Юрий Глебович Панов
Брод через Великую реку. Книга 2
2.
С этой мыслью и вышел к братьям Селивон.
– Слышь, братаны, а чё за мужик тот был? – спросил он братьев. – Какой такой ларец ён у матери забрал?
– А ты откель про ларец знашь? – перекрестились братья, лишь только тот упомянул про ларец. И тихо один из них произнёс. – Нечиста сила в том ларце была!
Селивон вдруг понял, что без выпивки он ничего подробного не узнает и вынул одну медную монетку из нескольких, вырученных им за угнанную лошадь. – Гуляй не хочу, братва!
Младшие братья, взяв монетку Селивона с собой, побежали куда-то, а лохмач подвёл его через заросший высокой и густой травой дом с дверью, заколоченной досками крест на крест.
Вонюче-сладкий запах гниения ударил в нос Селивона, который легко оторвал доски и вошёл в избу атаманши. То здесь, то там валялись щепки, пустые черепки от кунганов, какие-то тряпки. Везде пыль и засохшая грязь ровным слоем покрывала всё.
– Вот тута она и сиживала… – Лохмач пальцем показал на высокий стул со спинкой и подлокотниками. – Ватажники нажрутьси кумышки и тута же валяютси… Раз я имя кумышку подносил!
Было видно, что он гордился этим фактом и чтобы усилить свою важность, вдруг добавил. – Фенька, кудеяра Фирсова жонка, балакала, мол, мужик приезжай култук36 ей изладил, а её куля37 в ларце с собой забрал! Тока припадочна она, куреньга38…
– Ты… меня к ей сведи… – прохрипел Селивон, пугая лохмача. – А иде ж тот куль?
– Хучь убей, не знаю… Енто надоть у Феньки спрашивать! Айда к Манефке – кукизке39! У её и спросим…
До дома Аграфены дошли быстро.
– Ну, вот тута и живёть Фенька, жонка кудеяра Прокопа… – лохмач показал пальцем на покосившийся сарай и крепкую небольшую избу из кедра. – Балакай с ей сам!
Из ворот он увидел на крыльце женщину в простой одежде и босиком с тряпкой в руках: она мыла крыльцо. Увидев Селивона, она тут же пригрозила ему тряпкой.
Однако его такой приём не смутил, и он сделал несколько шагов вперёд, несмотря на неистовый лай привязанной собаки.
– Те чо, паря? – погрозив собаке кулаком, спросила она Селивона, заметив его более приличный вид по сравнению с оборванными деревенскими парнями.
– Я сын Мотьки – атаманши… – начал тот. – Про смерть матери… хочу узнать!
Сын? – Агрофена уставилась на Селивона, что-то соображая про себя.
Неожиданно её тело задрожало, ноги подкосились и она медленно опустилась на крыльцо, руками сдерживая себя от окончательного падения. Вдруг её скрючило, выгнуло, а сама она, упав на крыльцо, забилась в судорогах, обильно выделяя пену изо рта.
– Не ходи… Я – сам! – низкий голос и мужская интонация из уст этой женщины удивила и испугала Селивона. Он замер, не в силах понять, что же происходит. А к голосу мужчины добавился женский, сначала один, а потом – и второй. – Господи, ты услышал меня?! Енто ты, Мишка? Живой! Прости мене за отца свово! Тока ево одново я любила по-настояшшему… Ты пришёл! Кончи мене, а потом сверни шею Богомолке… Ба-бах!
Селивон попятился: он теперь знал, кто убил его мать… Уже в дверях он услышал женский голос: «Енто тобе за атамана Прокопа Фирсова, хадина!», но эти слова уже ничего для него не значили…
Неожиданно в дверях избы появилась девушка, которая тут же бросилась к матери, взяла её за талию, и, наклонившись, потащила в избу. Она слышала всё, что говорила её мать, от начала до конца.
– На, смотри! Слуга я евоная… И в тобе стреляла по евоному приказу… Стой! Этот ларец теперь мой! Нет, Аграфена, это не твоё… Не связывайся с ним… Ба-бах, ба-бах, ба-бах!
Меж тем Манефа, быстро засунув ложку в рот матери так, чтобы язык не перегородил горло, невольно вспоминала приезжего парня, так сильно испугавшего её мать. Неожиданно припадок закончился, и она убрала ложку изо рта. Но та так и не вышла из непонятного состояния.
– Иде жа золото атамана Прокопа Фирсова? Неуж-то Мотька – атаманша всё промотала? – опять заговорила она, ища руками золото, спрятанное атаманом Прокопом Фирсовым.
Манефа замерла, удивлённо смотря на мать: сегодня она уже узнала, что именно она убила Мотьку-атаманшу.
– Что же теперь? Нету тута… И здеся нету… А-а, вот оно, золотишко! Целёхонько… Побегу-ка я домой, да спрячу его в подполе!
Её речь оборвалась так же неожиданно, как и началась. Она повернулась на бок и громко захрапела.
Ещё долго Манефа не решалась проверить слова матери, но в какой-то момент мысль разбогатеть и сбежать из дома обожгла её воспалённый мозг. – Надо проверить у нас в подвале!
И, спустившись в подпол, долго искала возможное место захоронения. Не найдя ничего, грязная, в паутине, огорчённо произнесла. – Враньё всё это! Нету тут никакого золота…
Через час, напившись кумышки, вся четвёрка дружно храпела. Утром Селивон открыл глаза: он лежал в какой-то избе, потолок которой оброс паутиной. Голова после обильной пьянки болела, в висках стучало, внутри было противно и сухо.
– Чё ента зараза в кумышку мешаеть? – прохрипел он, садясь на деревянную тахту. Рядом, где попало, лежали братья и храпели.
Услышав голос Селивона, один из них застонал и поднялся. Следом зашевелились и другие.
– Надоть опохмелитьси… – произнёс старший. – Васька, давай к Манефке за опохмелкой: внутрях усё хорить!
– Аха… – отозвался младший из братьев. – Пушшай лучче Федька! Манефка – евоная краля… Могеть так даст…
Неожиданно Селивону пришла в голову коварная мысль, и он произнёс. – А чё, давай в карты: кто в карты проиграт, тот и пойдёт за кумышкой!
Идея всем понравилась и скоро, подлечившись остатками кумышки, четвёрка дружно играла в карты, которые нашлись у Селивона. Сначала играли просто в дурака, но ко второй половине дня такая игра надоела всем, и начали играть на «интерес». Постепенно один за другим братья снимали с себя одежду, пока не остались совсем нагишом.
– А как иттить за кумышкой? – поинтересовался Васька и тут же не упустил случая укусить брата. – Мене-то чё, а те, Федька, хреново бут: как увидить Манефка тобе с таким бохатством, так и бросить тобе!
– Селивон, могёть отдашь одёжу на время? – спросил Федька.
– А вы на Манефку поставьте! – предложил Селивон. – Я вам одёжу вашу и отдам!
Братья, не совсем поняв, что от них хочет Селивон, однако поняли, что им он готов отдать одежду в этом случае. Посовещавшись недолго, они согласились.
К вечеру они снова оказались без одежды.
– Пора расчёт держать! – произнёс Селивон. – Или снова – на Манефку?
Братья, недолго посовещавшись, снова согласились, но Селивон строго сказал. – Манефка должна быть тута! Одёжу берите и пойдём за ней…
Братья растерянно смотрели друг на друга: раньше была только выпивка и это всегда сходило с рук им, а теперь? Это сильно пугало, но делать было нечего… Приготовили мешок и пошли к колодцу с родниковой водой, к которому Манефа всегда ходила вечером. Там и залегли, ожидая её.
Манефа шла, как обычно, напевая что-то своё, с коромыслом за водой. Неожиданно кто-то зажал её рукой рот, а потом вставил туда кляп из тряпки, и тут же мешок был накинут на голову… Коромысло с ведрами так и осталось у колодца… Дрыгаясь и вертясь всем телом, она была схвачена четырьмя крепкими руками. Скоро поняла, что её несут куда-то…
Когда Манефа оказалась в углу избы Мотьки – атаманши, с неё сняли мешок, но руки связали и кляп оставили. Задравшееся платье девушки неожиданно напомнило Селивону об Айше, которую он изнасиловал до смерти…
– Ставлю на то, кто первый её…
Селивон и сам не думал, что это предложение всем придётся по душе. Но игра разгорелась с новой силой.
Манефа с удивлением и ужасом смотрела на подвыпивших парней, один из которых, почему-то был особым источником её тревоги. И не ошиблась, видя, как с явным сожалением один за другим покидают избу братья, оставляя её одну, беззащитную перед этим страшным парнем.
Селивон, подошёл к ней, вытащил кляп и тут же вылил ей в рот противную кумышку, оставшуюся в его бутылке. Она ещё некоторое время пыталась кричать, но ничего уже не получалось… Скоро волшебная жидкость сняла все страхи, внося в голову полнейший хаос и равнодушие. Ей даже стало бесшабашно хорошо и захотелось мужчины…
Когда Селивон увидел, что Манефа настолько пьяна, что не сможет сбежать, он развязал ей руки и начал целовать, раздевая…
Насиловал Селивон Манефу жестоко, сначала выкрикнув: «Это – за маманю!»… Только одинокая слеза на щеке Манефы говорила: «Я не понимаю, за что вы со мною так обошлись…»
Скоро Манефа потеряла сознание, а Селивон продолжал изливаться в неё и раз, и два и три… А 18 февраля 1895 года у неё родится дочь, которую назовут Комиллой…
Стемнело. Неожиданно на улице раздались крики. Селивон, надев штаны, выглянул в окно: там стояла Аграфена и околоточный, а его подчиненные уже вязали руки братьям. Высадив локтем окно в огород, он легко выпрыгнул на мягкую землю, и бросился бежать.
– В Новоникалаевск… Там должен быть этот купчишка… Как его там? Мишка? – он ухмыльнулся, вспомнив Аграфену. – Сама усё сказала…
В Новониколаевске он, повертевшись в воровских кругах, довольно быстро выяснил, кто из купцов шесть лет назад зимой побывал в Проскоковской вольнице. Узнав, что Михаил Флегонтов Дубовцев не только побывал там, но и вернулся раненным, Селивон установил за домом слежку. В первую же ночь после этого, ему приснился диковенный зверь, который скрипучим и ржавым голосом потребовал убить Михаила, а его освободить. С больной головой проснулся Селивон тем утром…
– Убью! – решил он. – Да и драгоценности евоные мене приходятьси!
Весь день он не находил себе места, а в сумерки легко открыл отмычкой дверь и проник в кабинет Михаила. Открыв дверцу сейфа, Селивон вынул ларец, сложил за пазуху деньги, и, вынув нож, направился в спальню.
– Умри, собака! – крикнул он и ударил ножом человека, лежащего под одеялом.
Однако нож не встретил привычного сопротивления, которое оказывает тело человека. В то же время кто-то тяжелый навалился на него, выкручивая руки.
Когда зажгли свечи, оказалось, что двое помощников околоточного сидят на нём, рядом с Селивоном валяется ларец, а из-за пазухи его торчат деньги.
– Поднимите его… Дайте посмотреть, кто же пожаловал к нам… – полноватый купец смотрел на него, пытаясь вспомнить, где его видел. Но этого человека он никогда не встречал. Чтобы убедиться, тот ли это, кого ждал, подошёл и обнажил левое плечо: там красовался Богомол в виде родинок.
– Вот те раз! – удивился Селивон: он тоже впервые обнаружил такую татуировку. – Откуда енто?
– Он… Он самый… Можете забирать! – Михаил поднял ларец, открыв его, показал Селивону, что тот был пуст. – Кто ты?
– Не скажу… Я выйду… – крикнул Селивон Михаилу. – Берехися!
Скоро стало известно, что он сын Мотьки – атаманши Селивон. Получив семь лет за попытку убить купца и ограбление, он был отправлен на каторгу.
– Это что же, так и переходят эти родинки? – удивился Глеб, ощущая странное состояние после пространственно-временного перехода…
3.
«Новониколаевск, май 1901 год.
Сегодня приснился Ли Чен, мой ангел-хранитель. Он предупредил, что Селивона скоро выпустят из тюрьмы. Он горит желанием вернуть себе Богомола и отомстить мне. «Спрятай его понадёжней! – попросил меня Ли Чен. – И не теряй зря времени…»
За обычными делами я не смог немедленно спрятать ларец с Богомолом. Вспомнил о нём только через неделю. Организовал охрану из околоточного и его помощников. Когда околоточного вызвал к себе урядник, я предоставил ему свою крытую коляску. Всё это время ларец был со мной. Взрыв нарушил все мои представления о дозволенном: вместо меня Селивон по ошибке взорвал околоточного… Его схватили и отправили на каторгу как политического. Как спрятать надо этого Богомола, чтобы было понадёжней? Не понимаю»
– Да-а-а… – только и смог сказать я, прочитав эти строчки. – Кто же здесь больше виноват – сам Селивон или его хозяин Богомол? Конечно, сам Селивон!
Меж тем на моей душе становилось всё тревожнее… Самое главное в том, что мне не понятно, почему… Смотрю на огонь и переношусь сквозь пространство и время…
Сегодня Михаилу приснился Ли Чен, его ангел-хранитель. Он предупредил, что Селивон скоро выйдет из тюрьмы. При этом он горит желанием вернуть себе Богомола и отомстить ему. «Спрятай его понадёжней! – попросил Ли Чен. – И не теряй зря времени…»
У Михаила, который привык к спокойной обстановке, не получилось немедленно спрятать ларец с Богомолом. И вспомнил он о нём только через неделю. Тогда снова пригласил околоточного и его помощников, и предусмотрел засаду на Селивона, устроив всё как в прошлый раз.
Селивон меж тем уже сутки наблюдал за домом своего врага: так требовал Богомол. Он не собирался тратить драгоценное время свободы на то, чтобы освобождать какого-то Богомола, но тот, на время освободившись от постоянной опеки Михаила, тут же занялся своим освобождением. А Селивон был лишь пешкой в его игре. Неожиданный интерес и жесткая опёка к себе со стороны Михаила была как нельзя некстати, поэтому он и торопил так Селивона, наказывая и принуждая к решительным действиям, вплоть до устранения Михаила.
Однако уже несколько часов Селивон не ощущал присутствия Богомола в своей голове. Поэтому, решив, что с ненавистным Михаилом нужно кардинально разобраться, он приготовил бомбу. План был прост: в тюрьме, услышав, как некоторые политические разбирались со своими врагами, он тоже решил таким же образом разобраться со своим врагом…
Уже три дня околоточный и его помощники сидели в засаде, поджидая Селивона, но желанной добычи всё не было и не было. Между тем они уже три дня не были на службе, и это сильно нервировало их.
– Господин околоточный, вас срочно вызывают на службу! – посыльный зашёл в дом Михаила и отдал честь околоточному. – Господин урядник очень сердиты…
– Иди и передай, что мы сидим в засаде! – прошипел околоточный: ему так понравилось здесь находиться, что служба показалась раем.
– Передавал… А они-с приказали-с, вас!
Михаил, который раз в эти дни носил с собой ларец с Богомолом, чтобы не теряя времени отвезти его куда-нибудь и спрятать, испугался. – А что ежели Селивон нападёт? Как быть без охраны?
– А ежели сделать так: я даю вам мою коляску, а вы на ней съёздите к свому уряднику и передадите мою просьбу по продолжению охраны? И дополнительную оплату? – Михаил осторожно положил две пачки денег в один карман околоточного и одну – в другой. – А ваши помощники останутся здесь…
Деньги в кармане помогли очень быстро уговориться околоточному, тем более, что не придётся идти пешком. И он кивнул. Довольный результатами сделки, он уселся в крытую коляску Михаила…
Селивон, увидев выезжавшую коляску из дома Михаила, посчитал, что это ненавистный враг его и Богомола находится в ней. С криком: «Чтоб ты сдох!» он метнул в коляску бомбу.
Взрыв на улице заставил вздрогнуть Михаила и метнуться к окну: на улице лежала лошадь, беспорядочно дрыгая ногами. Рядом лежало то, что сталось от коляски, а с краю в луже крови, обхватив уши ладонями, скорчившись, лежал человек…
Селивон от взрыва оглох, в ушах и всей голове стояла невыносимая боль. Схватившись за голову, он застонал и присел на ноги там, где стоял… Так его и нашли помощники околоточного. Он без сопротивления дал себя скрутить, безостановочно бормоча. – Усё… Я выполнил это, Богомол… Топерича усё…
Однако в это время ларец был в руках Михаила, который, закрыв глаза, тихо произнёс. – Это я должен был быть на его месте! Это я должен был быть… Я…
О том, что виновник всего находится в его руках и беспомощно молчит, Михаил даже и не догадывался. В голове Михаила вертелась одна мысль. – Как спрятать надо этого Богомола, чтобы было понадёжней?
Селивону дали десять лет каторги уже не как вору, а как политическому: власти решили, что это было покушение на чиновника, а значит, и на власть…
– Может, понадёжней – это куда-нибудь подальше? Вон ведь, тайга, она какая: шаг шагнул в сторону и заблудился! – выскочившие из моего рта слова тогда мне даже показалось просто блестящим выходом из положения. – Спрятать эту заразу в тайге – и весь разговор!
4.
«Новониколаевск, май 1901 года.
Я решил, что наилучшим выходом спрятать Богомола «понадёжней» будет запрятать его где-нибудь в тайге, подальше от людей. Поэтому через две недели после взрыва околоточного Селивоном и его отправки на каторгу, пойду по одному мне известному пути. Богомол должен быть хорошо спрятан так, чтобы ни одна душа, кроме меня не могла его найти!»
«Дописываю через два месяца: в тайге меня нашёл Алёшка со своим другом остяком Николашкой уже без сознания. Они отвезли меня в аул остяков к родителям Николашки. Там и выходили. Если бы не остяки, вряд ли смог бы ходить, ведь я при падении со скалы сломал обе ноги и два ребра. Но Богомола спрятал надёжно!»
– Как так? Он что, услышал мои мысли? – удивленно произношу, удивляясь тому, как все-таки странно организована жизнь. Перенос из одного времени в другое теперь уже меня не удивлял, но передача мыслей на расстоянии? Этого ещё не было!
Несмотря на протесты Нины и Алёшки, Михаил решил идти один на Ману до крутых утёсов, в которых, по его мнению, должны были быть пещеры. Там в одной из них он и решил зарыть ларец с Богомолом.
За прошедшие дни Михаил долго думал и никак не мог придумать, что же имел ввиду Ли Чен, когда предложил ему спрятать Богомола «понадёжней». В одном Михаил был согласен с ним. – Здесь, в городе оставлять его никак нельзя! В последний раз Селивон здесь устроил взрыв. Погиб ни в чём не повинный человек… А мог ведь взорвать всё в доме! Вот тогда погибли бы и Нина, и Алёшка и все остальные, кто был дома… А, значит, надо ларец спрятать подальше от дома! Где-нибудь, в тайге, например… Пусть ищет!
И, навьючив лошадь инструментами для рытья твердой породы, простился с близкими. Ларец с Богомолом опустил в суму на лошади.
Три дня и три ночи по реке Мане пролетели незаметно. Он уже прошёл несколько утёсов, но пока ни один из них не имел того, что искал Михаил. И опять потянулись дни и ночи.
Лишь однажды на восходе солнца ему показалось, что на одном из утесов солнечный луч высветил тёмное пятно на крутом спуске. Сердце радостно забилось, подсказывая ему, что он на правильном пути. Чтобы запомнить это место, осмотрелся. Всё было как всегда, только вот в реке на самой середине торчал валун, который воды Маны огибали с двух сторон. Оставив лошадь внизу, он собрал в рюкзак необходимые инструменты, ларец с Богомолом, и начал долгий подъём к пятну на скале.
Подниматься пришлось долго: местами скалы были так круты, что, казалось, подъём был вообще невозможен. Однако, вбивая крючья в трещины и завязывая узлы, он карабкался к своей цели.
Солнышко собралось спрятаться за горизонт, когда Михаил добрался до своей цели: это действительно была небольшая расщелина, резко уходящая глубоко вниз.
– Что делать? – он настойчиво искал выход из создавшегося положения.
Вниз к лошади спускаться нельзя – темнело очень быстро, а путь вниз был долгий и нелёгкий. В расщелину спускаться – тоже опасно: в такой темноте можно было быстро упасть. И что внизу имелось – было пока тоже неясно. Остаться на месте и переждать ночь? На выходе из расщелины в виде пещеры была небольшая площадка, с которой, заснув, можно было упасть как в пещеру, так и на склон утёса. И всё-таки природная осторожность взяла верх: Михаил решил остаться на том месте, где оказался, и постараться не уснуть. Пристроив рюкзак к стене, он прибил крючок к стене и привязал себя верёвкой к крючку. Только после этого позволил себе закрыть глаза…
Проснулся он от сильного шума и холода: зубы клацали, тело дрожало, а верёвка врезалась в грудь и плечи, рюкзак навалился на него, мешая дышать. Летучие мыши с криком проносились мимо, иногда царапая его. Сильно хотелось пить. И всё-таки он был цел!
Восток алел зарёю, не предвещая ничего хорошего.
– Надо спускаться! – решил Михаил и осторожно освободился от пут. Он вынул из рюкзака жбан с водой и напился: спасительная жидкость разлилась по всему телу, прекращая сотрясения тела от холода. Накинув на себя рюкзак, и взяв в руки верёвку, перекрестился и начал спуск в пещеру…
Треск верёвки он скорее почувствовал, чем услышал. Жуткий страх змеёй вполз в душу, отравляя и заставляя замирать при каждом шорохе. – А вдруг? Даже думать не хотелось, что будет, если верёвка порвётся…
Второй треск рвущейся верёвки был неожиданным: страх стрелой пронзил его мозг, парализуя руки и ноги. Так и не разжав руки с обрывком верёвки, Михаил летел вниз, не зная, как далеко ещё предстоит падать… Удар о жесткий камень сразу же выключил все краски из без того тёмного окружения: он потерял сознание от боли…
Внезапно в его воображении возник Ли Чен, который сурово произнёс. – Спрячь ларец в яму и завали её камнями! А потом…
Будто кто-то влил в него новые силы. Михаил, повернувшись с трудом и обливаясь потом, достал ларец и опустил его в находившуюся рядом яму. Словно ненормальный, не помня о полученных ранах, он заваливал яму с Богомолом камнями величиной с два кулака и более. Кода же дело было сделано, он посмотрел на светлую дыру вверху пещеры и тихо произнёс. – Я сделал это!
И потерял сознание.
