Юлия Ляпина
Смерть за левым плечом
Глава 13
Только мужчина, уважающий женщину, может расстаться с ней, не унижая ее.
Сомерсет Моэм
Тарис
За неделю до представления меня двору, я расстался с Беатрикс.
К этому времени секретарь по моему повелению подобрал красивый просторный особняк на центральной улице ближайшего города. В банке давно был открыт счет на ее имя, и даже сундуки были упакованы.
Стоя перед зеркалом в новеньком камзоле, я вновь вспоминал ее закушенные губы и улыбку сквозь слезы. Беатрикс была умной женщиной и все понимала: официально признанный наследник не может появиться во дворце с фавориткой, ему предстоит политический брак. Но мне самому было трудно расстаться с ней, и прощание затянулось.
Криво усмехнувшись, я подошел к двери: один шаг, и передо мной новая жизнь, новый статус. Я новая фигура на политическом небосклоне, но кто сказал, что я не попытаюсь сыграть сам?
* * *
Не всякий брак – кандалы, иногда это только ошейник.
(Аврелий Марков)
Эстель
Примерно в тринадцать лет я начала обращать внимание на политические новости: доктор все чаще хмурился, просматривая за обедом желтоватый листок свежей газеты. А однажды отложил пачкающий руки краской сверток и сказал:
– Боюсь, покоя в нашем городке больше не будет. Наследник с супругой собираются провести здесь медовый месяц.
Я удивилась:
– Разве им плохо во дворце?
Доктор внимательно посмотрел на меня поверх очков и, убедившись, что я серьезна покачал головой:
– Так принято, Эстель. Молодожены проводят некоторое время сами по себе, и это совсем не плохо. Помнишь о влиянии внутренних жидкостей на самочувствие женщины?
Я закивала и процитировала кусок текста из учебника по медицине:
– Равновесие внутренних жидкостей дает равновесие во всем. Особенно трудно это равновесие достигается у женщин, так как ежемесячное истечение нарушает равновесие в организме…
– Все верно, но, возвращаясь к новостям, принц и принцесса приедут не одни, с ними будет охрана из гвардейцев, фрейлины и прислуга, а значит, людей в городе станет больше.
– Если больше людей, значит, больше болезней?
Доктор кивнул, отпивая горячий чай.
– Больше болезней, больше работы, – я искренне не понимала, доктор Майос любил свою работу и никогда не отказывал пациенту в помощи.
– Ты еще мала, Эстель и я не беру тебя с собой, когда меня вызывают знатные дамы, иначе ты давно бы усвоила разницу. Впрочем, – доктор критически оглядел меня от бантов в косах, до простых коричневых башмаков, – ты уже можешь сопровождать меня, но без моего разрешения не говори ни слова, только помогай.
– Хорошо, – я немного удивилась, но обрадовалась еще больше: больше работы – больше денег. Да и любопытство во мне уже проснулось, в богатых домах я еще не бывала.
Тарис
Выбор жены и покупку меча нельзя передоверять другому.
Джордж Уэллс Герберт
Свадьба! Я горько усмехнулся. Отец сделал свой ход! Наследник заключает выгодный политический союз!
Уже несколько лет, как я официально принял регалии наследника и выполняю свои функции при дворе.
Беатрикс счастливо вышла замуж за профессора, который обучал меня математике и астрономии, переехала в маленький город на побережье. У четы Цурфам чудный малыш, очень похожий на маму. Я иногда бываю у них, когда бред придворной жизни затопляет мою душу тоской. Беседую с рассеянным профессором, играю с маленьким Мастом и пью чай в гостиной, порою спрашивая совета.
Впрочем, сейчас о Беатрикс лучше не вспоминать. Она счастлива со своим профессором. А мне вскоре предстоит стать мужем девушки, которую я видел только на портрете. Еще раз сжав кулаки, я прислушался: за тонкой стеной гудели голоса, шло обсуждение деталей моей свадьбы, и от этого хотелось напиться.
На столе в моем кабинете уже раскачивалась на серебряной веточке миниатюра, написанная с принцессы Элизии. Я подошел ближе, качнул алое эмалевое яблочко, чтобы оно развернулось, и взглянул на портрет еще раз. Бледное удлиненное личико, голубые глаза и светлые волосы. Особое отличие всех северянок – длинная шея, в оборках кружевного воротника. Кто она, и что принесет в мою жизнь?
Я вздохнул и качнул другие яблоки, в которых прятались изображения отца, мамы и Беатрикс. Потом сел в кресло и взял очередной проект, подсунутый отцом на рассмотрение. С бумагами бывает куда проще, а вот люди порой непредсказуемы.
После обеда зашла матушка, разрумянившись от волнения, и сказала:
– Тарис, я так счастлива за тебя! – она порывисто, словно девочка, обняла меня, и только тут заметила мою недовольную гримасу. – Что случилось, сынок? – мать принялась заглядывать мне в глаза, а я быстренько натянул маску самой откровенной скуки.
– Все хорошо, мама, устал просто отчеты читать.
Мать поверила и, еще раз обняв, ушла. А я постарался погрузиться в бумаги, до свадьбы еще полгода, есть время что-то придумать.
Эстель
Все новостные листки писали о свадьбе наследника: подробно описывались наряды первых дам и кавалеров, карета невесты и парадный камзол жениха. Особое внимание уделялось цветам, блюдам парадного обеда и добрым приметам, связанным с торжествами.
Даже в нашем маленьком городе устроили народные гулянья. Выкатили на площадь бочку вина, да запекли пару баранов из небольшого стада градоправителя, наверняка оплаченных по цене говядины.
Я в этот день водилась с младшими братом и сестрой и никуда не пошла. Зато вызубрила новую главу из учебника по родовспоможению.
Конечно, до экзаменов еще годика два. Но в понедельник доктор обещал взять меня на осмотр леди Ванесс и я хотела знать к этому времени как можно больше.
Однако ночью я почему-то горько плакала, уткнувшись в подушку. Даже крепкая смесь валерианы и пустырника не помогла успокоиться: слезы продолжали течь по лицу, промочив воротник ночной рубашки.
Я пыталась успокоиться, вспомнить что-то веселое, но перед внутренним взором всплывал большой розовый куст, позеленевшая от времени скамейка и резные тени винограда на белом песке.
Измучившись, я накинула шаль и вышла к морю. Мерный шум отступающей воды немного успокоил, я долго шла по песку пляжа, и ветер сушил слезы.
Но едва забрезжил рассвет, я повернула назад: скоро проснется мама, она рассердится, что я ушла одна. Возле нашего дома я споткнулась и чуть не упала: на крыльце лежала неприметная коричневая палка с корнями, а рядом лепесток розы. Мама выглянула на шум:
– Доброе утро, Эстель, что это у тебя?
– Не знаю, мама, это лежало на крыльце, – я торопливо отвернулась, пряча красные глаза и блестящие соленые дорожки на щеках.
– Да это же корень розы! Сажать немного поздновато, но у меня как раз есть подходящий горшок!
Мама обрадовалась непонятно чему и захлопотала над корявой палкой, а я поднесла к носу лепесток и вдохнула нежный аромат. Странно: вокруг море, а лепесток пах солнечным днем и немного виноградом. Этот корень прижился и к нашему удивлению очень быстро зацвел огромными пышными цветами.
Глава 14
Музыка свадебного шествия всегда напоминает мне военный марш перед битвой.
Генрих Гейне
Тарис
Отвертеться от брака не удалось. Я чувствовал странную тяжесть на сердце, но ничего не мог поделать, Старался отыскать хорошее: в моей постели появиться женщина, которую отец не сможет подкупить или запугать.
Король продолжал ненавидеть меня. Мои успехи словно служили ему упреком, и он придумывал все новые обязанности с тех пор, как я вернулся ко двору. Кроме того, я заметил, что многочисленные «племянницы» меня избегают, а юные леди благородных кровей, прибывшие ко двору с маменьками, просто шарахаются как от чумного.
Надир печально качал головой на мои вопросы. Мама отводила глаза и меняла тему. Я был в недоумении, пока не подслушал болтовню фрейлин. Дамы немного увлеклись чаем с ликером, и потому начали пугать друг друга, рассказывая ужасы о кавалерах Двора:
– Лорд Саймс любит обливать женщину патокой и урчать как голодный кот, – хихикала леди Греймс, почтенная вдова лет сорока.
Поговаривали, что достойная дама привечает в своем алькове юных пажей, но внешне она блюла приличия и всегда строго осуждала молоденьких фрейлин за слишком откровенные вырезы.
– Это еще что, а лорд Урцул обожает дергать даму за волосы, словно ездовую лошадь, – со смехом делилась информацией еще одна леди, щедро добавляя в чай ликер.
Я не мог ее видеть, но по голосу показалось, что это леди Отир, моложавая матрона лет тридцати. В ответ на ее слова донеслись слова, сказанные чувственным, хрипловатым полушепотом:
– А один из высоких лордов держит в спальне дюжину шелковых шарфов…
Остальные дамы переглянулись и тонко засмеялись, видимо, каждая имела маленький секрет, связанный с этим предметом туалета.
Однако смешки стихли, когда они заговорили обо мне:
– По слухам, принц имеет извращенную фантазию! – испуганно пискнула жена одного из капитанов гвардии, лишь недавно допущенная в этот кружок.
– А его первую любовницу вывезли из дворца глухой ночью! – подлила масла в огонь леди Греймс, поправляя высокий воротник вдовьего платья.
– Никто до сих пор не знает, куда подевалось ее тело! – зловещим шепотом проговорила леди Вайторп.
Дамы притихли, потом выпили по рюмочке ликера, «для успокоения нервов», потом еще по одной «для аппетита», так что разговор почти затих и я собирался уходить.
– А я слышала, – неожиданно высказалась одна из дам помоложе, – что невесту Его Высочеству потому и везут с Севера, что там женщины крепче телом и мало знают о нашем принце.
– Да-да, – с оглядкой подхватили остальные!
– Он прячет под одеждой уродство!
– У него жестокий нрав!
– Бедная, бедная принцесса Эллизия!
Я медленно выдохнул и ушел с галереи. Слушать это было невыносимо. Так вот какие слухи ходят обо мне при Дворе! Странно, что секретарь не писал мне этого в бумагах…
Глава 15
Люди обычно сами виноваты, что их брак оказался неудачным, хотя бы даже потому, что он был заключен.
Дарий (философ)
Подготовка к свадебным торжествам шла полным ходом и, наконец, настал день, когда невеста торжественно въехала в город под звуки труб и приветственные крики.
Я стоял на крыльце вместе с родителями. От яркого солнечного света болела голова. Надир с утра предлагал мне горькую настойку, но теперь от любого лечения я шарахался как от огня, а знакомый вкус и аромат лечебных трав вызывал рвотные спазмы. Выручил доктор Люциус – протянул конфетку в белой сахарной глазури и фляжку с водой.
– Что это? – поинтересовался, я уже разжевав сладость и запив водой.
– То же самое, что в настойке глубокоуважаемого Надира, только возведенное в степень концентрации и смешанное с сахаром.
Я удивленно качнул головой:
– Люциус, вы меня удивляете! – Доктор молча поклонился, а голова вскоре перестала болеть, да и вообще окружающее стало восприниматься более спокойно.
Свадебный поезд приблизился. Невеста ехала верхом, по обычаю своей родины, рядом на невысоких крепких жеребцах ехали ее братья. Я поразился их мощи и совершенно дикому виду, а они смотрели на меня явно разочарованными глазами: в свои двадцать четыре я был высоким, но сухощавым. А потому выглядел значительно моложе своих лет.
Невеста была закутала в тонкое расшитое полотнище, более всего напоминающее саван. Братья помогли ей спуститься с лошади и под руки повели по ступеням. Делая шаг, они по северному обычаю кидали за спины хлеб, мясо и золотые монеты в откуп злым духам.
Поглядывая на спрятанную от недобрых глаз невесту, я с тоской думал, что увижу я суженую не скоро, только после брачной церемонии. Сейчас нам придется помахать рукой подданным и, вместе усевшись в карету, ехать во дворец. Но отец и тут постарался!
Из толпы придворных выступил жрец, а гвардейцы быстро установили походный алтарь. Восторженные крики превратились в рев, когда народ понял, что свадьба наследника произойдет здесь и сейчас.
Прочитав короткую молитву, жрец благословил нас и, окропив водой, отпустил с миром. Теперь мне можно было явить миру лицо новорожденной, моей жены. Я сделал это, чуть дрожащими руками откинув парадный саван.
Принцесса Элизия оказалась вполне приятной девушкой: светловолосой и голубоглазой, и такой же худощавой, как и я. Глаза только печальные, но я, кажется, тоже не рад этим событиям.
Помахав собравшимся подданным руками, мы прошли к карете. Лакеи помогли нам сесть на пунцовые бархатные подушки. Белые лошади потянули тяжелый экипаж по главной улице. Мы отправились во дворец.
Элизия молчала. Я тоже. Брачные медальоны нам наденут ночью, перед брачным ложем. Их задача подтвердить, что брак был совершен. А пока наша цель выдержать пир, и помоги нам в этом доктор Люциус!
Уже за столом я обратился к принцессе с несколькими словами, предлагая воспользоваться помощью моего личного доктора, для восстановления сил. Девушка молчала. Тут я решил, что понял причину молчания принцессы: она не говорила по-гаятски!
Я перебрал полдюжины известных мне языков, но она лишь отрицательно качала головой. Потом, взяв салфетку из тонкого хлопка, нацарапала кончиком вилки:
– Я не говорить, я только писать.
Я горестно про себя рассмеялся: так вот почему отец устроил брак с этой принцессой! Она немая! Самая удобная жена с его точки зрения! Не сможет никому ничего рассказать. А дворцовые сплетники разнесут эту новость под столь острым соусом, что уже завтра от меня будет шархаться и челядь.
Девушка глядела на меня с печалью и твердостью, но я видел страх в ее глазах. По закону я мог сейчас же расторгнуть брак, и меня никто бы не осудил. Сокрытие недостатков физических, финансовых или душевных до заключения брака, считалось в нашей стране поводом для его расторжения. Но заявить о недостатках обиженная половина имела право только в первые три дня после заключения союза.
Глаза Элизии наполнились слезами, и внезапно мне стало жаль принцессу. Я успокоительно погладил ее красивую руку с длинными музыкальными пальцами, а потом поднес эти дрожащие пальцы к губам.
Пир прошел ожидаемо: произносились тосты, преподносились подарки, не обошлось без шпилек и тонких намеков. Но я не обращал внимания, и даже не пытался проткнуть очередного острослова взглядом. Я был занят: рассказывал шепотом молодой жене о сидящих за столом людях. Наливал ей сладкого ягодного сока и подкладывал на тарелку аппетитные кусочки. Она кивала, иногда чертила вилкой на полотне вопросы и смотрела на меня с благодарностью. Возможно, брак – это не так страшно?
В полночь нас проводили в спальню. Невесту готовили дамы, приехавшие с ней. По северному обычаю меня должны были провожать друзья и свадебные помощники, но я оставил всех в своей спальне, запретив пугать мою молодую супругу.
Когда я вошел, Элизия сидела на кровати с распущенными волосами, в тяжелом головном уборе, украшенном лентами и подвесками из драгоценных камней. Вокруг на столиках и канделябрах горели свечи, подчеркивая нежную красоту моей супруги. Тонкая расшитая сорочка бурно вздымалась на небольшой высокой груди.
Я не зря отпустил свиту. Эта ночь предназначалась нам двоим. Медленно, стараясь не делать резких движений, подошел к кровати:
– Элизия, – я хотел быть честным, – ты знаешь, что делают в постели мужчина и женщина?
Она кивнула, но как-то неуверенно и сильно покраснела. Я присел на постель, погладил ее дрожащую руку:
– Сегодня мы с тобой должны сделать это, чтобы закрепить наш брак. Я постараюсь быть нежным сегодня. А позже я буду приходить к тебе, только если ты будешь меня приглашать.
Она вскинула на меня недоуменный взгляд:
– Я хочу с тобой подружиться, – сказал я. – Когда ты поживешь здесь подольше, поймешь, как мне не хватает друзей. Я надеюсь, что ты станешь мне добрым другом.
Я дождался ответного кивка и забрался под одеяло. По обычаю меня тоже обрядили в длинную рубаху и я не спешил ее снимать. Всему свое время.
Немного полежав рядом с окаменевшей невестой, я предложил:
– У тебя, наверное, болит голова от всех этих украшений? Хочешь, помогу их снять?
Элизия кивнула, опасливо закусив губы. Я не торопился: аккуратно отцепил одну подвеску, потом вторую, третью. К пятой принцесса сама подалась ближе ко мне, спеша избавиться от тяжелого украшения. Когда венец перекочевал на столик, я уже сумел оценить трепетный цветочный аромат, исходящий от волос принцессы.
Но стоило мне повернуться к своей жене, как она испуганно юркнула под одеяло. Еще раз напомнив себе о том, какой великой добродетелью является терпение, я лег рядом.
Сначала я просто обнял девушку, прижав к себе и давая привыкнуть к близости моего тела. Потом, когда она вспомнила, что нужно дышать, начал поглаживать ее руки сквозь тонкую рубашку, спину, плечи, коснулся поцелуем бледных губ, закрытых глаз. Она лежала неподвижно. Ее тело послушно подавалось моим ласкам, но я чувствовал ее боязнь, ее нежелание перейти к большему, и не спешил.
Просто шептал на ушко нежности, целовал, хвалил за робкие попытки прижаться ближе и спрятать лицо у меня на груди. А потом я неосторожно прижался к ней доказательством своего интереса. Элизия вздрогнула и, вытянувшись, как гвардеец на плацу, легла на спину, раздвинув немного ноги. Я оторопел, а потом понял:
– Тебе сказали, что так нужно встречать мужа?
Она кивнула и опустила ресницы, пряча испуг.
– Почти верно, только лучше снять рубашку.
Принцесса еще испуганнее замотала головой и, я не стал настаивать:
– Хорошо, можешь не снимать, но придется приподнять подол.
Элизия, закаменев лицом, потянула вверх свою рубашку и когда до ее скромности остался примерно дюйм, я остановил ее поцелуем:
– Достаточно. Скажи, тебе нравятся мои поцелуи?
Девушка кивнула, а я осторожно лег на нее, опираясь на локти и колени, поцеловал сжатые губы, потом сказал:
– Я буду целовать тебя, а ты просто лежи и ничего не бойся, хорошо?
Она вновь закивала, сжала руками подол сорочки так, что побелели костяшки пальцев. Я терпеливо и бережно начал целовать, ее нажатием колена раздвигая ноги, а потом, мысленно вознеся молитву светлым духам, устремился вперед.
Спустя некоторое время мы лежали рядом, и я бережно сцеловывал слезинки с ее лица. Камни в наших медальонах светились, признавая брак совершенным, а моя жена горько плакала, уткнувшись лицом в мое плечо.
Мне тоже почему-то было тоскливо и, когда Элизия заснула, я спустился с балкона в сад. Там отстраненно побродил среди запутанных дорожек и неожиданно вышел с старинной восьмиугольной скамье, в центре которой рос большой розовый куст. Я присел на обомшелый камень и вдруг вспомнилось слышанное когда-то:
– Разве ты не знаешь? В самых больших и красивых цветах спят феи. Если ты поймаешь фею спящей, сможешь загадать любое желание!
Я вздрогнул, посмотрел на куст: все бутоны были плотно закрыты. Отчего-то я не удержался и погладил туго скрученные лепестки. Издалека повеяло морем, а потом вновь стало тихо, только крики нетрезвых гостей доносились из дальнего крыла дворца.
Я встряхнулся, прогоняя наваждение, и вернулся в спальню. Утром нас разбудят на заре, чтобы убедиться в свершении брака, и мне необходимо быть рядом с женой.
Глава 16
Труд как бы создает некую мозолистую преграду против боли.
Цицерон
Эстель
Это лето стало для меня трудным испытанием. Доктор Майос оказался прав: работы у него прибавилось. Так как он оказался единственным в городе врачом с дипломом столичной Школы Лекарей, то в красивый беломраморный дворец на самом берегу приглашали только его.
Но началось это не сразу. Сначала все женщины округи были собраны на большую уборку дворца, потому что здание пустовало много лет. Мама тоже пошла туда, надев свое лучшее платье и белоснежный чепчик. Вернувшись домой, она, смеясь, рассказывала нам, какие там важные усатые стражники, степенные лакеи и шустрые пажи.
Потом нашлась работа и отцу: за мебелью в главных покоях следили, а вот простые кровати горничных и солдат требовали замены. Городские плотники целую неделю стучали молотками, быстро восстанавливая необходимое.
За день до приезда молодых прибыла карета с фрейлинами. Изнеженные дамы, измучившись в дороге, тотчас потребовали лекаря, и доктор Майос взял меня с собой:
– Дамы должны привыкнуть к тебе, девочка, – сказал он и критически меня осмотрел.
Я по-прежнему ходила в тех платьях, которые мне заказывала мистрис Эко в начале учебного года, фасон их особенно не менялся, только размер. Вот и сейчас на мне было синее платье длиной до лодыжек, с широким белым воротником и манжетами, косы переплетены белыми лентами и уложены на голове в «корзинку».
– Отлично, но кое-чего не хватает.
Доктор подошел к своему столу и вынул оттуда тонкий кружевной шарфик и пару белых шелковых перчаток:
– Надень, пожалуйста.
Я только кивнула и бережно натянула нежную ткань на пальцы.
В школе дамы требовали безукоризненно чистых ногтей и рук, да и доктор Майос просил меня мыть руки после каждого пациента. Но перчатки… Это символ статуса, знак особого положения в обществе. Пусть они совсем короткие, едва до середины запястья, и совсем простые, без вышивки, но это новый шаг вперед, как и шарф.
Простолюдинки покрывают головы платками и чепцами, иногда мягкими шапочками или забавными уборами из лент и бус. Знатные дамы используют тонкие шелковые и кружевные вуали, мантильи и тюрбаны, а незамужние девушки – обручи и шляпки. Шарфы носят гувернантки, акушерки и экономки. Получается, доктор повысил меня в статусе, чтобы представить обществу во дворце.
Пока я завязывала шарф на затылке, доктор еще раз проверил свой чемодан, и мы вышли в теплый вечерний сумрак.
До дворца нужно было довольно далеко идти, но за доктором Майосом прислали карету. Я впервые ехала в таком экипаже. В нашем южном городе даже самые состоятельные люди пользовались бричками с кожаным верхом, или вовсе повозками с плетенным из прутьев коробом. К таким экипажам я привыкла.
Здесь же было на что посмотреть: корпус кареты был сделан из легкого розоватого дерева. Красиво выгнутые балки остова украшала резьба в виде виноградных лоз, а щепное плетение короба позволяло бризу выдувать жар, скопившийся в карете за день. Карета, очевидно, специально предназначалась для жаркого климата, так как вместо стекол в дверцах стояли рамки с натянутым редким шелком, а в самой карете обнаружился бочоночек воды и легкие резные стаканчики.
Доехали мы с комфортом, но почти у самых ворот нас обогнал длинный тяжелый экипаж, окруженный всадниками в гвардейской форме. Кучер мудро свернул в сторону, а доктор, выглянув сквозь редкий шелк, покачал головой:
– Новобрачные приехали раньше, чем их ждали, теперь фрейлинам не до нас.
– Вернемся в город? – спросила я немного разочарованно.
– Нет, лучше немного подождем, – поразмыслив, сказал доктор, – вдруг мы понадобимся их высочествам.
Карета подъехала к служебной пристройке, и выбежавшая нам навстречу камеристка почти слово в слово повторила слова доктора. Девушка нервно сжимала руки под кружевным передником, и просила нас поторопиться: старшей фрейлине принцессы срочно необходимо средство от тошноты и головной боли. Покопавшись в чемодане, доктор вынул флакончик с универсальным средством, основой которого была валериана, и вручил горничной с указанием пить не более двадцати капель за раз.
