Юлия Пушкарева
Осиновая корона
Многие до сих пор не смогли смириться с тем, что Рюй в самом деле стал сердцем Минши, что власть исходит отсюда – и только отсюда. Испокон веков единого центра у страны не было. Король, Сын Солнца, чьё лицо скрывала золотая маска, по очереди жил на каждом из островов. Это было справедливо, ибо всем должно быть отмерено поровну благодати и света истины; так учит Прародитель. Один знакомый Шун-Ди, учёный, говорил, что в прошлые века календарь составляли исключительно по перемещениям короля – настолько выверенными они были. Островами правили Наместники, которых король назначал вместе со своими советниками и помощниками. Теперь же солнце не только замерло на месте, но и больше не имело воплощения в одном из смертных. Такова была цена свободы, завоёванной в Восстании. Авторитет Светлейшего Совета, конечно, был неоспорим, но не мог сравниться со священной, дарованной небом властью короля, чей род тянулся, не прерываясь, тысячелетиями. Сами же бывшие рабы иногда роптали на то, что Совет бесповоротно обосновался на острове Рюй.
Шун-Ди так и не сумел полюбить этот остров. Его постоянно тянуло домой, на Маншах – так, как тянет ко сну или несбыточной мечте… Но вернуться не суждено. Он не может бросить дом и торговлю, ибо это – всё, что у него есть. Никого и ничего больше во всём Обетованном. Ни родных, ни друзей, ни пристанища.
Шун-Ди всегда считал, что он не сам выбрал свой путь, а наоборот. Прародитель учит, что всё в человеческой жизни предрешено, и свободный выбор способен лишь ускорить или замедлить неминуемое. По большому счёту, у людей есть только одно, главное право – достойно прожить уже прописанную судьбу. Или недостойно. Прародитель даёт любому выбор между светом и тьмой, пороком и добродетелью – чтобы привести к общему для всех концу. Поворотов же пути, его изломов и бугорков никому не дано изведать заранее.
Шун-Ди искренне верил в учение Прародителя. В отличие от многих.
В отличие, вероятно, и от тех, кто отправил его в это бесчеловечное плавание, – или, скорее, в обречённое не провал посольство… Хотя, может быть, и не стоит оправдывать себя. Может быть, кто-то другой добился бы успеха там, где он провалился?
Шун-Ди очень устал. Только вчера он ступил на твёрдую землю – и вот сегодня уже стоит перед надменными Советниками в шелках и перстнях. Ни один из них – красивых, умащённых благовонными маслами из его лавок, – не провёл полтора года в бедах и лишениях. Они оставались здесь, на Рюе – правили, наслаждались жизнью… А Шун-Ди рисковал собой, даже не зная толком, во имя чего.
Рисковал, как подобает воину. Рабу-воину – тому, кто не задаёт вопросов. Не командующему и не купцу.
«Я сам согласился на это, – напомнил себе Шун-Ди, прикрывая глаза, утомлённые огнистой желтизной. – Сам подписал тот договор… Сам говорил, что это честь для меня. Сам снарядил корабль и отплыл. Теперь поздно жалеть».
Действительно, поздно. Жрецы Прародителя сказали бы, что он уже совершил свой выбор – свернул на повороте дороги-жизни, поэтому теперь не вправе ничего изменить. А вельможи из Светлейшего Совета вправе отчитывать его, как мальчишку.
– Правильно ли мы поняли, Шун-Ди-Го? – промурлыкал один из Советников – тот, с кем Шун-Ди беседовал полтора года назад, до начала злосчастного плавания. Го – к нему обратились, как к юноше, подчеркнув возраст и, соответственно, невысокий статус. Шун-Ди безучастно скользнул глазами по волнистым лучам солнца на мозаике. Возраста, начиная с которого это обращение к мужчине снимается – двадцати двух вёсен – он достиг уже три года назад. Очевидно, Советники не знали об этом. Или предпочли сделать вид, что не знают. – Кентавры и морской народ тоже отказались от союза с нами?
– Не совсем, досточтимый Ар-Эйх, – вздохнул Шун-Ди. – Как я уже говорил, они не отказались от союза совершенно – просто примут его лишь на условиях, которые поставят сами. И лишь после того, как узнают всё о целях союза… О том, какая именно помощь от них понадобится. И что они получат взамен.
Другой Советник, справа от Ар-Эйха, постучал по подлокотнику кресла длинными смуглыми пальцами.
– Ты подразумеваешь, что они настроены враждебно, о Шун-Ди-Го?
– Нет, досточтимый. Я подразумеваю только то, что сказал.
Шун-Ди надоело повторять одно и то же; именно этим он занимался с самого утра. Он уже понял, что ему никак не представить своё путешествие в выгодном свете. Ни добытые товары и диковинки, ни свитки с путевыми записями, ни подробная карта западного материка не убедили Советников – так разве способны убедить просто его слова?..
– Отчего же тогда они не принимают нашу дружбу? Ни твои дары, ни речи магов, что были там с тобой, не заставили их изменить решение?
– Нет, досточтимый. Я думаю, они просто… опасаются. И не желают вмешиваться в чужие распри, особенно если это вмешательство не принесёт им никакой выгоды. Такое нежелание можно понять.
Шун-Ди решил говорить начистоту – и сразу почувствовал, как воздух в янтарном зале задрожал от напряжения. Казалось, даже ветерок, вольно гуляющий между двумя рядами овальных окон, внезапно затих.
– Кто же говорит о распрях, Шун-Ди-Го?! – (Ар-Эйх сокрушённо покачал головой, а его сосед слева всплеснул руками – так, что звякнула связка браслетов с мелкими рубинами). – О подобном и речи не шло, уверяю тебя! Мы только предлагали жителям западного материка дружбу и сотрудничество, вот и всё. У Светлейшего Совета и в мыслях не было вмешивать их в войны Минши – даже если вдруг случится так, что наше мирное государство будет снова в них втянуто (да не допустит этого Прародитель)… Мы надеялись, что ты дашь им это понять.
О да. Шун-Ди с удовольствием посмотрел бы, как раздушенные Советники «давали бы понять» это кентаврам с их не знающими промаха стрелами или русалкам, наречие которых ни один маг из их группы не освоил на приемлемом уровне. Или полуптицам-майтэ, которые прятались в листве, едва завидев людей, и на всё отвечали бессвязными трелями. Или оборотням…
В особенности оборотням.
Жар возник в животе Шун-Ди и горячей волной ринулся к щекам. Он поспешно отбросил все мысли о Двуликих – и все мысли, близко или отдалённо с ними связанные. Он не это пришёл обсуждать.
– Я не дипломат, не посол и не учёный, о Советники. Я торговец. Я говорил с жителями запада, как торговец, и передал им только то, что мне поручили. Слово в слово, ничего не забыв и не прибавив. Сначала я пользовался услугами магов-переводчиков, которых вы любезно отправили вместе со мной, а потом овладел азами местных языков и сам. Я уже говорил, что жил среди них. Я был и среди кентавров, и среди боуги в их лесах… Я общался с морскими девами и майтэ. С оборотнями… То есть с одним племенем оборотней. С теми, кто не отказался иметь с нами дело. – (Шун-Ди перевёл дыхание). – И с драконами, досточтимые. Они называют себя Эсалтарре. Я могу поклясться, что это – самые поразительные, мудрые и прекрасные существа во всём Обетованном… И я… – (Шун-Ди ненадолго примолк. У него не хватало ни слов, ни сил, чтобы говорить сейчас о драконах). – Их касается самое важное из того, что нам удалось привезти…
– Мы видели это «самое важное». – (Пожилой Советник, который до сих пор молчал, скорчил насмешливую гримасу). – И, признаться, ожидали большего, Шун-Ди-Го. Мы ожидали живых драконов – равно как и прочих. Воинов или, по крайней мере, послов. Ты разочаровал нас, Шун-Ди-Го. Ты разочаровал Прародителя.
Шун-Ди вспыхнул. Ар-Эйх заволновался. Его брови, выщипанные в нитку и тоже подведённые чёрной краской, укоризненно приподнялись.
– Не знаю, стоит ли проявлять такую суровость, о Лерха-Эйх, – мягко сказал он. – Шун-Ди-Го, бесспорно, с честью справился с задачей – вплоть до той глубины, что была доступна ему. Он достиг западных берегов, провёл переговоры с представителями почти всех их… гм… народов, а также изучил их склонности и нравы. Благодаря ему мы получили карту того материка – разумеется, не полную, но…
– Не полную и не первую, – заметил Лерха-Эйх. В какой-то отчаянный миг Шун-Ди отважился поднять на него глаза – и тут же опустил их: Советник смотрел на него с неприкрытым презрением. – Вот уже почти двадцать лет – с тех пор, как наши мореплаватели стали наконец добираться до западных земель, – мы составляем их карты… Минши сейчас – единственная страна в Обетованном, которая располагает более-менее точными картами запада. И единственная страна, наладившая с ним устойчивый торговый обмен. Так что уважаемый Шун-Ди-Го не совершил ничего выдающегося и нового в этом смысле… Да простит он меня за старческую прямоту. Все мы стремимся лишь к свету справедливости.
– Воистину, – нестройным хором отозвались трое Советников. Шун-Ди хотелось провалиться сквозь мозаичный пол. Он прокашлялся.
– В таком случае, досточтимые Советники, я признаю свой провал, – сказал он – спокойно, насколько мог. – Я приложил недостаточно сил или просто недопонял волю Светлейшего Совета. Союз с существами запада – военный или какой-либо ещё – не был заключён. Но я нижайше прошу учесть…
– Не кори себя понапрасну, Шун-Ди-Го, – величественно кивнул Ар-Эйх. Шун-Ди стиснул зубы от досады: и зачем этот якобы добрый человек в сине-золотом шёлке то и дело его перебивает? – Совет уверен, что и ты, и твои спутники сделали в этом плавании всё возможное.
– О, без всяких сомнений, – едко протянул Лерха-Эйх. – Жаль только, что деньги Совета были потрачены зря.
– …Всё возможное, – сладким голосом повторил Ар-Эйх. Советник в браслетах под каждое слово кивал и ослепительно улыбался. – Совет благодарен тебе за твой громадный труд и за опасности, которым ты подвергал свою жизнь. Мы помним, что по-прежнему не все путешественники возвращаются после того, как переплывут океан… Помним, как смертоносно пламя драконов, как искусно сражаются кентавры и как обманчива весёлость плутов-боуги. Магия и секреты западного материка пока неподвластны нам и малознакомы; мы полагаем, что сейчас ты испытываешь чувства человека, который вернулся из другого мира. – (Советник улыбнулся. Шун-Ди стоял неподвижно, стараясь не польститься на мёд его речей, но невольно заметил, что сравнение весьма точное). – Несмотря на всё это, ты храбро отплыл туда и провёл в странствиях почти две весны – честь и хвала тебе за это, Шун-Ди-Го. Но на этом Светлейший Совет прощается с тобой, ибо главной цели ты всё-таки не добился. Такое решение не кажется тебе несправедливым, ведь так?
– Не кажется, – помедлив, признал Шун-Ди. – Но если бы вы согласились рассмотреть и…
– Приём окончен, – ласково произнёс советник с браслетами. Ар-Эйх кивнул, виновато улыбаясь. Шун-Ди услышал, как стражники вступили в зал за его спиной, и понял, что его выставляют.
***
Вечером Шун-Ди по приглашению пришёл к Ниль-Шайху – приятелю-купцу. Он не очень-то рвался в его дом, но понятия не имел, куда ещё пойти. Он полулежал на подушках и держал чашу, от которой поднимался хмельной аромат. Тщетно раздумывал над тем, как жить дальше.
В чаше была хьяна – дорогой миншийский напиток, рецепт которого веками держался в секрете от других королевств Обетованного. За эти безумные полтора года Шун-Ди соскучился по хьяне. Она была немного крепче вина или эля, но сохраняла рассудок ясным и при этом дарила приятное расслабление. Как раз то, что ему сейчас нужно.
Расслабление, однако, упрямилось и никак не наступало.
Ниль-Шайх жил роскошно – даже слишком роскошно, на взгляд Шун-Ди; так разбрасывать деньги подобает вельможе, а не деловому человеку. На первом этаже своего жилища он обустроил искусственный пруд; вода подводилась туда из источника по сложному сплетению труб, заметные отростки которых были увиты плющом и выкрашены золотой краской. Зал с прудом был погружён в полумрак и освещался лишь несколькими зеленоватыми лампами. Бортик украшали отшлифованные камни – видимо, ради того, чтобы подкрепить у гостей иллюзию настоящего водоёма. Под прозрачной, будто хрусталь, водой скользили красно-оранжевые и серебристые карпы; Шун-Ди отрешённо задумался о том, сколько Ниль-Шайх платит слугам за их кормление и чистку пруда. Как же важно некоторым людям не быть, а казаться важными персонами…
Будь он сам из таких, всё стало бы проще. Шун-Ди ведь оказан почёт. Светлейший Совет даже поблагодарил его. На что жаловаться? Да и вообще – он в целости и сохранности вернулся из путешествия на запад, через весь океан… Раньше он сам почитал героями тех, кто совершил такое. А теперь чувствовал себя просто бесконечно усталым, слегка отупевшим от разочарования – как вот эти карпы.
– О чём задумался, друг? – (Ниль-Шайх бросил в него одной из бесчисленных подушек. Шун-Ди лениво поймал её и положил рядом с собой). – Любуешься моими рыбками? По-моему, для тебя они должны быть не в диковинку. На западном материке ты, должно быть, всякого навидался.
– Навидался, – эхом повторил Шун-Ди. Десятки, сотни образов, уже немного потускневших от времени, промелькнули в его мыслях. Волшебный месяц, проведённый в лесной деревушке боуги, рыжих остроухих существ, о которых Шун-Ди прежде ничего не знал; их пляски под луной, зачарованные травы и цветы в каждом домике, вездесущий молочный запах свежего масла… Беседы с кентаврами, их наблюдения за звёздами, их не по-человечески и не по-лошадиному подвижные жеребята; серьёзный вороной кентавр по имени Гетей-Гонт, взявшийся терпеливо обучать Шун-Ди своему языку. Гортанный смех и холодные руки русалок, и нежно-лиловая ракушка, подаренная на память одной из них. Округлые зелёные холмы, леса, которым не найти края, красноватые сосны с верхушками, терявшимися в облаках, закаты и стаи птиц над маленькими озёрами, пение цикад и заросли кипарисов… И, конечно, драконы. О да, драконы.
Ниль-Шайх, как и все знакомые на Рюе, требовал от Шун-Ди подробного рассказа – отчёта, точно перед Советом. Но он не знал, как уложить в слова всё, что пережил. Знал только, что вернулся другим человеком, что прежним не будет уже никогда. Пускай Советники не оценили его путешествие, пускай путевые записи пропали напрасно. Вернувшись с запада, Шун-Ди обрёл – и утратил – столько всего, чему не подобрать имени.
А желтозубый человек напротив угощает его хьяной, крабами и приторными кокосовыми шариками, ожидая обычных баек, словно от моряка. Шун-Ди, бывало, снабжал его байками о поездках в Кезорре и Ти’арг; он сделал бы это и сейчас, не испытывая никаких затруднений. Но западный материк… Это западный материк. Особая, сокровенная часть Обетованного. Шун-Ди ничего не понимал в магии (и никогда к этому не стремился), но был несказанно рад тому, что неведомое волшебство уберегло эти земли от людей.
Правда, с Ниль-Шайхом лучше не делиться такими соображениями. Он не поймёт.
Это не делает его плохим человеком, – поспешно добавил Шун-Ди про себя, надламывая кокосовый шарик. Конечно, нет. Он вкушает еду Ниль-Шайха, проводя вечер в его доме; Ниль-Шайх сам позвал его, едва узнав о возвращении, и установил между ними эти священные для любого миншийца узы – гостя и хозяина. Наверное, он ждал его. Наверное, он считает его другом.
Даже теперь, когда со времён жизни с матерью, в рабстве и унижениях у хозяина, прошло много лет, Шун-Ди всё ещё сложно было поверить, что хоть кто-то может относиться к нему по-настоящему хорошо.
Воспоминание о хозяине заставило его по привычке коснуться клейма с павлиньим пером – позорной отметины на лбу, которую не смоет и десяток Восстаний… Его жест не укрылся от Ниль-Шайха.
– Не переживай, Шун-Ди. – (Он вздохнул и ногой пододвинул к гостю бутылку хьяны; мальчик-слуга, замерший у входа в зал, кинулся её открывать). – Не язви своё сердце понапрасну: жизнь и без того коротка и полна невзгод… А ты так юн.
– А ты всё так же речист. – (Шун-Ди невольно улыбнулся и кивком поблагодарил мальчика. Тот поклонился, отведя глаза в сторону – как положено рабу; это неприятно взволновало Шун-Ди). – Спасибо, достаточно… Я вполне спокоен, Ниль. Спокоен и готов вернуться к работе. Представляю, в каком запустении сейчас мои дела и как напортачили помощники.
– О, моя часть в полном порядке. Я тщательно следил за всем, что ты поручил мне, поэтому можешь даже не проверять… Но, Шун-Ди, я вижу иное, – Ниль-Шайх скорбно покачал кудрявой головой. – Я вижу, что ты тоскуешь. Ты думаешь, что Совет недооценил тебя.
– Может, и так, – признал Шун-Ди, глядя в светло-золотистый омут хьяны. Он чувствовал, что ему уже хватит, и боролся с желанием сделать ещё глоток. – Как бы там ни было, я скоро избавлюсь от этих крамольных мыслей. Займусь настойками и мазями, как раньше… Это единственное, что у меня хорошо получается.
– Неправда. – (Ниль-Шайх с одобрением ухмыльнулся, когда Шун-Ди всё-таки приложился к чаше). – Светлейший Совет – да хранит его Прародитель – выбрал тебя не случайно. Я убеждён в этом. Они разглядели в тебе…
– Опытного торговца, – пожав плечами, перебил Шун-Ди. – И того, кто неплохо знаком с морем. Вот и всё.
И того, кто после без упрёков снесёт хозяйский пинок. Они угадали.
– Маловероятно, друг мой. Таких очень много.
– Ну, возможно, они решили, что я иногда недурно нахожу общий язык с незнакомцами, – Шун-Ди натянуто улыбнулся, пытаясь скрыть горечь в голосе. – Что, увы, оказалось заблуждением… И ещё, пожалуй, им нужен был кто-то здоровый и нестарый, чтобы выдержать длинное путешествие целиком. На этом – уж точно всё, Ниль.
Ниль-Шайх с мягким упрёком покачал головой и потянулся к блюду с засахаренными фруктами.
– Ты говоришь об этом так, будто тебе не оказали чести, Шун-Ди. А честь была, и огромная. Я не допускаю в себе зависти, но был бы счастлив разделить твою участь… Любой был бы счастлив.
Шун-Ди помолчал, глядя, как бледный свет фонариков разбегается по воде пруда. Его тяготило направление, которое приняла беседа.
– Знаешь, чем кончилась наша первая встреча с кентаврами? Один из магов в группе – Аль-Шайх-Йин, почтенный старец – получил рану от отравленной стрелы. Он, по неведению, грубовато обошёлся с ними… А однажды оборотень-журавль чуть не выклевал мне глаза: ему показалось, что я нескромно посмотрел на его сестру в человеческом облике. Ты всё ещё восхищён моей участью?
Ниль-Шайх фыркнул от смеха, а потом не выдержал и расхохотался, запрокинув голову. Карпы в пруду испуганно заметались.
– Знаю я этого старикашку – хотел бы посмотреть на его лицо в то мгновение… И что, прямо-таки чуть не выклевал? Шун-Ди, но ведь это великолепное приключение! Я бы правую руку отдал за то, чтобы познакомиться с оборотнем-журавлём!
– О да, и оба глаза за то, чтобы взглянуть на его сестру… – (Шун-Ди хмыкнул. История, на самом деле, и вправду забавная. Он был рад, что нашёл, чем отвлечь Ниль-Шайха от бесплодных утешений). – Но я всем доволен. Я не лукавлю.
– И всё же Советники явно хотели от тебя чего-то ещё… – вполголоса процедил Ниль-Шайх, поглаживая подбородок. Шун-Ди спокойно встретил его взгляд. – Ты так и не расскажешь, какова была цель путешествия? В чём именно заключалось их задание? – Шун-Ди молча улыбнулся. – Ох, понимаю… Разумеется. Государственная тайна. Ты верен своему слову, друг мой, и это достойно высоких похвал.
– Благодарю.
Шун-Ди откинулся спиной на гору подушек, отставив подальше чашу с хьяной. Выйдет неловко, если он позволит Ниль-Шайху себя напоить и в итоге выложит все подробности.
– Кстати, тебе идёт бородка, – с усмешкой сказал купец. – Не ожидал, что ты отпустишь её. Почувствовал себя мужчиной?
Шун-Ди притворился, что не заметил обидного намёка, и пожал плечами.
– Просто решил оставить. Нам часто приходилось идти днями напролёт и спать на голой земле. Вчера я впервые за полтора года помылся не в реке. А ещё на некоторых землях там половину года ежедневно идут дожди, а другая половина засушлива… Не очень удобно было бриться, знаешь ли.
Ниль-Шайх с уважением закивал.
– Понятно-понятно… А правда, что там растут лотосы, которые светятся в темноте? – с мальчишеской жадностью спросил он. – Знакомый с острова Гюлея рассказывал мне, но я не поверил.
Шун-Ди улыбнулся.
– Растут. И не только лотосы… Я привёз парочку образцов, могу показать чуть позже.
– Эх… – на этот раз Ниль-Шайх не скрывал зависть. Его пухлые пальцы так и бегали по ободку чаши. – Вот бы продавать их в нашей части Обетованного… На этом можно сделать невероятную прибыль, видит Прародитель!
– И сделаем: семена я тоже привёз. Ты же не допустил, что красота цветов лишила меня разума?
Ниль-Шайх подполз поближе, разбрасывая подушки, и в новом приступе хохота похлопал его по плечу. Мальчики-слуги у входа по-прежнему стояли навытяжку, с невозмутимыми лицами, но Шун-Ди видел, что им непросто сдерживать смех. Нечасто, должно быть, их господин настолько хмелеет.
Ниль-Шайх задумчиво пощупал редкую бородку Шун-Ди и прошептал, обдавая его пряным запахом хьяны:
– И всё-таки… Ну… Как там с этим?
Шун-Ди вздохнул. Его приятель, действительно, совершенно не изменился. Даже странно, если учесть, сколько изменений пережил он сам… Удивительно, как Ниль-Шайх сдержался и не позвал сегодня размалёванных девиц из весёлого дома – бывших рабынь, – чтобы потешить гостя. Наверное, он должен быть ему благодарен.
– Там нет людей, Ниль. Вообще. И… Даже Отражений нет. Никого, подобного нам. Как ты думаешь, меня могла интересовать эта сторона?..
– И что, даже… – Ниль-Шайх подмигнул. – Даже по твоей части?
Шун-Ди осторожно отстранился от его руки. Пришлось напомнить себе, что купец пьян, а значит, оскорбляться нет смысла. Возможно.
– Ох, прости меня, друг… Я забылся. Прародитель отпустит мою вину. – (Ниль-Шайх смущённо коснулся жемчужных чёток на поясе. Шун-Ди помнил, что он любит перебирать их с сосредоточенным видом; но ни одной молитвы он, кажется, от Ниля не слышал). – И всё-таки мне любопытно… Почему там нет людей? Почему столько лет та часть Обетованного была нам недоступна?
– По-моему, это тайна для всех, не только для нас. Жители запада говорят, что наши предки жили там много веков назад, но потом уплыли на восток… Эти земли они и называли Обетованным, ибо почему-то сильно желали попасть сюда. Кто-то из других отправился за ними следом. Несколько веков – в первые века королевств – они жили здесь вместе с нами… Отсюда – наши легенды и древние песни. По крайней мере, так я понял.
– А что потом?
– Потом наши предки вытеснили других, – Шун-Ди проговорил это без сожаления, хотя чувствовал совсем иначе. – Они или вымерли, или вернулись на запад, к своим сородичам. Или остались.
– Как Отражения и гномы, – кивнул Ниль-Шайх. Его взгляд чуть прояснился. – Но что закрывало…
– Магия. Это всё, что мне удалось узнать. Чья-то могущественная магия, граница, проведённая в древности, не давала нашим мореходам переплыть океан и достичь западного материка, – Шун-Ди вздохнул. – А потом чары исчезли – около двадцати лет назад, как говорят местные… Это всё, Ниль-Шайх. Клянусь солнцем, что больше мне ничего неизвестно.
Ниль-Шайх помолчал, медленно перебирая чётки. Он всё ещё сидел чересчур близко к Шун-Ди, и тот раздумывал, как бы отодвинуться, не проявив грубость.
– Знаешь, друг… У меня недавно остановился один менестрель. Пришёл дней за шесть до твоего приезда. О, я не слышал такого богатого голоса и не встречал столь беглых пальцев на лире с тех пор, как привёл в дом вторую жену (да пожрёт её бездна; веришь ли – всё подумываю о третьей)… Но дело не в этом. Этот менестрель утверждает, что тоже бывал на западном материке. Когда я упомянул о тебе, он сказал, что там ваши пути пересекались. Это правда?
Шун-Ди, мягко говоря, удивился.
– Вот уж менестрелей я там точно не встречал… Запомнил бы. Он из Кезорре?
– Не знаю. Судя по виду и выговору – скорее из Феорна или Дорелии… А может, и из Ти’арга. Подозреваю, что он вообще всё Обетованное обшагал. Как многие менестрели, – Ниль-Шайх насмешливо сморщил нос. – Позвать его? Он так просил о встрече с тобой. И к тому же сейчас явно щебечет с моими жёнами, что отнюдь не приводит меня в восторг.
– Зови, – равнодушно согласился Шун-Ди. Он любил музыку, хоть и не разбирался в ней, – как и в магии. Приход менестреля, возможно, скрасит этот сумбурный день. Шун-Ди всегда привлекали эти странные, бездомные люди, посвятившие себя творчеству и часто обречённые на нищету. После Восстания менестрели охотнее стали появляться в Минши: раньше их, таких свободных, наверняка отталкивало рабство. – А как его имя?
Ниль-Шайх развёл руками и щелчком пальцев подозвал мальчика-слугу.
– Не знаю. Он скрывает своё имя: как многие из них, называет только глупое прозвище. Лис.
Внутри у Шун-Ди что-то оборвалось. Он не сразу сообразил, что надо бы дышать.
Не может такого быть. Просто не может.
– Лис?
– Да… Пригласи господина менестреля, Рах-Ту. Увидишь, какой он чудак, – Ниль-Шайх опять расплылся в улыбке – казалось, щёки у него никогда не устают. – Тебе ведь такие нравятся. По крайней мере, нравились раньше.
Шун-Ди взял одну из набитых пухом подушек и стал вертеть её в руках, не зная, что ответить. Он старался ровно дышать, но ничего не получалось.
Невозможно, немыслимо, что Лис здесь. Что его друг-враг с запада тоже пересёк океан, и теперь очутился в Минши, и ждал его.
Зачем он сделал это? Шун-Ди покинул племя Лиса несколько лун назад, и с тех пор они не встречались. Он думал, что этого не случится уже никогда, и как-то свыкся с этой мыслью. Значит, так было угодно судьбе и Прародителю…
Несмотря на то, что Лис так долго был с ним рядом – или, говоря честнее, он был рядом с Лисом. И на то, что именно Лис помог ему добыть у драконов-Эсалтарре ту самую Вещь. То, что должно было стать (но не стало) главным доводом в его пользу в глазах Совета. Вещь действительно была великой тайной и великим сокровищем, но Советники не поняли этого и не оценили её.
Они вообще ничего не поняли.
Сердце наконец-то прекратило колотиться, словно у мальчишки-раба, и билось ровно, но Шун-Ди всё равно чувствовал каждый его удар об рёбра. Ниль-Шайх болтал о чём-то новом – и, кажется, он даже что-то отвечал. Минуты тянулись, подобно часам, и Шун-Ди мерещилось, что прошла целая вечность к тому моменту, когда Лис наконец спустился.
Шун-Ди не выдержал и поднялся ему навстречу. Ниль-Шайх удивлённо приподнял брови: любой менестрель, каким бы талантливым он ни был, по статусу гораздо ниже купца… Шун-Ди не собирался ничего объяснять.
– Лис.
– Досточтимый Шун-Ди, – промурлыкал Лис, согнувшись в издевательском поклоне. Он был тонким и гибким, как кошка, и по-прежнему бронзовым от загара. Видеть на нём драпировку заурядной миншийской одежды было крайне непривычно – как и копну рыжевато-золотистых волос, бережно собранную в хвост… Шун-Ди сглотнул слюну, пересилил себя и посмотрел в глаза – янтарно-жёлтые, звериные, с вертикальными щелями-зрачками.
Ниль-Шайх, конечно, не отличается сообразительностью – но неужели даже эти глаза не насторожили его?
– Присаживайся, менестрель. – (Ниль-Шайх небрежно бросил Лису подушку – и не заметил презрительного взгляда, который получил в ответ. Шун-Ди этот взгляд всегда пробирал до костей. Он всё ещё не верил в то, что происходит. Может, хьяна и усталость швырнули его в яркий сон?). – Так вы правда знакомы?
– О да, нам доводилось встречаться, – Лис гортанно протянул это раньше, чем Шун-Ди успел отреагировать. Потом бесшумно сел, скрестив ноги, и водрузил на колено лёгкую лиру кезоррианского образца. Пробежался по струнам пальцами, и Шун-Ди замер от гармоничной вязи звуков, разнёсшейся над прудом… Он смотрел на Лиса, хотя понимал, что это уже до неприличия долго и нужно отвести глаза. Почему в западных землях он ни разу не упомянул, что умеет играть на лире? Или это всего лишь одна из его многочисленных ролей?
– Я… Не ожидал тебя здесь увидеть, – выдавил он. – Значит, ты бывал в наших краях раньше?
Уголки губ Лиса задрожали от улыбки, и он показал глазами на Ниль-Шайха. Шун-Ди сообразил, что неверно задал вопрос. Ниль-Шайх (как и все здесь, видимо) считает Лиса менестрелем из северных королевств.
Менестрелем. О Прародитель, какой же он, Шун-Ди, непоправимый глупец…
– Разумеется, бывал, – Лис ответил ему на гладком миншийском, а затем повторил фразу на кезоррианском и ти’аргском. – Или досточтимый Шун-Ди думал, что я провёл на западе всю жизнь?
Шун-Ди будто придавило этим знанием. Выходит, его догадки не были безосновательными. Когда он познакомился с Лисом в его племени, тот уже побывал здесь, на востоке, уже изведал иные уголки Обетованного… Это многое объясняло.
А ещё неожиданно больно ранило. Сколько ещё всего скрывал от него Лис – вопреки тому, до каких пределов сам Шун-Ди ему открылся?
Ниль-Шайх пытливо переводил взгляд с одного из них на другого, поэтому Лис невозмутимо занялся лирой, подбирая мелодию. Его длинные пальцы очень бережно касались струн – легко и быстро, как он всегда двигался. Нечеловечески легко и быстро.
Шун-Ди вздохнул и решился.
– Ты никогда не говорил мне, – тихо произнёс он на родном языке Лиса. Тот на секунду вскинул на него глаза; обожгло расплавленным золотом, но выражения не прочесть.
– А ты никогда не спрашивал… Что мне сыграть, о Ниль-Шайх? – (Вновь перейдя на миншийское наречие, Лис с насмешливым уважением повернулся к хозяину). – Что-нибудь из песен о Великой войне, может быть? Или о Восстании? Мой голос робеет в присутствии столь славных мужей, как ты и твой друг.
Глаза Ниль-Шайха заблестели от этой лести. Он всегда был на неё падок – даже на не столь тонкую.
– Лучше что-нибудь лёгкое и весёлое: сегодня не время для мрака. Шун-Ди нужно поднять настроение.
Лис склонил золотистую голову.
– Как скажешь, господин мой.
Он немного подумал и начал игривую мелодию, не знакомую Шун-Ди. Пока он не помогал себе голосом, но, наверное, готовился запеть. Его явно увлекли струнные переливы, резкие скачки из высокого в низкое – захватывающе, точно горная река; но Шун-Ди не мог справиться с собой и в том, что играл Лис, искал какое-то послание. Лис сидел так близко – почти как в бесконечном лесу за океаном… Только костра и его соплеменников не хватает. И простой дудочки из тутового дерева – вместо лиры. Невероятно.
– Когда мы сможем встретиться? – спросил он, во второй раз переходя на язык Лиса. Ниль-Шайх недовольно нахмурился от чужих звуков. Шун-Ди знал, что обходиться там с хозяином дома – верх невоспитанности, и… Виновато позволил себе об этом забыть. – Я хочу поговорить. Наедине.
Лис соорудил сложный аккорд и слегка улыбнулся. Блеснули хищные белые зубы – и на секунду Шун-Ди отчаянно пожелал, чтобы Ниль-Шайха здесь не было, а над ними в самом деле шумел лес.
– Через две ночи, полнолуние. Твой сад, – обронил он. Шун-Ди кивнул с облегчением и тревогой одновременно: значит, Лису уже известно, где его дом? Конечно, Рюй – маленький остров, и это нетрудно узнать, но… Всё-таки Лис искал его? Он здесь не просто так, из своей вечной тяги к странствиям? Лис помолчал и вдруг добавил: – Нам надо обсудить Вещь.
