Юлия Миланес
Про Перес и Бандюшко

Где-то на Севере…

В пять утра прозвенел будильник. Вечно смеющаяся собака высунулась из-за дверцы холодильника. Вид у нее был недовольный: в это время собака занималась дегустацией тушеной куриной печени.

Валерий Михайлович неохотно спустил ноги с кровати и крикнул:

– Гулять, мальчики!

– Ну, зачем же так рано? – сонно проворчал Бандюшко на топчане в углу.

– Сам сказал, что у тебя ездовая собака и ее надо выгуливать верхом! – сердито крикнул Валерий Михайлович. – Вот и пойдем, пока народа нет.

– Идите скорее, – недовольно фыркнула Перес и свернулась клубочком у меня в ногах. – От вас шума много.

– Скажи, пожалуйста, когда это закончится?! – Валерий Михайлович ткнул пальцем в Перес.

– Старушка хочет спать непременно со мной, – нагло ухмыльнулась я и потянулась до хруста в костях.

***

Так и живем. Я, писательница Юлия Хименес, переехала к своему гражданскому мужу Валерию Михайловичу с большим багажом: старой вредной троллихой Перес, ее приятелем троллем Бандюшко и вечно смеющейся ездовой собакой.

Несмотря на то, что у Валерия Михайловича трехкомнатная квартира, тролли желали спать исключительно с нами. Причем, Перес каждую ночь приходит на нашу двуспальную кровать и заваливается то кому-нибудь на голову – хвостом на подушку, то, как сегодня, в ноги.

Бандюшко довольствуется топчаном в углу спальни, но тоже периодически высказывается, что мы, люди, должны уступить свою двуспальную кровать ему и Перес.

– У меня от топчана ломота в хвосте! – жалуется он. – А у вас нет хвостов. Вам и так сойдет!

Все бы ничего, если бы не вечно смеющаяся собака. Бандюшко, а с ним и Перес, настаивают, что ездовым собакам требуется особый уход и питание. Особенно уход… Нет, особенно питание! Первоначально собака садилась со всеми за стол и довольствовалась яичницей на завтрак, супом на обед и салатом на ужин. Потом Перес научила ее пользоваться вилкой и ножом.

– Нужно есть маленькими кусочками, – говорила собаке Перес, – чтобы вовремя насыщаться и отходить от стола. К тому же это полезно для пищеварения.

Перес даже научила ее чистить зубы по утрам и вечерам.

Но, стоило только всем лечь спать, как собака открывала лапой холодильник и начинала есть все, что там находилось.

– Это от чистки зубов у него такой аппетит, – говорил Бандюшко, нежно поглаживая своего пса. – Видимо, излишняя слюна вырабатывается.

***

Валерий Михайлович взял собаку на поводок, а Бандюшко послушно забрался в его рюкзак.

Стояла теплая осень. Во дворе еще не толкались машины, воздух был по-утреннему чист.

Процессия направилась к детскому футбольному стадиону. Остановились только на одну минуту, когда вечно смеющаяся собака привычно задрала лапу на машину Валерия Михайловича. Бандюшко высунулся из рюкзака, жадно вдыхая воздух.

Идти было недалеко.

– Пять утра! – ворчливо приговаривал Бандюшко, покачиваясь в рюкзаке в такт шагам Валерия Михайловича. – Эх, была жизнь в Зеленецком лесу! Там даже зубы никто не чистил.

При слове «зубы» собака понурила голову.

– И здесь неплохо, – миролюбиво ответил Валерий Михайлович. – Не все получают то, что ожидают.

– Я был свободным троллем, а теперь… А ведь как заманивали: у Перес связи, Перес – благородный тролль… Ездовые человеки! Две трехкомнатных норы!

– Я тоже представлял себе жизнь с писательницей немного не так, – ухмыльнулся Валерий Михайлович. – По крайней мере, без троллихи в кровати.

Наконец они пришли, огляделись – никого нет. Бандюшко выбрался из рюкзака, достал небольшое седло и уздечку и оседлал вечно смеющуюся собаку.

– Эх! – крикнул он и бандитски присвистнул. – Свобода!

Ездовая собака дала три круга по стадиону под восторженные вопли тролля, но вдруг остановилась как вкопанная (Бандюшко чуть не вылетел из седла) и начала принюхиваться к кустам.

Валерий Михайлович заподозрил неладное.

Тролль мирно сидел в седле.

– Суку учуял! – безмятежно пояснил он.

Тут пес взбрыкнул задними лапами, сбросил Бандюшко и – уши назад – припустил по следу: по кустам, по долам, по дворам…

Такого поворота событий Валерий Михайлович не ожидал и, бросив охающего тролля, кинулся следом. Но вечно смеющейся собаки и след простыл.

Наконец он спохватился, что потеряет Бандюшко, и вернулся на футбольное поле.

Тролль как ни в чем не бывало сидел под кустом и потирал хвост.

– Зачем ты за ним побежал?

– Пропадет же собака! Она недавно в большом городе.

Бандюшко довольно ухмыльнулся:

– Не пропадет! Вернется на это же место. Стой, где стоишь.

– Чертов поганый пес! – ругался Валерий Михайлович. – Сейчас же люди пойдут!

– Ну-ну! – урезонил его тролль. – Собачке погулять захотелось. Или ты в молодости не гулял?

Валерий Михайлович вспомнил, как впервые попал в Зеленецкий лес, и вздохнул.

– Я бы тоже сейчас гульнул, – продолжал откровенничать Бандюшко. – А то как в тюрьме.

И правда: через полчаса послышался громкий лай, и на стадион влетел злосчастный пес. Вид у него был дикий и безумный, на боку торчал репей.

– Лови его теперь! – скомандовал тролль. – Заходи справа, а я слева!

Валерий Михайлович, широко растопырив руки, принялся надвигаться на пса.

Бандюшко, помахивая хвостом, заходил с другой стороны, образуя «двойные клещи».

Собака, нервно завизжав, предприняла попытку снова сбежать, но хозяева зажали ее в углу ограды и Валерий Михайлович со всего маху прыгнул псу на спину, полностью накрыв его курткой.

Наконец пес был снова на поводке, а Бандюшко – в рюкзаке.

– Ну-ка, глянь на меня! – вдруг сказал тролль и прыснул.

На лбу Человека красовалась огромная багровая шишка.

***

– Чертова поганая собака! – ругался Валерий Михайлович, пока я прижигала его шишку йодом. – В приют ее сдать! Пусть в клетке сидит!

Собака, казалось, все понимала и наматывала на ус. Вид у нее был печальный: впереди маячила чистка зубов.

Из ванной раздавалось неясное курлыканье – это Перес проводила утренние процедуры и напевала себе под нос.

Наконец троллиха, мокрая и душистая, вышла из ванной в полосатом халате Валерия Михайловича и, волоча за собой полы этого халата, подошла к комоду с зеркалом.

– Не душись! – проворчал Бандюшко. – Сколько раз тебе говорить: не душись!

– А вот и подушусь! – вредным голосом ответила Перес и сняла крышку с моего флакона туалетной воды.

– Собака нюх потеряет! – горестно воскликнул тролль. – Как потом на воркуш охотиться?

Валерий Михайлович аккуратно отодвинул Перес от зеркала и принялся рассматривать свое лицо.

– Как с такой мордой по делам ехать?! – вызверился он.

– А что, у нас и дела есть? – скрипнула Перес.

– Планировал сегодня ехать устраиваться на работу, – вздохнул Человек. – Бизнес-то совсем не приносит дохода, скоро есть будет нечего.

– Мы что, теперь бедные? – всполошилась троллиха.

– Возьми и меня на работу! – обрадовался Бандюшко. – Я найду, как мне там развернуться.

– Угу, – скептически хмыкнул Валерий Михайлович.

Перес, обнаружив, что на нее никто не обращает внимания, капризно крикнула:

– Работать – фу! Я против!

Вечно смеющаяся собака испуганно вздрогнула от звука ее голоса.

– Что за работа? – поинтересовалась я.

– Инженером по содержанию инженерных сетей в бизнес-центре, – рассеянно ответил Валерий Михайлович, думая о своем. – Обещают от десяти до ста пятидесяти тысяч.

– Самое время, – отозвалась я, доставая из духовки яблочный пирог. – А то на писательские гонорары мы долго не протянем.

– Боюсь я что-то, – поделился Валерий Михайлович. – Отвык работать на хозяина – всю жизнь сам себе хозяин!

Слушая наш разговор, тролли подозрительно притихли.

– Все-таки возьми меня с собой, – жалобно попросил Бандюшко и заглянул Человеку в глаза. – Я помогу!

Собака расстроенно пошла чистить зубы.

Письма из Зеленецкого леса

Телефон надсадно пискнул, отметив новое сообщение в почтовом ящике. Я посмотрела: их там было целых пять.

– Это тебе, – я передала телефон Перес. – Одно письмо точно от Чучо.

Перес неловко задвигала мохнатыми лапами по экрану.

Там действительно было письмо от госпожи мэра Зеленецкого поселения. Оно гласило:

«Здравствуй, дорогая мама Перес!

У нас большая радость: в семье Анны и Андрия родился четвертый тролленок. Теперь-то им и пригодились сто пятьдесят мурзиков подъемных, которые мэрия субсидировала во время выборов. На эти деньги Анна накупила в моей лавке птицы, и теперь у нее все заставлено воркушей: они спят на воркуше, едят воркушу и на воркуше. Можно сказать, что Анна теперь воркушин магнат!

Я начинаю подозревать, что Худоша не хочет никаких троллят. Андрий пригласил его в качестве спонсора на обмытие (зачеркнуто) крестины тролленка, так Худоша принес туда целый ящик тинной бормотухи, в которую он теперь добавляет толченую яичную скорлупу и продвигает продукт как растительное молоко, и предложил его (растительное молоко) протестировать на новорожденном.

– Что-то мне подсказывает, что тролленок не умрет! – заявил он, наливая бормотуху в бутылочку. – Растительное молоко для здоровья очень полезно – от него не бывает непереносимости лактозы.

– А у кого непереносимость лактозы? – спросила Анна.

– Так если почитать газету «Час вздремнуть», то практически у всех, – ответил Худоша. – Как и непереносимость глютена.

К сожалению, мы не смогли узнать про остальные виды непереносимости, потому что Анна выгнала нас вон и выбросила вслед Худоше ящик с тинной бормотухой. Все фляжки открылись и пролились, после чего зеленецкие тролли облизывали пожухлую траву и говорили, что в Зеленецке такая экология – даже земля сладкая.

Вот и все новости, мама Перес!

P.S. Высылаю тебе новый способ сервировки соленых хрустецов, который был напечатан в газете «Час вздремнуть».

Берется одна отварная чебатошка, одна горькая луковица и соленые хрустецы. Все режется кругляшами, нанизывается на зубочистки (из расчета один кругляш картошки, один кругляш лука, один кругляш хрустеца) и укладывается на блюдо из отечественного хрусталя. Это называется канапе. Потом литр тинной бормотухи выливается из фляги в большой штоф и ставится в ледник. И затем все это подается гостям.

P.S.-2. Оппозиционная газета «Час вздремнуть» моими усилиями стала выпускаться на туалетной бумаге с запахом персика.

Твоя дочь Чучо»

– Боже, до чего я дожила! – воскликнула Перес. – Моя взрослая дочь настолько одичала, что забыла, что такое канапе!

– Она теперь свободный тролль, Перес, – возразила я. – Как бы мы по ней ни скучали.

И продолжила:

– Перес, а мне вот интересно, есть ли какие-нибудь троллиные газеты в Северном городе?

– Зачем тебе?

– Хочу быть в курсе троллиных новостей, – слукавила я, потому что на самом деле я намеревалась брать сюжеты для книг из местных троллиных СМИ.

– Моя вторая дочь Криста живет в редакции женского журнала «Купи всё!», я раньше выписывала серьезное новостное издание «Проклятый понедельник», а из оппозиционной прессы я знаю только газету «Сомкни челюсти!»

– Давай выпишем «Проклятый понедельник», – немного подумав, предложила я.

– У нас же нет денег! – возразила Перес.

– Если бы у нас были деньги, я бы выписала все три.

***

Второе письмо тоже было для Перес. Писала ей Томас:

«Здравствуй, дорогая компаньонка Перес!

К сожалению, вынуждена сообщить, что продажи носикового портвейна возросли (зачеркнуто) упали (подчеркнуто) из-за конкуренции с тинной бормотухой Худоши. Поэтому я не могу выплатить тебе пятидесятипроцентную долю с продаж. Пойми, опять же, и мои затраты: сколько мурзиков (зачеркнуто) тысяч мурзиков (подчеркнуто) уходит на производство! Особая статья затрат – краска для волос (для придания портвейну рубинового цвета и характерного запаха). Цены на сырье значительно возросли! Поэтому, в качестве твоей доли от продаж, могу выслать тебе только ящик портвейна для дальнейшей реализации в Северном городе. Но я не отчаиваюсь! Надеюсь, что ты со своими связями поможешь наладить каналы сбыта далеко за пределами Зеленецкого поселения.

P.S. Рассмотрю также предложения по внешнеэкономической деятельности. Мощности позволяют поставлять продукцию на экспорт.

Твоя Томас»

– Врет все! – возмутилась Перес. – Я-то знаю, что никакая конкуренция не может победить мой фамильный портвейн!

– Может, Томас его разбавляет? – предположила я. – Не соблюдает рецептуру?

– Как ни крути, придется думать о внешнеэкономической деятельности, – вздохнула Перес. – Или о снижении расходов на сырье.

– А что у тебя за связи, о которых все говорят? – как бы невзначай спросила я троллиху.

– Не важно! – отмахнулась она.

***

Вот так неожиданность: следующее письмо было для Бандюшко.

– Вскроем? – подло поинтересовалась я.

– Читать чужое нехорошо! – погрозила мне лапой троллиха и тут же открыла письмо. – Мы потом отметим его как непрочитанное.

Писал Подрывайло Хитроватый:

«Приветствую вас, оппозиционный бизнесмен Бандюшко!

С одной стороны, я очень рад, что вы покинули Зеленецкое поселение, потому что составляли конкуренцию лично мне и наши интересы по привлечению средств из казны несколько пересекались. С другой стороны, я восхищен вами, как генератором креативных бизнес-идей: чего стоил только ваш памятник неизвестному троллю, нагло сожранный обывателями.

К делу. В последнее время власти, в лице мэра Зеленецкого поселения чужестранки Чучо, свернули все мои прибыльные проекты и построили социализм. Поэтому я обращаюсь к вам, чтобы позаимствовать ваши методы обхода законов, ущемляющих права честных предпринимателей.

P.S. Заранее обещаю разделить с вами прибыль от придуманных вами проектов.

С уважением, Подрывайло Хитроватый.

Исполнитель – Писанина Ивановна»

– Каков подлец! – возмутилась Перес. – Бизнес-идеи ему подавай! Замышляет против моей доченьки!

***

Следующее письмо было, что удивительно, для меня. Писал главный редактор зеленецкой газеты «Час вздремнуть» Проныра:

«Здравствуйте, уважаемая Юлия!

Пишу вам, ратуя о судьбе культуры в Зеленецком поселении. Стремительно растет число случаев вандализма против прессы. С тех пор, как мы начали выпускать все три экземпляра нашей бесплатной газеты на туалетной бумаге с запахом персика, тролли начали использовать газету строго по назначению, вместо того, чтобы, прочитав, передать другому читателю. Говорят, раньше газета драла кожу… Молю вас остановить этот вандализм! Прошу в качестве добровольной безвозмездной помощи высылать нам еще по шесть рулонов туалетной бумаги хотя бы с лавандовым запахом. Для разнообразия. А то уж больно четырехслойная бумага хороша!

P.S. А если вы не поможете, то я отправлю к вам анонимного источника нашей газеты с большим фотоаппаратом – освещать порочную жизнь городских человеков и троллей!

Ваш Проныра»

– Каков наглец! – возмутилась Перес. – Гнать его в шею с этой газетой! Ты ему будешь отвечать?

– Конечно, отвечу, – возразила я. – Не представляю себе Зеленецкого поселения без троллиной библиотеки и газеты «Час вздремнуть».

– Будешь посылать этому Проныре туалетную бумагу? – недовольно скривилась Перес. – Он, кстати, в каждом номере пишет о так называемой порочной жизни моей Чучо! Привлечь его за очернение чести и достоинства! – разбушевалась она.

– Ну, ну, – я успокаивающе погладила троллиху по шелковистому хвосту. – Все-таки он мой собрат по перу.

***

Пятое письмо было опять для Перес – от Самого Главного Тролля:

«Из ставки Самого Главного Тролля Зеленецкого округа. Секретно.

Уважаемая Перес!

Сообщаю вам, что я, Самый Главный Тролль Зеленецкого округа, прибываю в декабре в Северный город для решения неотложных вопросов политического характера. Обязываю вас, на время пребывания меня и моей ездовой собаки в Северном городе, предоставить нам жилье, еду и питье, а также оказывать всяческое содействие в продвижении политических целей.

Олаф»

– Боже мой! – только и смогла вымолвить я.