bannerbannerbanner
Иная Богемия

Юлия Макс
Иная Богемия

Полная версия

Коридором кто-то пользовался. Паутина свисала со стен, но проход был чист, как будто по нему недавно ходили другие люди.

Энн оглядывала полуразрушенные стены в паутине, на которых остались первые средневековые фрески. Это были не просто картины святых или царей. Нет. Эти рисунки рассказывали историю. Если бы она могла, то осталась бы здесь, чтобы подробно все изучить. Сейчас Кинских лишь позволяла себе поглядывать урывками на старый город, изображенный на стене, и толпу людей перед Пражским Градом. Все люди стояли, подняв руку и направив вверх средний и указательный пальцы в форме латинской «V». Жест Виктории-победы. Интересно, какие года Средневековья там нарисованы и какой победе посвящены их жесты?

Коридор потемнел, и Энн поняла, что отстала от Карла, который удалялся с фонарем, поэтому поспешила за ним. Ширина от стены до стены позволяла идти двоим, не касаясь друг друга. Тайный коридор плавно уходил вниз, поворачивая ровно под Пражский Град. Спутник Анеты с каждым шагом все ускорял темп, словно бежал от внутренних демонов. Почему-то ее тоже охватило нетерпение, и Энн старалась идти в ногу с ним.

Еще через несколько минут шествия Карл резко остановился, выключил фонарик и замер. Энн затаила дыхание, но, кроме быстрого стука своего сердца, ничего не слышала. В темноте мужчина взял ее за руку и медленно повел за собой.

– Мы почти на месте, за поворотом будет дверь в усыпальницу королей, – прошептал Карл.

Приободренная, Энн сжала холодные пальцы в ответ.

Поворот – и их ослепили пронзительные лучи. Энн ничего не видела, на глаза навернулись слезы. Раздался глухой хлопок. Карл заслонил ее от вспышки, и она осознала, что это был выстрел, по тому, как дрогнула его спина. Карл издал что-то среднее между шипением и рычанием, на его пальцах появились длинные когти, и он тенью кинулся на противников. Снова послышались глухие выстрелы. Бок обожгло раскаленной болью. Глаза Энн привыкли к свету достаточно, чтобы она увидела впереди троих мужчин с наполовину закрытыми лицами и оружием в руках. Карл впился в горло одного из мужчин, раздирая клыками, второй оттягивал спутника Энн за пальто, а третий воткнул деревянный кол ему в грудь. Энн закричала от ужаса, невольно обратив на себя внимание. Второй из троицы поднял с пола арбалет, заряженный коротким древком, нацелив на нее.

Кинских умоляюще подняла руки, но слишком поздно. Стрела пронзила грудную клетку, она почувствовала кровь во рту и отступила, упираясь в стену. Перед тем как закрыть глаза, Энн видела, как Карл упал на колени, а затем завалился на бок.

Глава 3

Sub rosã.[12]

Под розой.


«Пражский трдельник»

«Власти городской части Праги-1 объявили о закрытии на реконструкцию Старого еврейского кладбища. В нескольких склепах уже начались восстановительные работы ввиду того, что часть могил просела, и они находятся под угрозой обрушения.

Офис президента так и не сделал официального заявления о переполохе вчерашней ночью, но в пражские новости просочилась неподтвержденная информация о том, что злоумышленники похитили корону святого Вацлава. Следите за новостями. Мы непременно узнаем правду.

Ваш Эл Вода».

Мистер Вильгельм Рот (Баварский)

На самом деле они никогда не были друзьями. Разве можно назвать чувство родственности душ простым словом «дружба»? Едва ли.

Для изгнанного из Богемии настало время вернуться, поэтому мистер Вильгельм Рот мчал на «Кобре»[13] по чешской автостраде, выжимая двести километров на спидометре вместо разрешенных ста тридцати. Но когда его волновали подобные пустяки? Мистера Рота тревожило совсем иное: неугасающее чувство вины, что мутным потоком обрушивалось на голову. В прошлом Вильгельм совершил опрометчивый поступок, изменивший его жизнь и жизнь близкого ему человека. Он сжал руки на руле, прогоняя образ старого друга, обещая себе, что сделает все необходимое и искупит вину.

Мистер Рот включил молчавшее до этого радио, где крутили песню про привлекательного аристократа, и подумал, что песня как раз про него. Вильгельм гордился своей внешностью, считая, что ему достался по наследству отличный набор благородных генов. Его уложенные гелем короткие каштановые волосы слегка взъерошил ветер, а на лице играла улыбка, которая не касалась бесстрастных серых глаз.

Вильгельм мысленно возвращался к приятному моменту, произошедшему двумя часами ранее. Он только подъехал к границе, которая вилась лентой сквозь густой Богемский лес[14]. Величественные горные ели чередовались с буковыми деревьями, собирая в одном месте все оттенки зеленого. Остановил машину на обочине дороги и ступил на влажный мох, поражаясь обилию грибов. В прошлом, когда он вот так же приезжал сюда, лес пустовал, все более-менее съедобное забирали люди, оголодавшие за время войны.

Мистер Рот подошел к линии, начерченной освященной упырской кровью. Полоса больше не сверкала рубиновым цветом, она почернела, плотной сажей осев на мох, деревья и грибы. Не поверив своим глазам, Вильгельм, зажмурившись, перешагнул линию. Затем еще раз. Туда-обратно. Начищенные до блеска кожаные ботинки рыжего цвета с чавкающим звуком погружались в водянистый мох. Туда-обратно.

Мистера Рота не отбросило от линии, и его тело не снесло в полете с десяток деревьев. Будь сердце Вильгельма живым, оно бы стучало с такой силой, что распугало бы всех зверей в округе. А так лишь судорожные движения да сжатые челюсти выдавали волнение и надежду.

Мистер Рот с шумом втянул в себя воздух и улыбнулся. Губы изогнулись, открывая ряд острых белых клыков. Всегда холодные глаза на этот раз прищурились, казалось, вспомнив за много лет, что при искренней улыбке должна быть подвижной и эта часть лица. Вильгельм вернулся к машине.

Он каждый месяц на протяжении последних трех лет пытался перешагнуть закрытую границу Богемии. Он устал прятаться и лелеять воспоминания о давно минувших временах. Они прошли. Их нет. Однако, смотря на коллег по отелю, где Рот скрывался несколько столетий, он понял, что не будет другого раза, только эта жизнь. Два месяца с одним крайне необычным молодым человеком изменили Вильгельма больше, чем последние полвека. Его прощальный день в горном отеле прошел под девизом: спаси жизнь врагу и пойди путем искупления. Немыслимо, но Вильгельм последовал мудрому совету и перестал бегать от расплаты, желая раз и навсегда покончить с чувством вины.

«Кобра» мистера Рота ехала с австрийской стороны. Навстречу начали попадаться дорожные знаки с названием местечек и ограничением скорости. Горный пейзаж постепенно сменился зелеными холмами и полями, на которых паслись никого не боящиеся олени. Мистер Рот помнил первое время после своего обращения – он пытался заменить человеческую кровь животной. Терзал этих прекрасных созданий, но все без толку – итог был один: после того как он выпивал несколько туш, все равно чувствовал голод. Вероятно, лишь вероятно, что с ним можно жить, но Вильгельм тогда только обратился, и жажда управляла его разумом.

Поля сменились грядой холмов, тянущихся за горизонт. Вскоре холмы, в свою очередь, уступили место лесу: с обеих сторон дорогу обнимали высокие мохнатые ели и завидующие им тонкие лысые сосны с редкими ветками. Проселочная дорога сменялась автострадой и обратно. В этой части Чехии еще не построили скоростное шоссе, которое бы тянулось через всю страну на манер немецкого.

Нехотя Вильгельм убрал ногу с педали газа, замедляя «Кобру». Его обогнал массивный «Додж», приветственно просигналив, но Вильгельм не увидел лица водителя, хотя нехорошие подозрения закрались в голову. Мысль, еще неясная, но все больше заполняющая его возбужденный после падения завесы разум, пульсировала болью.

Если Вильгельм смог пройти границу Богемии, значит, и другие пересекут без труда. Мистер Рот думал о том, что нужно предупредить тех, кто остался в Праге, и орден Contra Malum[15]. Он не знал условий существования защитной границы, но поговаривали, что их завязали на одной из легендарных чешских святынь.

Мистер Рот выудил из нагрудного кармана золотую коллекционную монету и провел подушечкой пальца по отчасти стертому профилю императора Священной Римской империи.

Энн. Этот же день

Энн пришла в себя резко, открыв рот в беззвучном крике, словно выброшенная на берег рыба. С первых минут она ничего не могла рассмотреть: яркий свет ламп на низком потолке бил в лицо. Кинских зажмурилась, сделала глубокий вдох и ощутила боль в груди.

 

Корона.

Кладбище.

Карл.

Кол в сердце.

Все стремительно пронеслось в голове, и она ощутила, как цепенеет от ужаса. Энн приподняла голову: кусок заточенного дерева, измазанного в крови, торчал из тела, причиняя скорее неудобство, чем боль. Она выжила или умерла? По ощущениям в грудной клетке можно было предположить, что Энн каким-то необъяснимым образом осталась жива. Она осторожно прикоснулась к ране и торчащему древку. Кровотечения не было, лишь плотная корка. Однако она знала, что опасно вытаскивать палку без помощи врачей. Вокруг странно пахло: сладковатый запах гнилого мяса смешивался с резким химическим.

Энн обвела взглядом помещение. Стены из мелкой голубой плитки-мозаики, длинные лампы на потолке, словно в больнице, хромированные двери. Она повернула голову и обнаружила еще два стола рядом с тем, на котором лежала. Столы пустовали и блестели серебром. Энн прищурилась и поняла, что это нержавеющая сталь. В изножье каждого стояли весы и конструкция, похожая на умывальник.

– Это… это… – хрипя, она ухватилась руками за гладкие бортики, подтверждая догадку. – Прозекторские столы.

Кинских отнесли в морг. Мертвую. Слезы потекли по щекам, она затрясла головой и резко села. Боль в груди пронзила огнем и, повинуясь неясному порыву, Энн ухватилась за кусок дерева и дернула. На удивление, кол легко вышел, словно ее тело само вытолкнуло из себя инородный предмет. Быстро прижав к ране низ толстовки, она обнаружила, что ткань не пропиталась кровью. Энн рискнула задрать одежду. Между правыми и левыми костями ребер, точно в районе солнечного сплетения, прямо на глазах затягивалась рана: сначала запеклась только что выступившая кровь, затем покрылась коричневой коркой и стала меньше. Удивляясь, Энн посмотрела на свою совершенно невредимую ладонь, которую ночью пробила о гробовые гвозди и доски. Она подумала, что непременно покажется врачу, ведь то, что с ней произошло, нереально.

– Будите его! – раздался властный голос за дверями комнаты, затем послышался стук шагов. – Всем приготовить оружие.

Кинских быстро легла на стол, прислонив палку с острым концом к груди. В комнату, где она находилась, так никто и не вошел. Энн немного подождала, лежа на гладкой поверхности, и почувствовала озноб. Похоже, ее привезли в морг, хотя других тел не было, да и морозильных камер для хранения усопших она не увидела.

Энн слезла с нержавеющего алтаря для трупов и как можно тише прокралась к двери, прислушиваясь к звукам извне.

Шаги удалились, и рядом хлопнула дверь.

«Бежать!» – билось в мыслях, словно это было единственное, что она точно знала. Ей нужно бежать отсюда, куда бы ее ни привезли. Энн опасливо выглянула из-за дверей. Пустой коридор без окон походил на нижний этаж пражских особняков. Энн сама провела детские годы в похожем. Старая кладка красного кирпича отреставрирована совсем недавно, на стенах приютились лампы, больше похожие на светильники, на высоком потолке барочная роспись. Она все больше убеждалась, что находится в Праге.

От двери, где она стояла, коридор тянулся в обе стороны. Не зная, где выход, она интуитивно двинулась направо – как раз туда, куда ушли незнакомцы. Пахло сыростью и пряным мужским парфюмом.

Стараясь бесшумно ступать по серому камню, Энн вспомнила о фильмах про вампиров, где героиня спускалась в подвал, чтобы посмотреть, что же могло напугать младшего брата. Кинских в тот момент думала, какой же надо быть дурой, чтобы туда полезть. Теперь она сама делала именно это. Затем в фильме подвал зловеще темнел, героиня на что-то натыкалась, теряла фонарик и оказывалась лицом к лицу с неописуемым чудовищем.

Кинских заставила себя выбросить из головы эти мысли. Здесь светло, и ситуация совсем иная. Часы на ее руке показывали пять вечера, значит, она пролежала на столе минимум двенадцать часов, а может, и вовсе несколько дней.

Энн подошла к следующей двери. Створки были закрыты не до конца, и оттуда слышались голоса. И ей бы нестись отсюда прочь, но слух уже уловил два важных слова: «корона» и «Карл». Судьба венца волновала ее куда больше мужчины из гроба, но все же он заслонил Энн там, в проходе под Пражским Градом, а быть обязанной ей не нравилось. Карлу вогнали деревянный кол в грудь, и, будь он вампиром, это означало бы для него почти смерть, судя по фильмам и книгам.

Кинских встала вплотную к одной из створок, чтобы лучше слышать. Из незакрытого проема донеслись удаляющиеся шаги и мужские голоса.

– Пан Фауст, он не приходит в себя. Может, легенды врали, и кол в сердце убивает сразу? – обескураженно говорил один.

– Я вижу то же, что и ты. Дайте ему крови. Будет достаточно нескольких капель на губы, – второй говоривший имел твердый голос лидера.

По тому, что разговор отдалился, Энн предположила, что за дверью может быть маленький коридор или прихожая, а уж потом само помещение. Удивляясь смелости своих действий, она чуть больше приоткрыла двери и заглянула внутрь. Так и есть. Прихожая. Стол со стулом, компьютер. Каменные стены и пол, грубо отреставрированные до первоначального вида так, что, казалось, она перенеслась на пару веков назад.

Кинских колебалась всего секунду, но все же вошла. В помещении температура оказалась ниже коридорной, и Энн с трудом подавила дрожь. Мельком посмотрела на монитор. Шла прямая трансляция с камер наблюдения: коридор, несколько выходов, подъездная дорога, особняк с красным фасадом, похожим на Тройскую резиденцию. Энн сразу подумала о ней, зная архитектуру города лучше, чем содержимое собственного гардероба.

За поворотом послышались возня и грохот металла о каменный пол. Энн неслышно приблизилась к комнате, где, скорее всего, и держали Карла. Она остановилась, прижимаясь щекой к шершавой поверхности стены. Осторожно выглянула, быстро отмечая про себя, что в комнате, разделяя ее ровно пополам, была решетка. Она создавала видимость тюремной камеры. Решетка грубая, толстая, кое-где покрытая следами ржавчины. Перед камерой стояли трое, спиной к Энн. Двое в форме, такой же, какая была на тех людях в подземном коридоре, а на том, что стоял посередине, – черная рубашка с закатанными до локтей рукавами и брюки в тон. Темные волосы вились до плеч.

Со стороны решетки послышался протяжный вздох.

– Твое имя, упырь, и зачем тебе корона, – спросил крайний справа от человека в рубашке.

К кованому металлу по ту сторону решетки подошел Карл, в одних штанах и с безобразной раной в груди, которая еще кровоточила. Татуировки стали бледнее, словно поглощенные его белой кожей. Карл стоял, сверля глазами троих с таким видом, словно это они находились в импровизированной тюрьме, а не он. Энн снова показалось, что она раньше уже видела его лицо, еще до того, как упала на гроб.

– Насколько я помню, при знакомстве люди сначала представляются сами, а не… ну, не знаю, не вонзают осиновый кол в сердце. – В голосе Карла кипела едва сдерживаемая ярость.

– Ты бросился на нас, – обвиняюще вскинулся второй в форме.

– Вы первые пустили странные металлические шары в мое тело. Подозреваю, не от радости встречи.

– Хватит, – бросил мужчина в черной рубашке и приблизился к прутьям.

Он стоял неподвижно, склонив голову набок и уставившись на Карла. Энн видела только половину лица человека в черной рубашке: что-то было в нем. Прекрасное и одновременно с этим необъяснимо пугающее, будто смотришь на ядовитую змею перед броском: гибкое тело, исходящая опасность и сила.

– Мое имя Дэниэль Фауст[16]. Сейчас ты находишься в особняке, который принадлежит ордену Contra Malum и мне как его главе. Мы следим за тем, чтобы людской мир и мир сверхъестественного могли существовать, не исключая друг друга.

Энн сразу подумала о секте и сморщила нос.

Карл был выше Дэниэля, поэтому с интересом и изрядной долей злости взирал на него свысока. Казалось, его не волновало то, что он находится фактически в клетке.

– Против зла? – усмехнулся Карл, переведя название ордена. – И против какого зла борется ваш орден? Упырей в Богемии давным-давно нет. Я изгнал их.

Взгляды мужчин словно наэлектризовали помещение, и Энн поежилась, внутренне ощущая, что они оба опасны, как два хищника, столкнувшиеся на охоте за добычей. Кинских не относила себя к добыче, но чувствовала, что тягаться с ними ей не по силам.

Карл демонстративно поднял брови, безмолвно повторяя вопрос. Дэниэль Фауст резким движением потер кожу за ухом и оглянулся на выход, заставляя Энн в испуге отшатнуться от угла.

– Повторяю: кто ты и зачем украл корону?

Кинских снова прильнула к стене и выглянула. На лице Карла промелькнуло сомнение, он молчал, словно раздумывая: говорить или нет. Густые ресницы скрыли выражение глаз, он походил по клетке, скрестив руки на груди. Энн заинтересованно следила, не в силах уйти. Она чувствовала, что стоит на пороге чего-то, что вскоре изменит ее жизнь и мировоззрение. Карл снова подошел к прутьям, и с изрядной долей надменности представился:

– Меня зовут Карл Четвертый Люксембургский. В прошлом маркграф Моравии[17], король Чехии и Германии, император Священной Римской империи. Корону я не крал. Напротив, нес вернуть на место, но вы мне помешали.

Энн почувствовала, что ноги не могут ее больше держать, и медленно сползла по стене, все так же выглядывая из-за угла. Карл. «Как короля?» – спросила она, когда узнавала его имя, и он подтвердил: «Как короля». Широкая борода скрывала часть лица, поэтому она не могла понять, где раньше могла его видеть. А Кинских довольно часто, ввиду профессии, смотрела на королевское лицо, изображенное на картинах и в сохранившихся старых книгах Клементинума[18]. Немыслимо, но мужчина по ту сторону решетки ужасно походил на средневекового тезку: волосы, профиль, рост. В хрониках писали, что рост Карла IV равнялся ста девяноста двум сантиметрам, и Энн готова была поклясться, что мужчина соответствовал этому параметру. И его искренняя радость при виде Карлова моста – такую сложно подделать.

Так вот почему его лицо казалось ей знакомым. Она пораженно рассматривала мужчину, где-то глубоко в душе готовая принять, что это может быть настоящий Карл, но еще не позволяющая себе в это поверить.

Кинских ждала, что все трое рассмеются на его слова, но ответом было молчание, а затем тот, который назвался Дэниэлем, заговорил:

– Допустим, я в курсе, что под собором Святого Вита в некрополе лежат останки не короля Карла. Однако, если знаю я, значит, может знать и кто-то другой, так же как и про тайный ход под Пражским Градом.

От изумления Энн закрыла себе рот рукой.

– Славно, – оскалился Карл. – А о том, что корону нужно охранять ценой жизни, выходит, не знали? И о том, что с наступлением рассвета завеса пала? Что вы за орден?

Дэниэль шагнул ближе к решетке. По тому, как напряглось и застыло его тело, Энн казалось, что он готов броситься на Карла, снова напоминая змею, но глава ордена лишь ответил, цедя слова и повторяя то, что говорил ранее:

– Мы стараемся держать баланс мира людей и мира энсиа[19], позволяя им сосуществовать.

– Это мне говорит человек или демон? Я вижу твои желтые глаза, мальчик! – Сила голоса Карла отдавалась где-то в животе, заставляя морщиться от неприятного чувства, словно он словами мог влиять на физическое состояние собеседника.

 

Дэниэль отошел от решетки, засовывая руки в карманы. Он как-то резко успокоился, точно услышав то, что ему было нужно. Энн ничего не поняла про желтые глаза и демонов, но насторожилась.

– Выпустите его, – прозвучал короткий приказ, и через мгновение Карл вышел оттуда, прижимая руку к ране на груди. – Ты не можешь быть Карлом Люксембургским. Он состарился, что доподлинно известно из сотен исторических источников. Вряд ли король мог такое подделать, как и двадцать своих детей.

Энн была абсолютно согласна с рассуждениями Дэниэля, поэтому ей не терпелось услышать, что же на это ответит Карл. Карл же с пугающим спокойствием смотрел на свои руки, поэтому на них перевели взгляд все, включая Энн. Темная вязь татуировок бледнела и с каждой секундой становилась все тусклее, пока совсем не исчезла, не оставив и следа.

– Татуировки с примесью серы, – негромко констатировал Фауст. Он выглядел ошарашенным.

– Славно, – сказал Карл, но по голосу Кинских поняла, что в этот раз славно не было. – Раз завеса пала, значит, я могу не спешить и поведать вам короткую версию событий, которая в той или иной мере ответит на ваши вопросы.

Карл двинулся было к выходу, и Энн дернулась с места, где сидела, но путь мужчине преградили двое в форме, стоявшие до этого настолько неподвижно, что она забыла об их существовании. Они нацелили на Карла пистолеты, а Дэниэль тихо произнес:

– Вдруг вы не знаете, что у них в руках. Это пистолеты, заряженные серебряными пулями. Оружие способно выстрелить малыми серебряными шарами со скоростью, превышающей скорость любой стрелы. Уверен, сведения насчет серебра правдивы, и упыри действительно реагируют на него.

Карл усмехнулся, но остался стоять на месте, больше не предпринимая попыток выйти из помещения.

– Я правил, будучи человеком. Принимал единственное тогда известное мне лекарство, которое глушило упыризм и жажду, чтобы быть достойным правителем Богемии.

Карл поднял подбородок и одарил собеседника ледяной улыбкой. Дэниэль стоял неподвижно, обманчиво расслаблено, пряча руки в карманы штанов.

– За возможность прожить человеческую жизнь, родить наследников я дорого заплатил и в глубине души надеялся, что больше не восстану. Демоническая сера. Я пил ее каждое новолуние на протяжении трех десятков лет. Она, – он помолчал, словно пытаясь подобрать слова, – она – дурман, вызывающий привыкание не хуже крови.

– Как вы ее достали?

– Вызвал демона перекрестков – Роули.

Энн подняла брови, слушая про демонов и серу и видя, как Карл сгорбился, точно испытывал сожаление или стыд. Он отошел в дальний угол и, рассказывая дальше, избегал смотреть Фаусту в глаза.

– Мы заключили сделку. Сера позволяла мне быть человеком, но и способствовала скорой смерти, разрушая не только упыря во мне, но и мое тело. Сию тайну знало несколько верных мне подданных. Как только я нашел способ не быть чудовищем, появилась и цель – освободить Богемию от этих существ.

– А почему не всю Священную Римскую империю? Вы же были императором, – иронично поинтересовался собеседник.

«Хороший вопрос», – подумала Энн, но как ей казалось, она знала ответ.

– Я радел только о Чехии более, как король, императорский статус лишь давал мне возможность возвысить свою страну. Меня не интересовали войны и завоевания новых территорий, я хотел дать моей Богемии будущее. Узнав об упырях и других отродьях Дьявола, я понял, что люди должны бороться за право жить, не опасаясь, что на них посреди ночи нападут и выпьют досуха. Установить завесу мне помог Роули, достав у ведьм в немецком княжестве необходимое заклинание. За эту сделку я тоже дорого заплатил. Граница, начерченная в красное полнолуние, не давала упырям ступить на землю моей страны, а те, кто в этот момент находился внутри, – не могли выйти. На оставшихся началась охота, пошатнувшая устои высшего дворянского общества.

– А зачем вам девушка, которая была с вами? Пища?

Откуда-то к Энн пришло осознание, что Карл знает о ее присутствии за углом. Она тихо поднялась, приготовившись в случае чего бежать отсюда со всех ног.

– Анета! – вспомнил Карл и поморщился. – Она не пища. Где она?

– Мне жаль. – Дэниэль сделал паузу, и его голос дрогнул, наконец выдав хоть какие-то нормальные эмоции, напоминающие сочувствие: – Мои люди приняли ее за вампира. Анета Кинских умерла на месте.

На этих словах Кинских затаила дыхание, злые слезы выступили, застилая взор. Она поежилась и обняла себя руками в попытке забыть, как деревянная палка вошла в ее грудь. Кинских пока отбрасывала мысли, что правда умерла и стала призраком. Или она все же выжила? Нет! Невозможно! Ведь Энн точно помнила, как умирала.

Кинских не видела лица Карла, не рискнула выглядывать, боясь, что ее обнаружат.

– Анета Кинских, – повторил Карл ее полное имя, перекатывая на языке, словно пробуя на вкус. Энн за углом передернула плечами. – Надо же, известные охотники смешали свою кровь с влколаками. Полагаю, пани Кинских вполне жива, – с долей насмешки добавил он.

Энн разозлил его тон, будто ее волновало, что Карл не выразил сожалений по поводу смерти. Ведь именно он заставил нести корону обратно.

– В каком смысле? – спросил Фауст.

Карл недовольно цокнул языком и продолжил рассказ:

– В девушке, если она та, за кого вы ее приняли, течет кровь влколаков. Род Кинских, почитаемый королями, за время моего правления несколько потерял позиции важности. Конечно, Анета лучше могла бы рассказать историю своей семьи, но если вкратце, то род стал дворянским благодаря особой способности мужчин семьи чувствовать влколаков. Уверен, легенды дошли и до вашего времени. Влколаки считались страшным злом и нападали в лесах на путников и обозы торговцев. Однако никто не знал, что люди с душой волка могли почуять и убить упыря. И именно кровососы провоцировали нападения. Такой вот замкнутый круг. Кинских считались лучшими охотниками на оборотней, истребляя существ, способных очистить землю от кровососов. Я узнал о договоре между королями и их родом от своего отца, он от своего. Когда меня превратили в упыря, я получил знания о способах убить себе подобных и отлучил род Кинских от охоты, запретив выслеживать влколаков.

– Занимательная история, – похлопал Дэниэль и подошел ближе к Карлу. – Но при чем здесь корона?

– На венце завязана охраняющая граница, если он покинет Пражский Град и не вернется туда до рассвета – завеса падет, что и случилось. Корону украла пани Кинских, давайте спросим у нее – зачем.

– Старые вампиры, знающие, что вы сделали, будут пытаться вернуться в Чехию ради мести? Подозреваю, Прага тогда была лакомым куском для них? Тогда она была центром средневековой Европы и торговых путей, куда стекались люди, – предположил Фауст, и тон его перестал быть неверящим.

– Так и есть, – кивнул Карл и посмотрел прямо на место, с которого выглядывала Энн. – Пани Кинских, прошу вас, присоединяйтесь к нашей беседе. Это неприлично – столь долго подслушивать.

Энн ничего не оставалось, как вытереть потные ладони о штаны, а затем выйти из-за угла. Дэниэль Фауст удивленно рассматривал ее, словно увидел впервые. Его глаза светились желтым, и Энн подумала, что такого эффекта невозможно добиться, просто напялив линзы.

– Вы сумасшедшие! Это все какой-то сюр. – Голос Энн дрогнул от подступающей паники. – Отдайте мне корону, я пойду в полицию и признаюсь в краже.

– Дэниэль Фауст, – вежливо представился молодой мужчина. Он приблизился и протянул руку для пожатия.

Дэниэль был красив: высокий и жилистый, под рубашкой угадывались развитые мускулы. Гладкая, смугловатая кожа, широкие брови и остро очерченные скулы. Полная верхняя губа и непослушные кудри уравновешивали впечатление от идеального аристократичного вида. Два человека в углу комнаты стояли молча, изображая статуи и не вмешиваясь в разговор.

– Графиня Анета Кинских, – зло ответила она, игнорируя протянутую им руку с массивным кольцом-печаткой, на которой гербом красовались папские ключи, перевитые змеями.

Энн видела точно такое же украшение на руке мэра Праги в день бала. Получается, они действительно состоят в какой-то секте? Она поморщилась своим мыслям и заметила, что все смотрят на нее.

– Очень приятно, – ответил Дэниэль и кивком отпустил двоих мужчин в черной униформе.

– Вы пытались меня убить, – обвиняющим тоном произнесла Кинских.

– Не пытались, а убили. Однако у вас, пани Кинских, есть еще пара жизней в запасе, – прохладно улыбнулся Карл, чуть изогнув губы. – Как я уже говорил ранее, в вас течет кровь влколака.

«И они туда же. Думают, что сказки правдивы!» – злилась Энн. Помимо записей деда, прадеда и еще многих до них, легенды, связанные с фамилией Кинских, постоянно попадались во многих исторических фолиантах библиотек Чехии и Германии. Энн приводила в бешенство мысль, что и эти люди оказались помешаны на выдумках о вампирах и оборотнях. Врожденное воспитание не позволило ей выражаться так резко, как ей бы того хотелось.

– Прекратите говорить чушь и отдайте мне корону! – снова потребовала Энн.

Страх все еще владел ею, но его немного потеснило возмущение от того, какую чушь рассказывал о роде Кинских Карл.

– Вам не терпится сесть в тюрьму до конца жизни? – поморщился Фауст. – Анета, объясните, зачем вы украли самую ценную реликвию Чехии?

Взор желтых глаз действовал гипнотически, и чем дольше она смотрела, тем труднее было оторваться от них.

– Хотела исследовать полость в кресте, где, по мнению историков, лежит шип с тернового венца Иисуса Христа. Не перебивайте, пожалуйста, – подняла она руку, увидев, что Карл хочет что-то сказать. – Даже если бы он там лежал, не факт, что это мог быть тот самый шип. Я проводила анализ – если суммировать все упоминания шипов и смоделировать легендарный артефакт, то получилось бы примерно четыре таких венца. Я не это хотела доказать, лишь опровергнуть записи, сохранившиеся в моем роду о том, что якобы король Карл Люксембургский, – она выделила слово король так, чтобы мужчина, назвавшийся Карлом, понял, что она не верит ему, – не шип туда вложил, а клык оборотня, который ему принесли в дар мои предки. Зачем ему это, в записях не говорилось.

Дэниэль, внимательно слушавший ее, перевел взгляд на Карла, ожидая ответа. Возвышаясь над всеми в комнате на целую голову, а то и на две, тот погладил бороду:

– Графиня Кинских, если бы вы сразу меня спросили… Да, там клык влколака или волкодлака, как вам будет угодно их называть. Завязав границы на короне, я должен был обезопасить саму власть от притязаний упырей. Ни один упырь не смог бы взять ее в руки или надеть на голову, пока там волчий клык. Корона святого Вацлава, как я вижу, до сих пор считается абсолютным символом власти в Богемии.

Энн молчала, молчали и все присутствующие. Фауст нахмурился и предложил найти более комфортное место для разговора. Карлу дали черную куртку, и он облачился в нее, прикрывая нагую верхнюю часть тела.

– Ваши родители тоже могут чувствовать влколаков? – с интересом спросил Фауст.

12По секрету, секретно. Роза у древних римлян была символом тайны. Если розу подвешивали к потолку под пиршественным столом, то все, что «под розой» говорилось, не должно было разглашаться.
13AC Cobra – британский спортивный автомобиль, выпускавшийся фирмой AC Cars с 1961 по 1967 год.
14Богемский лес или Богемско-Баварская возвышенность – цепь гор, простирающихся в северо-восточном направлении от левого берега Дуная, между Линцем и Пассау до южного подножия Фихтельгебирга, служащих границей между Баварией и Богемией.
15От лат. «Против зла».
16О прошлом героя и его становлении главой ордена подробнее можно прочитать в книге «Дахштайн».
17Моравия – исторический регион Чешской Республики, находится в Восточной части. Был отдельным от Богемии регионом.
18Клементинум (лат. Clementinum, чеш. Klementinum) – комплекс барочных зданий бывшего иезуитского коллегиума, который в настоящее время занимает Национальная библиотека Чешской Республики.
19Энсиа – от лат. «существа». Употребляется в значении нелюдей.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru