Юлия Рахаева
Ивушки
Тёмка Савин проснулся от собственного крика. Его первой мыслью было, что он разбудил своих соседей по палате, но потом вспомнил, что они оба были в изоляторе. Тёмка прислушался – вроде тихо, слышно было только, как бешено колотилось его сердце. Он уже хотел снова лечь, но вдруг почувствовал, как скрутило живот. Тёмка свесил ноги с кровати, сунул в сандалии и, как был, в трусах и майке вышел из палаты. В коридоре горел тусклый свет. Держась за живот, Савин добрёл до комнаты воспитательницы и постучался. Елена Кузьминична открыла не сразу. Тёмка переминался с ноги на ногу, размышляя, постучать ещё раз или вернуться обратно, когда дверь со скрипом открылась, и зевающая воспитательница, кутаясь в халат в цветочек, спросила:
– Чего тебе опять, Савин?
– Елена Кузьминична, у меня живот болит.
– Так сходи в туалет и ложись спать, – снова зевнув, сказала воспитательница и закрыла дверь, прежде чем Тёмка успел что-то ответить.
Развернувшись, он пошёл обратно. Свет вдруг стал ярким-ярким, таким, что глазам было больно, и Тёмка зажмурился. Когда же он открыл глаза, всё было, как раньше. Он пошёл дальше и почти дошёл до своей палаты, когда вдруг почувствовал, что был здесь не один. Тёмка заставил себя обернуться. В центре коридора собрались девчонки из соседней палаты, Ленка, Райка и Нинка, все в длинных ночнушках и с распущенными волосами. На головах у них были венки, только не из одуванчиков, как любила плести его бабушка, а из каких-то других лесных цветов. Девчонки взялись за руки и пошли по кругу, как будто вокруг ёлки на новогоднем утреннике.
Тёмка хотел спросить, чего это они, но язык словно прилип к нёбу. По спине вдруг побежали мурашки, а руки покрылись гусиной кожей. Савин подумал вернуться в палату, но этот странный хоровод завораживал. Девочки запели:
– Над рекою плачет ива
Этой ночью под луной.
Слышишь голос мой красивый?
Видишь танец озорной?
Подари мне гребень, милый,
Угощу тебя на славу.
Приходи ко мне под ивы,
Коли я тебе по нраву.
Всё началось неделю назад, когда Тёмка приехал в пионерлагерь «Ивушки». В первый же вечер после отбоя они с пацанами-соседями по палате соорудили шалаш из одеял и, забравшись туда с фонариками, стали рассказывать друг другу страшные истории.
– А знаете, почему этот лагерь называется «Ивушки»? – спросил Макар, который прошлым летом уже ездил сюда.
– И почему? – отозвался рыжий Дениска.
– Наверное, потому что тут растут ивы, – скептически заметил Тёмка.
– Ты прав, – кивнул Макар. – Но и не прав.
– Как так?
– Растут то они растут, но где?
– И где?
– У реки.
– Пф, тоже мне новость.
– А что ты скажешь на то, что прошлым летом мой сосед по палате пошёл купаться на эту речку и не вернулся?
– Утонул? – воскликнул Дениска.
– Его русалки под воду утянули, – с видом знатока ответил Макар.
– Врёшь ты всё, – сказал Тёмка. – Русалки – это сказки. А утонул он, потому что нечего было сбегать из лагеря. Он же сбежал, чтобы искупаться?
– Ну, сбежал.
– Так нам же не просто так запрещено ходить на речку. Если ты хочешь плавать, у нас тут есть бассейн. Нам же сказали, что нас туда поведут.
