Юлия Валерьевна Шаманская
И пойду искать края

Глава 6

– Это в честь меня такой пир? – спросил Виталий, оглядывая длинные столы, украшенные цветами и заставленные диковинными яствами.

– Не совсем! – улыбнулась бабушка. –Но мы рады, что ты смог присоединиться к нам, хоть ненадолго. Наслаждайся, не медли. Ведь дни в раю летят, как птицы, а у тебя осталось немного времени.

Ступив в зал, потрясенный Виталий застыл на пороге. Все пространство было наполнено радужными лучами, отражающимися от стен. Стены оказались прозрачными. Они пропускали внутрь далекую синь небес. Сквозь них можно было разглядеть покрытые цветами холмы и миллионы бабочек, парящих над цветами. В целом райское поместье бабушки можно было бы назвать царством бабочек. Всех цветов и узоров, маленькие и огромные, бархатные, и прозрачные, как живые цветы парили они в воздухе и устилали пестрыми коврами все вокруг. Бабочки беспрепятственно проникали сквозь стены трапезной и садились передохнуть на парчовые подушки. Виталий поразился устройству этих диковинных стен. Они выглядели прочными, как бриллиант, и так же как драгоценный камень преломляли свет, но при этом были проницаемы. Вот перед ним прямо сквозь стену в зал влетела огромная золотая птица, с блестящей головой, увенчанной синим хохолком. Она приземлилась на гроздь винограда, подцепила ягоду тонким клювом и исчезла где-то под сводами.

Провожая птицу взглядом, Виталий поднял голову и буквально окунулся в синеву. Потолка в трапезной вовсе не было, только бескрайнее синее небо. Не лазоревое, а именно синее, оно переливалось как атлас и было усеяно множеством серебристых звезд. Это снова заставило Виталия удивиться: как так, звезды при ярком свете дня?

Чем больше он всматривался ввысь, тем крупнее становились звезды. Они были уже не одноцветные, а всех цветов радуги.

Небесные светила жили, сверкали и будто пели. Вначале был слышен только далекий торжественный мотив, но он становился все ближе, и вот гость рая уже стал различать слова: «Свят, свят, свят, Господь Саваоф, исполнены небо и земля славы Твоея»!

Мелодия звезд поглотила Виталия, потрясла все его существо. Он снова плакал, но в этот раз от восторга. Теперь он был готов остаться навеки на пороге бабушкиной трапезной, вечно стоять и слушать мелодию звезд.

Бабушкина рука мягко опустила его голову на свое, пахнущее незабудками плечо.

– Время, – тихо промолвила она.

Виталий со вздохом повиновался и устроился на подушках, удобство которых ни с чем не выдерживало сравнения. Присутствующие мужчины и женщины в прекрасных одеяниях возблагодарили Господа и приступили к трапезе.

Здесь не было мяса, каких-либо острых закусок, соленостей и жирностей, к которым он привык на земле. Не было горячительных напитков, рыб, омаров, икры и прочих деликатесов. Но такого великолепия Виталию в жизни встречать не доводилось. Ничего даже приближенного к этому не мог найти земной богач. Над покрытым белоснежным шелком столе возвышались сказочные цветы. Невероятно красивый плющ ложился на скатерть искусным узором. В стройном порядке были расставлены золотые блюда и хрустальные кувшины с искристой влагой. Виталий попробовал глоток. Это была вода, но какая! Испив райской воды, он понял, что вся вода на земле горька. Шолохову доводилось пить воду из альпийского горного источника, но ее и сравнивать было невозможно. Теперь он это ясно понимал.

Виталию казалось, что попади он сейчас снова на землю, он бы не смог даже прикоснуться к земной воде, настолько она была темной и смрадной по сравнению с тем, какой должна быть вода.

Напившись, Виталий оглядел золотые блюда. На них лежали незнакомые райские явства. Он взял неизвестный ему плод и надкусил его. И тут же погрузился в сладость, с удивлением убеждаясь, что плод не только приятен и вкусен, но и способен утешать.

Насытившись, он взглянул на сидящих за столом людей. Их лица были светлыми и невообразимо прекрасными. Одежды напоминали древнегреческие тоги. Запястья и шеи пирующих были украшены золотом и драгоценными каменьями. Шолохов осторожно коснулся рукой широкого рукава ближайшего к нему юноши. Но для него так и осталось загадкой, что это за ткань. Нечто среднее между мехом, пухом и бархатом. Ощутив прикосновение, юноша повернулся к Виталию. Его лицо осветила радостная улыбка.

– Тебе нравится у нас, племянник? – спросил юноша.

– Нет слов, какими можно выразить мой восторг! – ответил ему Виталий. – Как здесь все великолепно утроено! Так проходят все ваши дни?

– Трудно ответить на этот вопрос. Разве что словами нашего любимого святого отца Ефрема Сирина: «Райское благоухание насыщает без хлеба; дыхание жизни служит питьем. Чувства утопают там в волнах наслаждений, которые изливаются на всех и во всех возможных видах. Никто не чувствует обременения в этом сонме радостей, и все без пресыщения наслаждаются ими, изумляясь величию Божию…»

А это все, что ты видишь и слышишь, и обоняешь и осязаешь, это все для тебя, чтобы ты отдохнул.

– Интересно, из чего вы шьете эти одежды? Где ткут такую ткань? Кто у вас устанавливает моду?

– На этот вопрос тоже трудно ответить.

– Почему?

– Все не совсем так, как тебе кажется. Здесь каждый видит истину в соответствии со своим духовным уровнем.

– То есть, ты не знаешь, из чего делают эту ткань, а кто-то выше уровнем знает?

– Нет. Дело в том, что я вообще не знаю, о какой ткани ты говоришь.

– Ну, хотя бы о той, из которой пошита твоя куртка. Я не могу разобрать, шелк это или мех.

– На мне нет никакой куртки, – улыбнулся юноша.

– Не понял…

– Ее видишь только ты. А я не вижу. Хочешь, я покажу тебе, что вижу я?

– Конечно!

– Протяни руки!

Дядя нежно обхватил запястья племянника длинными музыкальными пальцами, и Виталий ослеп. Вернее, так ему показалось. Он был совершенно слеп, но видел не тьму, а свет. Иногда казалось, что свет движется: что-то в нем меняется, происходит, но Шолохов никак не мог различить, что именно. Наконец, пальцы на запястьях разжались, будто спали оковы не только с рук, но и с глаз, и Виталий снова очутился в райском зале.

– Ну, как? – спросил юноша. – Что на мне надето?

– Я ничего не видел.

– Это от того, что ты увидеть не в состоянии. Но ты понял суть?

– Не уверен.

– Отец Ефрем и тут поможет мне объяснить:

«В какой мере очистил кто здесь око свое, в такой и там возможет созерцать славу Того, Кто превыше всех. В какой мере здесь кто отверз слух свой, в такой и там приобщится Его премудрости. В какой мере здесь кто уготовал недра свои, в такой и там приимет из сокровищ Его».

– Кажется, я начинаю понимать. Но очень сложно это мне. Так много впечатлений за один день.

– Но прошел не один день. Ой, прости, – спохватился дядя, – я отвлекаю тебя от трапезы, которую с такой любовью готовила мама, твоя бабушка. А время для тебя бежит.

Внимание Виталия снова вернулось к пиршественному столу. Посредине он заметил что-то вроде торта на огромной золотой подставке, украшенной скульптурами ангелов и щедро усыпанной самоцветами. Вскоре ему удалось разглядеть. Это был кулич! Такие на Пасху пекла его жена Ирина. В храм в их доме никогда не ходили, но куличи пекли исправно. Похожая на Ангела легкая девчушка в белоснежном одеянии взяла кусочек кулича и принесла гостю.

– Сейчас Пасха? – спросил Виталий, принимая дар с почтительным поклоном.

– У нас всегда Пасха, – прозвучал ее хрустальный как ручей голос.

Виталий ел и погружался в чувство восторга от незабываемого вкуса, великолепия окружающей обстановки и какой-то сладкой музыки. Звуки, вероятно, издавали райские птицы, поющие в саду. Пение доносилось со стороны террасы, соединенной со столовой.

Виталий вдруг вспомнил одну историю, услышанную по телевизору, который часто работал в его квартире «в фоновом режиме». Это была история о монахе и райской птице. В ней монах услышал пение птицы и последовал за ней. Он все слушал и слушал, пока песня не закончилась. А потом вернулся в монастырь. Выяснилось, что прошло много лет и даже десятилетий и умерли все, кого знал тот монах.

Примерно то же случилось и с Виталием. Ему казалось, что он только устроился на подушках и прожевал первый кусочек райской еды, как перед ним предстал Ангел Хранитель с вестью, что пора в путь.

– Прощайся с родными и крепись! Тебе предстоит частный суд.

– Я пойду с вами, если можно, – встала бабушка.

– Это слишком тяжело, Нина! – напомнил Ангел.

– Я знаю, но если Господь разрешит, пойду. Виталию будет со мной не так страшно.

– Господь разрешил, – вздохнул Ангел, – пойдемте!

Они мгновенно спустились с холма, на котором находился особняк бабушки и дедушки, преодолели поле и очутились на ровном, сером, будто заасфальтированном плато.

Там их поджидало знакомое существо. Но узнал его Виталий только по глазам и ухмылке. Существо больше не походило на человека. Оно было покрыто густой рыжей шерстью, имело нечто, похожее на лапы и четыре копыта. Вокруг туловища обвился лысый змееобразный хвост. Шерсть существа кишела червями и насекомыми, распространяя вокруг себя смрад, похожий на запах тухлых яиц. Увидев беса, Виталий сбавил шаг и спрятался за спинами бабушки и Ангела. Бабушка взяла его за руку и повела к центру площадки, над которой висела плоская дощечка, и дотронулась до нее. Появился свиток. Виталий понял, что это перечень его грехов.

Бес подошел ближе.

– Так, так, – прокаркал он, – у нас тут все понятно! Оставьте его мне. Какой смысл водить по мытарствам, если у него все грехи в наличии?

– Не торопись, – сказал Ангел, – мы посмотрим.

– Чего вы там не видели? – зашипел бес.

– Такова воля Божия!

При этих словах в покрытии, на котором они стояли, отверзлась дыра. Оттуда пахнуло жаром и смрадом. Бес рухнул вниз, а Виталий поспешил отойти от края.

– Нам туда, – обратилась к нему бабушка, – возьми мою руку и держи крепко!

Шолохов схватил бабушку за руку, зажмурился и прыгнул.

Внезапно жар прошел, и они очутились в маленькой комнате, полной людей. Виталий почувствовал, что атмосфера здесь напряжена до предела. Люди с искаженными ненавистью лицами бросались друг на друга с упреками. Из общего гула слышались отдельные фразы.

– Ты грешнее меня! У меня было только два любовника в жизни, а у тебя три!

– Зато ты водку пила, а я только пиво!

– Зато пиво ты пила каждый день, а я водку только по пятницам! Ты пивная алкоголичка!

– А ты падшая женщина!

К ссорящимся подошел мужчина с выпученными от ярости глазами. Он тянул за волосы женщину.

– Смотрите, – рычал он, – это моя жена! Она говорит, что я изменял ей, а сама тоже водила всяких домой. И еще она не мыла посуду! – Мужчина толкнул женщину в круг. Остальные в бешенстве вцепились в плоть несчастной длинными когтями.

– Вы все в миллион раз грешнее меня! – кричала жертва.

Виталий обернулся. В комнате уже никто не разговаривал. Люди превратились в зверей. Они рвали плоть друг друга когтями и зубами.

– И тебе найдется местечко среди них! – шепнул на ухо Ангел.

– За что? – дрожащим голосом спросил Виталий.

– Это мытарство празднословия, на котором истязуются грехи бесед безрассудных и скверных.

– Вы оставите меня здесь?

– Пойдем дальше! – сказал Ангел, и они очутились в другом помещении, приблизились к следующему мытарству.

Серые стены и серый потолок оттенял черный стол. За ним сидел человек в черной форме, военного покроя. Человек открыл книгу.

– Так, сейчас посмотрим, что там Виталий натворил, – сказал он, потирая от удовольствия руки, – та-ак! Виталий был в Афганистане! Там он убивал младенцев и насиловал женщин. А потом и их убивал. А из маленьких детей плов готовил.

– Это не правда! – закричал Виталий и повернулся к Ангелу Хранителю. Тот будто и не слышал его.

– Бабушка, это ложь!

Но бабушку нигде не было видно, лишь чувствовалась ее рука, которая сжала его руку крепче.

– Это правда! – невозмутимо продолжал человек в черном. – Поэтому ты пойдешь в самую глубину ада и будешь жариться там вечность. Таково решение относительно твоей души.

– Но это неправда!!! – завопил Виталий и провалился вниз.

Он очнулся в душном сарае, полном людей. У них были синие лица и гигантские языки, которые душили их.

– Успокойся! – сказал Ангел. – Это мытарства лжесвидетельства, осуждения и клеветы… Ты тоже виноват в этих грехах. Возможно, тебе придется еще здесь помучиться, но сейчас мы пойдем дальше.

Толчок, и Виталий увидел себя будто в огромном свином корыте. Помещение почти до потолка было наполнено гниющими отходами. Запах вызывал тошноту. Но еще хуже стало Виталию, когда в этой куче мусора он заметил людей. Люди напоминали навозных червей. Они всюду ползали и пожирали отходы. Их животы наполнялись, раздувались и исторгали съеденное. И тут же эти навозники продолжали набивать животы.

– Давайте уйдем скорее отсюда, – взмолился Виталий.

– Это место, где ты можешь провести много времени, – возразил Ангел, – это мытарство чревоугодия и обжорства, а покушать ты любил.

– Но сейчас мы можем уйти? – умолял Виталий.

– Сейчас можем! Но дальше будет только хуже.

Будто кто-то выключил свет. Виталий оказался в полной тьме. Только теплая рука бабушки по-прежнему держала его руку, не позволяя отчаяться или сойти с ума.

Следующее мытарство – лености, где истязались грешники, проводящие время в праздности, прошли они, не задерживаясь, поскольку Виталий никогда лентяем не был и трудами чужими не пользовался. Но скоро на него накинулись люди, требующие отдать наворованное у них или заплатить выкуп за свою душу. Ангел помог Шолохову освободиться.

– Но ведь я не был никогда вором!– удивился Виталий.

– Нужно обращать внимание и на вещи, которые люди считают мелочью. Присвоение чужого, даже по мелочи, является воровством. Потому что здесь нет ничего не великого не малого, а все называют своими именами. Следующее мытарство позволит уяснить тебе это в полной мере.

Пред ними простиралось поле, сплошь усеянное грязным тряпьем и разбитыми черепками. По свалке ходили обнаженные измученные люди, пытаясь набрать как можно больше мусора и спрятать его, но к крайней своей досаде, не имели для этой цели сумок или карманов. Сталкиваясь друг с другом, они вели ожесточенные войны за хлам, пользуясь как оружием собственными зубами и когтями.

– Что это они делают?– удивился Виталий. – Ведь это все мусор!

– Это видишь ты, и вижу я, но не они,– ответил Ангел.– Эти люди и при жизни своей не видели истинной цены вещей.

– В чем же они согрешили?

– Здесь скупцы и среблолюбцы, взяточники, неправедные судьи, работодатели, не выдающие наемникам установленной платы.

Шолохов с омерзением наблюдал за тем, как рядом с ним двое безумцев дрались за кусок гнилой тряпки, как вдруг, среди мусора что-то блеснуло. Виталий осторожно подошел ближе и вгляделся. «Да это золотой! – подумал он. – Надо забрать его отсюда, жалко же оставлять им действительно ценную вещь!». Шолохов осторожно наклонился и схватил монету, но этот жест не укрылся от несчастных скупцов. Они тут же всей толпой набросились на него, требуя вернуть монету. Виталий ощутил, как вонзились в его бок чьи-то зубы, но отдавать золотой не собирался. Он уже приготовился драться, когда был извлечен из рук нападавших.

– И ты повинен в сих грехах,– тихо сказал Ангел.

– Ну, я просто не хотел им отдавать золотой!– оправдывался Шолохов.

В ответ Ангел лишь опустил глаза, и Виталий увидел в своей руке, вместо драгоценной монеты осколок разбитой бутылки.

Глава 7

Виталий немного успокоился, только вновь ощутив руку бабушки. Ангел открыл гигантские двери, и они вошли в большой старинный зал. Посреди него стоял стол, наполненный изысканными яствами.

– Ну, наконец-то! – сказал Виталий. – Можно отдохнуть от ужаса и даже перекусить.

Он сел в одно из кресел в конце и только потянулся к еде, как заметил в отдалении, во главе стола золотой трон с бархатными подушками.

«Вот это местечко лучше», – подумал он.

Виталий встал и направился к трону. Место было немного возвышенное, перед троном на столе стояла табличка VIP.

Едва Виталий уселся на трон, как из темноты возник человек, похожий на скелет. Его одежда была разорвана. На изможденном лице сверкали огромные глаза.

– Я голоден! Уступи мне место! – приказал он.

– Здесь много свободных мест и много еды, – возразил Виталий.

– Но это место мое! – не отставал скелет.

– Где это, интересно, написано? – рассердился Виталий.

Истощенный мужчина с необычайной силой набросился на конкурента и скинул его с трона.

Виталий упал в ближайшее кресло. Перед ним лежал ароматный окорок. Запах вызвал сильный аппетит, захотелось съесть кусочек. Но обида и уязвленное самолюбие вынудили отложить исполнение этого намерения.

«Почему этот урод сидит на троне? – возмутился Виталий. – Чем он лучше меня?»

Шолохов вскочил с кресла и ринулся на обидчика.

Они стали бороться, скидывая друг друга с возвышенного места. Время шло, голод рос, но Виталий не мог остановиться. Он твердо решил: либо будет сидеть на троне, либо умрет с голоду (если здесь такое возможно). Впрочем, Виталий в пылу борьбы напрочь забыл о том, где находится.

– Повеселились, и хватит! – прогремел над ухом голос Ангела, и пиршественный зал исчез.

Виталий очнулся, и ужаснулся самому себе. Ведь прошло много времени, и он мог насладиться отдыхом и едой, сидя в любом из кресел.

– Что это было? – спросил он у Ангела. – Наверное, мытарство зависти?

– Мытарство тщеславия! Но почти угадал, тщеславие без зависти не живет.

– А где бабушка?

– Я здесь, – отозвалась Нина, – сейчас не отпускай моей руки. Крепись, будет очень страшно!

Бабушка взяла Виталия за руку. С другой стороны так поступил Ангел. И они полетели куда-то вниз. Полет был долгим. Как показалось Виталию, они направлялись к центру земли, потому что становилось все жарче. Внезапно густую тьму осветило красное пламя, и они остановились.

– Смотри туда! – сказал Ангел.

Виталий пытался увидеть, что же там внизу. Сначала мешал черный дым, но потом картинка прояснилась, и он заметил толпы людей, идущие в сторону гигантской машины.

– Это же мясорубка! – ужаснулся Виталий.

Над агрегатом стояло невероятно огромное и омерзительное существо, похожее на паука, оно хватало липкими лапами людей и кидало в мясорубку. Из ее сетки выходило месиво. И самое ужасное, что оно было живым! Все действо сопровождалось страшными воплями. Вокруг машины суетились чудовища поменьше. Они собирали «фарш» и бросали его на угли огромной пылающей печи. Месиво поджаривалось, не прекращая издавать душераздирающие крики.

– В чем повинны эти люди? – спросил Виталий, чувствуя, что силы его покидают.

– Сатанинская гордость! Это диавол готовит себе обед, – послышался отдаленный голос Ангела.

Внезапно из горы вопящего мяса сформировалась фигура. Шолохов увидел красное лицо с выпученными глазами. Это была его мать.

– Мама, ты здесь? – ужаснулся Виталий. – Но за что?

– Я была горда настолько, что гордилась даже своей гордостью! – прошептала мать измученным голосом.

Ее шепот был слышен даже сквозь гул огня и вопли осужденных.

– Но я не замечал в тебе особых пороков, – не согласился Виталий.

– Где было их заметить? Гордость может совмещаться даже со святой жизнью. Человека, больного этой страстью, оставляют другие. Я всегда считала себя лучше прочих людей. Красивее, талантливее, добрее. Я винила Бога, или судьбу за то, что не дал моим талантам нужного обрамления, за то, что мне не повезло.

– Надежда! – со слезами в голосе ответила бабушка. – Если бы Господь дал тебе желанную славу, ты бы с гордостью своей принесла много зла.

– Мама, что толку учить меня? – ответила несчастная. – Всю жизнь учила. Лучше спаси!

– Я пытаюсь, доченька!

– Плохо пытаешься! – крикнула мама, и повернула к сыну обожженное лицо. – А ты, Виталька, можешь спасти меня? Я же никого, кроме тебя, не любила. Я заботилась о тебе!

Мать протянула красную руку без кожи и умудрилась схватить сына за край одежды. Она тянула его вниз, в огонь.

Виталий чувствовал, что с ним происходит нечто непоправимое. Он терял разум. Смрад, жар и ужас были совершенно невыносимы. Руки ослабли, и он полетел вниз, услышав над собой отчаянный крик бабушки:

– Господи, помилуй его!

Молитва бабушки возымела действие, и Виталий приземлился в месте, напоминающем подземелье с узкими каменными коридорами. В темном лабиринте можно было дышать свободно, но грудь сдавливала неясная тревога. В воздухе как будто витала опасность.

«Нужно убираться отсюда!» – подумал Шолохов, и стал осторожно пробираться вдоль стены. В одном из ответвляющихся коридоров мелькнула тень. Умерший ощутил животный страх и побежал. Он бежал долго, чувствуя, что тень вот-вот догонит. И вдруг она возникла прямо перед ним в образе знакомой девушки, подруги его юности. Но здесь она мало чем напоминала доброе и нежное создание, каким запомнилась при жизни. Девушка ловко накинула на шею Виталия петлю и затянула, зажав в руке другой конец веревки. И снова чувство удушья! На этот раз боль почти невыносима.

– Пойдешь со мной! – завопила девушка.

– Почему? – прохрипел Виталий.

– Ты убил меня и моего ребенка.

– Неправда! – отбивался Виталий. – Ты сама убила ребенка, и убила сама себя водкой.

– Ты во всем виноват! – кричала девушка.

– В другой раз! – повелел внезапно возникший между ними Ангел, и фурия исчезла вместе с удавкой.

– Мытарство убийства! – догадался Виталий.

– Правильно! – согласился Ангел. – Здесь же истязаются грешники, побежденные страстями гнева, ярости и злопамятства. Хоть бы, по природе своей, человек добродушный, но, как видишь, и здесь бы пострадал, если бы не защита бабушки. Но нам нужно идти дальше.

Путники пошли вперед по выжженной геенским огнем пустыне. Слева от них простиралось темное озеро, которое издавало невыносимый смрад и время от времени вспыхивало высоким и мрачным огнем. Там также были люди. До Шолохова доносились крики и стоны осужденных.

– Надеюсь, нам не нужно идти туда?– дрожащим голосом спросил Виталий своего Ангела.

– К великому моему облегчению, ты миновал в своей жизни грехов чародейства,– отозвался Ангел,– но боюсь, та компания, что направляется к нам, не минует тебя, так как ты им всю жизнь служил душой и телом.

Ангел говорил о группе женщин в яркой одежде, показавшейся вдали. Виталий в недоумении обернулся к бабушке и заметил, что та бледна и дрожит, как осиновый лист.

– Бабушка, тебе нехорошо?

– Милый, мне трудно вынести их, они уж очень безобразны.

– Спрячься за моей спиной,– предложил ей Ангел, и она воспользовалась его предложением.

Женщины уже поравнялись с Виталием, и он удивился, почему бабушка назвала их безобразными. Совершенно обычные девушки. Где-нибудь в ночном клубе, их облик был бы уместен, но здесь, разумеется, мини-юбки, длинные ногти и яркий макияж их выглядел странно. Заметив Виталия, девушки развеселились, заулыбались и бросились к нему на шею, бросая злобные взгляды в сторону Ангела.

– Пойдем с нами!– упрашивали они.– С нами весело! Мы обещаем много удовольствий! Будешь жить с нами вечно?

– Но я не знаю, кто вы? – ответил Шолохов.

– Как так? Ты не знаешь своих господ?– засмеялись они.– Ты служил нам, и теперь станешь нашим вечным слугою!

– Я не знаю вас,– отступил Виталий.

– Ты будешь вспоминать нас одну за другой, пока не вспомнишь всех!– стали злится они. – Мы сожрем тебя, а затем исторгнем, и снова напомним о тех, с кем ты грешил!

Внезапно, на глазах у Виталия, женщины слились в одно тело, и превратились в страшного кровавого цвета дракона с двумя головами. Эти головы имели человеческие лица, которые ежесекундно изменялись. Виталий с ужасом понял, что узнает их. Это были женщины, с которыми он имел в своей жизни близкие отношения. Не медля не секунды, дракон бросился на него, чтобы поглотить, но Ангел покрыл Виталия своим крылом, и ужасные клыки щелкнули рядом, не достигнув цели. Некоторое время, дракон искал свою жертву, но, не обнаружив ее, с проклятьями провалился под землю.

– Что это за чудище?– спросил Виталий, силясь унять дрожь. – И почему у него две головы?

– А ты не догадался? – печально поинтересовался Ангел. – Одна голова дракона – блуд, а другая прелюбодеяние. Желаешь еще расспросить об этом звере?

– Нет, мне все ясно,– повесил голову Шолохов.

Последнее приключение совершенно лишило Виталия сил, и он решил, что больше не сдвинется с места. Шолохов стал осматривать красную почву вокруг, намереваясь, присесть и отдохнуть. Вдруг до его слуха донесся гул, похожий на землетрясение. Действительно, поверхность под ногами Виталия задрожала и треснула. Трещина все расширялась, и оттуда вырывались языки пламени.

– Загляни! – приказал Ангел.

Виталий подошел к краю и увидел яму, наполненную кровью и экскрементами. Там были люди и животные. Они бросались друг на друга, мучили и издевались. Все это действо было замешано на похоти. Некоторые хотели выбраться, но скользкие, покрытые испражнениями стены не позволяли это сделать.

– Хочешь посмотреть поближе? – спросил Ангел.

Виталий почувствовал, как дрогнула рука бабушки в его руке. От ужаса Виталий онемел.

– А ведь это место твое! – сказал Ангел. – Твой дом, можно сказать.

– За что? – еле слышно спросил Виталий.

– Здесь все сластолюбцы и извращенцы. Любители острых ощущений. Ведь именно в поисках таких ощущений ты все время прелюбодействовал?

– Но ведь я не гей и не зоофил, не некрофил…

– В твоем случае это не имеет значения. Чем все перечисленные тобой извращенцы от тебя отличаются? Только тем, что в поисках экзотических наслаждений зашли дальше.

– Нет, нет!– закричал в отчаянии Виталий. – Я не знал, что это все серьезно! Теперь я понимаю, и готов на все, чтобы исправиться! Спасите меня!

– Идем!– сурово сказал Ангел. – Разумеется, запоздалые мольбы никому не помогли еще в этом скорбном месте. Но, к счастью, мы пока лишь осматриваем его.

Вздохнув с облегчением, Виталий поспешил отойти от края страшной ямы.

– Следующим истязаются грехи ереси, ты не повинен в сем. Но, к сожалению, и истина в земной жизни тебя мало интересовала.

Шолохов не заметил, как оказался в тесной яме, похожей на свежевырытую могилу. Он остался совершенно один.

– Помогите! – крикнул Виталий.

– Привет! – отозвался кто-то сверху.

Шолохов вгляделся в черты человека, наклонившегося над могилой, и узнал своего когда-то лучшего друга Лешу.

– Леша, вытащи меня отсюда! – обрадовался он.

– Помочь? – заулыбался друг. – А помог ли ты мне, когда моя дочь попала в аварию? От тебя зависела ее жизнь. Ведь денег у меня не было, а у тебя было в избытке.

– Но так дочь же спасли! – возразил Виталий.

– Да! Господь помог! И я помогу тебе, я не жадный.

– Правда? – недоверчиво спросил Виталий.

– Я дам тебе то, что ты больше всего любил в жизни. Деньги, сэкономленные тобой на добрых делах.

С этими словами Леша подкатил к краю могилы большую тачку и наклонил ее. В яму, прямо на голову Виталию, посыпались крупные монеты. Они били его тело, как булыжники.

– Стой! Остановись! Хватит! – кричал Шолохов, но монеты все сыпались, пока не засыпали его полностью.

– Спаси меня Ангел! Помоги, бабушка!– взмолился Виталий.

Но, на этот раз, никто не пришел на помощь. Шолохов чувствовал, что почва уходит у него из-под ног, и он вот-вот провалится куда-то в бездну.

– Господи, помилуй!– в отчаянии закричал он.

– Суд без милости не оказавшему милости!– услышал он откуда-то сверху голос, подобный грому.

Бездна разверзлась под ногами, и он устремился вниз.

Виталий падал так долго, что, казалось, прошли годы, а он все летел вниз в недра преисподней. С каждой минутой становилось все темнее. И когда умерший думал, что темнее уже и быть не может, тьма сгущалась еще сильнее. На всем протяжении полета Виталий не услышал ни малейшего звука, не ощутил дуновения ветерка. Он двигался в полном вакууме, пока давящую тишину вдруг не сменил оглушительный шум. Тысячи воплей заполнили пространство. В лицо пахнуло жаром, будто из ракетного сопла. Виталия пронзило болью от огня, который был невидим, но настигал каждый миллиметр его израненной души. Умерший ощутил страшный удар в бок, а затем раскаленную плиту где-то под щекой. Он вскочил, и в панике побежал куда-то во тьму. Виталий чувствовал, как передвигаются его ноги в горячем пространстве, но ничего не видел и не слышал, пока не наткнулся на стену. Думал, что снова упал, и попытался подняться, но вокруг были такие же стены. Вверху, внизу, с боков, всюду гладкий горячий камень. Виталий понял, что выхода нет, он замурован.

В изнеможении узник присел, опираясь спиной о стену, и горько заплакал. Он плакал и стенал долгие часы, скрежетал от боли зубами, кричал, звал на помощь, но никто не слышал его воплей. Обезумев, Виталий стал кусать сам себя, в отчаянии пожирать свою плоть. Срывая ногти, он пытался прокопать ход в камне, но устал и от этого. Свернувшись в клубок, он продолжал стонать от боли и страдания, но боль и страх давили все больше, его кровавые слезы не давали облегчения. Даже у замурованного в стене есть надежда выйти оттуда, хотя бы после смерти. Даже страдающий от пыток на минуту теряет сознание и обретает в беспамятстве блаженный покой. Здесь, в каменном мешке, были недоступны мирские утешения. Виталий с горечью осознал, что мытарства, которые он проходил ранее, не являлись адом. Они были только частным судом, разбирательством. Теперь мытарства казались приятной прогулкой по сравнению с самим адом. Описать человеческими словами адскую муку не представлялось возможным, как и осмыслить весь ужас полной безнадежности и муки, как чувственной, так и мысленной.

Сколько времени Виталий пробыл в таком положении, он не знал даже приблизительно. Год, десятилетие, тысячу лет? Но в какой-то миг стены, окружающие его, рухнули. Это произошло внезапно. Вслед за этим вокруг разлился свет. Пусть тусклый серенький, как зимний рассвет, но это был свет. Виталий прижал искалеченные руки к больным глазам и поднялся на ноги. Свет лился сверху. Где-то высоко над ним, над бездной, в которую упал Виталий, сияли тысячи звезд. Оттуда раздавалось тихое стройное пение. От этого узник пришел в себя. Осужденный вспомнил, кто он, свою жизнь, он вспомнил даже рай и звезды над дворцом бабушки. Он вспомнил и смог заплакать. В этот раз слезы принесли некоторое облегчение.

– Что это? – услышал он рядом человеческий голос.

Виталий оглянулся и увидел, что теперь не один. Все пространство темной пещеры было заполнено оборванными, грязными, окровавленными людьми. Все они плакали, вглядываясь в свет, мерцавший в далеком квадрате над их головами.

– Это Пасха! – ответил кто-то вопрошавшему. – Здесь, в преддверии ада, мы можем видеть отблеск радости святых в великие праздники.

– В преддверии ада? – ужаснулся Виталий. – Разве мы не на самой глубине?