Алёна Стимитс
Голоса Стамбула
Авторы: Барра Инесса, Громович Светлана, Стимитс Алёна, Парамонова Татьяна, Чудинова Екатерина, Норкина Елена, Аллен Рита, Виноградова Юлия, Штрак Зульфия, Чайка Виктория, Кирюшина Наталья, Трейстер Юна, Гайдукова Яна, Фан Элли, Галиакберова Айгуль, Хо Светлана, Ермошина Марина, Санина Юлия, Севан Ани, Шлапак Ирина
Редактор Светлана Громович
Редактор Алёна Стимитс
Редактор Татьяна Парамонова
Редактор Светлана Дмитриева
Редактор Майя Дмитриева
Редактор Анна Киселёва
Редактор Людмила Ворожбицкая
Редактор Ксения Орлова
Дизайнер обложки Ольга Парамонова
© Инесса Барра, 2023
© Светлана Громович, 2023
© Алёна Стимитс, 2023
© Татьяна Парамонова, 2023
© Екатерина Чудинова, 2023
© Елена Норкина, 2023
© Рита Аллен, 2023
© Юлия Виноградова, 2023
© Зульфия Штрак, 2023
© Виктория Чайка, 2023
© Наталья Кирюшина, 2023
© Юна Трейстер, 2023
© Яна Гайдукова, 2023
© Элли Фан, 2023
© Айгуль Галиакберова, 2023
© Светлана Хо, 2023
© Марина Ермошина, 2023
© Юлия Санина, 2023
© Ани Севан, 2023
© Ирина Шлапак, 2023
© Ольга Парамонова, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0060-8084-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Инесса Барра. ГОРОД, Я ТЕБЯ ВИЖУ
– Сорри, я вас не заметил! – пробормотал Эмре по-английски. Французского он не знал, а извиняться на турецком, надеясь, что девушка его понимает, было бы слишком самонадеянно. В его голосе слышалось смущение.
– Ничего, так бывает, – спокойно ответила незнакомка. Она едва повернула голову и незаметно улыбнулась его неуклюжести.
Эмре уже два часа бродил по бесконечным залам Лувра и, заметив боковым зрением скамейку, решил немного отдохнуть. Продолжая рассматривать великие полотна, он попятился и чуть не сел девушке на колени. Извинения были приняты.
Эмре опустился на соседнюю лавочку. Незнакомка сидела неподвижно напротив одной из картин. И все бы ничего, если бы не темные очки на лице. Молодой человек, хоть и чувствовал себя неловко, украдкой поглядывал в ее сторону. Его распирало любопытство, от которого он не мог избавиться. Когда он наконец решился задать вопрос, то не успел этого сделать. Девушка поднялась, поправила лямки своего небольшого рюкзака, взяла тонкую белую трость и медленно двинулась по залу в сторону выхода.
Эмре был потрясен и не сводил глаз, пока она удалялась. Он рисковал потерять ее из-за появившейся внезапно группы школьников с преподавателем. Мужчина вскочил и последовал за незнакомкой.
– Экскьюз ми, как ваше имя? Я – Эмре. Вы же говорите по-английски? Могу я вас проводить или чем-то помочь?
– Элоди. Помощь не нужна, я хорошо знаю дорогу домой. Спасибо, вы очень милый.
От молодого человека шел одновременно свежий и глубокий смолистый аромат, смешанный с сандалом, кардамоном и тонкой лавандовой нотой.
– Элоди, я не покажусь слишком настойчивым, если предложу вам встретиться сегодня вечером?
– О, это свидание? – девушка звонко рассмеялась и, не дав молодому человеку времени на ответ, сказала. – С удовольствием, но, увы, сегодня вечером я работаю, – подумав секунду, добавила. – А приходите ко мне на работу! Вот адрес.
Она на ощупь достала из кармашка рюкзака визитку и вложила ему в руку. Пока Эмре рассматривал черную картонку с координатами ресторана, девушка уже уверенно шла по пешеходному переходу. Он крикнул ей вслед:
– До встречи сегодня вечером, Элоди!
***
Пилот самолета объявил посадку в новом аэропорту Стамбула. Элоди услышала, как стюардесса назвала ее имя:
– Мадам Дюмон, прошу вас подождать, пока выйдут все пассажиры. Потом я провожу вас до выхода, хорошо?
Девушку охватило легкое волнение, которое бывает перед встречей с чем-то новым. На мгновение показалось, что свидание с этой «новизной» вот-вот принесет в ее жизнь чудесные перемены.
Если вы думаете, что все аэропорты похожи, то это не так. В каждом своя атмосфера, объем воздуха, ритм, запахи. Несомненно, впечатление от места связано еще и с предстоящими событиями, особенно, когда речь идет о встрече мужчины и женщины.
Едва ступив на движущуюся дорожку, Элоди почувствовала запах кофе. Он доносился издалека и не был похож на знакомый ей парижский. Она улыбнулась, уловив нотки хвои, и мгновенно расслабилась. Вдруг вспомнились каникулы на побережье Средиземного моря. Там было много сосен, и этот запах отдаленно напомнил ей радостные дни детства, наполненные беззаботным цветным счастьем. Запел телефон.
– Элоди? Жду тебя на выдаче багажа. Все будет хорошо, не переживай, – Эмре был возбужден и выпалил слова на одном дыхании.
– Я не переживаю. Наоборот, рада, что мы совсем скоро увидимся. Знаешь, здесь такой необычный запах кофе. Что вы туда добавляете? Я очень хочу попробовать.
– Да, обязательно, это мастика. Предлагаю тебе продегустировать его по всем правилам, а начинаются они с приготовления. И это не какая-то кофейная машина!
Увидев Элоди издалека, он окликнул ее, торопливо подошел и обнял. А после расцеловал на французский манер.
– В своем городе ты по-другому пахнешь, – заметила девушка, – но основные твои ароматы я узнаю.
– Это влияние Стамбула! Дай мне руку.
– Ты улыбаешься. Я счастлива и хочу поскорее увидеть твой Стамбул, – она вложила свою руку в его теплую ладонь, и они направились на парковку.
– Сейчас ночь, Элоди, но я знаю, что тебе это не мешает.
В такси они расположились на мягких сиденьях. В салоне витали запахи новой кожи и средств для чистки стекла и пластика. Не ощущалось ни одной пылинки. Водитель был крайне аккуратен и вежлив. Эмре назвал адрес, и они двинулись в путь.
Выйдя из машины, девушка ощутила теплый ветерок. До нее донеслись разговоры на турецком, аромат лепешек и моря. «Неужели отель на побережье?!» – промелькнула мысль.
Эмре отнес ее чемодан в апартаменты и вернулся.
– Ну что, ты не устала, готова идти гулять?
– Конечно, с удовольствием. Весь полет я проспала, у меня достаточно бодрости для прогулки.
– Хорошо, куда бы ты хотела пойти? – Эмре понимал, что он сам должен предложить, но все же задал вопрос.
– А море далеко? Кажется, я слышу плеск волн. Или это мое воображение?
– Не близко и не далеко. Дойдем.
Они медленно пошли по темным улочкам. Кое-где в домах горел свет. Жильцы, высунувшись из окон, с любопытством всматривались в эту пару. Эмре рассказывал, что после окончания практики всерьез задумался о собственном деле и сейчас ищет помещение для ресторана. Элоди с интересом слушала его идеи для первого собственного меню, в котором он хотел смешать турецкую и французскую кухни. Она сразу включилась в разговор и предложила варианты по обустройству и декору зала. После мастер-классов у именитых шефов Парижа Эмре влюбился в местную гастрономию. Но теперь не только кулинария увлекала его.
Когда пара прогуливалась по одной из улиц, Эмре заметил, что в кафе все еще горит свет. На цепях мерно покачивалась вывеска с буйволом, будто танцующим на поверхности кофейной чашки. Они зашли в помещение и присели за непокрытый деревянный стол. Даже в кафе, казалось, витал легкий, едва уловимый запах моря. Как только хозяин открыл пакет с кофейными зернами, воздух стал многомерным, он наполнился нотами кардамона и душистого перца.
– Я угощу вас кофе по собственному рецепту, но секретных ингредиентов не выдам, – владелец кафе широко улыбнулся. Элоди тоже улыбнулась, узнав по растворенным в воздухе ароматам все секретные составляющие.
– Вот как готовят у нас! – Эмре обратил ее внимание на процесс приготовления напитка.
Раскаленный песок едва слышно потрескивал под джезвой. Запахи становились все ярче и острее. Легкое мягкое прикосновение в районе щиколотки оказалось внезапным. Девушка опустила руку и наткнулась на мокрый нос. Пушистая кошка по-свойски потерлась, а затем улеглась прямо на ноги Элоди и начала мурлыкать.
– О, какая нежная и приветливая!
– Знаете, кто истинные хозяева Стамбула? – спросил владелец кофейни. И сам же ответил: – Кошки!
Стакан ледяной, чуть сладковатой воды и обжигающий кофе они выпили в тишине. Элоди впитывала вкусы, ароматы и все время улыбалась. Она чувствовала себя спокойно и уютно. Кофе отдавал запахом дыма. А еще почему-то напоминал шоколад, который Элоди покупала себе по пятницам в лавке Стефана.
Эмре откровенно любовался девушкой и мечтал обнять ее, как только они спустятся к морю.
– Ellerinize sağlık! – сказал Эмре.
– Что это значит? – поинтересовалась Элоди.
– Можно перевести как пожелание здравия рукам того, кто приготовил что-то вкусное.
– Это очень необычно, но логично. Мы во Франции так не говорим.
Попрощавшись с хозяином, они продолжили свой спуск к причалу. Когда проходили неподалеку от Галатской башни, Эмре вновь восхитился ее величием и красотой. Она мерцала цветными огнями – оранжево-красным светились своды стрельчатых окон, а серые холодные камни эффектно выделялись сине-фиолетовым светом. Шпиль короновал башню, связывая два мира – небесный и земной. Ему очень захотелось, чтобы Элоди смогла это увидеть, поэтому он начал подробно описывать каждую деталь. Девушка внимательно слушала, а потом вдруг остановилась и сказала:
– Это удивительно, но проходя по некоторым улочкам, я чувствую, что город говорит со мной, он рассказывает свои истории. Прямо как ты сейчас легенду об ученом, который совершил свой полет с башни через Босфор. Только истории улиц не такие складные, я слышу их обрывками: то звуки копыт, то говор, то крики, то кожей ощущаю плавное движение воздуха, то внезапный порыв мятного ветра… Со мной такое впервые, Эмре.
– Не знаю, как объяснить, но мне кажется, что это хороший знак. Сначала кошка, которая тебя приняла, а теперь и улочки. Думаю, город рад тебе, как и я.
***
На пристани Каракёй, несмотря на позднее время, еще гуляли люди. Эмре и Элоди присели на лавочку у самой кромки воды. Девушка вдохнула воздух с запахом морской соли, рыбьей чешуи, а еще с легким привкусом металла и солярки. Это был аромат путешествий и свободы. Скромный ветерок блуждал в волосах и деревьях. Стамбул с первой ночи начал завораживать ее и влюблять в себя.
– А у меня вот что есть, – сказал Эмре.
Руки Элоди сперва ощутили его гладкие мягкие пальцы, а затем жестковатую шершавую кожу граната.
– Это что-то съедобное, да?
– Точно! Сейчас я дам тебе попробовать, подожди, – он ловко разломил гранат.
Элоди нашла руки Эмре и взяла маленькие зерна прямо с его ладони. Она ощутила во рту будто крошечные граненые рубины, плотные, гладкие, хрупкие. Но стоило им попасть на зуб, как они брызгали сладким соком, который смешивался с терпкой горчинкой косточки.
– Ммм… как вкусно! – с наслаждением протянула девушка.
– Хочу использовать гранат во всех блюдах моего меню, – признался Эмре. – И не только в виде классического гранатового соуса. Что думаешь?
– Оригинально! Я верю, что у тебя получится! С удовольствием попробовала бы твои блюда.
Послышались протяжные звуки азана. Наступало утро, и пришла пора возвращаться, чтобы немного отдохнуть.
– Я приготовил для тебя сюрприз, – сказал Эмре. – Знаешь, когда к нам приезжают туристы, они первым делом бегут на пляжи или на экскурсии. Даже не подозревают, что главная ценность нашей страны – кухня! В блюда мы вкладываем не просто продукты, а весь многовековой опыт, культуру, любовь, душу. Вот поэтому завтра мы будем… есть! Готова?
***
На следующее утро они поехали в гости к Селиму, брату Эмре.
– Я никогда не спрашивал тебя… – начал Эмре, но Элоди его прервала.
– На самом деле все банально. Автомобильная авария. Выжила только я, родители погибли. Затем госпиталь и… совсем новая жизнь: одна и в темноте, – Элоди сделала глубокий вдох. – Пока была студенткой высшей школы дизайна интерьера, я мечтала работать по профессии, но… Мне пришлось привыкать жить по-другому и учиться видеть уже не глазами. Да ты и сам теперь знаешь, каково это поначалу.
Элоди улыбнулась, вспомнив удивление в голосе Эмре при входе в тот парижский ресторан. Внутри царила кромешная тьма. Вокруг стола сидели люди, но никто не мог видеть ничего вокруг.
– Да, это было незабываемо. Я по-новому открыл для себя знакомые запахи и вкусы. Даже ощущение самого себя меняется, когда не видишь ни собственных рук, ни ног, ни окружающих предметов. В какой-то момент показалось, что у меня нет тела. Это было странно, нелогично, ведь именно оно помогает мне чувствовать вкусы, ароматы, прикосновения. Но тогда эта привычка – обращать внимание в первую очередь на форму – вместе со светом куда-то испарилась. И казалось, мы общались душами… – Эмре взглянул на Элоди. – Ты очень сильная! Благодарю за новые впечатления. Кажется, теперь и ты видишься мне иначе.
– А я тебя сразу увидела. Четко и объемно, во всех красках. Не улыбайся, это серьезно. У меня теперь есть способность видеть людей иначе. Поэтому и доверилась тебе.
– İyi günler! Добрый день! – донеслось до них, как только они вышли из машины и ступили на усыпанную шуршащим гравием дорожку. – Добро пожаловать! Я – Селим, а это моя жена, Нурай. Эмре много рассказывал о тебе.
Элоди услышала улыбки в приветствии и почувствовала волну домашнего уютного тепла, по которому так скучала все эти годы. С первых минут ее окружили особым вниманием и заботой.
Все сели за стол. Обилие запахов, которые смешивались друг с другом в сумасшедший танец, говорило о количестве разнообразных блюд. С этого момента началось ее по-настоящему полное погружение в самое сердце турецкой культуры.
– Afiyet olsun! Приятного аппетита! – зазвучало со всех сторон.
– Бон аппети, – ответила Элоди.
– Осторожно, горячо! – предупредил Эмре, когда был подан чечевичный суп.
От блюда поднимались ароматные пары хорошо разваренной чечевицы и чего-то еще.
– Я предупредил, чтобы Нурай не добавляла слишком много специй, турки едят очень острые блюда. Традиция. – Эмре следил за выражением лица Элоди и пытался понять, понравится ли ей его любимый суп.
Вкус интриговал: с одной стороны, он показался знакомым, но девушка никак не могла определить, что же в нем необычного. Когда Нурай, описывая рецепт, сказала, что в суп обязательно нужно положить хороший пучок мяты, но только листья следует отделить от стеблей, Элоди просияла: «Вот она, едва уловимая тень мятного вкуса!»
Блюда сменялись одно другим. Элоди пробовала и всевозможные овощи, которые ей показались более яркими и насыщенными по вкусу, такими ароматными и отличными от привычных; и местный табуле, который назывался кысыр, и мясные котлетки кёфте, и воздушный мягкий белый хлеб, и, конечно, знаменитые восточные сладости, их полагалось запивать чаем. Крошечные стаканчики отличались элегантным изгибом, напоминавшим изящную девичью талию, и тонким орнаментом, ощутимым подушечками пальцев.
Когда Эмре поднес гостье пахлаву, она уловила сладкий медово-ореховый аромат.
– Попробуй! Такой пахлавы ты точно никогда не ела. Ее готовил я.
Тончайшее тесто, пропитанное медовым сиропом, начало таять прямо на губах Элоди. Это было похоже на долгожданный поцелуй. Такой нежный, мягкий вкус… Кажется, это любовь.
***
Когда позже они прогуливались вдоль виноградников, с губ Элоди не сходила улыбка. Она ощущала себя здесь так, будто вернулась домой. Это было странное чувство для человека, впервые приехавшего в новое место, где нет знакомых и родных, и красоту которого даже нет возможности созерцать. Однако все ли можно увидеть глазами?
Девушка была настолько расслаблена, что ей казалось, будто она плывет в потоке теплого воздуха, который перелетает от лоз к верхушкам сосен. Они шли в полном молчании, наслаждаясь той легкостью, которая возникает только между близкими людьми.
На обратном пути Эмре снова заговорил:
– Не знаю, что скажешь, но у меня есть мысль, которую я давно обдумываю, и хочу… – он сделал паузу. – Я хочу предложить тебе остаться.
– Знаю, – коротко ответила Элоди. – Я согласна.
Она почувствовала, как Эмре с легким удивлением смотрел прямо на нее, и произнесла:
– Как писал французский поэт Альфонс де Ламартин: «Si je n’avais qu’un seul regard à poser sur le monde, ce serait sur Istanbul»1. Этот город украл мое сердце, и я этому так рада.
***
Через год в Стамбуле новый семейный ресторан открыл свои двери. На кухне заправлял Эмре, а персоналом руководила Элоди. Они любили вместе придумывать новые рецепты блюд, добавляя к ним неожиданные ароматические акценты. Все, кто желал получить уникальный опыт дегустации в абсолютной темноте, заглядывали в их ресторан. Ведь это необычное состояние – чувствовать мир и людей по-другому.
Закройте глаза, и вам откроется много удивительного.
Екатерина Чудинова. ЖИВОЙ
Мария снова вытерла руки, хотя они уже были сухими. Морщинки, будто паутина, обволокли ее тонкие пальцы и с каждым днем отвоевывали все больше места на теле. Она вытащила из кастрюли курицу. Кошка, сидевшая на кухонной столешнице, внимательно следила за ней. Быстрыми и точными движениями, словно фармацевт в аптеке, Мария взвесила мясо. Она делала это каждый день, следуя своему рецепту против медленно умирающей радости жизни. Пыталась залечить свои раны, ухаживая за кошками. В надежде на то, что когда-нибудь встретит его снова. И раны исцелятся. Мария сделала радиоприемник тише, и Клод Франсуа едва слышно напел ей:
«Le temps a passé
Les choses ont changé
Et je ne sais plus très bien
Où j’en suis aujourd’hui…»2
– Юля, подойди сюда! – Мария выглянула в окно, где играла с кошками ее внучка. Девочка подняла голову, махнула в ответ, взяла одну из кошек на руки и побежала в дом.
– Бабушка, не Юля, а Жюли, – сказала девочка, войдя на кухню.
Мария покачала головой, но ничего не ответила. Мерная ложка в ее руке опустилась в глубокую кастрюлю:
– Давай, дорогая, помоги мне, пожалуйста, разложить корм.
Она знала, что девочке нравится ухаживать за кошками. Юлия росла, становилась старше. Как она была похожа на нее в детстве! Те же зеленые глаза, острый подбородок, доставшийся Марии от отца, офицера лейб-гвардии. Та же любовь к учебе. Мария вспомнила свой первый и единственный класс в женской гимназии. На следующий год гимназию ликвидировали.
– Бабуля, ты лишнюю ложку положила.
– Спасибо, дорогая! Что бы я делала без такой помощницы!
– А у меня никогда не будет кошки, – вздохнула Юля. – Родители не хотят видеть животных в доме. Этим моим кузенам уже и собаку взяли. Ну и за что? Они же бездельники. А я хочу вот такую серенькую, я буду о ней заботиться. И стану хорошей хозяйкой, – девочка прижала к себе кошку, которую держала на руках.
Мария покачала головой:
– У кошки нет хозяина. Она сама выбирает людей. Единственное, что можешь сделать ты – это установить с ней связь. Кошка запомнит тебя.
– Бабуля, но у тебя двадцать кошек, и что же, ты им не хозяйка?
– Я друг. Они могут приходить ко мне. Могут уходить. Я не держу их взаперти. Хотя здесь, в Париже, такое отношение кажется немного странным. А вот в Константинополе никто не запрещал кошкам бродить, где вздумается.
– В Константинополе? Это где?
– Так называли Стамбул, город в Турции, когда много-много лет назад я приехала туда.
– Ты ездила туда на каникулы, в путешествие? Ты не говорила раньше. Расскажи, бабуля!
– В путешествие… Именно так, дорогая, – Мария поцеловала внучку, потрепала ее пушистую подопечную по голове и посмотрела в окно. – Юля, похоже, собирается гроза. Беги, отнеси еду во двор, а потом я расскажу.
Девочка кивнула, взяла поднос и поспешила на улицу. Мария еще раз выглянула в окно. Пересчитала подбежавших к мискам кошек. Не хватало одной, и Мария начала искать ее глазами. Прийти она могла только с той стороны забора, которая ближе к Булонскому лесу. Там эта рыжая тихоня и оказалась. Спала, свернувшись клубочком под кустом у изгороди. Взгляд Марии, теперь свободный от тревог, остановился на большом кучерявом облаке, нависшем над лесом. Она хорошо запомнила такие облака. Еще в Крыму. До отъезда в Константинополь. И воспоминания молниями засверкали в ее памяти.
***
Вот она, еще девчонка, идет за родителями по длинной каменной лестнице, не отставая ни на шаг, пока те не ответят, кто такие мордосы3 и почему из-за них не придет корабль. А вот и он. Мать, протолкнувшись сквозь плотные ряды спящих сидя людей, протягивает ей третий раз за день миску с бобами и парой тонко нарезанных ломтиков картошки.
Вот немногим позже Мария крепко держит медальон и сжимает так, что круглые ограненные края врезаются в кожу до крови. Двое суток прошло с тех пор, как отец снял его с себя и вложил ей в руку. К вечеру отца уже похоронили. Или следующим утром. Мария не запомнила.
Отец Георгий отпевал умерших на Лемносе так часто, что дни сливались в один бесконечно долгий черно-белый фильм. До тех пор, пока они с матерью снова не сели на корабль и сквозь голубоватую дымку не проступили сотни огней, мерцающих, словно звезды над городом из сказок «Тысячи и одной ночи». Показавшийся на горизонте берег был похож на пеструю игольницу, унизанную иглами минаретов. Но в то утро они так и не сошли с корабля. И на следующее тоже. А когда это наконец произошло, Мария уже бросила счет времени. Они устроились в тесной комнатушке гнилого барака еще с десятью беженцами. И вновь потянулась череда черно-белых дней.
Мать с самого утра уходила продавать то, что еще у них осталось. Ее тонкая фигурка в черном газовом шарфике была одной из многих, что шагали в сторону Гранд-базара. Последнюю неделю она возвращалась все раньше и подолгу лежала на тюфяке, отвернувшись к стене.
Мать разрешила Марии выходить в город за водой: своей в бараке не было. Притащив пару курдюков, девочка шла прогуляться у берега. Морской воздух прочищал нос от барачной пыли, но играть ей было не с кем. Ее сверстники по Лемносу остались там, под деревянными крестами или каменными плитами. А со взрослыми разговор был один: о горестях эмигрантства.
Галатский мост утопал в разноцветье английских, французских, итальянских и индийских флагов. Было в нем что-то знакомое, петербургское. Море порой превращалось в Неву, а Константинополь в город детства – Петербург. Там у моста она и увидела его.
Однажды утром около одной из лодок собрались рыбаки, но вместо привычной шумной турецкой болтовни Марию встретила тишина. Мужчины молча присаживались на корточки, качали головой и уходили. Мария встала поодаль. Она боялась подойти ближе. Только когда у лодки остановилась девочка ростом с нее, Мария решилась. Один из рыбаков сказал, обращаясь к ней:
– Джанлы4, – и кивнул в сторону маленького котенка, неподвижно лежащего на земле.
Девочка тоже что-то начала быстро говорить Марии, и та ответила, как учили в гимназии:
– Пурье ву парле муан вит?5
– Живой. Его подрали кошки, – ответила новая знакомая по-французски. Софие, так ее звали, стала первым собеседником Марии за месяц с небольшим, что та жила в Константинополе.
Котенок был жив. Его животик, почти прилипший к ребрам, слегка колыхался при дыхании. На боку было четыре рыжих пятна, словно мама-кошка коснулась его лапкой. Левое ухо наполовину оторвано. Девочки уселись рядом, гладя его по очереди. Разговор с Софие зажег в Марии давно забытое желание общаться. И не только с людьми. Мария вдруг сказала Софие, что хочет забрать котенка себе.
– Нельзя, – коротко ответила та. – Кошки сами выбирают людей. Они свободные и живут, где хотят. Но ты можешь установить с ними связь. Он запомнит. Ухаживай за котенком, корми, и он будет с тобой. Но не требуй ничего взамен.
«А ведь мне и самой нечего есть», – огорчилась Мария, но ей было неловко говорить об этом Софие. Она просто кивнула и подняла взгляд к небу, чтобы сдержать слезы.
– Я буду ухаживать за ним.
Софие рассказала, что учится в частной школе Богоматери в Сионе, оттуда и знает французский. Узнав, что Мария русская, она подсказала, где можно получить еду.
Чтобы найти это место, нужно было подняться на Галатский мост и перейти на другую сторону Золотого Рога. Дойдя до моста, Мария в нерешительности остановилась. Высокий турок загораживал проход и с громким звоном отправлял в сумку монеты, которых у нее не было. Она хотела уже повернуть назад, но увидела в очереди офицера с корабля с черепом и костями на погонах. Девочка протиснулась через толпу, встав позади него. Но бояться оказалось нечего. Турок глянул на офицера и плетущуюся за ним Марию:
– Урус?6 – спросил он и, получив в ответ утвердительный кивок, пропустил обоих.
Мария держалась офицера, чтобы не потеряться в этом потоке экипажей и пешеходов, спешивших по своим делам. Она старалась не заглядываться на витрины, ломившиеся от сладостей, выпечки и фруктов. Поспешно проходила мимо чистильщиков обуви, стыдясь своих рваных башмачков. Уже сходя моста, она увидела среди мусора, валявшегося у обочины, целый апельсин и, воровато озираясь, спрятала его в карман. Но никто не обратил внимания на маленькую девочку в черном платье с заплатками – прохожие шли своей дорогой и никому не было до нее дела.
Дойдя до Гран-Рю-де-Пера, Мария уже успела привыкнуть к шуму города, к сверкающим на солнце стеклам трамваев и людям в фесках. Она быстро добралась до столовой с красным крестом на вывеске. Во дворе особняка полная дама в широкополой шляпе, усыпанной свежесрезанными розами, подала ей небольшой сверток. Отойдя в сторону, Мария развернула его. Там были какао, бисквиты, молоко, морковь и пара картофелин. Целое богатство. А от аромата еще горячей лепешки у Марии закружилась голова.
Она поспешила обратно. Сперва заглянула на пристань к своему котенку. Он все так же лежал ничком под обломками бочки, из которых Софие и Мария соорудили домик. Она оставила ему молока с кусочками лепешки. Осторожно провела пальчиком по лапке, которая была тоньше, чем ее мизинец. Ей показалось, что котенок моргнул в ответ. В мечети неподалеку муэдзин начал читать азан. Мария прикоснулась к своему крестику и тоже зашептала молитву. Она благодарила Бога за этот день, за Софие, за выжившего котенка, за еду, которой им с матерью хватит на неделю.
Теперь нужно возвращаться в барак, где ее ждали душная комнатушка и худой тюфяк. Но она больше не заметит этого. Воздух вокруг наполняется жизнью. Она несет для них с мамой еду. Много еды. К тому же та дама в шляпе с цветами сказала, что можно приходить каждую неделю.
Мария долетела до барака, словно легкое облачко, гонимое ветром. В дверях она столкнулась с незнакомым мужчиной в треснувшем пенсне, а в их комнате было темно от толпы незнакомых людей. Мать лежала на дырявом тюфяке, точь-в-точь как ее котенок утром. Мария все крепче сжимала в руках свой драгоценный кулек, а мимо проносились слова соседей об обмороке, свежем воздухе и гриппе. И зря она шептала по ночам, что им теперь будет что есть. Зря отдала врачу в обмен на лекарства какао и бисквиты. Зря бегала за водой каждые два часа. Мать сгорела от болезни еще быстрее отца, оставив на память лишь холодные объятия.
Последнее имущество – серебряный крестик, ушло на похороны. Мария не хотела расставаться с ним и сперва подала пришедшему на помощь с погребением священнику отцовский медальон. Но тот повертел его в руках, оценивая, и ответил, что медальон не золотой и ничего не стоит. За свою работу он не брал платы, но место на кладбище просто так не давали. Через пару лет она узнала, что священник ошибся. Или же намеренно сказал неправду, чтобы сохранить ей память об отце и матери. Но тогда Мария поверила ему и вместо медальона попрощалась со своим крестиком. От ее веры больше ничего не осталось.
Та ночь стала последней в бараке, куда они приехали с матерью. Оставаться там Мария не хотела да и не могла. А потому пошла на берег, где ее ждал единственный друг – потрепанный котенок. Пока мать болела, Мария ненадолго прибегала к лодкам и оставляла ему то немного молока, то кусочек лепешки. Она все делила поровну – на троих. Малыш поправился уже на второй день. Бегал среди лодок, играл с ящерицами, призывно урчал, когда девочка начинала его гладить. Он таскал мелкую рыбешку с лодок, легко уворачиваясь от летящих вслед за ним чаек. Рыбаки прозвали его Гамсис – беззаботный. Неприятности были ему нипочем.
Однако, придя вечером к мосту, Мария не нашла там котенка. В одиночестве она расстелила свой тюфяк, укрылась маминым черным газовым шарфом, сжимая в руке отцовский медальон. А утром проснулась от резкого запаха рыбы и громкого урчания. Перед ней сидел Гамсис. Рядом лежала серебристая, как ее крестик, рыба и пучок белых перышек. Мария провела рукой по шерсти кота. Тот изогнул спину и поднял голову, жмурясь то ли от удовольствия, то ли от солнца.
– Ты мне принес? – спросила она. Кот приподнял хвост кверху и мяукнул. Уголки ее губ дрогнули, но улыбки не получилось.
***
– Бабуля, ты что? Все хорошо? – Юля теребила Марию за рукав. – Я всех накормила. Гроза так и не началась. Первый раз ты ошиблась. Теперь рассказывай про Константинополь.
– Конечно, дорогая, – женщина снова погрузилась в воспоминания. Она рассказала внучке о том, как выглядел Стамбул. Сколько она видела там разных кошек: персидских, сиамских, гладкошерстных и лохматых, даже трехцветных «черепаховых». И как Гамсис помог ей.
***
Мария приняла дар Гамсиса – рыбешку, которой она не знала. Решила довериться котенку. Тем более что живот уже не только урчал, но и болел. Мария побродила по пристани и, соорудив из камней горку, вполне годную для жарки рыбы, приготовила себе завтрак. Не зная, чем еще заняться, она решила пойти в свой старый барак. Чистая вода была нужна людям. Они, возможно, сжалятся и дадут ей за работу пол-лиры.
Когда она шла по улице, на дереве кто-то мяукнул. Это оказался Гамсис. Он спрыгнул с дерева и побежал в переулок. Мария бросилась за ним. Он вскочил на скамейку под окнами небольшого особнячка. Мария присела рядом и услышала из открытого окна:
– Хорошо тем, кто знает языки или умеет рисовать.
– Да, вы правы. Нам же приходится довольствоваться этими цветами.
– А их и так стали продавать все.
– Что может быть проще? Свежие цветы украшают шляпки. Они быстро увядают, а потому дамы испытывают в них ежедневную необходимость.
– Вот только несчастных девушек, которым нужно как-то выживать, теперь становится все больше. То малое из драгоценностей, что им удалось сохранить при столь спешном отъезде, уже продано. Чтобы выручить достаточно денег на пропитание, нужно торговать в пассаже до позднего вечера.
– Я недавно стояла до последнего цветка, и ко мне уже стали подходить мужчины. Пришлось прятаться от этих назойливых ухажеров. Но позже один господин сжалился надо мной и показал путь через черный ход. Возвращалась уже в темноте, по каким-то грязным закоулкам. Не приведи господь.
– Но что возможно придумать еще?
– Я хотела предложить цветы из бумаги, но они недолговечны и мало интересны здесь. Из чего же еще их можно сделать?
