bannerbannerbanner
Квартира 28

Юлия Волкодав
Квартира 28

– Что мы будем делать? – повторяю я. – А ёлочку наряжать будем?

– Ёлочка давно стоит наряженная, – вздыхает бабушка Люся. – Пятое января на дворе.

– Как же так? – огорчаюсь я. – Вы что, без меня ёлочку нарядили? Меня подождать не могли?

– Мы с тобой на улице ёлочку нарядим! – предлагает бабушка Люся. – Пойдём во двор, там много ёлочек растёт, выберем самую красивую и нарядим.

– На улице игрушки украдут, – прагматично замечаю пятилетняя я. – Жалко будет.

– А мы свои игрушки сделаем! Самодельные! Их не украдут!

Идея бабушки Люси кажется мне логичной. Так-то у меня с логикой плоховато, ведь самодельные игрушки должно быть жальче, чем покупные. Но пока меня завораживает мысль, что игрушки, оказывается, можно и самим мастерить.

– А ещё мы зайдём в «Юбилейный» и купим новую игрушку, которую ты сама повесишь на ёлочку у нас дома, – продолжает бабушка Люся.

Ну, её можно понять. Она не так часто меня видит, успевает соскучиться. Ей хочется меня порадовать. А может быть, чувствует вину за наряженную без меня ёлочку. А вина серьёзная – всё самое интересное случилось без меня.

– Вы хоть медведя моего повесили? – сурово интересуюсь я.

– Повесили, повесили, – успокаивает бабушка Люся.

У «тех» бабушки и дедушки ёлочных игрушек мало, всего одна коробка. И все они какие-то скучные – шарики и шишки. Но есть розовый стеклянный медведь. Не знаю, почему розовый, почему только медведь, без зайца, лисички или ёжика. Но вот так. И поэтому он мой любимый медведь и обязательно должен висеть на ёлке.

Дядя Володя нас высаживает около «Юбилейного» и уезжает на дедушкину работу. Потому что он всё-таки дедушкин водитель, а не бабушкин, и должен возить дедушку, а не ждать, пока мы с бабушкой нагуляемся по магазину и настоимся в очереди. А в «Юбилейном» всегда очереди.

«Юбилейный» – это магазин, в котором продают что угодно. Там есть хлебный отдел, куда всегда большая очередь, зато там можно купить печенье «Юбилейное». Меня завораживает это сочетание, и кажется, что в «Юбилейном» обязательно надо покупать «Юбилейное». В бумажной хрусткой пачке, которую я разворачиваю тут же, в магазине, пока бабушка Люся будет стоять в очереди в другой отдел, где продают новогодние игрушки. Я осматриваю каждую печеньку и ищу подгоревший краешек. Повезло: есть целых две печеньки с подгоревшими краешками, которые я немедленно обгрызаю. Потому что вообще-то я печеньки не люблю, и любой другой хлеб не люблю, я уже говорила. Могу обгрызть краешек печеньки, могу посыпку с пряника облизать, в самом крайнем случае – макушку у кулича сгрызть. А остальное – сами, сами.

– Выбирай игрушку, – шепчет мне бабушка Люся.

Наша очередь уже почти подошла. Я дотягиваюсь до прилавка, чтобы рассмотреть игрушки. Они лежат в коробках, сияют блёстками и пахнут Новым годом и дефицитом. А… Из чего тут выбирать-то? Есть или оранжевые шары с россыпью белых глазуревых капелек, или Снегурочки разных цветов. У Снегурочек нет ни рук, ни ног – только шуба, шапка и лицо. Странные, в общем, барышни. Мне важно, чтобы даже новогодние игрушки были игрушками, чтобы с ними можно было поиграть, какую-то историю придумать. А если у неё ни рук, ни ног, это какую историю придумаешь? Про бедную девочку-инвалида? Уж лучше тогда с медведем играть, пусть и розовым.

Но я вежливо делаю вид, что мне нравится Снегурочка, выбираю голубенькую. Нам её заворачивают в бумагу, и мы, довольные, идём домой, в квартиру номер тринадцать.

Про квартиру номер тринадцать надо рассказать отдельно. Во-первых, у неё огромный и прямой коридор, по которому можно носиться туда-сюда или рассекать на трёхколёсном велике. Во-вторых, в зале постелен ковёр во всю комнату, и можно играть на полу сколько влезет: пока дедушка на работе, бабушка Люся ругаться не будет. А если дедушка пришёл с работы, можно уйти в нашу с бабушкой комнату и играть там: там тоже есть ковры и целый балкон. Балкон заставлен коробками с печеньем, вафлями и шоколадками, и можно брать, сколько хочется. Но сладости мне и в квартире двадцать восемь можно брать, сколько захочется, поэтому коробки меня не особенно соблазняют, я их использую для строительства кукольных домиков.

В квартире тринадцать очень много комнат, и некоторые из них очень странные. Например, там есть дедушкин кабинет, в который нельзя заходить без спроса. По роковому стечению обстоятельств, именно в нём хранятся самые интересные вещи: маленькая модель машины «Чайка» с открывающимися дверками, которую я очень хочу заполучить в игрушки, и миниатюра под стеклом «Ленин в Разливе». Тут обиднее всего, что под стеклом, потому что, если бы это стекло как-нибудь оторвать, какое поле для игры бы получилось! Там же и шалашик есть, и деревья, и костёр с котелком. Туда бы пару маленьких куколок засунуть и играть до потери пульса. Но стекло не отрывается, и в кабинет дедушки можно заходить только когда он дома.

А ещё в квартире тринадцать есть комната папы. Но папа там не живёт, потому что живёт отдельно.

– Он тут жил, когда был маленький? – однажды уточнила я.

Бабушка Люся как-то неопределённо кивнула. Это потом я узнала, что бабушка и дедушка переехали в квартиру тринадцать, когда папа уже заканчивал школу. А потом он быстро вырос, встретил мою маму, и они стали жить самостоятельно. А пока что меня очень удивляет, что в папиной детской комнате нет совсем никаких игрушек и вообще ничего интересного. Кровать, полка со скучными взрослыми книжками («Дон Кихот» в моём представлении – интересная детская книжка, да, потому что в ней картинок много) и стол со стеклом. Стол примечателен тем, что под стекло можно засунуть какие-нибудь картинки или фотографии, и тогда получается, что стол уже не совсем обычный. Меня эта магия завораживает. Под стеклом хранятся разные фотографии, и мне особенно нравится фотография, где дяденька в фуражке стоит с какой-то папкой, а сзади него ещё много дяденек в фуражках стоят.

– Это Игорёк, сын тёти Муси, принимает присягу, – объясняет мне бабушка Люся.

Тётя Муся – бабушкина сестра, которая живёт в далёком и непонятном городе Минске. А кто такой Игорёк, я вообще слабо понимаю, но фотографию очень люблю рассматривать.

У бабушки Люси есть ещё одна сестра, бабушка Галя. Она живёт в Волгограде, и я бы не упоминала об этом, если бы не одна деталь. Бабушка Галя иногда приезжает в гости и привозит подарки. Любая нормальная девочка радовалась бы этому обстоятельству, но однажды бабушка Галя привезла «Родину-мать». Не ту самую, которая на Мамаевом кургане стоит – та к бабушке Гале в чемодан бы не поместилась. А маленькую копию, но почти как настоящую: в одной руке меч, рот открыт в призывном крике. Родину-мать бабушка Люся поставила на шкаф в нашей с ней спальне. И когда я в очередной раз приехала к «тем» бабушке и дедушке в гости, меня ждал сюрприз.

Как я ревела, бабушка потом долго вспоминала. Сначала она пыталась меня уговорить. Ну чего, мол, бояться, хорошая женщина, стоит себе и стоит. С мечом. Но уговоры на меня не действовали – Родина-мать пугала до чёртиков. В итоге бабушке Люсе пришлось замотать её в полотенце и переселить в ванную комнату. Потом, когда я уезжала, бабушка возвращала Родину-мать на место. А когда я снова собиралась погостить, опять героически лезла на шкаф. Надо же, столько лет прошло, а Родина-мать меня всё равно пугает до чёртиков, но уже не в виде скульптуры.

Одним словом, в квартире номер тринадцать много удивительных вещей, а жизненный уклад совсем не похож на тот, к которому я привыкла в квартире номер двадцать восемь. И эти перемены то в одну, то в другую сторону, смотря у кого я живу, меня очень забавляют.

Например, бабушка Лиля (которую нельзя называть бабушкой и которая доктор) всегда следит, чтобы я мыла руки, чтобы никто в доме не ел из моей тарелки и не брал мою вилку. У меня особенная вилка с зайчиком. Впрочем, у дедушки Миши вообще свой стакан и своя ложка с буквой «М», так что удивляться нечему. А у дедушки Гены и бабушки Люси совсем другие правила. Салат или ещё что-нибудь вкусное тут подаётся в большой деревянной миске, которая ставится на середину стола, и все из неё едят своими ложками, не перекладывая еду в тарелки.

– Когда я был маленький, мы и суп так ели, – рассказывает дедушка Гена, почему-то посмеиваясь. – Сначала жижу хлебали, потом гущу подцепляли. А если кто пытался вперёд очереди мясо подхватить, того мать по лбу ложкой била.

А ещё дедушка утверждает, что суп или котлеты из его тарелки в два раза вкуснее, чем из моей. Поэтому я обычно ужинаю два раза. Один раз с бабушкой, а второй раз, когда дедушка возвращается с работы – из его тарелки.

– Ну, беги, загляни под ёлочку, – торопит меня бабушка Люся, когда мы заходим в квартиру номер тринадцать вместе с надкусанной пачкой печенья «Юбилейное» и голубой Снегурочкой в серой бумажке. – Там тебе Дедушка Мороз подарок оставил.

Странный этот Дедушка Мороз, конечно. Это он, получается, по всем квартирам за мной бегает и подарки оставляет? Иду в зал, лезу под ёлочку, предварительно проверив, висит ли мой розовый медведь. Медведь висит, всё в порядке. А под ёлочкой стоит слон. Белый фарфоровый слон. И так как ничего другого под ёлочкой нет, очевидно, что приволок слона Дедушка Мороз. Я же говорю, он очень странный. Старенький, наверное. Старенькие все странные.

– Нравится? – беспокоится бабушка Люся.

– Очень, – вру я.

Вот что мне с этим слоном делать? Он слишком большой, чтобы с ним играть – я же играю только с маленькими игрушками. А ещё он слишком тяжёлый, я его поднимаю-то с трудом. И ни в какой мой игрушечный сценарий он не вписывается.

– Ты Снегурочку на ёлку повесь, – советует бабушка.

Я покорно вешаю Снегурочку. Потом делаю вид, что играю со слоном. На самом деле просто ставлю его посередине ковра, а сама играю в сторонке со своими любимцами – одноглазым чёрным котом Базилио, Буратино в больших квадратных башмаках и белым пуделем Артемоном. Все они маленькие и прекрасно подстраиваются под мой сценарий. А слон стоит, нам не мешает. Бабушка Люся на кухне готовит обед. Она всегда что-нибудь готовит, потому что дедушка Гена ест дома. В отличие от дедушки Миши, у которого на работе есть столовая. И бабушка Люся работает только бабушкой, а не большим начальником, как Лиля, поэтому всё время на кухне.

 

– А когда мы будем делать игрушки для ёлочки на улице? – пристаю я к бабушке, когда мне надоедает история про то, как Артемон и Базилио украли башмаки Буратино.

Бабушка Люся накрывает сковородку с котлетами крышкой, выключает газ и вытирает руки о фартук.

– Ну давай делать! Тащи бумагу, клей и ножницы. А я найду ненужную ёлочную игрушку.

– А бывают ненужные ёлочные игрушки? – удивляюсь я.

В этом доме и нужных-то не хватает. Оказывается, ненужная – это битая игрушка. Бабушка Люся разбитые игрушки не выкидывает, а хранит для таких вот случаев. Мы вырезаем из бумаги плоские шарики для уличной ёлочки. Я раскрашиваю их фломастерами, а бабушка, сложив лист бумаги вдвое, засовывает внутрь разбитую игрушку и стучит сверху стаканом. Чтобы разбитая игрушка стала совсем разбитой. Потом капает клей на бумажный шарик и насыпает сверху битое стекло. Получается очень красиво! Мы привязываем к шарикам ниточки и идём на улицу.

Ёлочки растут за домом, идти не больше минуты, но для меня это пока целое приключение. Мне кажется, вокруг непролазный лес, заметённый снегом, в котором мы, как мальчик из какого-то новогоднего рассказа, должны отыскать ту самую ёлочку. Мы проходим огромное озеро, которое замёрзло и превратилось в каток. Мальчишки катаются по нему на каких-то странных штуках – дощечках, к которым прибиты коньки. Они подгибают колени, усаживаются на дощечки, отталкиваются палками и скользят. Мне кажется, им очень-очень весело, а мне грустно, что у меня нет такой дощечки.

– Я тоже хочу так кататься, – грустно говорю я.

– Но ты же девочка, а не мальчик, – замечает бабушка.

Вот это вдвойне грустно! Бабушка видит, как я расстраиваюсь, и вдруг подходит к одному из мальчишек.

– Дай девочке прокатиться, – говорит она ему. – Пожалуйста, она быстро.

Я не верю своему счастью. Усаживаюсь на дощечку, беру в руки палки. Но у меня не получается даже просто оттолкнуться, сил не хватает.

– Понимаешь теперь, почему эта игра только для мальчиков? – спрашивает бабушка, когда мы уходим с озера.

Я тяжко вздыхаю. Через пять лет я буду носиться по двору с пацанами своего возраста, играть в войнушку, прыгать с труб парового отопления и козырьков подъездов, кидать ножички, и никто не посмеет усомниться в моих способностях. А за «ты же девочка» от меня можно будет получить хорошую затрещину. Но пока что я покорно иду за бабушкой вешать бумажные шарики на ёлочку.

А ещё через пятнадцать лет я специально приеду в тот двор посмотреть на декорации моего детства. И пойму, что никакого огромного озера тут быть не могло. В лучшем случае – большая лужа метров пять в диаметре. И непролазного леса, конечно, тоже не было.

Тетя Нелля

У Лили (которая не бабушка) есть подруга. В этом не было бы ничего удивительного, если бы речь шла о какой-нибудь другой бабушке. У бабушки Люси подружек целая куча, они постоянно приходят к ней в гости: иногда по одной, а иногда и всей толпой. Иногда даже мешают: я хочу с бабушкой гулять пойти, а тут они, здравствуйте. Целый час будут чаи гонять и о чём-нибудь скучном рассуждать. Но то бабушка Люся. А с Лилей всё всегда по-особенному. Она же большой начальник и вообще…

Но одна подруга у неё всё-таки есть. Она высокая, с чёрными длинными волосами и почему-то голубыми глазами. А ещё она ходит в брюках. Я первый раз вижу, чтобы бабушка ходила в брюках. Какая-то она неправильная бабушка – наверное, поэтому и дружит с Лилей. У тёти Нелли есть внучка Илона, и для меня само собой разумеющееся, что в этой семье у всех странные имена. Когда я узнала, что у Илоны есть мама Ирина, была сильно озадачена такой тривиальностью. С Илоной мы познакомились очень необычным образом.

Однажды в дверь квартиры двадцать восемь раздаётся звонок. Лиля открывает и видит на пороге тётю Неллю.

– Привет! – заявляет она с порога.

И тут я просто обалдеваю, потому что никто так с Лилей не разговаривает, кроме меня и Миши.

– А у тебя коляска на балконе валяется, она тебе нужна?

Тут я обалдеваю ещё больше. Потому что на балконе действительно валяется детская коляска. Ну, как валяется: она лежит на шкафу, который стоит на балконе. Вроде бы коляска предназначалась мне, но я не помню, чтобы ею пользовалась. Несколько раз я про неё спрашивала, но Лиля говорила, что неохота доставать, и вообще она грязная, пыльная, поиграй с чем-нибудь другим. Я и не настаивала, потому что с коляской ну какая игра? Пупсов в ней возить? Так я же в пупсов не играю, с ними никакой толковой истории не придумаешь.

– Мы тут с Илоной гуляли и увидели у вас на балконе коляску. Вам, наверное, не нужна, а Илона изнылась. Кукол ей возить не в чем, – говорит тётя Нелля.

И тут я вижу, что за тётей Неллей стоит девочка с торчащими во все стороны кудряшками и в розовом платьице с зайчиком. У меня тоже такое платьице есть, только я его не ношу. Потому что я вообще платьица не ношу, если мама не заставит. А мама редко заставляет – зачем ей лишние скандалы.

– Да забирайте, – говорит Лиля. – Только сами. Балкон вон там.

Это чтобы не возиться, не снимать пыльную коляску со шкафа, понимаю я. Лиля вообще не любит с чем-либо возиться, мыть, убирать. Она лучше книжку почитает или поиграет со мной во что-нибудь. Она истории умеет рассказывать – будь здоров! Ещё лучше, чем я. Поэтому с ней играть очень интересно. И книжки читать, и диафильмы смотреть. А мыть, убирать и готовить – это скучно, тут мы во мнениях сходимся.

Тётя Нелля идёт на балкон, снимает со шкафа пыльную коляску, и вместе с кудрявой девочкой они исчезают. Я забываю об их существовании на какое-то время. А однажды Лиля говорит:

– Тётя Нелля звонила. Тебя приглашают на день рождения Илоны. Пойдёшь?

– Не пойду, – говорю. – Я сказку смотрю.

По телевизору моя любимая сказка идёт, про Кощея Бессмертного. Очень мне Кощей нравится, симпатичный такой.

– Да не прямо сейчас, в воскресенье, – поясняет Лиля. – Подарок надо купить…

Я только плечами пожимаю. Как можно соглашаться на то, о чём не имеешь ни малейшего представления? Ни на какие дни рождения я раньше не ходила, что там делают, не знаю. Но вот наступает воскресенье, и мы с Лилей идём в дом через дорогу. Дом через дорогу гораздо старше нашего, и он какой-то страшный, если честно. Там тёмные подъезды, высокие двери и тёмные окна. Он напоминает мне дом из книжки «На старом чердаке», которую я один раз нашла на полке, случайно прочитала и потом ревела до самого вечера. Какая-то очень жуткая книжка, лучше даже не вспоминать.

Квартира тёти Нелли нравится мне гораздо больше, чем сам дом. Хотя всё тоже какое-то странное. Мебель не такая, как у нас, дети бегают и орут зачем-то. Но посередине комнаты, куда меня отправляют, стоит большой стол. А на столе – целый кукольный дом! То есть самого дома нет, стол – это дом. Но мебель расставлена, и этой мебели видимо-невидимо. И кухня есть, и ванная, и спальня. В кухне плита, холодильник, а посуды сколько! Даже бокалы есть, белые, пластмассовые. Это ж какую интересную историю можно рассказать, понимаю я, и тут же кидаюсь играть. Кукол, правда, маловато, и опять какие-то тупые: Барби, Кен… Но в таких декорациях и с тупыми куклами можно что-нибудь придумать.

Илона тоже тут бегает, но на меня особого внимания не обращает. Ей и без меня весело: они вместе с какими-то незнакомыми девочками играют в прятки. Заняться им больше нечем. Прятки! Когда тут столько кукольной мебели!

– Юля, а что ты со всеми не играешь? – удивляется тётя Нелля, заглядывая в комнату.

Я плечами пожимаю. Ну что тут ответишь? Что прятаться по углам как-то глупо? Вот что интересного в том, чтобы залезть под кровать и бояться, что тебя там найдут?

Но тётя Нелля, кажется, и не ждёт ответа, она слишком занята: она накрывает на маленьком столике для нас угощение. Для меня это тоже странно, потому что есть надо на кухне, а не в зале. На кухне сидят и едят взрослые, а мы почему-то должны есть отдельно. Я вообще есть не хочу, я дома поела.

А потом тётя Нелля приносит игрушечную посуду! Пластмассовые зелёные тарелки, на которых лежат сосиски и картофельное пюре. Ну понятно же, что пластмассовыми могут быть только игрушечные тарелки, человеческие – они из чего-то другого делаются, их разбить можно. То есть мы будем есть сосиски и картофельное пюре из кукольной посуды? И запивать компотом из кукольных пластмассовых стаканов. Как-то всё совсем странно.

Илона и другие девочки с удовольствием лопают сосиски, а я не понимаю, чему все так радуются. Ну сосиски, ну пюре. Ничего особенного, ничего вкусного. Ладно бы торт был!

Когда мы идём домой, Лиля спрашивает:

– Понравилось тебе на дне рождения?

– Нет, – честно говорю я.

– Почему? – удивляется Лиля.

– Они все странные какие-то. Давай я в следующий раз дома останусь? С Мишей. А ты иди.

С Мишей можно в Дядю Скруджа и Зигзага поиграть, слетать на остров Пасхи и найти сокровища. И поесть жареной картошки – Миша сам жарит картошку на сале, вкуснотень невероятная. Только Лиля об этом не знает: он её жарит, когда Лили дома нет, чтобы не ругалась.

В следующий раз меня позвали на детский день рождения уже в школе. В тот же самый страшный дом, но уже к другой девочке, с которой мы вместе учились. И было всё то же самое: дети бесились, привязывали друг к другу пояс с карандашом на нитке и пытались попасть карандашом в бутылку, приседая, как будто они какают. А потом нам принесли сосиски с пюре. И я поняла, что больше на детские дни рождения ходить не буду. Я сосиски вообще не люблю. Ладно бы торт!

Морковка

Тётя Нелля и Илона появляются в моей жизни ещё ровно один раз, зато при очень запоминающихся обстоятельствах.

Дом тёти Нелли и Илоны страшный только с одной стороны, где подъезды. А с другой стороны, где магазины и кафе, вообще не страшный. Магазинов целых три: хлебный, овощной и «кулинария». В кулинарию мы не ходим, потому что Лиля врач и знает, что всё мясо у них несвежее, в яйцах сальмонелла, в маринованных грибах ботулизм (и я без запинки выговариваю все эти страшные слова в свои пять лет и даже знаю, что они обозначают) и есть надо только домашнюю еду. В хлебный магазин ходим только за хлебом, хотя там продают восхитительные песочные корзиночки с кремовыми грибами. И не менее восхитительные бисквитные рулеты с масляным жирным кремом. Лиля при одном взгляде на волшебную витрину бледнеет:

– Неизвестно, когда это всё приготовили, сколько оно тут лежит без холодильника. А масляный крем! Это же смерть поджелудочной!

Я расту с убеждением, что вся еда, приготовленная вне Лилиной кухни, хочет меня убить, и провожаю корзиночки и бисквиты тоскливым взглядом. Когда я вырасту, я буду постоянно покупать торты и пирожные только с масляным кремом, слизывать все розочки и цветочки, которые мои домашние брезгливо снимают ножом со своих кусков, и особенно ценить «Киевский» торт, сделанный по ещё советскому ГОСТу. Такой жирный, что его можно есть с хлебом.

А вот в третий магазин, овощной, мы часто заходим. Там тоже продаются интересные вещи, например, солёные арбузы. Они плавают в больших бочках, тёмные, маленькие, почему-то совсем не похожие на те арбузы, которые летом привозят нам домой «из района». Но мы покупаем что-то банальное: картошку, свёклу и морковку.

С морковкой и происходит удивительная история. Во дворе тёти Неллиного дома появилась куча песка. Песочницы там никогда и в помине не было, а куча песка вдруг образовалась. В детстве вообще чудеса случаются, и главное из чудес – внезапная куча песка. Это значит, надо хватать формочки и бежать лепить куличики. Я обожаю лепить куличики – видимо, компенсирую нехватку жирных кремовых рулетов в своей жизни выпечкой из песка. Но формочки у меня только пластмассовые. Их много, они красивые: круглые, разноцветные, с выдавленными овощами и фруктами. Можно сделать куличик, в центре которого будет вишня или кабачок. Но я мечтаю совсем о других формочках – металлических, блестящих, намного больше похожих на те, которые бабушка Люся использует, чтобы печь печенье.

У Илоны как раз такие формочки, но она своего счастья не понимает. Ей нравятся мои, пластмассовые. И мы увлечённо ковыряем песочную кучу, играя с формочками друг друга. Счастье кажется беспредельным, но тут случается нечто ещё более удивительное. К овощному магазину с чёрного входа, как раз там, где мы играем в песчаной куче, подъезжает грузовик морковки. Морковка просто свалена в кузов, очень-очень много морковки.

– А ну, малышня, разойдись, – кричит нам шофёр.

 

Мы, конечно, разбегаемся. Грузовик разворачивается задом к чёрному входу и нашей куче песка, поднимает кузов и вдруг вываливает всю эту морковку.

– Да куда ж ты, в песок-то, – голосит тётенька в фартуке, которая работает в овощном магазине. – Рядом не мог, что ли. Как её теперь собирать-то?

А другие тётеньки уже несут деревянные ящики, в которые надо морковку собирать. Шофёр пожимает плечами, садится в грузовик и уезжает. А тётеньки остаются, собирают морковку. Мы с Илоной стоим в сторонке, держим свои формочки и крепко думаем о странном устройстве взрослого мира. Заинтересованные происходящим, подтягиваются девчонки, катавшиеся на качелях, и даже несколько пацанов, игравших на горке.

– Дети, а не хотите морковку пособирать? – вдруг предлагает тётенька в фартуке. – Вот морковка, вот ящики. А?

– Хотим! – вопит толстый пацан, стоящий рядом со мной.

– Хотим! – вторят ему девочки с качелей.

– Ну можно, – соглашается Илона.

А я что? Я вообще за любой кипиш, кроме голодовки. Мы начинаем собирать морковку. Поначалу это даже веселее, чем куличики. Берёшь морковку, кладёшь в ящик. Ещё одну берёшь, снова в ящик. И опять, и снова. Илона берёт одну морковку, стоит с ней задумчиво, потом берёт в руки ещё одну, и ещё. Больше трёх морковок в руках не умещается. А потом вдруг идёт не к ящику, а в обратную сторону, за угол дома, где на лавочке сидят наши бабушки. И всего этого безобразия не видят.

Я задумчиво смотрю на Илону, угадывая ход её мыслей. Морковку-то мы с Лилей в овощном магазине покупаем. А зачем покупать, если она вот, в песке валяется? На дворе, замечу, начало девяностых. Лозунг «тащи всё, что плохо лежит» – наша объективная реальность. Я беру одну морковку, вторую, третью и топаю следом за Илоной.

– Бабушка, я морковку принесла, – радостно сообщает Илона, сгружая добычу на колени тёте Нелле. – Там ещё есть, я ещё пойду принесу.

– Вот молодец, – хвалит её тётя Нелля.

Тётя Нелля её вообще за всё хвалит. Даже когда не за что, например, за съеденную сосиску с пюре. А вот Лиля напрягается.

– Что за морковка? Откуда морковка? В какие ещё ящики вы её собираете? В грязные ящики грязную морковку! Она же в земле. Ты знаешь, что такое столбняк?

Знаю, конечно. Столбняк на меня нападает, когда Лиля про очередную страшную болезнь рассказывает и всё веселье портит. Но Илона уже бежит за следующей партией морковки, а тётя Нелля деловито выуживает из своей сумки полиэтиленовый пакетик. Мне даже становится интересно, а тётя Нелля с Лилей точно подружки?

Нас спалили на третьей ходке.

– Куда? Ах, хулиганьё, что ж вы делаете? А ещё девочки! Да мы бы вам так морковку дали!

Так! Кому она «так» нужна-то! Как будто у меня дома морковки нет!

В этот момент из-за угла появляется Лиля с охапкой морковки, которую я успела ей натаскать. И торжественно возвращает всю мою добычу тётенькам в фартуке. После чего мы идём домой. А куда делись тётя Нелля с Илоной, я как-то не заметила.

Спокойной ночи, малыши

Телевизоров в квартире двадцать восемь целых два. Большой стоит в зале, и его мы смотрим все вместе. Лиля смотрит «Санта-Барбару» и «КВН», а Миша – спортивные соревнования и концерты. Но так как спортивные соревнования иногда показывают одновременно с «Санта-Барбарой», у Миши есть свой собственный телевизор. Он маленький и чёрно-белый, а ещё у него шнур завивается колечками. Я думала, что он сам по себе колечками завивается. Есть же люди, у которых кудряшки сами собой на голове растут? Ну вот и с телевизорами так. А потом оказалось, что Миша специально наматывает шнур своего телевизора на палочку, чтобы он завивался.

Взрослым везёт – для них по телевизору постоянно что-то показывают. Можешь когда угодно телевизор включить, и смотри себе, радуйся. Миша так и делает. Приходит на обед – включает телевизор. Приходит с работы – снова включает. А для меня в обычные дни есть только «Спокойной ночи, малыши». Зато в выходные раздолье! Утром в субботу… Впрочем, я лучше пропою:

«Утром в субботу спать неохота,

Сон для усталых взрослых людей!

Мы приглашаем тех, кто отчаян,

В дикие джунгли скорей!»

Нет ничего лучше передачи «Зов джунглей». Там всегда сражаются хищники против травоядных, зарабатывают кости и бананы, чтобы потом получить призы. Призы – закачаешься! Каждому ребёнку дарят по ящику киндер-сюрпризов, ведру чупа-чупсов и огромной бутылке газировки! В общем, я болею за травоядных и мечтаю однажды очутиться на передаче.

В воскресенье ещё интереснее: в пять часов начинаются мультики. Сначала про дядюшку Скруджа, потом про Мишек Гамми, и я даже не знаю, кого люблю больше. Последним показывают мультфильм про Винни Пуха, и тут мне всегда становится грустно. Потому что это означает, что выходные заканчиваются, и завтра все опять пойдут на работу.

– Вот и закончился последний выходной, – всегда горестно сообщаю я под финальную песню «Винни Пуха».

Лилю мой драматический настрой пугает. Особенно с учётом, что я не хожу на работу и даже в школу ещё не хожу.

– Почему последний? Через пять дней снова будут выходные, – замечает она.

Ну да… А пять дней что делать прикажете? Даже мультики толком не посмотришь, в «Спокойной ночи, малыши» показывают всего один коротенький мультик.

В общем, с детским телевидением беда, и поэтому «Спокушки» никак нельзя пропускать. А я и не пропускаю: я научилась определять время, и без пятнадцати девять всегда сижу перед телевизором в ожидании Хрюши и Степаши. Лучше бы, конечно, появился Филя или Потапыч. Потапыч – мой самый любимый герой, но он редко приходит. А ещё я коллекционирую мультфильмы. То есть, если показывают мультик, который я раньше не видела, я бегу к Лиле и радостно сообщаю, что появился новый экземпляр в моей коллекции. А если мультик ранее просмотренный, то я небрежно замечаю, что такой у меня уже был. Это очень важно – знать все мультики.

Но сегодня происходит что-то необычное. На часах без пятнадцати девять, а «Спокойной ночи, малыши» на экране нет! На экране вообще ничего нет, кроме разноцветной заставки.

– Технические работы, – объясняет Миша. – Телевидение на профилактике.

– Как это?

– Ну, не будет сегодня Хрюши и Степаши, – разводит руками Миша. – Выходной у них.

Как не будет Хрюши и Степаши? Их не может не быть! Потому что… Потому что это несправедливо! Я же их ждала! А как я без них спать лягу?!

Я сама не замечаю, как начинаю реветь. Всё громче и громче. Потому что так нельзя поступать с детьми, которые целый день ждали «Спокойной ночи, малыши». Свою «Санта-Барбару» на профилактику отправляйте, всё равно она скучная. Миша с Лилей переглядываются.

– У меня сценарий, – страдальчески восклицает Миша. – Завтра надо сдавать! Я должен писать.

– Вообще-то это твоя работа, придумывать сказки, – вздыхает Лиля и поворачивается ко мне. – Юля, помнишь, у тебя комната была из картона? Ну-ка тащи её сюда. И коробку с маленькими игрушками.

Комната из картона действительно имеется. Это такая картонка, сложенная в три раза. Если её развернуть, то получаются как бы стенки, с обоями и окошечком. Посередине можно ставить мебель и играть.

Я приношу требуемое. Лиля роется в коробке с игрушками, достаёт поросёнка с отбитым ухом и резинового зайца.

– Ну вот. Хрюша и Степашка.

Какие же это Хрюша и Степашка? Во-первых, не похожи. Во-вторых, заяц в два раза больше поросёнка. Но я молчу. Потому что Лиля не так уж часто со мной играет, и лучше не портить вечер.

– Привет, девочки и мальчики!

Лиля ставит поросёнка и зайца посреди картонной комнаты.

– Привет, друзья! Хрюша, а почему у тебя такие грязные руки? Ты их когда последний раз мыл?

– Вчера. Или позавчера, я не помню.

– Ай-яй-яй, руки надо мыть несколько раз в день!

Началась история. Степашка отправляет Хрюшу мыть руки, потом они садятся пить чай с баранками и обсуждают Каркушу, которая сегодня не пришла на передачу, потому что пошла гулять с подружками.

Рейтинг@Mail.ru