Юлия Монакова
Клоун. История одной любви

– Макай, – послушно повторила девчушка. – Ты квасивый. Давай двузить?

– С удовольствием, – улыбнулся он. – А ты у нас к-кто?

– Яна. Ты есё ни на ком не зенился? – строго спросила она.

Макар развёл руками:

– Пока нет.

Малышка вмиг повеселела.

– Мозет, на мне зенисся? Я тозе буду воздусной гимнасткой, когда выйасту.

– К-кажется, партнёршу я себе уже нашёл, – засмеялся Макар, подхватывая Яну на руки и поднимаясь с пола, и девушки разочарованно загудели.

«Пожалуй, – осторожно подумал Макар, – мне здесь нравится».

4

Директриса подробно и вдумчиво изучала его личное дело, время от времени озабоченно морща лоб и беззвучно шевеля губами. Макар, до этого бывший совершенно спокойным, даже разнервничался – ну что там можно так долго вычитывать? Он, конечно, не отличник, но и не полный тупень, троек почти нет, в основном четвёрки-пятёрки.

– А ты планируешь поступать куда-нибудь после одиннадцатого класса? – поинтересовалась наконец Наталья Петровна. – Или вам, циркачам, это не обязательно?

Он безропотно проглотил «циркачей», хотя терпеть не мог это дурацкое слово, а вот сам смысл фразы неприятно царапнул.

– Почему необязательно? Многие из наших п-получают высшее образование… и не всегда в цирковых училищах.

– Ну да, ну да, – понимающе закивала она, – надо ведь и о будущем позаботиться, всю жизнь на арене скакать и кривляться не будешь.

Ах вот чем, оказывается, он занимается – кривляется на арене. Прелестно!

– Ты ведь уже выступаешь? – поинтересовалась директриса как бы между прочим. – Я имею в виду, выходишь к зрителям?

– В вашем городе ещё не выходил, – покачал головой Макар. – Пока только ежедневные т-тренировки. А вообще я с т-трёх лет на манеже.

Наталья Петрова вновь покивала, поджав при этом губы, отчего лицо её приобрело брезгливое выражение. Макар не мог понять – это он сам ей так не нравится, или она просто не любит цирк?

– Надеюсь, тренировки не будут мешать учёбе, – сухо заметила она наконец. – Делать поблажек тебе никто не станет, у нас в школе это не принято, так что…

– Я и не п-прошу! – вскинулся он, крайне возмущённый. – Ничего мне не п-помешает. Школа – утром, цирк – во второй половине дня.

– Прекрасно, прекрасно… Ну что ж, Макар, – директриса взглянула на него поверх спущенных на нос очков. – У нас в школе два одиннадцатых класса. «А» посильнее, там в основном потенциальные медалисты, отличники и хорошисты, гордость школы. А «бэшки», соответственно, послабее, там ребята звёзд с неба не хватают. Тебя куда лучше определить? Наверное, в «Б»? – тут же милостиво решила она за него.

Ну ясен пень – раз цирковой артист, значит, в голове полторы извилины, куда ему к отличникам-то, не поймёт ни фига… Но ругаться и спорить сейчас не хотелось. Вместо этого Макар почему-то спросил:

– А в каком классе учится Дина Д-дружинина? Вот меня туда. Если можно, п-пожалуйста, – добавил он.

Чёрт знает, кто дёрнул его за язык. Он вообще удивился, что фамилия этой самой Динки засела у него в памяти. А вот поди ж ты…

Брови директрисы взметнулись вверх. Она окинула его испытывающим взглядом.

– Уже познакомились? – наконец странным голосом осведомилась Наталья Петровна.

Он неопределённо пожал плечами. Отчитываться перед ней ещё, что ли? Но директриса внимательно смотрела ему в лицо, явно ожидая ответа.

– Так… шапочно, – уклончиво отозвался он.

– Макар, – начала она, словно сомневаясь, говорить ему или не стоит. – Лучше держись подальше… от этой девочки.

Ни хрена себе новости! Да что с этой самой Динкой не так? Девчонка как девчонка, а ты гляди, какие страсти бурлят…

– Это п-приказ или угроза? – нервно попытался пошутить он.

– Ни то, ни другое, – сухо отчеканила директриса. – Можешь считать это дружеским советом.

«Тоже мне, подружка нашлась», – хмыкнул он про себя, а вслух упрямо и настойчиво повторил:

– И всё-таки я хотел бы п-попасть в её класс.

– Ну… как знаешь, – с непроницаемым лицом она подвинула ему листок бумаги. – Пиши заявление в «А».

Макар управился с этим делом за пару минут и вопросительно взглянул на директрису.

– Когда я могу начать учиться?

Она пожала плечами:

– Да хоть прямо сейчас, к чему разводить волокиту. Оставшиеся формальности уладим позже.

Прищурившись, директриса уставилась на расписание уроков, пришпиленное к стене.

– У них сейчас будет литература в триста шестом кабинете. Это третий этаж. Давай я тебя провожу, нужно будет предупредить Светлану Александровну… она, кстати, ещё и ваш классный руководитель.

Макар поднялся с места, подхватив свой рюкзак.

– Сегодня посиди так, присмотрись… а после уроков сходишь в библиотеку за учебниками. Я распоряжусь, чтобы тебе всё выдали без задержек.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Раньше Макар относился к вливанию в каждый новый коллектив довольно пофигистически – по большому счёту ему было вообще всё равно, с кем предстоит учиться. Но сейчас, вспоминая пухлые губы и круглые щёчки любительницы капучино, он почему-то чувствовал, что всерьёз волнуется.

Они вошли в класс сразу же после того, как прозвенел звонок на урок.

– Вот, веду вам пополнение! – жизнерадостно объявила директриса. – Встречайте и знакомьтесь: Макар Вознесенский. Между прочим, циркач.

В этот раз он уже не выдержал. От «циркача» у него буквально зубы скрипели!

– П-правильно говорить «артист цирка» или просто «цирковой», – поправил он.

Директриса в искреннем недоумении выкатила на него глаза.

– А в чём разница?

– «Циркач» – это д-довольно обидное обращение. Ну, например, как «т-торгаш», – терпеливо разъяснил Макар; он старался не шарить глазами по классу, и боясь, и отчаянно желая увидеть Динку – здесь она или нет?.. – Оно пошло ещё с д-дореволюционных времён, когда цирковых даже артистами не считали. Этим словом «чистая» п-публика презрительно выражала своё отношение к шутам-циркачам.

– Спасибо за ликбез, – холодно кивнула Наталья Петровна, – но, полагаю, сейчас не время и не место дискутировать об этом… Усаживайся на любое свободное место, вливайся в коллектив. Светлана Александровна, – повернулась она к учительнице литературы, – можно вас на минуточку? Буквально пару слов вам хочу сказать…

Обе женщины вышли. В классе тотчас же возник лёгкий оживлённый гул. Все с интересом присматривались к новенькому, пока он шёл между рядами, выискивая взглядом свободную парту.

– Макар, привет! – услышал он радостный возглас.

Повернувшись на звук, он увидел ту самую блондинку Соню, с которой познакомился накануне – она лыбилась во весь рот и махала ему ладошкой. Рядом с ней сидела Динка. Кровь тут же бросилась ему в лицо, и он смущённо опустил голову, буркнув:

– Привет…

– Садись вот тут, прямо за нами! – позвала его Соня. – Тут никого нет.

Он молча плюхнулся на стул позади девчонок.

– Цирковой, значит, – многозначительно протянул кто-то из первого ряда. – Интересненько… А чего заикаешься? Нас боишься?

Вокруг раздалось сдержанное хихиканье.

– Да нет, наверное, клоуна у себя в цирке увидел и обосрался – подумал, что «оно» вернулось!⁴ – выкрикнул какой-то остряк – на этот раз с задней парты.

Класс с готовностью заржал. «Может, конечно, они и „сильные“, отличники и медалисты, да только всё равно дебилы – каких поискать, – с сожалением подумал Макар. – Юмор на уровне детского сада…»

– Ну ты и урод! – возмутилась Соня, оборачиваясь к обидчику Макара и уже готовая кинуться на защиту.

– Нет, не к-клоуна, – спокойно отозвался Макар, не обращая внимания на смех вокруг. – Тигр случайно вырвался из клетки и выбежал на манеж. А я там к-как раз репетировал. Мне шесть лет было…

Смех моментально затих.

– Тигр? – Динка обернулась и задумчиво посмотрела на Макара, подперев щёку ладонью; кажется, это был всего лишь второй раз, когда она обратилась к нему лично. – Это интересно…

И он, точно сопливый первоклассник, чуть не умер от счастья из-за того, что понравившаяся девочка обратила на него внимание.

5

День, когда это произошло, Макар до сих пор помнил отчётливо и ярко – так, словно это случилось буквально вчера.

Никто потом так и не узнал, каким образом тигру удалось вырваться на свободу: то ли похмельный дрессировщик вовсе забыл запереть клетку, то ли просто недоглядел и сделал это кое-как – после чего животное умудрилось открыть дверь и выскочить наружу. Это был молодой тигр по кличке Элвис, который и раньше нередко показывал свой строптивый характер.

Он выбежал на манеж в тот момент, когда отец с Макаром как раз заканчивали растяжку. Они тогда припозднились с тренировкой, все уже давно разошлись, на манеже больше никого не было. Отец отвлёкся на мгновение, отошёл куда-то в сторону – а Макар вдруг увидел прямо перед собой пасть зверя… Тигр шумно и смрадно дышал, обдавая мальчика запахом сырого мяса. Но даже в тот момент Макар не слишком испугался – наверное, просто не успел сообразить, чем ему это грозит. Он знал Элвиса и любил его, ему даже в голову никогда не приходило, что этот большой, грациозный и красивый зверь может стать для него лично источником опасности.

А затем отец обернулся, увидел сына один на один с тигром – и просто без раздумий ринулся вперёд, вряд ли соображая, что он в принципе делает, но желая только одного: отвлечь зверя от ребёнка. Элвис подмял отца под себя, повалил на манеж и вцепился зубами ему в плечо… И вот тут Макар наконец испугался. До смерти испугался! И закричал так жутко, так отчаянно, что его услышал, кажется, весь цирк. Макару казалось, что Элвис сейчас сожрёт папу – и, захлёбываясь слезами, он кинулся отцу на помощь. Крепко вцепившись пальчиками в шерсть, он упорно пытался оттащить огромного тигра… Разумеется, силы были слишком неравны, едва ли Элвис в принципе обратил внимание на эту досадную помеху. К счастью, на крик Макара быстро сбежались люди. Кто-то схватил палку, кто-то хлыст… А спустя несколько мгновений примчался и дрессировщик с пистолетом. Разбушевавшегося Элвиса удалось оттащить от несчастного и загнать обратно в клетку, а отца увезли на скорой в институт Склифосовского.

Было неслыханным везением, что Элвис не прокусил отцу сонную артерию. Его жизни ничего не угрожало, но пришлось наложить более восьмидесяти швов. В суматохе и панике, мотаясь из цирка в больницу и обратно, мать даже не сразу обратила внимание на то, что сын стал заикаться. Она заметила это лишь спустя неделю…

Начался новый забег по врачам, на этот раз по логопедам и неврологам. Те уверяли, что невротическое заикание – не самый безнадёжный случай, есть все шансы, что оно бесследно пройдёт. Правда, мальчику рекомендовали регулярные занятия логопедической ритмикой, но у вечно занятых родителей не было времени водить туда Макара. Честно говоря, он и сам не особо стремился, сходив раз-другой на занятия и быстро заскучав. К счастью, логофобия⁵ у него не развилась. Макар не боялся разговаривать и общаться, да и заикался он не всегда одинаково сильно – иногда мог тараторить вообще без запинки. Заикание усугублялось только в моменты сильного волнения и тревоги, эмоционального перевозбуждения или нервного напряжения.

Всё это время Элвис, словно чувствуя свою вину, безвылазно сидел в клетке и тосковал. От репетиций его отстранили на неопределённый срок, и загрустивший зверь начал отказываться от еды, худея и слабея на глазах. Он как будто понимал, что в те дни решалась его дальнейшая судьба… Наконец выписавшийся из больницы и вполне окрепший отец настоял на том, что ему нужно повидать Элвиса, хотя мать крутила пальцем у виска и уговаривала этого не делать. Позже свидетели клялись, что когда отец подошёл к клетке, Элвис пополз ему навстречу буквально на брюхе и виновато заскулил, а наблюдавший за этой сценой дрессировщик даже пустил слезу. Правдой это было или всего лишь очередной цирковой легендой, которые в великом множестве рождались в закулисье, теперь уже никто и не помнил. Неоспоримым фактом было лишь одно: в конце концов Элвиса решили не наказывать и вернуть на манеж с его номером. А отец вскоре тоже возобновил свои тренировки и выступления под куполом цирка.

В общем, происшествие обошлось практически без последствий – если не считать заикания Макара. Но он вскоре привык не обращать на это внимания, совершенно не стесняясь своего небольшого дефекта речи. Возможно, будь он среднестатистическим ребёнком, дело кончилось бы множеством комплексов и неуверенностью в себе. Но цирковые дети… о, это был целый отдельный социум! Редкий случай, чтобы они были зажатыми, молчаливыми или закомплексованными. Видимо, характер определялся образом жизни: дети цирковых артистов моментально социально адаптировались, отличаясь раскованностью и жизнерадостностью, поскольку с младенчества видели слишком много и объездили с гастролями не только всю страну, но и полмира. Макар с родителями успел побывать в Европе, Африке, Японии, Китае и даже Австралии; цирк работал во всех республиках бывшего Союза. Когда тут было стесняться и комплексовать?!

Именно поэтому, пойдя в первый класс и очутившись среди обычных, нормальных детей, Макар был несказанно поражён тем обстоятельством, что одноклассники при первой же встрече зло высмеяли его заикание. И дальше – в каждой новой школе и новом коллективе – он всякий раз искренне недоумевал: ну как так можно?! Это же надо быть отбитым на всю голову, чтобы смеяться над чьим-либо недостатком! Он вообще не понимал насмешек над внешностью, особенностями физического развития… и именно поэтому было ужасно неприятно наблюдать за тем, как легко и походя одноклассники обзывают друг друга жирными, очкастыми, ушастыми, косыми, хромыми и так далее.

Но, несмотря на насмешки, с противоположным полом у Макара никогда не было проблем. Он очень нравился девочкам, и не последнюю роль в этом играла его выразительная внешность: серо-карие глаза, обрамлённые пушистыми длинными ресницами, густые русые волосы, трогательные веснушки на носу, чувственные губы… Правда, здесь он тоже отдавал предпочтение своим подругам из цирка, а не девчонкам со стороны. Поцеловался он впервые в тринадцать лет, а первый сексуальный опыт случился в шестнадцать – с акробаткой Ингой, которая была на год его старше и охотно взяла на себя роль «любовного гуру». После этого Макар ещё немного повстречался с Лизой – дочкой и ассистенткой иллюзиониста. Но всё это было легко, ненапряжно, на кураже, в ореоле лёгкой романтики и полудружеского флирта. А вот то, что творилось с ним при виде Динки… это не было похоже ни на что, испытанное ранее.

6

Первые пару дней в школе Макар вообще не мог учиться. Честно говоря, он даже и не пытался вникать в объяснения учителей – в присутствии Динки его всякий раз словно парализовывало. Рядом с ней он безбожно тупел. Какая тут, блин, учёба, когда сидишь и видишь прямо перед собой эти волнистые волосы, шею, плечи… он с трудом сдерживался, чтобы не протянуть руку и не коснуться Динкиной спины. Слава богу, учителя его и сами не дёргали, давая время привыкнуть. Динка вертела головой туда-сюда, и он исподтишка любовался её профилем. Иногда она оборачивалась – но Макар всякий раз поспешно отводил взгляд, чтобы она не решила, будто он следит за ней. Его кидало то в жар, то в холод, щёки то и дело заливал предательский девчоночий румянец, язык отнимался в буквальном смысле – какое там заикание, он вообще ни слова не мог выговорить! А уж стоило нечаянно скользнуть взглядом по Динкиным губам или груди – и в штанах начинало твориться такое… Оставалось лишь надеяться, что никто этого не замечает.

Макар прежде никого не хотел так остро и пронзительно, как Динку – но дело было не только в естественных плотских желаниях. Раньше ему и не нравился никто так же сильно, как она, ни к кому его не влекло так отчаянно и неумолимо. Чем она его заворожила? Зацепила, притянула, приклеила? Ведь не сказать, чтобы писаная красавица, но эти губы… и глаза… и грудь… и попа… Задница вообще была зачётная, куда там Дженнифер Лопес! При этом – тонкая талия, отчего Динкина фигура напоминала гитару. Может, его так сильно тянуло к ней как раз потому, что в цирке ни у кого не было таких фигур? Ни жопы, ни сисек – все девушки худые, подтянутые, жилистые и мускулистые. А у него буквально слюни капали на Динкины аппетитные формы. Но при этом ему нравилось просто быть рядом, смотреть на неё, слушать звук её голоса, улыбаться в ответ на её улыбку…

Сама Динка обращала на него внимания не больше, чем на какой-нибудь предмет мебели – ну, или просто искусно притворялась равнодушной, во всяком случае, он изо всех сил тешил себя этой надеждой. Спасибо её сестре – если бы не она, Макар, наверное, вообще не смог бы приблизиться к Динке… Ах, да. Та самая блондинка Соня, как выяснилось, была не подругой, а родной Динкиной сестрой-двойняшкой. Бывает же такое – близнецы, совершенно не похожие друг на друга!

Соня, к слову, тоже была симпатичной, пожалуй, даже красивой – высокая и худощавая натуральная блондинка. Чуть раскосые кошачьи глаза, личико сердечком с острым подбородком… Самый что ни на есть модельный типаж. Но у Макара на неё, что называется, не стояло ни в прямом, ни в переносном смысле.

В отличие от Динки, Соня открыто ему симпатизировала и активно оказывала весьма недвусмысленные знаки внимания – и Макару не оставалось ничего другого, кроме как принимать их, иначе он вообще не знал, как подобраться к её сестре. Соня звала его вместе сесть в столовой – и он садился, лишь бы быть рядом с Динкой. Та же большей частью отмалчивалась и вообще мало говорила, словно присматривалась к нему и размышляла – стоит ли в принципе доверять этому новенькому. А он, осмелев со временем, практически не отрывал от неё взгляда, почти не слушая беспрерывную Сонину трескотню над ухом. Однажды Динка подняла ресницы и застала Макара врасплох – когда он пялился на её губы. Но она не смутилась, не отвела взгляд, а вызывающе вскинула подбородок и, в свою очередь, внимательно посмотрела ему в глаза.

– Чего уставился, Вознесенский? Дыру на мне протереть хочешь? – недовольно протянула она.

К несчастью, её вопрос услышал остряк Тяпа, который тоже сидел неподалёку.

– Скорее не на тебе, а в тебе, – заржал он. – Хотя в тебе уже и протирать нечего… всё давно протёрто, живого места не осталось.

Макар настолько обалдел, что даже сразу не нашёлся, что ответить, а Динка психанула, оттолкнула тарелку с недоеденной порцией, схватила свой рюкзак и выскочила из-за стола.

Соня наградила Тяпу колючим злым взглядом.

– Придурок! – прошипела она, тоже торопливо поднимаясь, чтобы последовать за сестрой. – Извини, Макар, – кивнула она ему, – мне надо бежать. Увидимся.

– И что это сейчас б-было? – напряжённо спросил Макар, адресуя свой вопрос не только Тяпе, но и всем остальным хихикающим дебилам-одноклассникам.

– А ты что, не в курсе? – пренебрежительно фыркнул кто-то. – Да про Дружинину весь город уже знает.

– Знает – что? – уточнил он с непроницаемым лицом.

– Что она местная давалка, – охотно пояснил Тяпа. – Безотказная.

У Макара непроизвольно сжались кулаки.

– Ну, судя по т-тому, как она с тобой общается, тебе она как раз и не д-дала.

– А оно мне надо? – возмутился Тяпа, округлив глаза. – Она же жирная! Ты видел её жопу?

– Что-то мне п-подсказывает, что в мечтах о её жопе т-ты себе руки до кровавых мозолей стёр, – отчётливо выговорил Макар.

– Ты чё, совсем охренел?! – вскинулся было Тяпа, но грубая шутка Макара неожиданно получила одобрение одноклассников.

– Точно, Тяпыч, ну признайся же! – загоготали они, перебивая друг друга. – Дрочишь в ночи на Динкин светлый образ?

– Наверное, на физре тайком нафоткал её зад во всех ракурсах?

– Попроси её хорошенько, может, сжалится и лишит тебя девственности…

Лицо у Тяпы заполыхало всеми оттенками красного.

– Уроды, – выдавил он из себя беспомощно и жалко, и, подхватив свои вещи, тоже выкатился из столовой под дружное улюлюканье и свист.

Макар бросил вилку на стол. Ему было противно от всего происходящего – так, что даже замутило. Но больше всего его мучил вопрос – неужели вся та грязь, что говорили пацаны, правда?!

В класс Динка в тот день так и не вернулась – вероятно, на психе убежала домой. Место за партой рядом с Соней пустовало, и Макар ощущал эту пустоту буквально физически, словно в груди у него образовалась огромная дыра. Он весь извёлся от тревоги и неизвестности и, наконец, решился обратиться к Соне.

– Можно поговорить с т-тобой кое о чём? – поинтересовался он, когда уроки закончились.

– Ну давай, – она убрала учебники и тетради в сумку и повесила её на плечо, кокетливо улыбнувшись. – Можешь даже проводить меня до дома, по дороге пообщаемся.

Они вышли из школы и медленно побрели по мокрому тротуару, старательно обходя лужи – незадолго до этого пролился очередной зимний дождь.

– У тебя сегодня есть репетиция в цирке? – полюбопытствовала Соня.

Макар молча кивнул.

– Круто. Так хотелось бы попасть в ваше закулисье, посмотреть, как там всё устроено! – мечтательно проговорила она.

– Не вопрос, я тебя как-нибудь п-проведу, – пообещал Макар и, наконец, собрался с духом, чтобы спросить о том самом.

– Скажи, почему пацаны говорят о Д-динке, что она… ну, в общем… – он замялся, не зная, как это лучше сформулировать.

– Что она давалка? – спокойно переспросила Соня.

Он растерялся, но всё-таки кивнул:

– Ну да.

Она недобро прищурилась:

– Что ж ты не спросил об этом у самих пацанов?

Макар пожал плечами.

– Боюсь, мне п-преподнесут однобокую и не совсем объективную информацию. Хотелось бы услышать и другие версии.

– Зачем? – с нажимом спросила Соня. – Почему тебя в принципе это волнует?

– Может, п-потому, что она мне нравится? – решился признаться он.

Соня закатила глаза и многозначительно протянула:

– Понятно…

– Ты что-то имеешь п-против? – уточнил он.

– Да нет, – усмехнулась она, но не очень-то весело, – что я могу иметь против…

– Ну так что? Расскажешь? – спросил Макар.

Соня глубоко вздохнула.

– Но только между нами, хорошо? Динка меня убьёт, если узнает, что я откровенничала с тобой по этому поводу. Она вообще не любит это обсуждать.

– Хорошо.

– В общем, – Соня кусала губы, пытаясь подобрать слова, – бывший Динкин парень после ссоры слил её интимные фотки и видео в сеть. А точнее – в наш школьный паблик ВКонтакте.

– Вот к-как, – шокированно протянул он. – А насколько… интимные?

Ему всё ещё наивно хотелось верить, что там были какие-нибудь невинные фотки в нижнем белье ну или хотя бы топлесс.

– Контент восемнадцать плюс, – усмехнулась Соня. – Не думай, что там были целомудренные поцелуйчики в щёчку. Они трахались, Макар, – добавила она серьёзно. – И это узнала и увидела вся школа.

7

Всю дорогу до Сониного дома Макар пытался совладать с бурей эмоций, которая бушевала у него внутри. Хотелось орать, ругаться, крушить всё вокруг… а больше всего он мечтал сейчас от души навалять тому мудаку, который вывалил в сеть провокационные фото и видео. Правда, как выяснилось, мудак благополучно испарился – точнее, уехал с семьёй из Светлоградска ещё летом. Как раз перед отъездом они с Динкой и поссорились… и он напоследок решил отомстить вот таким мерзким и одновременно жалким способом. Герой, ничего не скажешь! Сам свалил – а девчонку оставил расхлёбывать это дерьмо… Макару страшно было даже представить, как она пережила этот позор. И, судя по всему, продолжает переживать – если учесть, что придурки вроде Тяпы с их идиотскими прикольчиками до сих пор никак не угомонятся, хотя прошло уже полгода.

– Как его зовут? – мрачно спросил он.

– Кого? – не сразу поняла Соня.

– Ну, Д-динкиного бывшего.

– А-а… Гарик. Игорь Лапицкий, – отозвалась она. – А зачем тебе? Его теперь не достать, он с родителями в Питер, кажется, переехал.

– Неужели никто так и не д-донёс до него информацию, что он к-козлина? – всё больше кипятился Макар. – У него что, д-друзей тут не было?

– Да не знаю, – Соня пожала плечами. – Вроде были, но так… знаешь, как это обычно бывает: разъехались, и дружбе конец. С глаз долой – из сердца вон.

– А как вообще админы вашего школьного п-паблика допустили публикацию этих материалов?! – продолжал недоумевать Макар.

– Так никто не знает, кто админ, – она серьёзно взглянула на него. – И посты там анонимно всегда публикуются. Это политика группы такая. Типа, мы за честное мнение о школе… там, бывает, очень жёстко полощут. Учителям тоже достаётся, ни с кем не церемонятся. А что, пусть знают, что мы на самом деле о них думаем! – запальчиво добавила она.

– Т-там что, и учителя сидят?! – он схватился за голову.

– Вообще-то паблик закрытый, но всех участников проверить и отследить нереально. Наверняка и учителя тоже есть… может, просто не под своими именами.

– И вот это всё… учителя т-тоже видели? – он закусил губу.

– Конечно же, видели, – вздохнула Соня. – Директрису чуть удар не хватил. Она потом даже собрание в школе устроила – «между нами, девочками». Целую лекцию прочитала о целомудренности и чести. Типа, это самое главное достоинство для девушки, а тот, кто его утратил, не пользуется уважением у противоположного пола…

– Дура набитая, – Макар покачал головой. – Господи, ну какая же д-дура!

Ему даже представить противно было это судилище. Каково же было самой Динке…

– Правда, когда запахло жареным, пост довольно быстро снесли, – добавила Соня. – Но кто-то всё равно успел сохранить себе те видео и фото… они иногда до сих пор всплывают. Хотя сейчас, конечно, все уже подуспокоились. А вот что тогда творилось! – она округлила глаза. – Отец бушевал, первые месяцы Динку чуть ли не за ручку в школу водил, никуда одну из дома не отпускал.

– Охранял её от всяких придурков вроде Т-тяпы?

– Нет, – Соня покачала головой, – саму Динку контролировал. Боялся, что она опять чего-нибудь выкинет.

– При чём т-тут… блин, это же не она фотки слила! – Макар был страшно зол.

– Ну, она ведь нашу семью опозорила… по мнению отца.

– Пипец логика, к-конечно, – психанул он. – Пост выложил этот сраный Г-гарик, а семью опозорила Динка?

– Ну, в смысле… да что ты прикидываешься, будто не понимаешь! – рассердилась Соня. – Секс с парнем – это так-то не айс. До свадьбы, и всё такое…

– Херня всё это, – он раздражённо сплюнул. – Д-до свадьбы… А если замуж выйти в тридцать лет? Тоже невинность хранить д-до этого возраста? А если вообще никогда не выходить? Умри, но не давай п-поцелуя без любви? Каменный век. Накинулись всей стаей на д-девчонку… Вы же семья! Вы наоборот её п-поддерживать должны были!

– Я и поддерживаю! – возмутилась Соня, обиженно вытаращив глаза. – И всегда поддерживала. Да с Динкой после этого случая вообще никто общаться не хотел, все подруги разбежались, шушукались за спиной, пальцем показывали… На спинке её стула в классе написали «шлюха». Только я одна с ней и осталась! Выслушивала её, сопли ей утирала! Между прочим, отец её вообще не хотел больше выпускать из дома, Динка только со мной понемногу выходить стала.

– Вернее, не с тобой, а под твоим п-присмотром, – уточнил Макар; губы его искривила язвительная усмешка.

– Окей, под присмотром! – с вызовом согласилась Соня, вскинув подбородок. – Ну и что? Лучше уж так, чем совсем никак, не находишь? Без меня Динка так и сидела бы под домашним арестом все эти месяцы. Я, между прочим, тоже могла бы ходить с подругами по клубам, кафешкам и всяким тусам. А вместо этого меня приставили сторожем к собственной сестрице! Думаешь, мне это прямо по приколу?

– Ну хорошо, а ваша мама? – спросил Макар почти в отчаянии. – Она-то д-должна была поддержать… п-помочь… не осуждать, а посочувствовать!

Соня моментально сникла.

– Мамы нет, – тихо сказала она. – Она в родах умерла, нас с Динкой отец воспитывал…

Макару стало стыдно.

– Извини, – пробормотал он, – я не знал…

И внезапно добавил:

– А у меня отец погиб год назад. Стропа порвалась во время тренировки, он с двадцатиметровой высоты упал…

Соня изменилась в лице.

– Ужас какой!.. Мне очень, очень жаль, – пробормотала она и нерешительно взяла его за руку.

Макар удивился, но сразу выдёргивать руку было бы невежливо – в конце концов, таким способом Соня хотела проявить сочувствие.

Тем временем они дошли до её дома. Здесь уже начиналась частная территория. Макар с любопытством осматривал уютный двухэтажный домик с садом. Ему вдруг показалось, что занавеска на одном из окон второго этажа колыхнулась.

– Зайдёшь? – радушно предложила Соня. – Чаем напою.

Ему и в самом деле очень хотелось зайти, увидеть Динку и сказать ей что-нибудь… хорошее. Но Макар решил, что успеется, и отрицательно покачал головой:

– Спасибо, в другой раз. Сейчас мне на т-тренировку надо, – и наконец-то высвободил свою ладонь.

– Ну, как знаешь, – немного разочарованно протянула Соня. – Не забудь, ты обещал как-нибудь провести меня за кулисы!

– Не забуду. Д-до завтра, – попрощался он и, не удержавшись, снова покосился на окно второго этажа.

8

Учительница истории Жанна Борисовна, которую за глаза все школьники звали исключительно Жабой, обожала зубрил. Не было для неё большего наслаждения, чем выслушивать ответ ученика, полностью совпадающий с текстом из учебника. Стать отличником у Жабы было легко – достаточно было просто отвечать ей чётко по книге, слово в слово, и она буквально на глазах расцветала. А вот свободомыслия Жаба не терпела и резко пресекала любые попытки его выражения на своих уроках. Дискутировать с ней было бессмысленно, поскольку альтернативных точек зрения для Жабы не существовало и каждый ученик со своим мнением автоматически записывался в выскочки и хамы.

Вот и сейчас, слушая стоящую у доски Динку, историчка страдальчески морщилась, всем своим видом демонстрируя, какие невыносимые мучения доставляет ей столь безграмотный ответ.

– Садись, Дружинина, – устало выдохнула она наконец. – Я, конечно, понимаю, что учёба вообще и история в частности не входят в круг твоих интересов, у тебя другое в голове, но…

– А что не так? – неожиданно для самого себя вмешался Макар. – Ведь по сути она всё п-правильно ответила.

– Вознесенский, – покачала головой Жаба, – тебя мы послушаем в следующий раз, сейчас я тебя не вызывала. Дружинина, садись, – повторила она. – Три… с минусом.

– Но почему три? – вскинулась Динка. – Я же знаю материал. Я учила!

– Это несправедливо! – поддержал её Макар.

– Что именно несправедливо? – ледяным тоном отчеканила Жаба, уставившись ему в глаза.

Он выдержал этот взгляд, хотя понимал, что прямо сейчас наживает себе злейшего врага.

– У вас явно п-предвзятое отношение. Вы её нарочно валите!

– А ты сам бы хотел её завалить? – тихо хихикнул Тяпа.

Макар быстро повернулся к нему. Глаза полыхнули яростью, кулаки сжались сами собой. Некоторое время он молча гипнотизировал одноклассника взглядом, а затем, стиснув зубы, с шумом выдохнул.