Юлия Макс
Смерть тебя помнит
Глава 2
De mortŭis aut bene, aut nihil.
О мертвых или хорошо, или ничего.
«Пражский трдельник»
«Дорогие читатели!
Сегодня произошло неприятное событие: ночью в Праге остановились знаменитые орлои[10]. Пока причину поломки выясняют специалисты, в сети распространяется старая легенда. Напомним, что, согласно известному предсказанию, курантам приписывают магические свойства. Пока идут орлои, Чехию не постигнет несчастье, мор или война. Замолчавшие куранты, как известно, предвещают беду.
Причиной поломки часов также считают ночное землетрясение, эпицентр которого пришелся на Градчанскую площадь. В связи с внутренними разрушениями костел Святого Бенедикта закрыли на реконструкцию с самого утра.
К другим новостям: по собранным данным, страны Европы информируют о предположительной вспышке нового штамма гриппа, который наберет обороты к концу сентября.
Ваш Эл Вода».
Роули
Они вышли через главные двери костела. Вокруг стояли несколько полицейских машин, пожарная и скорая. На расстоянии пары метров от них люди в форме уже натягивали красно-белую ленту, оцепляя место. Случайные прохожие и постояльцы местных отелей столпились неподалеку: кто-то снимал на смартфон, кто-то указывал пальцем, а некоторые просто смотрели, будто действительно понимали, что здесь произошло.
Едва завидев Роули и Фауста, полицейские кинулись им навстречу, держа руки на раскрытой кобуре.
– Стоять! Ни с места!
Роули подавил желание тут же перенестись прочь. А Фауст, осторожно положив тело Лилит на тротуар из мелкой брусчатки, поднял руку и медленно засунул в карман, выудив оттуда документы.
Пока один из полицейских проверял его личность и разрешение на пребывание в стенах костела, другие стражи правопорядка отваживали зевак. Из машины скорой помощи показались медики с носилками и направились прямо к ним. Аластеру пришлось положить монашку на них.
– Я разберусь, – бросил Фауст, взглядом давая понять, чтобы Роули уходил, что тот и сделал. – Пропустите, пожалуйста, моего коллегу.
Завернув за угол здания, демон вытащил телефон словно бы для того, чтобы позвонить. Оглянулся и, удостоверившись, что никто не смотрит, он переместился в свои апартаменты. Жилье Роули располагалось в угловом доме того же перекрестка, на котором стоял его бар. Окна квартиры выходили на пересечение дорог и позволяли видеть парадные двери Абсентерии.
За спиной что-то упало. Он резко обернулся.
– Да вы издеваетесь!
Монашка, проклятая монашка, которую он только что оставил на носилках, переместилась вместе с ним. Сухая, скрюченная фигура лежала на паркете гостиной. Пыльное церковное тряпье мешком окутало мелкое тело. Нависнув сверху, Аластер недовольно цокнул языком – она была без сознания. Об этом говорили закрытые глаза и безвольно лежащая голова, немного повернутая в сторону.
«Надеюсь, сдохла», – подумал Роули и прислушался.
Нет. Ожившее сердце слабо, но билось. Мысль, посетившая его, как только он услышал грохот за спиной, сверлила голову.
В призыве он связывал себя с Лилит, но, похоже, прошедший не по плану ритуал привязал «это» к нему. И «это» теперь будет перемещаться вместе с ним, куда бы он ни отправился. Измененной рукой с острыми когтями Роули потянулся к шее монашки, намереваясь избавить себя от проблемы раз и навсегда.
В кармане брюк завибрировал телефон.
Аластер выпрямился, ехидно отвечая на вызов:
– Фауст! Что-то потерял?
– Она у тебя?
– Да.
– Значит, пусть у тебя и остается. Я приведу в чувство Лилит, а ты пока узнай, кто же с ней пожаловал.
– Зачем мне здесь монашка?
– А мне зачем?
– В сделке этого не было.
– Вот именно, поэтому она твоя забота. И да, Роули, не вздумай убить ее, если имеешь виды на Лилит.
Аластер сжал зубы и сбросил звонок. Засунув руки в карманы брюк и стоя в полумраке гостиной, он смотрел, как мумия приходит в себя.
На него уставились глаза цвета ясного неба, которые снова начала заполнять паника. Ее рот открылся, издавая хрипы, не способный исторгнуть внятную речь, а лицо будто бы стало выглядеть не таким сухим, каким было в костеле.
– Ты меня понимаешь? – спросил он на чешском.
Она медленно прикрыла веки, а затем открыла и снова посмотрела на него.
– Кто ты? – вырвалось у него, хотя Аластер и понимал, что голосовые связки в ее немощном теле, скорее всего, разрушены.
Роули зло потер шею, развязывая тесемки белого воротничка, который сыграл свою роль. Он бросил его возле лежащего на полу тела и ушел в ванную. Роули, бесспорно, мог сделать так, что одежда и тело выглядели бы чистыми, лишь пожелай этого, но стоять под теплыми струями в душе куда приятнее. Исчерпав годовой лимит воды одной из южноафриканских стран, он обернул бедра полотенцем и вышел из душа.
Его квартира с двумя спальнями, кабинетом и гостиной занимала половину этажа, а в сочетании с высокими потолками, казалось, и вовсе воровала все пространство здания.
Пройдя гостиную, он переступил через монашку, которая лежала там же, куда упала после перемещения, и Роули не собирался переносить ее куда-либо еще. Он обвел взглядом помещение, разделенное на несколько зон: антикварный диван, стоящий у стены напротив окон, и отреставрированный комод семнадцатого века легко контрастировали с новой черной мебелью и светлыми стенами. Картины с черно-белой графикой соседствовали с темными полками, где умещались старые фолианты на разных языках. Единственным диссонансом в жилище было тело, лежащее на черном паркете, и этот факт заставлял Роули кривиться.
Как и душ, сон был необязательным для Аластера, но он любил ни в чем себе не отказывать, поэтому отправился в спальню и улегся на просторную кровать с шелковыми простынями. Демоны по своей природе отличны от людей настолько, насколько могут отличаться камень и вода. Но долгая жизнь на Земле и сотрудничество со смертными изменили Роули, хотя он предпочитал об этом не думать.
Сны, которые были редкими гостями, в эту ночь посетили его. Роули сидел в машине, мчащейся по оживленной горной трассе, а навстречу ему несся грузовик. Аластер напрягся всем телом, пытаясь перенестись, но не смог. В момент столкновения он услышал девичий крик, и все потемнело. Роули перевернулся на бок, и сон сменился другим, оставляя в нем тревожащее чувство надвигающихся неприятностей.
Едва сумерки в квартире уступили место рассветному солнцу, в гостиной послышались тихие шаги. Роули моментально проснулся и прислушался. Потянулся всем телом, выгибаясь, словно огромный хищный кот. Скатился с кровати, взял из гардероба штаны и направился проверять незнакомку.
Она стояла в углу гостиной, прильнув к оконному стеклу. Низкая худая фигура в черной одежде, висящей на ней мешком.
– Окрепла, значит, – проворчал он, и фигура в католическом тряпье обернулась. Кожа на лице перестала напоминать сухой пергамент и сделалась обычной для женщины средних лет. А вот глаза не соответствовали облику – яркие и такие голубые, словно небо в погожий летний день.
– Кто ты? – снова требовательно спросил Роули, добавив в голос злых нот.
В глазах, устремленных на него, была лишь растерянность, граничащая с паникой. От ее кожи или одежды все так же странно пахло фиалками.
– Я не знаю, – ответила она по-чешски. Голос слабый, скорее девичий, чем принадлежащий женщине.
Роули подался вперед и схватил ее за подбородок, прикрытый белой тканью. Он заметил, что выражение лица стало еще более растерянным. А скулы, подчеркнутые монашеским полотном, украсил слабый румянец.
– Не знаешь? Или не хочешь говорить?
– Вы кто? Священник? Почему я здесь? Почему проснулась в костеле? – Ее голос обрел силу и зазвучал четче и увереннее.
Он отпустил монашку так же резко, как и схватил, и отошел на шаг.
– Меня зовут Аластер Роули. – Помолчал и досадливо констатировал: – Ты не врешь.
Тем не менее он продолжал внимательно отслеживать эмоции, появляющиеся на лице незнакомки.
– Вы знаете, откуда я? Я не понимаю, что происходит и как я вместо костела оказалась лежащей на полу в квартире. Я, наверное, монахиня?
Она отошла от окон и опустила взгляд на свою одежду: черная длинная туника, из-под которой у самых щиколоток выглядывали края двух нижних юбок, а затем подняла руку и тронула головной убор, состоящий из капюшона, закрепленного на пряжке, с вуалью на спине.
Роули покачал головой, а затем протянул руку, чтобы раздвинуть шторы. Машины уже вовсю спешили, превышая, впрочем, как и всегда, скорость на его перекрестке. Сентябрьское солнце медленно вставало, проникая лучами меж домов на узкие улицы.
Ему бы тоже хотелось знать, кто она. Он повернулся к незнакомке, рассматривая при утреннем свете. Та плакала: молча, подавляя рыдания так, что дрожал подбородок, и слезы бежали из распахнутых, разом покрасневших глаз.
– Я не знаю, кто ты, но выясню.
Еще раз зло выдохнув, Роули отлучился в кабинет, взял со стола ноутбук и, вернувшись в гостиную, уселся на диван. Монашка все так же стояла посреди гостиной, не двигаясь, словно начала превращаться обратно в мумию.
– Садись, – процедил он.
Она осторожно опустилась на самый край, подальше от него, и длинным рукавом привычки[11] вытерла влагу со щеки.
– Ты знаешь, что это? – Он указал на раскрытый ноутбук.
– Ноутбук, – ответила она.
Из того, что она не испугалась вида из окна, обстановки комнаты и знала о существовании компьютеров, Роули сделал вывод, что умерла она относительно недавно, и это подогрело его любопытство.
– Как тебя зовут? – спросил он по-чешски.
– Я же сказала, что не знаю, – тут же ответила она с легким акцентом.
– Какая марка телефона тебе нравится больше всего? – Снова вопрос, но уже на немецком.
– Та, что названа в честь фрукта, – ответила она уже чисто, без усилий.
– Германия или Австрия? – тут же спросил он, надеясь, что она ответит так же по наитию.
– Австрия, – ни секунды не раздумывая, прошептала она, уставившись на него в явном замешательстве.
Роули быстро набрал новости и повернул к ней экран, но она помотала головой, словно в припадке, и ее тело начали сотрясать судороги. Он отложил ноутбук, схватил ее за руку, чтобы привести в чувство. Кисть со старческой кожей под его пальцами была холодной как лед и при этом сухой.
Появившееся желание просто устранить «эту проблему» снова пришлось подавить, и Аластер потащил ее в ванную комнату.
Король сделок обустроил ее таким образом, что не оставалось сомнения в величии владельца. Черный мрамор, минимализм и рога. Да, оленьи рога служили вешалкой для одежды, а также украшали потолок, свисая при входе и возле душа, неся на себе лампы. Душ располагался за стеклянной прозрачной перегородкой с правой стороны, а в центре помещения стояла ванна на бронзовых звериных лапах. Слева висело огромное зеркало и каменный умывальник. Рядом с ним – полки с туалетными принадлежностями и рядами полотенец.
Роули включил горячую воду и впихнул монашку в душевую кабину. Одеяние, пропахшее вековой пылью и фиалками, тут же намокло, но, кажется, это помогло. Она перестала трястись и просто замерла под горячими струями, склонив голову.
– Я принесу одежду, а ты избавься от этого мерзкого тряпья.
Он прошел в спальню, распахнул гардеробную с рядами одежды от кутюрье. Пальто, пиджаки, рубашки, свитера, жилеты, брюки, развешанные по цветам и оттенкам, а дальше повседневная и домашняя одежда, такая же дорогая, но сшитая из простых материалов. Полки с обувью и отдельные ниши для украшений и часов. Часы – это людское изобретение – нравились Роули больше всего остального.
Аластер приложил палец к губам, размышляя, во что ее обрядить. Она где-то метр шестьдесят, а значит, утонет в любой его одежде, Фер бы ее побрал. Выбрал тонкий бежевый свитер и кожаный пояс, отметив про себя, что придется купить ей что-то по размеру.
Он замер, обозлившись на собственные мысли.
«Какую, к бесам, одежду? Я что, нянька ей? Узнаю, кто она, проверю связь с Лилит и, если связи нет, убью».
Когда он снова вернулся в душевую, она так и стояла под струями воды в одежде.
– Я же сказал, сними с себя тряпье и помойся нормально!
– Если вы священник, вам не должно видеть, – запротестовала она, а он выругался и, бросив одежду на туалетную тумбу, вышел, грохнув дверью о косяк.
Выругался громко, со вкусом, припоминая, что и куда суют люди тем, кто их злит.
«Она и правда, скорее всего, была гребаной монашкой, дьявол бы ее побрал!»
Хотя знания о католических законах могли быть и у обычного верующего человека. Нет! Не мог обычный человек, каким бы он ни был верующим, оказаться в небытие.
Он в раздражении прошел в спальню, собираясь позвонить Фаусту и наорать, чтобы он забрал к себе старуху-монашку, но тут звук шумящей воды стих. Кинув телефон обратно на постель, Роули вышел в коридор как раз в тот момент, когда дверь ванной открылась.
На пороге стояла уже не монашка, но и не женщина.
Девушка.
Его свитер доходил ей до колен и подпоясанный вполне мог сойти за осеннее платье. Кожа еще была тусклой, но не выглядела сморщенной. Лицо вроде такое же, только намного моложе. Тонкие черты, пухловатые губы, от вида которых он скривился, и все такие же ясные глаза. Волосы, что-то среднее между каштановым и черным цветом, мокрыми прядями падали на плечи и грудь.
Она покраснела и, дернув длинный локон, прошептала:
– Мне кажется, я не любила длинные волосы.
Роули признал, что для человека, который очнулся непонятно где и непонятно с кем и ничего о себе не помнит, она держалась неплохо. Но потом он заметил трясущиеся руки, которые она сжимала в кулаках, и то, как быстро билось ее сердце, и понял, что она держалась только для вида, на самом деле находясь в ужасе от происходящего.
– Отпустите меня, пожалуйста, – умоляюще произнесла она. – Я пойду в полицию, и они найдут мою семью, узнают, кто я. Мы же в Праге, я знаю, где ближайший полицейский участок.
Он улыбнулся, сверкнув треугольными клыками, а потом вернул своим глазам привычный желтый цвет.
– Я не могу тебя отпустить. И пока ты не начала кричать и звать на помощь, предупреждаю: даже не пытайся.
Она начала хватать ртом воздух, совсем как в костеле, когда только пришла в себя.
– Ты…ты…
Он наклонил голову к правому плечу, улыбаясь ей самой жуткой из своих улыбок.
– Ты похож на демона!
Девушка поднесла руку к ключицам, словно что-то ища. Наверное, носила распятие раньше. А затем забормотала:
– Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesu Christi eradicare, et effugare ab hoc plasmate Dei[12].
Роули пронзила боль, лицо исказила судорога. Он дернулся к ней, но ноги отказывались повиноваться.
– Остановись!
– Ipse tibi imperat, qui te de supernis caelorum in inferiora terrae demergi praecepit.
– Я не дух, занявший оболочку! – заорал он. – Я один из первых!
Но монашка быстро дочитала заклинание экзорцизма до конца, и его переместило из квартиры ровно на перекресток, а следом и ее. Девушка замерла на дороге, смотря на приближающиеся машины как завороженная. Крепко схватив ее за руку, он потянул монашку на тротуар, как раз в тот момент, когда возомнивший себя гонщиком водитель входил в поворот на углу улицы.
– Назад в квартиру. Живо! – сдерживаясь, чтобы не свернуть ей шею, скомандовал он.
Босая и растерянная, она упиралась, но не кричала и не звала на помощь, хотя улица уже ожила с приходом солнечного света. Открывались фастфуд-закусочные, туристические кофейни и обменники валют. Грохотали на соседней улице утренние трамваи, везущие работяг на их скучные работы, тихо выла мусороуборочная машина, а мужчина, методично вытряхивающий из контейнера всякую дрянь, оставшуюся после ночных гуляк, был похож на сосредоточенного зомби. Обведя улицу взглядом и не заметив ничего опасного, Аластер втащил монашку в подъезд.
Едва дверь квартиры с грохотом закрылась за ними, Роули схватил девушку за горло и с силой прижал к стене в коридоре.
– Дура! Меня нельзя изгнать, я вышел из Ада в этой оболочке.
– Невозможно, – прошептала она. – Демоны – лишь злые души. Изыди!
Он приблизил свое лицо к ее и прошипел, жаля словами:
– Раз знаешь о существовании демонов, тогда слушай. Ты появилась в костеле во время ритуала призыва демона. Тебя мы не звали, и ты вряд ли была демоном, но можешь быть связана с той, что пришла с тобой. И только поэтому я пока тебя не убил.
Он отпустил ее шею и отошел на шаг, а девушка, морщась, терла кожу там, где только что были его пальцы.
– Не убил? Зачем я тебе? – Она облизала нижнюю губу. – Я умерла, да? Не помню, кем была. Может, это и есть Ад?
Он встряхнул ее за плечи:
– Ты не в Аду!
Роули вгляделся в ее лицо, все больше подходящее молодой девушке. Он задавался вопросом, сколько же ей было на момент смерти. Может, всего лет двадцать. Аластер не помнил в последние годы каких-то выдающихся особ женского пола, которые бы затем попали в небытие.
Слишком мало информации. Он отошел от съежившейся фигуры и вспомнил сон. Сны его почти никогда не посещали, а из этого следовало: увиденное наверняка касалось незнакомки. Роули вернулся в гостиную, девушка шла следом.
– Раз ты не помнишь своего имени, назовем тебя Эрика Мустерманн[13]. – Он повернулся, чтобы увидеть ее реакцию.
Она промолчала, только дернула плечом, и кожа в вырезе свитера посветлела до молочно-белой, Роули увидел тонкие полоски вен под ней.
«Прах бы ее побрал!»
– Я заметил, как ты замерла на дороге. Что-то вспомнила?
А сам, выудив телефон из брюк, набрал сообщение Фаусту:
«Лилит очнулась?»
И тут же получил отрицательный ответ и встречный вопрос:
«Что с монахиней?»
«Омолодилась и, кажется, стала совсем девушкой. Правда, ни Фера не помнит».
«Пусть остается у тебя, пока не очнется Лилит».
Роули быстро напечатал:
«Эта монашка мне не нравится, Фауст».
«Тебе никто не нравится, Роули!»
«И пахнет она странно».
«Девушка воскресла в теле мумии. Чем, по-твоему, она должна пахнуть? Фиалками?»
Аластер раздумывал, как бы поехиднее ответить, когда горячо обсуждаемая личность внезапно вмешалась в разговор:
– Я вдруг увидела, как на меня несется грузовик. Словно воспоминание.
Роули оторвал взгляд от экрана мобильного и увидел, что она стоит у входа в комнату, чтобы между ними оставалось как можно большее расстояние.
– Так, а водителя ты видела? Можешь описать?
– Все промелькнуло слишком быстро, но перед столкновением мне было тревожно.
Аластер удивленно вскинул брови.
– Уже кое-что, Эрика, – произнес он.
Роули сел за ноутбук просматривать сводки об авариях, но быстро понял, что это может сделать девчонка, а он тем временем нанес бы визит старому другу.
– Я уйду на какое-то время, – он положил компьютер на диван, – а ты почитай про аварии, случившиеся за последние пять лет на чешских, немецких и австрийских трассах.
– Я здесь не останусь! – категорично заявила она. – Не останусь в квартире, в которой живет настоящее зло.
Аластер издевательски рассмеялся, откинувшись на спинку дивана.
– Настоящее зло? Дорогуша, ты умерла и воскресла, понимаешь? Зло в моем лице дало тебе временный приют. Не испытывай мое терпение.
Глядя на него, девушка громко сглотнула. Ненависть промелькнула на ее лице, и он это заметил. Она же, будто бы смутившись, призналась:
– Я хочу есть.
Роули бросил взгляд на холодильник, стоящий в углу импровизированной мини-кухни, в котором лежали сырая печень, донорская кровь и даже человеческий прах, и понял, что это есть она не станет. Аластер достал телефон и заказал то, что, как он знал, любит большинство людей – пиццу.
Пока Роули одевался, приехала доставка, и, посмотрев, как Эрика открывает коробку с едой, вышел из квартиры. Перемещение являлось быстрым путем из точки А в точку Б, но теперь, связанный с призванной из небытия, понял, что делать это будет лишь в крайних случаях. Пришлось спускаться в подземный паркинг и брать «Додж», который он не трогал уже больше месяца.
Выруливая на улицу, он поднял голову и посмотрел на окна своей квартиры, представляя, как монашка сидит в его гостиной и ест пиццу. Странное ощущение того, что дома его кто-то ждет, заставило занервничать и покрепче сжать руль.
Одна из демонов, сбежавшая во время открытия врат Ада на Дахштайне и осевшая в Праге, снабжала Аластера информацией и слухами. Его старая знакомая Дагмар вселилась в художницу, которая работала портретистом в полицейском участке. Отделение находилось в трех кварталах от дома Роули. Он вошел в крутящуюся дверь вестибюля, поднялся по лестнице и, остановившись на мгновение перед табличкой «Полицейская часть Праги 2», толкнул створку двери.
Окинул взглядом информационную стойку, столы, огражденные перестенками, и закрытые двери кабинетов следователя и детективов.
– Аластер?
Роули окликнула девушка с фигурой теннисистки. Натренированные руки, маленькую грудь и тонкую талию скрывала свободная красная рубашка, а сильные ноги были упакованы в светлые облегающие джинсы. Она явно не обрадовалась, увидев его, но Роули всегда было плевать на чужие чувства и эмоции, даже если они касались его персоны.
– Дорогуша, приветствую! Нужно установить личность человека по базе. – Аластер сразу перешел к цели визита.
Он протянул телефон с фотографией Эрики, которую успел сделать в тот момент, когда она выходила из душа. Дагмар сверкнула глазами, подведенными черным, и прошла в небольшой закуток, где располагалось ее рабочее место.
Сев за стол, она быстро вбила пароль начальника для входа в систему, как часто делала, чтобы прикрыть ту или иную сделку Роули, попавшую на камеры слежения. Загрузив снимок в базу поиска пропавших без вести, Дагмар повернулась к Аластеру, который в этот момент находился за спиной и наблюдал за поиском.
– Кто она?
– Не твое дело. Просто установи личность.
На экране высветилось «ноль результатов».
Роули пожевал губами:
– Ах да. Скорее всего, она умерла не так давно.
Дагмар закатила глаза и, вздохнув, повторно загрузила фото уже в другую базу данных. Роули нетерпеливо прошелся от стола к проходу и обратно.
– Нашла.
Аластер наклонился и уставился в монитор. С экрана на него смотрела молодая девушка с искренней, чуть застенчивой улыбкой. Черные волосы, подстриженные под каре, обрамляли миловидное лицо. Глаза, губы, нос – это точно была Эрика. Рядом с ней находилось второе изображение – мужчина в рясе священника на фоне костела.
Роули перевел взгляд на заголовок новостной колонки.
«Страшная авария унесла жизни троих на трассе в Инсбрук». Дальше описывалось само происшествие, но Аластер читал имена.
– Софи Мортем и Патрик Мортем.
Дочь и отец. Он нахмурился, не понимая, почему она попала в небытие. Дочь священника, и только. Он вспомнил сон. Приближающаяся машина, предположительно, с одержимым водителем, и девичий крик, полный ужаса. Зачем демону их убивать? Возможно, все дело в ее отце, священнике, с которым кто-то решил свести счеты.
– Глупая авария, – пожала плечами Дагмар и цепко оглядела Аластера. – На твоем фото и в новостной сводке одна и та же девушка. Говорю это как художник.
Роули кивнул и молча вышел из закутка, а потом так же быстро вернулся.
– Я приму твою внешность, а ты пока посиди здесь, – отрывисто бросил он, и его фигура на мгновение расплылась, чтобы тут же обрести идеальные черты Дагмар.
Роули в образе художницы огладил свои бедра и, похабно улыбнувшись, развязной походкой вышел в коридор. Настоящая Дагмар зло сузила глаза и выглянула, следя за представлением.
У информационной стойки, переминаясь на босых ногах, стояла чертова монашка, вернее, дочка священника Софи в тонком свитере на голое тело. Растрепанные длинные волосы и разрумянившиеся щеки говорили о том, что девчонка торопилась, сбегая из его квартиры. Аластер разозлился, увидев ее в полицейском участке, и хотел было сразу использовать перемещение, но потом решил проучить.
Дежурный отлучился на перерыв, и стойка пустовала, поэтому Роули под личиной Дагмар деловито зашел за нее и приветливо улыбнулся:
– Добрый день.
– Я… – девушка замялась. – Я очнулась после землетрясения возле костела и ничего не помню. Не могли бы вы помочь мне узнать, кто я и где живу?
Про Роули и его место жительства она ничего не сказала, что немного убавило градус его злости, но не убрало полностью. Роули придал глазам Дагмар желтый цвет и сделал их такими же, как его собственные.
Софи резко отшатнулась от стойки. Сделала шаг назад, потом еще один, зацепилась о стул и начала падать, но пола не достигла, схваченная за кисть Аластером.
– Ты думала, что сможешь так легко убежать? – прошипел он уже своим голосом.
Она высвободила руку из его и хрипло ответила:
– Я делала то, что ты велел: искала информацию о том, кто я.
– Я не велел тебе выходить!
– Но и не запрещал!
Роули криво ухмыльнулся:
– Мой промах. Идем!
Софи осталась стоять на месте. Роули слышал, как неистово бьется ее сердце, словно крошечный безумный молоток. Он наклонился к девичьему уху:
– Так и быть, оставайся и попробуй кому-то здесь объяснить, почему по документам ты умерла год назад, Софи Мортем.
Лицо Софи побледнело, в распахнутых небесных глазах отразилась мука, а потом она уставилась словно бы сквозь него. Возможно, ее имя сдвинуло пласт забытья и Мортем начала вспоминать, а быть может, просто просчитывала новый план побега.
Роули двинулся к выходу, но напоследок тихо проговорил:
– Едва я перемещусь – ты все равно последуешь за мной, но уже не добровольно.
Аластер вышел на улицу в своем обличье. Он приблизился к машине, расслабленно достал из брюк ключи. Забираясь в недра «Доджа», наконец услышал, как хлопнула дверца со стороны пассажирского сиденья.
Заводя мотор, Роули даже не соизволил повернуться в ее сторону, пока не услышал приглушенные рыдания. Он посмотрел на Софи: слезы катились по бледным щекам и капали на рукава свитера, а она даже не пыталась их вытереть. Софи закусила нижнюю губу, очевидно, сдерживаясь, чтобы не производить всхлипов. Аластер, открыв подлокотник, вытащил оттуда пачку бумажных платков и бросил девушке на колени, при этом испытывая к ней то ли отвращение, то ли интерес.
Софи вытерла лицо и, комкая салфетку в руках, обессиленным голосом произнесла:
– Я вспомнила.
