Юлия Эльм
Крылатые
– Мой мальчик, мне бы очень хотелось, чтобы это оказалось правдой, но… К сожалению, Лия больна. Или по крайней мере была.
– Но как же?..
– Вчера, наконец, пришли её результаты из лаборатории, – он вытащил из верхнего ящика стола несколько скреплённых бумаг, – Конечно, о тестах на АЛЬВИ-вирус говорить рано, но воспалительный процесс мы определить в состоянии. Обрати внимание на показатель С-реактивного белка, он заоблачный.
Парень с жадностью вцепился взглядом в распечатку. Но кровь не могла лгать. И судя по этим анализам, смерть была неизбежна.
– Тогда я не понимаю, – Макс всплеснул руками, и бумаги протестующе зашелестели, – Как ей удалось выжить? Вы ведь сами говорили…
– Да, говорил, – настала очередь Астара задумчиво уткнуться в листы.
Он забрал у Макса из рук распечатку, и ещё раз окинул взглядом все таблицы и графики:
– И всё указывало на это. Но она жива… В голове не укладывается.
Но вдруг его осенило. Мысли стали быстрыми, сумбурными, и вновь появилось то мимолётное ощущение, словно провидение щёлкнуло пальцами:
– Подожди-подожди… Мы знаем то, что она больна, но каким-то образом прожила намного больше прогнозируемого срока. О чём это говорит?
Макс не знал ответа.
– Правильно, о том, что её организм ещё сопротивляется болезни. Выходит, её иммунитет вырабатывает антитела в достаточном количестве, чтобы поддерживать в ней жизнь.
– А разве такое возможно?
– Ну, случай один на миллион, но вполне. Выходит, антитела в её крови могут стать ключом к лечению АЛЬВИ-вируса.
– Подождите, а почему тогда я не болен? Я ведь всё время был рядом с ней?
– Ну, тут два варианта. Мы ведь знаем об этом вирусе далеко не всё. Либо Лия прошла стадию заразности, когда лежала в боксе, и теперь не опасна. Либо ты тоже уже болен, но не подозреваешь об этом.
От резко накатившего страха у парня расширились зрачки. Доктор видел это очень отчётливо, хотя внешне Макс оставался спокоен.
– Но это только предположение, – поспешил добавить Астар Претович, – А чтобы узнать наверняка, мне нужно взять у тебя кровь на анализ.
– Да-да, конечно, без проблем. Но как Вы…
– Не переживай, я попрошу лаборантов не регистрировать образцы. Просто сделать для меня.
– Угу. Хорошо.
Убегая из ординаторской за набором для взятия анализа, Астар Претович чувствовал на себе лёгкое дыхание судьбы. И сам парил над полом от восторга.
Неужели… Чудо всё-таки случилось? Свершилось! Стряслось! Произошло! И это было также невероятно, сколь и очевидно. Единственный не умерший пациент! Единственный иммунитет, способный справиться с вирусом. И в нём ключ! Разгадка, ведущая к спасению тысяч жизней.
Однако… В какую-то секунду воодушевление доктора напрочь разбилось о скалы реальности. Ведь всё это домыслы. Нет никаких доказательств, что Лия справляется с вирусом. А тому, что она ещё жива, объяснений можно было найти множество. И всё же… Всё же. Пока был шанс, доктор Гести был не намерен его упускать.
В какой-то момент, этих ребят ему стало искренне жалко. Несмотря на то, что Лия всё ещё жива, она может умереть в любой момент. Кто знает, когда её иммунная система выдохнется от постоянной борьбы и болезнь возьмёт своё? И, Астар Претович был уверен, Макс тоже это понимает. Лия сидит на пороховой бочке, даже не подозревая об этом, а Макс с замиранием сердца ждёт, когда грянет взрыв.
***
Макс не был болен. Как оказалось. В те два часа, пока готовились анализы, по какой-то супер-мега быстрой технологии, он успел уже три раза мысленно поседеть. Пусть внешне был совершенно спокоен. Помогал лишь крепкий, горячий чай, который Астар Претович любезно заварил для парня, и вафли.
Но как выяснилось, волновался он напрасно. И так, Макс здоров. С Лией осталось два варианта: либо она всё-таки не была больна, шанс на что был ничтожно мал, учитывая анализы, либо она все ещё больна, сопротивляется вирусу, но фазу заразности уже прошла.
– Было бы отлично, если б ты смог взять у нее кровь на анализ, – в перерывах между вафельками, сказал доктор.
Макс аж чаем поперхнулся:
– И как я, по-Вашему, это сделаю? Подойду к ней и спрошу: «Извини, Лия, не могла бы ты дать мне своей крови, мне нужно?».
– Да, проблема… Пожалуй, тебе и вправду не стоит говорить ей о наших догадках. Кто знает, как именно она отреагирует? Один раз мы с тобой уже чуть не потеряли нашего «стерильного пациента», хорошо, что ты полетел за ней.
Макса от этих слов покоробило, но он промолчал. Астар Претович посоветовал парню вести записи, как если бы он вёл протокол настоящего эксперимента, и приносить их ему в дальнейшем. Макс, конечно, не до конца понимал, зачем ему нужны записи типа: «День 4. Пациентка всё ещё не умерла», но скрепя сердце, согласился. В конце концов, они делают общее дело… Общее благое дело. И даже если они с Лией всё-таки умрут, их опыт поможет спасти множество других жизней. Отбрасывая эмоции, жертва казалась достойной.
– Послушай… Ты ведь понимаешь, что всё это может быть опасно? Вдруг мы ошибаемся. Всё, о чём мы говорили, это всего лишь догадки, и они могут быть далеки от реальности. Вдруг Лия ещё больна и опасна, а ты не заразился просто… По счастливой случайности. Знаешь, ведь некоторые врачи, проработав много лет в туберкулёзном отделении, не заболевают. Так же и ты.
– Ну… Не знаю, – парень прикусил внутреннюю сторону щеки, – Я не боюсь за себя, если честно.
Доктор Гести уважительно кивнул:
– Удивительная самоотверженность. Но ты знай, что всегда можешь отказаться.
– Нет, – не раздумывая, оборвал его Макс, – Мы вместе начали это. Да и куда я от нее уйду, если меня ищут по всей столице? Не хочу лишиться крыльев, и получить срок.
Конечно, Макс мог бы сказать, что это далеко не самая важная причина, но… Зачем?
Улетал парень из больницы с полным багажом устных инструкций, и набором для взятия анализа крови. Как сказал доктор Гести: «Вдруг повезёт». Но парень не верил в везение.
Когда Макс вернулся домой, Лия уже сидела за Столом перемирия. В голове мгновенно пронеслось: «Вот и говори потом, что девушки не умеют мириться».
Она услышала, как открывается дверца, и как парень вылезает из тумбочки, но не поспешила ему помочь. Он заметил её, но после того, как выбрался, тоже не поторопился за стол. Ушел в другую комнату, переоделся, собрался с мыслями. И только потом занял своё место на кухне.
На улице совсем стемнело. Пестрая ночная синева лезла во все окна, а тусклый жёлтый свет горел только на кухне. Во всей остальной квартире было темно, и в воздухе повис аромат чая с земляникой.
– Макс, прости, – выдохнула Лия, уставившись взглядом в пустую столешницу, – Глупо как-то всё получилось. Ссоримся по пустякам.
– Да-а… – протянул он неловко, – Бывает. Наверное, со всеми бывает.
– Я волновалась за тебя. Где ты был так долго?
Но в глазах её не было ни укора, ни обиды – лишь искреннее волнение.
– Я… – почему-то сейчас резко расхотелось врать, – Я был… У больницы.
Он ждал, что девушка закричит на него, станет ругать за безрассудство, но она… Только улыбнулась.
– Ну, если ты вернулся, значит всё хорошо.
– Да, – он тоже улыбнулся, правда улыбка вышла немного нервной, – Хотя меня чуть не поймали. Наткнулся на наряд у театра. Благо маска, и они меня не узнали. А я вовремя сообразил, что надо притвориться больным – они и не стали ко мне приближаться.
–Хе-хе, умно.
– Да.
Ещё какое-то время они снова молчали. Вроде и неловко, но в то же время никто не хотел говорить. Спустя минуты, Лия безмолвно налила чай. Под его ароматную крепость они сидели в абсолютной тишине, и прислушивались к звукам, которыми жил их дом. В соседней квартире громко звучал телевизор. Лева шумно делала уроки с младшим сыном, и их голоса доносились из вечно открытого окна. Они все жили, жили, и даже не представляли, что творится в квартире, которую они считают пустой.
А в ней всего лишь двое беглецов, которых разыскивают по всей столице, пьют чай. Молча пьют чай.
– Знаешь, – сказал Макс, сам не понимая, для чего, – Я начинаю скучать по своей «старой» жизни. Которую я до этого так ненавидел.
– Да… Я тоже, – она отпила маленький глоток и улыбнулась в чашку, – Я скучаю по беготне своего студсовета. И по ВУЗу скучаю. Ребята, наверное, сейчас проходят что-то интересное.
– А по друзьям ты разве не скучаешь?
Лия задумалась на несколько секунд… Но что-то подсказывало парню, что ответ у неё уже был:
– Нет. Это удивительно, но нет. Ни по Эйве, ни по Мэрилл. Тебя, наверное, это удивляет? Ведь мы с ними лучшие подруги… Нет, это правда.
– Или ты уже убедила себя в этом, – улыбнулся он лукаво.
Девушка вскинула на него взгляд, но бушующее пламя негодования внутри удержала:
– Мы действительно друзья. Мы столько сделали друг для друга – столько раз друг друга выручали. Можно сказать, вместе прошли огонь, воду и два года университета, и…
– И ты не скучаешь, – он взял её руку со стола, и обнял своими пальцами, – Знаешь… С некоторыми людьми можно пройти многое. Ты знаешь, что они помогут тебе в беде, и ты им поможешь обязательно. И вроде вы много времени проводите вместе, но… Настоящий друг – это совсем другое.
– А ты встречал настоящих друзей?
Она смотрела на него мягко, совсем без вызова. И глаза у нее в это мгновение были такие… Бездонные.
– Кажется, да, – ответил парень уклончиво, – Настоящий друг – это человек, с которым тебе… Спокойно. Хорошо. С кем ты можешь быть собой, и никем не нужно притворяться. Ничего в себе не нужно прятать. И с ним не обязательно попадать в беду, чтобы проверить – поможет он тебе, или нет. Ты просто знаешь, что на него можно положиться.
Она заглушила в себе грустный смешок:
– А разве так бывает?
– Неужели ни с кем из твоих друзей тебе никогда не было спокойно?
– Ну… Мне спокойно с тобой.
Что-то внутри от этих лёгких слов оглушительно взорвалось. Что-то разметалось и разлетелось по всему сознанию, как будто разбилась бутылка с алкоголем, и теперь всё нутро горит и пьянеет. И выдох вырвался сквозь губы.
– Я… Знаешь… Мне тоже. С тобой так спокойно, как не было никогда.
Ещё минута… Какая-то минута вместе. Где вместе взгляды и руки, и так не хочется это прерывать, но…
– Чайник, – сказала Лия, и парень резко очнулся.
– Что?
– Чайник закипел. Может, ещё по чашке чая?
– Да… Было бы здорово.
Она поднялась из-за стола, высвободив руку из объятия его пальцев. И магия разрушилась. На Макса снова свалилась реальность.
Он даже не заметил, когда девушка успела поставить чайник, или когда он успел допить свою чашку. Всё это сейчас стало так не важно.
– Знаешь, – снова начал он, подавшись чуть к ней, и положив руки на столешницу, – Я всё хочу спросить тебя. Думаю, сейчас самое время.
Она стояла к нему спиной, но он был уверен, что она улыбнулась:
– Да. Точно самое время. О чём же?
– Когда мы спали у той печи, – парень почему-то не смог подобрать слов лучше, – Ты сказала, что уже была на этих высотах. Что ты имела ввиду?
– То, что и сказала, – она пожала плечами, всё ещё не повернувшись, – Что я была уже на этих высотах.
– Но как, когда? Туда спускаются единицы. Я, например, не знаю никого, кто бы…
– Ну, теперь знаешь, – Лия оборвала его резко, но без раздражения.
Наконец обернувшись, она вернулась на свое место и поставила на стол два бокала свежего чая. Она, как и её мама, и бабушка, заваривала рассыпной чай в заварочный чайничек, и не пользовалась пакетиками. Потому аромат от её чая был тоньше, но нежнее.
– Я действительно спускалась на те высоты. Но… Вообще-то это мой секрет, – девушка улыбнулась лукаво, всё ещё не отрывая взгляда от медной глади чая, – Тот самый скелет в шкафу, о котором никто ничего не знает.
– И даже мне не расскажешь?
Лия смотрела на него долго. Но не было похоже, чтобы она его оценивала или решалась. Скорее это было испытание для Макса, выдержит ли он, заинтригованный, это молчание.
– Ну почему нет? – в итоге сказала она, – В конце концов, ты теперь тоже там был.
За дальним окном стали постепенно гаснуть квадраты квартирного света. Синева наполнялась черными оттенками. Уличные фонари на домах всё ещё источали зыбкое золото, но всё равно в воздухе ощущалось, как сгущается темнота. Даже тусклая лампочка на кухне уже не справлялась с её натиском из большой комнаты.
– Первый раз я спустилась туда не по своей воле. Мне было двенадцать лет. У нас сложилась дружная компания девчонок из моей школы, но… В общем, как-то раз с одной из них я поссорилась. Это ввело раскол в наши ряды, и чтобы поговорить, мы пришли на детскую площадку, на которой любили собираться раньше. А она в нашем родном городе была так странно сделана… С одной стороны примыкала к парку, а с другой ничего не было. Просто небольшой заборчик и тут же лётная часть улицы. И так, мы собрались поговорить, но кажется, больше просто орали друг на друга. Был закат, я это точно помню – такой тревожный, красный. И вдруг девочка, с которой я поссорилась, так вывела меня из себя, что я её ударила. Не сильно, я же никогда до этого никого не била. А она… Отшатнулась, и вдруг оказалась прямо у этого заборчика. Споткнулась и полетела спиной вниз. Мы тогда подумали: «Да ладно, ерунда, вылетит». И остальные девчонки продолжили спор, который мы начали… А я всё смотрела, как она падает. И почему-то не может выровняться. А когда я заметила, что она машет только одним крылом, на меня накатил такой дикий ужас. Я поняла – она сломала крыло о бортик, и теперь падает уже очень-очень далеко.
Воображение Макса живо рисовало ему картины кровавого заката, и фигуру, падающую в темноту. А сверху широкий размах белоснежных крыльев Лии… Было что-то эпическо-героическое в этой картине.
Девушка отпила глоток обжигающего чая и продолжила:
– Разумеется, я помчалась за ней. Мне было двенадцать лет, я даже не думала о том, что мою подругу может поймать охрана на уровне. В голове у меня билась одна только мысль: «Что же я наделала?». Я мчалась за ней со всех сил, что были. А больше за мной никто не полетел. В общем, когда я её догнала, линию погоды мы уже миновали – город у меня был маленьким, дома не высокие. Я помню, что схватила её тогда за руку, и чуть было не сломала руки и себе, и ей. Инерция резко потащила меня вниз, и я тоже стала падать.
– Перепугалась?
– До ужаса! Ещё она вцепилась в меня двумя руками и повисла. А я просто ничего не могла сказать. Кое-как расправила крылья, затормозила. Помню только, как руки подруги повисли на мне, и словно камень тянули вниз. Было чертовски тяжело… Воздух рвал крылья до боли.
Она перехватила дыхание, но всё же запнулась на секунду. Всего на секунду:
– И в этот момент я увидела землю… Не просто так свысока, а вблизи. Зрелища, сравнимого с этим, я никогда не видела в своей жизни. Такая… Необъятная, такая большая. И ты знаешь, она ведь вовсе не голубоватая, как мы привыкли ее видеть сверху. Она ярко-ярко зелёная. На ней пятна полей, и изумрудные громады лесов простираются до горизонта. А сквозь них текут реки. Могучие, быстрые, холодные. Или не холодные, мне так и не довелось узнать. Но я их видела. Моя подруга что-то кричала мне в самое ухо, но я её просто не слышала. Я была поражена… Смотрела на землю во все глаза. Лишь когда до неё оставалось всего ничего, может даже, меньше тысячи метров, я очнулась. Кое-как смогла совладать с собой, и полетела наверх.
– Кажется, это был ужасно трудный подъем.
– Да. Каждый метр вверх у меня был как пять. Я всё ещё была в том полушоковом состоянии, и помню только её руки, обвившие моё тело, повисшие на плече… Ужасно тяжёлые. Благо, на границе нашего уровня нас уже ждали девчонки. Они перепугались, когда заметили, что нас долго нет. Мы вместе отнесли подругу в больницу, и конечно, с её родителями был грандиозный скандал, но… Это уже было не важно. Даже когда на меня орала её мама, я думала только о том, что мне открылось сегодня. Земля… Позже я как-то дистанцировались от той компании, и никто из них так и не узнал, куда я так спешно улетаю после школы. А я летала вниз. В нашем городе за соблюдением границ уровней не так тщательно следили, как в столице, и я без проблем пролетала за линию погоды. Подолгу смотрела на землю… Правда, так и не решалась спуститься. Однажды, я так сильно задержалась внизу, что меня накрыл дождь – и не простой, а с градом. Тогда я узнала о существовании печей внутри домов, и о том, что бетон очень теплый, когда их разжигают.
– То есть, тогда, пять дней назад была твоя не первая ночь у печи?
Она улыбнулась воспоминаниям:
– Не первая. Правда, тогда я была одна. Дождь не кончался до рассвета, и я всю ночь провела у вентиляционной шахты. А когда поднялась наверх утром, мои родители были так напуганы, что я дала им честное слово больше никогда так не делать. Мне не хотелось его сдерживать, но… С тех пор я так и не спускалась на те высоты. Ни разу. Сама не понимаю, почему. Но все эти годы тосковала по тому виду и… По земле. Странная тоска для человека с крыльями, правда?
Но парень не ответил. Он долго ещё думал над тем, что она сказала. Земля… Странная тоска для человека с крыльями. Странная, но такая сильная.
Макс в своей жизни никогда не испытывал эмоций такой силы. И сейчас он вдруг подумал, а жил ли он вообще до этого? Жил, или просто существовал, даже не представляя о том, что можно так сильно влюбиться, и не в кого-нибудь, а во всеми презираемую землю. И много лет тосковать по ней. Сможет ли он когда-нибудь найти то, что полюбит настолько же? Или его жизнь так и останется серой?
– Ты… – наконец заговорил он почти шепотом, – …счастливый человек. Тебе дано то, что многим даже и не снилось.
Лия улыбнулась мягко и чуть грустно:
– Я думаю, нам всем это дано. Просто не каждый может найти это.
Этажом ниже послышался мальчишеский голос:
– Мам, ну я быстро слетаю до круглосуточного магаза и вернусь. Хочу газировки!
– Сдурел что ли? А ну быстро спать! Никакой тебе газировки до завтра!
– Лева гоняет своих сорванцов, – нежно усмехнулась девушка, допивая последние глотки, – Нам, я думаю, тоже пора спать.
– Да, сейчас пойдём.
Она встала, обойдя Макса, потянулась за выключателем. А когда свет померк, парень нежно поймал её руку.
– Подожди. Слишком хорошая ночь, чтобы уходить так быстро. Давай… потанцуем.
– Ты чего? – в полной темноте её голос был бархатным и немного испуганным, – Нас же соседи услышат. Тогда всему конец.
– А мы тихо.
Парень вытащил из кармана телефон и проводные наушники. Вставил один в ухо девушки, второй себе. И песня полилась в них… Нежная, тихая, мягкая. Они обнялись, и танцевали медленно-медленно. Лишь бы только не разрушить этого ощущения волшебства. И весь мир съёжился до одного только маленького свободного места в кухне, где помещались они вдвоем, и каждому было так спокойно друг с другом, как никогда ещё в жизни. И не было всей той другой реальности. Они были только здесь, и только сейчас.
Глава 11. 14 сентября.
Кофе был отравлен. Прекрасный черный кофе, только что сваренный, свежий и ароматный. Как и любой напиток, являющийся квинтэссенцией страданий в жидком виде, он был восхитителен без всяких добавлений. Но сегодня его осквернили – мало того, что льдом, так ещё и льдом с примесью вируса. Жар кофе всячески пытался убить смертоносные частицы, притаившиеся в кристалликах льда, но пока что борьба выходила безнадежной.
Человек, что купил этот кофе в автомате, сейчас нёс его куда-то по коридору. Во второй руке у него был точно такой же бумажный стаканчик, с точно таким же кофе со льдом, только, совершенно точно, не отравленным.
Жизнь кофе коротка, но поэтична. Он рождается в огненном жерле, когда его великие предки, навечно теряя себя, сливаются воедино. Иногда, конечно, к их союзу примешиваются любовники – молоко, сливки, сахар, и ещё множество прекрасных, вкусных безобразий, вроде сиропов или даже сублимированной малины. Но это для эстетов… Этот же кофе был мужественно черный и крепкий. Гордый. У него было своё, великое предназначение – передать пламя, бушующее внутри него в сердце человеку, который его выпьет. Но уж никак не отравить его… Никак. Но что людям до таких мелочей, как кофе? Ради своих пакостных делишек этот отравитель посмел испортить кофе его единственную кофейную жизнь.
– Мейд Йович, – сказал человек, державший в руках бумажный стакан, когда встретил того, к кому обратился, – Доброе утро.
– Доброе, – отозвался второй человек устало.
– А по Вашему виду и не скажешь.
И отравитель протянул собеседнику стакан. Стакан с отравленным кофе. Тот взял его в руки, обнял бумажные стенки пальцами. Но пить не торопился:
– А Вы, наоборот, цветёте и пахнете. Словно у нас не апокалипсис вовсе.
– Ну что Вы, какой же у нас апокалипсис? Карантин и кризис – да, но всё могло быть и хуже.
– Вы… оптимист, – сказал собеседник таким тоном, словно там должно было быть любое другое нецензурное слово, но уж точно не «оптимист».
– Стараюсь, – человек тоже процедил улыбку сквозь зубы.
Минута едкого молчания. Тот, кто держал в руках кофе, явно хотел уйти, но отравитель не собирался отпускать его так просто. Не собирался отпускать, пока тот не сделает хотя бы глоток.
А кофе всё жарил и жарил частицы вируса, хотя силы уже были на исходе, и пламя гасло, умирая под жестокостью льда.
– У Вас в ведомстве, наверное, дел по горло, – отравитель пытался втянуть собеседника в светский разговор, а тот лишь вздохнул вымученно, –Помимо… Кгхм, нашей общей проблемы, ещё и эти беглецы на нервы действуют. А ведь обычная преступность тоже не дремлет.
Человек на секунду зажмурился и потёр глаза:
– О чем это Вы?
– Ну как же… Об этой парочке говорят уже все новости. Пациентка и санитар сбежали из 23-й Небесно-парковой больницы седьмого сентября, и до сих пор их не могут найти. Вы не видели этого сюжета?
– Нет времени.
– Ну да, ну да. С такой нагрузкой не сложно что-то упустить.
Забота его была такой надменной и ядовитой, что за такую обычно получают в морду. Но собеседник ему лишь улыбнулся… Едко и совершенно не добро. И от нечего делать, повертел в руках бумажный стакан.
Мимо беседовавших вихрем пролетел молодой парень, но мужчина остановил его на подлёте, что тот резко развернулся на сто восемьдесят.
– Рейни, по нашему ведомству проходит дело двух беглецов из Небесно-парковой больницы?
– Да, – отозвался он, даже не задумываясь, – Я читал сводки, там полный набор – нарушение карантина, пересечение границы уровня, сопротивление при задержании. Но их до сих пор ищут… Вроде.
– Ясно, – мужчина с кофе в руках чуть сильнее сжал стакан, – Запроси копию дела у группы, что его ведёт. Хочу взглянуть.
По лицу молодого человека явно читалось: «Шеф, Вы и так устали, ну зачем Вам ещё и этот геморрой?», но вслух он ответил только:
– Будет исполнено. Разрешите идти?
– Иди.
Тут мужчина вспомнил про своего собеседника:
– Так, о чем Вы говорили?
– Американо со льдом, – отравитель недвусмысленно кивнул на стакан в чужих пальцах, – Очень хорошо помогает взбодриться. Попробуйте.
Как бы в доказательство, он пригубил свой кофе, наверняка восхитительный, и совершенно не отравленный.
– Что ж, – собеседник поднес стакан ко рту.
Уже почти пригубил, почти сделал глоток, как вдруг…
– Оу, кажется, кое-кому сейчас гораздо хуже, чем нам с Вами, – он резко отнял стакан от губ, и помахал проходящему мимо человеку, – Эстен, доброе утро.
Человеку… Больше похожему на зомби.
– А оно похоже на доброе?
Мужчина, достаточно красивый по человеческим меркам, но со слишком зелёным лицом, подошёл к говорившим.
– Кофе? – позвавший предложил ему стакан… Свой отравленный стакан.
– Не откажусь.
Прежде, чем отравитель успел что-либо возразить, третий потянулся к напитку. Но не успел взять стакан, как пальцы его слабо разжались, и прекрасный, но отравленный кофе полетел прямо на кафельный пол, разливаясь тёмно-коричневой лужей.
Вот так и закончилась его гордая кофейная жизнь. Лишь одно утешало… Всей его жизни хватило на то, чтобы убить вирус, и спасти от него другую жизнь. Пожалуй, это тоже великое предназначение.
