bannerbannerbanner
Скрытые чувства

Юлия Резник
Скрытые чувства

Полная версия

Глава 5

Жанна

Первым делом я проверяю содержимое сумочки. К удивлению, все на месте. Даже немного налички, которая завалялась в кошельке с доисторических времен. Времен без Apple pay. Впрочем, чему я удивляюсь? Учитывая то, кого подключили к поискам моего свэга, удивительно скорее то, что управляющий тем клубом не накинул мне тысчонку-другую. А что? В качестве моральной компенсации – было бы неплохо.

Кривлю губы в невеселой улыбке. Гремя замками, открываю дверь и, переступив порог, оглядываюсь, будто надеюсь увидеть здесь что-то новое. Но дома все как обычно. Хотя кого я обманываю? Здесь чудовищно пусто – ни отца, ни матери. Я совершенно одна. Если не считать бледной тени моей депрессии, что бродит за мной по пятам, куда бы я ни направилась.

Мы с ней так сроднились, что еще немного, и станем лучшими подружками. Снова кривлю губы в улыбке.

Пытаюсь оживить телефон, но все напрасно. Сбрасываю туфли на шпильке и, не глядя на себя в зеркало, бреду в комнату в поисках зарядного. Наверняка меня потеряли. Не только Лерка, но и мать, бабушки-дедушки. О том, что мне мог звонить и Илья, стараюсь не думать. Мне это не надо. Я не из тех, кто будет ждать у телефона, пока мужик одумается. И не из тех, кто простит. Так почему же замирает сердце, стоит мне открыть список неотвеченных вызовов, среди которых его номера… нет.

Зато сто пятьдесят миллионов пропущенных от Лерки. Соскальзываю пальцем на кнопку «перезвонить».

– Лапина?! Тебя где носило? Господи! Я уже думала ментам звонить.

– Чего ж не позвонила? – агрюсь я, может быть, и несправедливо.

– Эй… Ты же сказала, что поедешь домой, вот я и…

– Ладно. Проехали. Как сама?

– Да вроде ничего, – промямлила Лера. – Слушай, у тебя что-то случилось? Голос какой-то странный.

Забираюсь с ногами на кровать. Касаюсь затылком прохладной стены, из-за тонкой мембраны которой до меня доносятся звуки жизни людей, которых я даже не знаю, разбавляя гудящую в голове панику. Наверное, до меня только сейчас в полной мере доходит, как же близка я была к чему-то страшному. И что если бы не Князев… Меня кроет. Дыхание сбивается. Как так вышло, что вся моя жизнь свелась к такому перманентному пиздецу? Еще год назад я ничего подобного не могла бы даже представить. А сейчас моя действительность колеблется от понятия «плохо» до «хуже не может быть».

– Жанн! – голос Лерки меняется. Она испугана моим молчанием. И этот испуг сочится сквозь трубку телефона. – Хочешь, я приду?

– Хочу… – шепчу тихо-тихо. Телом проносится волна озноба. Смешно, что стресс меня догоняет только сейчас. Вот это я тормоз…

– Скоро буду! Ты только держись. Окей?

– Куда я денусь?

Лерка заявляется где-то через час. С коробкой дешевой магазинной пиццы и каким-то винищем. Меня передергивает. Я еще не скоро решусь на прием алкоголя. После всего случившегося мне важно знать, что мое сознание полностью мне подконтрольно.

Подруга тонко улавливает мое настроение. Пожимает плечами и, не дожидаясь приглашения, топает в кухню. В моих опустевших хоромах Лерка чувствует себя как дома.

– Можем и чай попить.

– Вот это давай, – киваю я, набираю в чайник воды и возвращаю на подножку, пока Лерка выставляет таймер на духовке.

– Эй! – вдруг замечает она. – Это что? – хватает мою руку. Ее голубые глаза широко распахиваются и заполняются неподдельной тревогой, когда она находит новые и новые синяки на моем теле. Их не так много. И они не доставляют мне особого дискомфорта. То, что у меня болит, с синяками вообще не связано. Это что-то в душе. Как я вообще дошла до такой жизни?

– Жанн… – Лерка конвульсивно сглатывает. – Какого хера? Кто это…

– Тот мудак. Ну, помнишь, который ко мне подкатил на танцполе?

Чайник щелкает. Я открываю дверцы шкафчиков. Достаю чашки. А потом мы с Леркой пьем чай, как парочка пенсионерок, и я рассказываю ей, что случилось.

– Извини, – качает головой эта дурочка.

– Да за что?

– Нужно было убедиться, что ты благополучно села в такси. Хорошая же из меня подруга! – горько замечает Лерка и тянется все же за бутылкой. Признаться, я и сама на нее злилась, рассуждая примерно так же, но сейчас от тех мыслей не осталось следа.

– Перестань. Ты ни в чем не виновата. Мне самой не нужно было с ним никуда идти. Кто ж знал, какая говенная эта идея?

О том, что меня опоили, умалчиваю. Мне стыдно, что я это допустила. Даже полные дуры знают, что нельзя оставлять свой стакан без присмотра, находясь в незнакомой компании. Умные не доверяют и близким.

Ерзаю на табуретке. Подтягиваю ногу к груди и, подумав, тянусь за треугольником пиццы. На вкус та как картон, но во мне неожиданно просыпается просто зверский голод.

– Че делаешь? – спрашиваю, жуя, когда Лерка хватается за телефон.

– Ищу фотку этого твоего Князева.

– Зачем? – сглатываю.

– Да так. Просто интересно, как он выглядит.

– И как? – слабо улыбаюсь.

– Никак.

– Никак?

– Угу. Он никакой! – ржет эта дура и толкает меня в бок локтем.

– Неправда! – я забираю из ее рук телефон, чтобы посмотреть на фотографию, которую Лерка нарыла на бескрайних просторах интернета. Если судить по ней, то Князев действительно никакой, да. Пожалуй, это самое верное слово. Проблема в том, что фото и на миллионную долю не отображает его настоящего.

– Как будто совсем другой человек, – качаю я головой.

– Чего? Это не он, что ли? – Лерка откладывает штопор в сторону и, вытянув шею, пялится на экран.

– Да он, он… Просто, как тебе объяснить? В данном случае фото вообще не информативно. Иван Савельич, он… – вспоминаю его волчий взгляд. Плотную ауру хищника, что его окружает. Походку, скупые, как будто эргономические движения, голос… – Не никакой, – добавляю я после короткой паузы.

– Так-так! Я требую подробностей! – Лерка подозрительно щурится. – Уж не имеем ли мы дела с распространённой схемой «жертва – спаситель»?

– Да ну тебя! – я притворно смеюсь и запускаю в подругу обгрызенным краем пиццы, на котором, естественно, нет начинки. И гоню… Гоню от себя воспоминания о Князеве. Потому что виной этому сумасшествию – экстази. Или что там за дрянь мне подсыпали? Не хочу вспоминать, как мне нравился его запах. Как меня позорно от него вело… Каким твердым ощущалось его тело под моими ищущими пальцами. И каким он казался желанным.

– Ну, а чего? Переключалась бы на него. Может, отвлеклась бы от всего этого дерьма с Илюхой.

– Мне теперь это дерьмо разгребать и разгребать, – хмурюсь я и встаю, чтобы сполоснуть чашку.

– Это еще почему?

– Потому что! Сейчас мой портрет определяется тем, как меня видят другие. Для большинства наших знакомых я – неудачница, которую кинули ради другой. Брошенка. Ты будешь пить? – перевожу тему, кивая в сторону так и не откупоренной бутылки.

– Нет.

– Вот и хорошо. Останешься? Я хотела сегодня лечь пораньше.

– Угу. Только матери звякну.

– Давай, – потягиваюсь и широко зеваю.

– И это… Жанн!

– Что?

– Ты не парься сильно. Поговорят и забудут. Сама знаешь, как оно. Всем на всех по большому счету насрать.

Да, это точно. Конечно, забудут. Только как мне самой забыть об этом унижении?

Киваю и иду стелить постель. По крайней мере, этой ночью я не буду одна.

Несмотря на то, что я проспала практически целый день, засыпаю я, кажется, даже быстрее Лерки. Зато утром вскакиваю ни свет ни заря. Успеваю даже сварганить нам бутерброды на завтрак и убрать со стола объедки вчерашнего пиршества.

Илья подкарауливает меня под аудиторией. И это, конечно, не так, но мне кажется, что на нас все смотрят. Если честно, этот его приход – бальзам на мою израненную душу. Пусть видят, что это не я за ним бегаю. А еще лучше – пусть донесут той его… новой. Иду мимо, будто его не вижу.

– Жанн…

– Отвали. Я, кажется, сказала, что нам больше не о чем разговаривать.

Сама не знаю, откуда берутся силы вести себя как последняя стерва. Когда сердце колотится, как сумасшедшее. А на месте тех счастливых воспоминаний, что я безжалостно от себя отчекрыжила, полыхает фантомная боль. Мне до тремора в руках хочется его коснуться. Прижаться губами к красивым плотно сжатым губам, пропустись сквозь пальцы чернильные волосы. Хочу, чтобы он меня обнял и сказал, что это все неправда. Хочу, чтобы у нас все было по-прежнему.

Но как прежде уже не будет. Я молчу и толкаю дверь в аудиторию.

– Жанн! – Лерка смотрит на меня с тревогой. Вдох – выдох. Моя любовь к Илье – гребаная черная дыра, в воронку которой, кажется, вот-вот засосет мою гордость на пару с решимостью. Стискиваю крышку парты в руках так, что белеют пальцы.

– Я разрешаю меня застрелить, если я захочу обратно, – шепчу я слова песни Дакоты, которая крутится вот уже который день на репите в моих наушниках.

– Что?

– Говорю, пристрели меня, если я к нему захочу вернуться!

Хотя кого я обманываю? Я ведь только об этом мечтаю. Лекция по академической живописи проходит будто сквозь меня. Хреново, учитывая, что совсем скоро у меня экзамен по этому предмету. Наконец, звенит звонок. Молча сгребаю с парты свое барахло и иду прочь. Глупо надеяться, что Илья дожидается меня все это время. Но я все равно невольно кошусь на подоконник, где он сидел недавно. Лерка тащится следом. Мы молчим, потому что по случаю скорого начала сессии в коридорах универа даже более шумно, чем обычно. Настоящий дурдом. Все бегают, досдают хвосты в надежде получить автомат. Студенческая жизнь кипит. А мне в этом вареве тошно.

Резко сворачиваю. Толкаю дверь в туалет. Здесь тоже многолюдно, но, конечно, не так. Когда мы уединяемся в кабинке, Лерка сначала молчит, только смотрит на меня все так же сочувственно, а потом не выдерживает:

– Ну, поговори со мной, мась…

– Что ты хочешь, чтобы я сказала? Что у меня зубы сводит – так хочется позвонить своему козлу-бывшему?

 

Наши взгляды сплетаются, и тут из-за хлипкой перегородки, разделяющей кабинки в туалете, доносится:

– Совсем спятила? Не вздумай этого делать!

Мы с Леркой переглядываемся и начинаем тихо угорать. Опускаю крышку унитаза и забираюсь на него одной ногой, чтобы посмотреть, кто же там, в соседней кабинке, такой умный.

– Привет! – машет мне рукой незнакомка, когда моя макушка показывается из-за перегородки. – Я – Маргарита. Можно Рита. Можно – Марго.

– Новенькая?

– Не, заочница. Может, найдем более подходящее место для разговора? – растягивает губы в широкой улыбке Рита. У нее стрижка под мальчика и классная тай-дай футболка. А еще она говорит очень здравые вещи. И я не вижу никаких причин, чтобы с ней не познакомиться.

– Я – Жанна. Это – Лера. Моя лучшая подруга.

– А с парнем что? – улыбается Рита.

– А ничего. Мудак он. Говорю ж.

– Ну, а тогда на кой ему звонить, правда?

Киваю. С этим не поспоришь. Заруливаем в столовку, где очередь не меньше, чем в Заре в черную пятницу. Выглядывать столик бесполезно. Да и вряд ли мы успеем что-то большее, чем выпить приготовленный на скорую руку кофе, до того как прозвенит звонок. Лерка с Ритой заводят ни к чему не обязывающий разговор, пока ждем, когда наш заказ примут. И меня это более чем устраивает. Я рада, что та переключилась с меня на нашу новую знакомую. Настроение совершенно паскудное, и я не хочу его портить еще и подруге.

– Ну, что скажешь?

– М-м-м? – мямлю я, упустив большую часть из их разговора.

– Спрашиваю, пойдешь ли с нами?

– Куда?

– Ты что, вообще не слушала? Марго занимается сапсерфингом. И в субботу зовет нас с собой.

– Это катание на доске с веслом?

– Угу!

– Разве еще не холодно? – я хмурюсь, не то чтобы в восторге от этой идеи.

– Не. Наденем гидрокостюм. У меня есть. Младшего брата, как раз будет на тебя в пору, – смеется Марго, окидывая меня демонстративно изучающим взглядом. Я закатываю глаза. Подколы насчет моего невысокого роста на меня уже давно не действуют.

– Так что? Вы согласны? Там ничего сложного. Я научу. Даже инструктора брать не придется.

Переглядываемся с Лерой и синхронно киваем, соглашаясь. Сапсерфинг так сапсерфинг. Может, хоть отвлекусь.

Неделя тянется жвачкой. Несколько раз созваниваюсь с мамой, наконец, нахожу в себе силы рассказать той, что мы с Ильей расстались. Стараюсь, чтобы мой голос звучал бодро. Но когда нас разъединяют, без сил прислоняюсь лбом к стене. Вот бы еще самой поверить в то, что мы больше не вместе! Вот бы еще самой в это поверить…

В субботу выбираемся на воду. Народ на досках собирается на небольшом песчаном пляже чуть в стороне от пафосного яхт-клуба. Рите здесь все знакомо и ощутимо по вайбу. А мы – новички. Поэтому пока мы переодеваемся, та тараторит без умолку. Рассказывая нам, как они с друзьями нашли это место, о том, как следует себя вести, чтобы сразу не слететь с доски…

– Кстати, я на неделе имела несчастье тусоваться в одной компании с твоим бывшим.

Я как раз пытаюсь влезть в гидрокостюм. На секунду замираю и продолжаю, будто мне до этого дела нет.

– Правда?

– Угу. Хорошо, что ты ему тогда не позвонила. Там без вариантов. Вообще.

– Почему? – встревает в разговор Лерка, озвучивая то, что я не могу. Душит…

– Да потому что. Ты вообще в курсе, с кем он теперь? Нет? Там же не девочка с улицы, а дочь самого Щербакова. Че? Не знаешь, кто такой Щербаков? Нефть… Газ. Твой краш метит попасть в его фирму уже этим летом. А дочь Щербакова – его верный пропуск. Ты что, не знала? – Рита осекается. Сводит белесые брови. – Черт. Не надо было мне это рассказывать, да?

Сглатываю огромный ком, образовавшийся в горле, и натянуто улыбаюсь:

– Нет. Все нормально. Пойдем, покажешь, как обращаться с этой штуковиной. Мы же за этим сюда пригнали?

Глава 6

Иван

Мне требуется некоторое время, чтобы вернуться на землю из верхних слоев атмосферы, куда я успеваю воспарить, до того как нас бесцеремонным образом прерывают. Мне дико хочется опустить ладонь на рыжий затылок Инны и заставить её закончить начатое. Чтобы этого не допустить, сильней вцепляюсь в подлокотники стула. Что угодно – лишь бы руки занять, пока не получается вернуть контроль. Инна смотрит на меня виновато, изящным жестом вытирает рот и совсем не изящно поднимается с пола. Она тоже как будто колеблется, кусает припухшие от усердия губы, но, в конечном счете, материнский инстинкт побеждает. Бросив еще один взгляд на мой лоснящийся от слюны член, она скрывается за хлипкой дверью спальни. Кажется, я замечаю на ее щеках легкий румянец…

Нет, я не жду, что она поступит как-то иначе. Но разочарование все равно вызывает вспышку неоправданной злости. Гашу ее усилием воли – все ж я не последний мудак. С трудом поднимаюсь со стула и прячу в штаны так и не опавший член.

Злиться я могу лишь на себя. Знал ведь, что она приехала с дочкой. А значит, не стоило и начинать то, что, с большой долей вероятности, мы могли не закончить. Вот почему я сторонюсь любых сложностей. Мне не нравится сама мысль о том, что внимание моей женщины будет поделено. Пусть даже между мной и ребенком. Я слишком большой эгоист, чтобы довольствоваться меньшим, чем все.

В горле сухо. Открываю ящик над мойкой. Беру чашку и наливаю воды из-под крана. Вода идет прямиком из артезианской скважины, и я могу не бояться за ее качество. Я сам контролировал ход работ. И выбирал фильтры.

Взгляд цепляется за непочатую бутылку водки на окне. Моей любимой. Если Инна вдруг не стала бухать в одиночку, значит, пойло было куплено для меня. А это в свою очередь означает, что она обо мне думала. Хотела угодить. Возможно, представляла, как мы проведем вместе вечер…

Мысли мечутся в голове. Я не могу понять, какие чувства во мне вызывает осознание этого факта. Любое посягательство на свою свободу я по привычке воспринимаю в штыки. Дебильность ситуации в том, что я и сам ей потакаю. Инна не в курсе, что этот флигель – часть моих владений. Я скупил близлежащие участки как раз для того, чтобы избавиться от соседей. Так что здесь до нее никто никогда не жил на моей памяти. Я не знаю даже, какой черт меня дернул ввязаться в эту авантюру. И почему эта идея мне показалась такой удачной. Просто с Инной мне так хорошо, что… Наверное, я просто хотел видеть ее почаще.

Дверь тихо хлопает. Я оборачиваюсь. И тут же весь подбираюсь.

– Что случилось?

– Леська горит. Так и знала, что не стоило ей расстегивать куртку, но разве ее уговоришь застегнуться? – Инна приглаживает всклоченные моими руками волосы. А я понимаю, что еще никогда не видел ее такой растерянной. В работе Инна совсем другая. Собранная. Жесткая. Волевая. Именно поэтому мне так сладко, когда она уступает. О, да. Мне нравится каждый раз брать над ней верх.

– Насколько высокая температура?

– Не знаю. Здесь нет градусника. Пойду, посмотрю в машине.

Чувствую себя глупо. Я не знаю, чем ей помочь. Да и ни к чему мне чужие проблемы. Но с другой стороны, привычка все контролировать не позволяет мне уйти прямо сейчас. Я чувствую свою… ответственность? Дерьмо. Ну, какого черта?

– Что? – свожу брови в линию, поймав её полный сомнения взгляд.

– Мне ужасно неловко тебя просить, но ты не мог бы посидеть возле Леськи, пока меня не будет? Буквально пару минут.

Какая идиотская все-таки ситуация. Сую руки в карманы и киваю. Понятия не имею, что буду делать, если малая опять заревет. Инна смотрит на меня в упор. Я тяжело вздыхаю и иду к Леське.

Что ребенок болен – понятно сразу. Ее бледные щечки лихорадочно горят. Она вспотела, отчего кудряшки на голове собрались в тугие пружинки. У Инны такие тоже можно иногда наблюдать. Когда она взмокшая, после секса. Или сходила в душ. Я не знаю, зачем Инна так безжалостно выпрямляет свои волосы в остальное время. Кудри ей к лицу.

Пока смотрю, Леська хмурит брови. И поджимает бантики-губки. Ну, точно ведь заревет! Касаюсь ее тугой щечки пальцем. А она неожиданно накрывает мою руку своей крохотной горячей ладошкой и переворачивается на другой бок.

Вскоре на пороге спальни возникает обеспокоенная Инна. На меня она уже даже не смотрит. Задирает футболку дочери, ставит градусник и осторожно возвращает ее руку в прежнее положение. Так странно видеть ее такой. Для меня Инна – классный профессионал, о назначении которого я ни разу не пожалел. И чертовски умелая любовница. Но теперь, когда она предстает передо мной совсем в другом образе, должен заметить, что я мало что вообще о ней знаю. И это занятно.

– Ч-черт. Тридцать девять и два, – Инна трет виски. – Надо возвращаться в город.

Не то чтобы мне этого хотелось, но я не могу не предложить:

– Я могу вас отвезти.

Она поднимает ресницы, смерив меня странным взглядом.

– Спасибо. Но я не хочу бросать здесь машину.

Ну, конечно. Об этом я не подумал. Пока я размышляю над ответом, Инна вскакивает с постели дочери и начинает быстро собираться. Через пять минут мы выходим из дома. У меня в руках ее барахло. У нее – дочка. Она устраивает малышку в специальном кресле. Я знал, что она водит RAV 4, но не знал ни про это кресло, ни про то, что в салоне пахнет чем-то сладким. Как будто печеньем. И ее духами…

Инна пристегивает ремни, обходит машину и замирает, придерживая рукой открытую дверь:

– Извини, что так вышло.

– Ничего. Завтра исправишься, – заставляю себя улыбнуться. Она почему-то снова затихает. Как-то так неопределенно ведет плечом и, наконец, садится за руль. Смотрю вслед ее Тойоте, пока та не скрывается за поворотом. И шагаю к себе. Надо дать команду гайцам – ненавязчиво ее проводить. А то мало ли?

У ворот откуда ни возьмись выскакивает Шустрик. Кажется, Леська так его назвала? И принимается бодать мне ноги. Склоняюсь к усатому:

– Че? Забыли тебя? А как стелила поначалу… – усмехаюсь, вспоминая беззаботные Леськины «он будет жить с нами». – Ну, пойдем, хоть накормлю тебя. Изысков не обещаю, но где-то была колбаса.

Остаток вечера не могу отделаться от мысли, что меня кинули так же, как и этого помойного котяру. Иррациональное, глупое чувство. Которое только усиливается, когда я с опозданием в час наутро приезжаю в контору, а меня вместе Инны встречает другая сотрудница.

– А Суворова где, позвольте спросить?

– Инна Дмитриевна на больничном, – бледнеет женщина. – Но она ввела меня в курс де…

Ухожу прежде, чем та успевает договорить. Излишне шумно хлопаю дверью. Какие, на хрен, больничные? На этой службе не болеют! И она в курсе… Прикладываю к уху телефон. Инна не отвечает. Меряю шагами комнату, когда заглядывает Антон.

– Это кто у тебя в приемной?

– А хрен его знает. Суворова вместо себя прислала.

– А она сама где?

– На больничном. – Хмурюсь. – Что ты хотел?

Обсуждение рабочих моментов затягивается едва ли не на час. Напоследок прошу Антона:

– Скажи этой тетке, чтобы возвращалась… Где она там до этого сидела?

– А вместо неё кого прислать?

– Никого. Все, иди…

Почему-то другая там, где всегда была Инна, бесит. Хотя, конечно, оставаться совсем без помощи – дурость чистой воды. Сам не знаю, что на меня нашло. Стучу пальцами по столешнице. И в этот момент мой телефон начинает вибрировать.

– Князев!

– Иван Савельевич… Вы звонили?

Ах да. В рабочее время мы на вы. Еще бы.

– Что за больничный, Инна? И какого хрена я до тебя не могу дозвониться?

В трубке что-то шуршит. Как будто она вздыхает. Или перекладывает телефон из одной ладони в другую.

– Извините. Я… Мы были на процедурах, и я не могла ответить.

– На каких еще процедурах?

– У моей дочери ларингит. Есть проблемы с дыханием. Поэтому нас оформили в стационар. Я могу попросить бабушек посидеть, когда у нее сопли, но тут уж должна быть рядом. Извините.

Час от часу не легче. Я не люблю перемен. Мне важно чувствовать, что я все контролирую. Это мой пунктик. Совершенно по-идиотски хочется возмутиться – «Какой, на хрен, ларингит? Я не давал такого распоряжения!», но я прикусываю язык. Чувствую, как натягивается струна между мной и кучей работы, которую обычно я сваливаю на Инну.

– Ясно. У вас есть все необходимое? Или…

– У нас все есть. Спасибо, Иван Савельевич.

Интересуюсь, в какой они больнице. Инна отвечает, хоть и выдерживает театральную паузу, в которой мне чудится некоторая недосказанность.

– Ну, что там? – тороплю.

– Зря вы прогнали Надежду Сергеевну. Она вполне подготовлена, – тихо замечает Инна.

Уже доложили, значит. Хмыкаю. И жму на отбой. Я и себе самому не могу объяснить, что творю. Я ведь даже не представляю, что это такое – ларингит. И как долго Инна будет отсутствовать.

Сам звоню в ту больницу. Представляюсь и прошу соединить с главврачом. Выдыхаю, лишь когда убеждаюсь, что Леське будет обеспечен самый лучший уход. Оправдываю свой звонок тем, что он вообще-то в моих интересах. Я хочу, чтобы Инна как можно скорее вернулась в приемную.

 

Каждое утро я захожу в офис в надежде её увидеть. Я без нее как без рук. И это не пустые слова. Мне действительно не хватает этой женщины. Во всем, чего ни коснись. К среде я сдаюсь и возвращаю в приемную ту самую Надежду Сергеевну. Она неплоха, нет. Просто она… не Инна. Общение с которой, я только сейчас это до конца понимаю, по большей части носит невербальный характер. Как это проявляется? А хрен его знает. Каким-то непостижимым образом та просто предугадывает мои желания. Мне ей и говорить ничего не приходится. А уж тем более что-то ей объяснять. Даже кофе Инна умудрялась варить тогда, когда мне его хотелось. Бывало, я только подумаю об этом, а она уже несет поднос… О том, как это проявляется в сексе, я уж вообще молчу.

К концу недели мое настроение окончательно портится. Я извожусь. Наверное, в тысячный раз беру трубку, чтобы, по крайней мере, ее услышать. Но в последний момент откладываю телефон в сторону. Я стараюсь не анализировать такое свое поведение. Потому что те выводы, которые напрашиваются, настолько не к лицу человеку моего возраста и положения, что даже смешно! Сам себе напоминаю сопляка, который орет в голос и топает ножками, потому что ему не дали конфетку. Мерзкое, стыдное чувство. Но я не могу избавиться от гаденькой мысли, что меня бросили на произвол судьбы намеренно. Посмотри, мол, Иван Савельевич, как тебе без меня приходится!

Знаю. Глупость жуткая. Но уж как есть.

Когда вечером пятницы Антон будто вскользь предлагает прогулку под парусом, шлю его лесом. Настроение – дерьмо полное. Какие уж тут паруса? Но подумав, меняю решение. Погоду обещают хорошую, а яхтинг – это моя давнишняя страсть.

Мы отчаливаем ближе к одиннадцати. Река в этом месте достаточно широкая, я все равно не могу до конца расслабиться и кошусь на народ, который чуть дальше по берегу осваивает другие виды водного транспорта. Мимо проносится скутер, за которым, опасно раскачиваясь, мчит мужик на водных лыжах.

– Смотри в оба, пока не отойдем подальше, – хмурюсь я. Беру бинокль и бесцельно скольжу взглядом по окупировавшей узкую полоску пляжа молодежи. Больше всего народу, конечно, на досках с веслами.

– Это че? – интересуюсь я.

– Сапсерфинг, Иван Савельевич. Хотите попробовать?

Качаю головой. И снова утыкаюсь в бинокль. Мое внимание привлекает что-то неуловимо знакомое в тонкой девочке с желтым веслом. Навожу резкость. И узнаю… Жанну. Видно, что на доске она новичок. Но задора ей не занимать. Да и с балансом у девочки все в порядке. Я вижу ее так отчетливо, будто она совсем рядом. Коротко стриженая девушка с соседней доски что-то ей говорит. В ответ Жанна широко улыбается, обнажая идеально ровные зубы, и подставляет лицо налетевшему ветру. Тот ласкает ее, шевелит волосы, от чего девочка блаженно жмурится. Она беззаботна и молода. На ее коже мурашки, а на щеках и курносом носу – жаркие поцелуи солнца. И на миг я будто сам становлюсь таким же. Молодым и беззаботным, как она. Вспоминаю те давно забытые ощущения.

Жанна чуть поворачивает голову и раздраженным жестом отводит от лица прилипшие черные пряди – видно, не один раз она слетала с доски в холодную реку. Я полностью поглощен происходящим, но все равно успеваю заметить, что чувак на флайборде подлетел к ней непозволительно быстро. Я открываю рот, но… Черт? Что тут скажешь? А главное, кому? И Жанна, и тем более этот пацан, находятся от нас на приличном расстоянии. Но у меня зудит… зудит за грудиной. И мое волнение не напрасно. Буквально в тот же миг горе-летчик все же не справляется с управлением, пикирует прямо на девчонку, и они вместе уходят под воду.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru