключило союз с Альтурскими горами. Но все сходились в одном: Невменяемый для возникновения этого союза сделал больше всех. Вплоть до того, что лично сражался с оружием в руках против бунтовщиков и сепаратистов. А до этого он успел стать послом мира в Сорфитских Долинах и наладить дипломатические отношения не только с царством Огов, где лично перезнакомился с царской семьей, будучи принят и обласкан Галиремами, но и вынудил каким-то способом злобных колабов встать на путь мирных переговоров.
Потом с некоторой задумчивостью обозревали небосклон, тыкали пальцами на пролетающих боларов и утверждали: «Разумные растения считают Кремона Невменяемого своим патриархом и Великим Другом. Скорей всего, не зря…»
Ну а дальше обсуждение плавно переходило к эпохальному командованию над сборным легионом. Точных подробностей, конечно, люди знать не могли, но там, где недоставало фактов или логики, они смело подключали свои фантазию и догадливость. Из чего получалось, что Невменяемый ударами молний уничтожал корабли ордынской Армады чуть ли не сотнями, а коварный магический Экран над океаном прорвал собственным телом. В итоге любой рассказчик многозначительно добавлял, что и уничтожение Второго Детища – тоже дело рук Великого Героя. Хотя истинную правду о похищенной Кремоном Игле для Накопителя знало только несколько человек во всем мире.
Да и вообще, о чем только ни заходила речь, как сразу добавлялось имя знаменитого Эль-Митолана Кремона Невменяемого. И то он сделал, и се. И там побывал, и всюду успел. И то разыскал, и это спрятал. И там прославился, и тут успел. Да и на любовном фронте у Героя имелось неисчислимое количество приятных побед. Но на эту тему в общественных местах было не принято слишком назойливо судачить. Мужчины лишь с гордостью ухмылялись за своего земляка, а женщины строго поджимали губы, хоть и пытались при этом сдержать несерьезное хихиканье. Зато в семейном кругу интимные похождения обсуждались более тщательно и подробно. И выглядели они столь неправдоподобно для молодого колдуна, геройски погибшего в самом расцвете сил, что трезво мыслящие люди вообще переставали верить подобным слухам. И по этому поводу восклицали только одно: «Ладно! Жизнь покажет, где и у кого вдруг появятся наследники Невменяемого. Вот тогда и проверим все ваши сплетни и вымыслы!»
Оставалось безмерно удивляться: откуда простой народ знал о совершенно секретных порой деталях боевых сражений или догадывался о тщательно оберегаемых тайнах высочайших, если не сказать самых высоких персон в государственных классификациях и рейтингах. Скорей всего в данном случае срабатывала древняя пословица: «Пока о великой тайне узнает его величество, о ней успевает забыть каждая прачка».
Но как бы что ни говорили столичные жители королевства Энормия накануне, тому, кто в тот день сумел пройти на площадь Славы или оказаться в ее окрестностях, потом было о чем рассказать. И только перечисление списка почетных гостей, прибывших на похороны Героя, занимало большую часть рассказа. Конечно, с добавлениями про траурные платья, костюмы, кто как стоял, с кем говорил и как себя вел.
Первым делом описывали наивысших венценосных представителей, с которыми король Энормии Рихард Огромный восседал на специально возведенной для траурного мероприятия трибуне. К ним относились: король Сорфитских Долин, король Альтурских гор, король Чингалии, царь Подземного царства, султан Онтара, Верховный барон Баронства Стали и три Высших барона, входящих в Совет Пяти, который правил Баронством Радуги. Причем очень много историй ходило среди подданных Энормии о том, что при жизни Героя с ним успели подружиться как султан Торрелон Радужный, так и царь вьюдорашей Лилламель Первый, который благодаря Невменяемому и взошел на трон Подземного царства. Ну а король драконов Старгел Бой Фиолетовый вообще успел побывать с Героем в одном сражении, а потом еще и наградить из собственных когтистых лап несколькими наградами.
Вторыми по значимости шли ближайшие родственники павшего Героя. Они сидели отдельной группой в свите короля драконов, но, пожалуй, именно на этих, окаменевших от горя лицах и останавливали свои взгляды остальные зрители. Мать – Ксана Ферити, отец – Фолг, второй отец – Дарел, который воспитывал Кремона с малых лет. И младший брат Стас, со своей супругой. Все они так и не успели насладиться общением с самым родным человеком при его жизни и теперь с тоской вспоминали те короткие минуты скоротечных свиданий между сражениями. А Дарел, недавно подлеченный лучшими Эль-Митоланами столицы, вообще не мог осознать полноту новой потери. В его жизни вновь появилась много лет назад пропавшая Ксана, зато не стало единственного сына. Потому что ни Стаса, ни старого друга Фолга он так и не смог принять пока выздоравливающим сознанием.
Далее следовало обратить внимание и на тех лиц королевской крови, которые сами не носили корон, но являлись номинальными правителями, либо обязательно прочились на трон в недалеком будущем. Здесь особенной, невероятной роковой красотой выделялась наследная принцесса Спегото Элиза Майве. Да и не только красотой, у ее ног в специальной выемке, устланной мягкими шкурами, резвилось двое деток примерно десятимесячного возраста. Одна из них – дочка самой принцессы, а второй, мальчик, принадлежал первой фрейлине свиты, которая и находилась рядом с детками. Фрейлину звали Сильвия, и она всеми силами пыталась успокоить расшалившихся малюток, которые, невзирая на глубокую печаль скорбного мероприятия, расшалились как никогда. Даже их матери удивлялись тому заливистому смеху, которым парочка карапузов заливалась при попытке самостоятельно встать на ноги или при падении на мягкие шкуры. Некоторые зрители, правда, осудительно перешептывались, но никто не попытался оспорить общеизвестную истину: Элиза Майве никогда не упускала драгоценное чадо из пределов собственной видимости. А в данном случае даже все остальные монархи, во главе с Рихардом Огромным, посматривали на деток со всепрощенческой снисходительностью.
К слову сказать, наследная принцесса Спегото выбиралась за пределы собственного государства впервые за всю обозримую историю. Ни разу еще ни правящая королева, ни дочери, объявленные прямыми наследницами престола, не ступали ногой на чужие земли. Здесь, видимо, сказались особые заслуги, которые Герой оказал как всему Спегото, так и правящей династии Майве. Ну и то, что Элиза прибыла в Пладу с самой многочисленной, надежной свитой. Специально для своего вояжа роковая красавица заблаговременно зарезервировала в городе Бонати целый пассажирский состав. Тогда как в этот крупный промышленный центр вся свита добиралась вначале по реке Гранда на корабле с магическими движителями. Что тоже произошло впервые в истории. Потому что никогда ранее уникальный, самодвижущийся артефакт прошлых времен не покидал акватории озера Печали. А многочисленная свита понадобилась наследной принцессе, как утверждали злые языки, от страха за свою жизнь и жизнь своей дочери. Потому что количество колдунов просто поражало. Причем не простых, а самых опытных и знаменитых.
Красовался своим коричневым камзолом, сплошь усыпанным черными бриллиантами, герцог Каррангаррский Фелис Райне. Выделялся сонным видом генеральный архивариус Ламье Пугающий. Бравировал пышными аксельбантами асдижон горных егерей Бриг Лазан, которому, кстати, первая фрейлина Сильвия приходилась родной племянницей. Пожалуй, только эта двадцатилетняя девушка не обладала собственной магией. Зато все остальные разряженные вельможи из Спегото были Эль-Митоланами.
На другой стороне трибун, к правому нижнему углу, если смотреть со стороны площади, располагалась делегация Царства Огов. И ни для кого не было секретом, что именно неполный десяток Галирем является фактическими правительницами своего народа. На проводы Героя в последний путь прибыло сразу три загадочные для всего мира колдуньи-Галиремы, и среди них блистали удивительной, свежей красотой знаменитые огианки Огирия и Молли. Поговаривали, что младшая царица оставила дома годовалого ребенка и очень по этому поводу тосковала. О чем свидетельствовали частые, пробегающие по щекам Молли слезинки. Правительниц Огов хоть и не выделяли усыпанные бриллиантами короны, зато их боевая свита вызывала не меньшее уважение, чем свита наследной принцессы Спегото.
Из Кремниевой Орды правящий Фаррати не смог прибыть лично, ввиду чрезвычайных сложностей в собственном государстве. Становление новой власти прошло великолепно и уверенно, но теперь перед Ваеном Герком стояла задача как можно быстрей поднять рухнувшее на колени сельское хозяйство и возродить разваленные кустарные производства. Но зато вместо себя Фаррати отпустил на похороны молодую супругу, ее величество Мирту Миротворную. Именно таким пышным титулом теперь обладала бывшая баронесса Шиловски, боевая подруга Невменяемого, в свите которой присутствовали ее брат Алехандро и внушительный по своим габаритам Бабу Смилги.
Большой чести присутствовать на одной трибуне с королями удостоились и многие титулованные вельможи и Эль-Митоланы самой Энормии. По крайней мере Хлеби Избавляющий, Давид Сонный, престарелый господин Огюст, носивший прежде прозвище Невменяемый, и генерал Такос Однорукий выделялись компактно расположенной группой.
Белыми островками на трибуне просматривались два правителя южных княжеств со своими супругами. По их традициям, белые одежды всегда следовало надевать во время похорон.
Из Морского королевства прибыл только главнокомандующий Морскими Силами в сопровождении нескольких адмиралов. Ну и меньше всего представителей разумных присутствовало на похоронах со стороны Ледонии: только генеральный консул в Пладе. Да и этот приятно пахнущий колаб скромно примостился своей немаленькой тушей на самом дальнем верхнем углу трибун.
Ну и особым, можно сказать, привилегированным местом в этом длинном списке гостей обладали болары. На трибуне оставаться из них не пожелал никто, зато на всех остальных местах воздушного пространства и качающихся кронах деревьев они буквально превалировали. Мало того, ближайшие друзья и сподвижники Кремона, самые авторитетные и знаменитые разумные растения Спин и Караг, настояли на том, что это именно они должны пронести забальзамированные останки своего друга в последнюю дорогу и опустить в заготовленную под постаментом камеру. Никакие увещевания и уговоры на эту тему не помогли. Мало того, когда Рихард Огромный попытался сослаться на вековые традиции своего королевства, знаменитые болары тут же стали горячо спорить, что им известны традиции многотысячной истории! И там говорится, что Великих Героев в последний путь всегда несли именно болары. Против таких голословных утверждений, конечно, еще долго раздавались возражения и несогласия, но летающие зеленые шары таки сумели настоять на своем. И теперь терпеливо ожидали своего выхода на скорбную церемонию.
Вначале с коротким прощальным словом выступил монарх Энормии. Тут не обошлось без большой политики и попытки использовать даже такой скорбный для разумных Мира Тройной Радуги момент для укрепления образовавшихся союзов. Рихард сжато перечислил большинство подвигов Кремона Невменяемого и сравнил его с лучами Занваля, которыми объединяют на планете все живое и вечное. Ну и возжелал, чтобы на деяния героя все равнялись во все времена.
После чего последовал траурный парад наград. Потому что иначе назвать такое событие и язык не поворачивался. Только – парад! Каждую награду через всю площадь проносил королевский гвардеец и в конце пути возлагал на верхнюю часть постамента. Как раз туда, где впоследствии будут возвышаться мраморная фигура и иглоподобная стела. Следующий гвардеец, выдерживая интервал в четыре шага, нес очередную награду, а три глашатая, сменяя друг друга, по очереди выкрикивали название награды и за что вручена. Хотя и тут не обошлось без излишней секретности, потому что иной раз причина говорилась одна: за высочайшие воинские заслуги перед Энормией.
Первыми шли мелкие награды первого года службы и ордена соседних государств. Затем последовал длинный список регалий, которыми одарила открывателя Великого Пути королева Спегото Дарина Вторая. В какой-то момент показалось, что во всем остальном мире не осталось столько знаков отличия, сколько прочитали глашатаи. Но тут как раз и пошли основные награды со стороны Рихарда Огромного. Их оказалось столько, что зрители стали опасаться полного расстройства зрения от регулярно вышагивающих гвардейцев. В итоге весь постамент оказался устеленным сплошным ковром орденов, медалей, звезд, бантов, жезлов, перевязей, знаков, кокард, погон, аксельбантов, памятных подарков и прочая, прочая, прочая…
Любой гигант только под их тяжестью рухнул бы уже через минуту. Но зато Рихард Огромный под маской печали теперь пытался скрыть заслуженную гордость за собственное королевство. И даже несколько раз многозначительно при этом посмотрел на наследную принцессу Элизу Майве. Мол, вот как мы своих Героев чествуем!
На что покусывающая от нервного расстройства губы роковая красавица вдруг дерзко улыбнулась и подхватила на руки свою дочурку. Делая это так, словно захотела приласкать собственное дите. Мало того, удерживая доченьку правой рукой, она требовательно вытянула левую в сторону своей первой фрейлины, и резко побледневшая Сильвия не посмела противоречить будущей королеве, подсадила на колени принцессе и своего малыша. После этого хорошо стало заметно, как лицо Рихарда Огромного вытянулось от печали и уныния. Видимо, существовало нечто такое, о чем коронованные правители так и не смогли между собой полюбовно договориться. Потому что трудно себе представить тот факт, что великий монарх стал бы завидовать своей двоюродной племяннице из-за наличия у нее на руках такой парочки созданий младенческого возраста. Небось, у самого по всему королевству тысячи таких карапузов ходить учатся.
А детки на руках у Элизы опять расшалились. Протягивая друг другу свои пухлые ручонки, они так заливисто и заразительно смеялись, что полностью нивелировали всю тягостность ответственного траурного момента: на площади появились Спин и Караг, неся на своих корнях-щупальцах обитую черным бархатом люльку, в которой и возлежали останки Кремона Невменяемого. Под звуки несущегося с другого края площади Славы похоронного гимна болары подлетели к трибуне и медленно пронесли свою ношу вдоль рядов почетных гостей. Так планировалось заранее, чтобы каждый мог в полной мере оценить трагедию окончательной потери и в последний раз прикоснуться взглядом к Герою.
Вот тут и начались основные странности. Помимо того, что маленькие детки резвились, совсем наплевав на реалии самого ответственного момента, так еще со стороны проходов на тщательно охраняемые трибуны наметилось непредвиденное движение. Вначале один из высших воинских чинов попытался доползти до министра обороны Энормии. Потом уже сам министр обороны, кратко выслушав своего генерала, заметался на месте как подорванный и точно таким способом стал пробираться к тучному министру внутренних дел. Тормен Звездный грозно нахмурил брови на своего коллегу, но, рассмотрев выражение лица, и сам не на шутку обеспокоился. А когда, наклонившись, узнал, в чем дело, повел себя вообще бестактно по отношению к остальным почетным гостям: невзирая на свои внушительные габариты, он пробрался на два ряда выше и, никому больше не доверяя, что-то горячо зашептал в ухо его величества. После полученных новостей из Рихарда Огромного словно весь воздух выпустили, настолько он стал растерянным и нерешительным.
А тем временем болары подлетели к самой последней делегации, из Царства Огов, и совершенно неожиданно были остановлены властным окриком Галиремы Огирии. Царственная колдунья вместе с другой прекрасной огианкой без всякого стыда, не брезгуя, чуть ли не перещупали забальзамированные останки Героя, а когда Спин и Караг тронулись дальше, уселись на свои места и стали оживленно перешептываться.
Больше всего происходящими событиями остались недовольны именно болары. Такое непочтительное отношение к памяти их боевого товарища они могли простить еще несознательным малышам, но чтобы так вели себя венценосные особы! На которых сейчас взирает весь мир?! Кощунственно!
Именно это они и попытались высказать возмущенным скрипом своих корпусов, зависнув в центре площади и ожидая последнего, прощального слова всей церемонии.
Но и тут все пошло кувырком. Потому что его величество и второй человек королевства ожесточенным шепотом, укрывшись под малым пологом неслышимости, интенсивно ругались:
– Нет! Я не могу так опростоволоситься! – возражал король. – Поэтому говорить будешь ты!
– Да ты с ума сошел! – возмущался Первый Светоч. – А как я потом буду всем в глаза смотреть?! Это же крест на моей безупречной репутации и карьере!
– Все! Не юродствуй! – жестко оборвал своего министра внутренних дел Рихард Огромный. – Тебе просто по должности врать положено! Приказываю: говори! Да поворачивайся быстрей, на нас все смотрят!
Тормену Звездному ничего не оставалось, как встать с колен, повернуться лицом к затихшей площади и, прокашлявшись, проговорить магически усиленным голосом:
– Имя Кремона Невменяемого останется в наших сердцах всегда! Память о его подвигах – сохранится в истории навечно! А плоды его дерзаний – принесут радость и счастье всем разумным нашего прекрасного Мира Тройной Радуги.
Конечно, речь была не совсем в заранее оговоренную тему, да и не тем человеком сказана, кем намечалось, но расстроенные срывом всей церемонии болары уже не стали дожидаться новых неприятностей. Под вновь грянувшие звуки траурного марша они пронесли останки боевого товарища к постаменту и ловко впихнули в подготовленную погребальную камеру. Затем несколько каменщиков быстро заложили отверстие блоками на растворе и напоследок замуровали посаженной на специальный магический клей мраморной плитой, которая завершила целостность всего монумента.
С этого момента вся церемония считалась завершенной. И только два специально назначенных человека принялись аккуратно укладывать все награды Героя в коробки. Раритеты воинской, политической и общественной доблести должны были передать в руки ближайших родственников. Окружающие площадь Славы люди стали толпами рассасываться по аллеям общественного столичного парка, гвардейцы под громкими командами принялись перестраиваться в две колонны, обозначая путь для коронованных особ и почетных гостей к королевскому дворцу через ботанический сад. Тогда как интенсивная жизнь на трибуне продолжалась полным ходом.
Невзирая ни на кого и ни с кем даже не попрощавшись, делегация Царства Огов чуть ли не бегом отправилась прямиком на Западный Каретный вокзал столицы. А ведь по протоколу и Галиремы обязывались присутствовать на прощальном обеде в честь поминовения Героя. Но в продолжающейся суматохе на это никто особо не обратил внимания.
Коронованные монархи сбились в плотную кучку и теперь ожесточенно спорили, чуть не доводя дело до ругани. Все остальные гости распределялись по трибуне, соответствуя в выборе своим симпатиям или интересам. И так получилось, что возле матери Кремона Невменяемого оказалась наследная принцесса Спегото. С неуместной данному дню веселостью она смело протянула руку Ксане Ферити для знакомства:
– Рада вас лично видеть! И не стоит так отчаиваться, поверьте!
– Ну как же, – растерялась опечаленная мать. – В такой день иначе и не получится.
– Да? А вот, не хотите подержать на руках мое сокровище?
Элиза подхватила у стоящей сзади нее фрейлины свою дочку и довольно бесцеремонно, чуть ли не силой вложила в руки непонимающей женщины. Заметив, как та пытается неловко придержать довольно упитанную девчушку, принцесса рассмеялась:
– Как интересно! А ведь Стефани никогда ни к кому на руки просто так не пойдет. А тут еще и сама за вашу одежду цепляется. О! Вот дает!
Действительно, ребенок, словно увидев яркую, интересную игрушку, вдруг вцепился пальчиками в лиф платья и, упираясь крепкими ножками, встал на коленях у Ксаны. Какое-то мгновение всматривался в бледное лицо женщины и вдруг коротко, но радостно рассмеялся.
– Ну вот, – Элиза Майве наклонилась вперед и перешла на заговорщицкий шепот: – Признала родную бабушку.
Мать Героя округлила глаза от осознания и прошептала в ответ:
– Значит… это правда?..
– Ха! И так про это многие догадываются, не будем же мы таиться среди родственников! – беззаботно хмыкнула принцесса. Но, видя полное недоверие в глазах женщины, продолжила: – Сейчас будет эксперимент номер два. Готовы? – И, не спрашивая дальнейшего согласия, опять обернулась к первой фрейлине: – Сильвия, дай бабушке подержать своего Сандрю. Глянем, как он отреагирует.
