Юлия Ляпина
Драконий подарок
Глава 8
Виконт
Отец меня удивил. Сдержанно выслушал, похмурил черные брови, потеребил шевелюру с тонкими ниточками седины, а потом сказал:
– Отлично, сын, женись! Даю мое благословение! Свадьбу хотите в поместье?
– Моя невеста не представлена ко двору и плохо знает наши обычаи и этикет.
– Тем лучше, значит в поместье.
Мы еще немного поговорили о столичных новостях, но едва речь зашла о ежегодном бале невест, как отец вдруг смутился и спросил:
– Сын, до тебя слухи из столицы не доходили?
– Нет, – я искренне удивился, – вы же знаете, мы живем уединенно.
– Хорошо, но даже если и дойдут – не верь! – сказав это, отец так резко рубанул воздух ладонью, что раздался резкий неприятный звук.
Тут дверь отворилась, и в комнату вошла леди Марина, и отец внимательно ее рассмотрел, пока она делала реверанс.
– Приветствую вас, леди Мой сын обрадовал меня доброй вестью, благословляю ваш союз и с радостью назову вас дочерью.
Марина еще раз присела и отошла к креслу. Я помог ей сесть, удивляясь ее бледности; впрочем, розовое платье хорошо это скрывало, но ее ледяная рука, легшая на мою ладонь, беспокоила.
К счастью, отец не стал расспрашивать леди Марину ни о чем, а просто посетовал, что проголодался, и мы прошли в столовую. Весь вечер отец улыбался, шутил, но чувствовалось, что его мысли далеко. Как только подали десерт, он извинился и отправился в кабинет, а мы с Мариной переместились к чайному столику, и она, наконец, немного успокоившись, спросила:
– Жан, почему ваш отец так обрадовался нашей помолвке и почему так спешит со свадьбой?
– Марина, я не знаю, я очень удивлен. Ведь я полагал, что отец будет под разными предлогами откладывать нашу свадьбу.
– Мы не можем поехать к магу? – спросила то, что ее волновало девушка.
– Прямо сейчас – нет. Отец собирается задержаться на несколько дней, а потом можно будет съездить в ближайший крупный город под предлогом покупки приданого и отыскать мага там.
Леди Марина, к счастью, дослушала, мило покусывая розовую губку, и кивнула:
– Хорошо, Жан, я подожду, но мне обязательно-обязательно нужно к магу!
Я понимаю, – коснувшись поцелуем ее руки, я вдруг вспомнил: – И еще: через неделю прилетит мой друг – он дракон.
– Дракон?
– Да, нам придется его дождаться; думаю, он не откажется съездить с нами в Бориллу или в Сакс. И все драконы – хорошие маги; возможно, он что-нибудь знает о твоем мире.
Марина
Жан меня уговаривает; чувствую, что старается, чтобы мне было спокойно, но при этом неотвязно думает о чем-то печальном. Очень хочется поправить длинную прядь, которую он одним движением отбрасывает от лица, но помня о холодных глазах Марты, хватаюсь за ручку чашки: лучше буду чай пить. Нечего мечтать, надо думать, как быстрее попасть домой!
Отпила несколько глоточков и задумалась, глядя, как Жан крошит на блюдце бисквит. Он не спешит убежать, не мнется с ноги на ногу и даже подливает кипяток из пузатого чайника, хотя это считается здесь чисто женской обязанностью.
На мой удивленный взгляд он поясняет:
– Чайник тяжелый, не хочу, чтобы ты обожглась. Только отцу не говори: это не принято, но звать Марту каждый раз, когда захотелось чаю? – он выразительно пожал плечами, а я продолжила размышления.
Его отец меня удивил – я думала, он будет старше или солиднее – этакий вельможа екатерининских времен с картинки в учебнике истории. А он оказался невысоким, сухощавым и очень похожим на сына, только шире в плечах и волосы красиво переплетают серебряные нити. Простой дорожный камзол, длинная шпага на боку и даже пистолет, заткнутый за пояс, – скорее, путешественник времен королевы Виктории, как их рисуют на обложках дамских романов.
Говорил граф коротко, смотрел пристально, но думал о чем-то своем. Впрочем, ругать меня или чрезмерно хвалить не стал, и это меня порадовало: может, просто забудет, когда мы с Жаном расстанемся?
Когда чай был допит, а бисквиты раскрошены, мысли перепрыгнули в другую сторону: друг – дракон?
Интересно, помнится, одна из тетушек дарила мне книгу 'Все о драконах' – совершенно ошеломительное издание легенд о драконах, куда включили и Никиту Кожемяку, изобразив спасенную им княжью племянницу черноволосой и узкоглазой. Мы с Юлькой так смеялись, что бабушке пришлось нам чай с валерьянкой заваривать и малиновым вареньем запах скрывать.
Жан не пошел с отцом в кабинет, сидел со мной, рассказывал легенды о драконах, которые живут в их мире, даже книжку принес – с картинками!
Я была разочарована – в книжке говорилось о великих битвах с участием драконов, поэтому в основном изображались панорамы полей, усыпанных трупами, и реющие над полями огнедышащие твари, обликом напоминавшие смесь дикобраза и ящерицы. Книгу мы, однако, листали до полной темноты за окнами. Потом, сославшись на поздний час, Жан проводил меня к моим комнатам и, поцеловав на прощание руку, передал Саре, которая ждала меня, гордясь новым званием – личной горничной невесты виконта!
Дом уже не был тихим и задумчивым: всюду сновали люди, мужчины и женщины, подростки и старики. Мыли, чистили, носили подносы с едой и вазы с цветами из оранжереи. Стоило Саре выскочить из комнаты за водой для умывания или за новым душистым мылом, сваренным только сегодня, как эта новая жизнь врывалась в мои тихие комнаты звуками, запахами и даже любопытными носами двух пажей.
Несмотря на ночь за окном и уютный халатик поверх ночной рубашки, мне не спалось. Какое-то время я провела у холодного стекла, дыша на него и рисуя пальцем узоры. Потом пыталась разглядеть звезды, потом села за маленький столик, похожий на те, что были в школьной библиотеке – с высокой наклонной крышкой и множеством ячеек для бумаг. Читать не хотелось, писать – тоже, может быть, порисовать?
Я увлеклась, отбрасывала сломанные перья, вытирала носовым платком мокрые от чернил пальцы и, старательно пыхтя, добивалась нужного эффекта. Рисовать я не умею – вообще, учительница ИЗО милосердно ставила тройки, чтобы не портить мне оценки за четверть, а в конце года просила написать реферат о художнике или направлении в искусстве и, поставив пару пятерок, за мои опусы выводила четверку, опять-таки, чтобы не портить девочке оценки.
Рисовала я Жана – такого, как увидела на поляне: грустного, озабоченного душевными терзаниями и безжалостно бьющего мишени в надежде уменьшить боль. Когда оторвалась, поняла, что дом уже спит. Осмотрела забрызганный стол, поломанные перья, кучу смятых и порванных листов и вздохнула: нужно убирать. Камин еще тлел, он легко проглотил и бумагу, и перья, и даже замызганный до неузнаваемости платок. Результаты трудов я запихнула в пустую ячейку, Жану я это показать не решусь.
Глава 9
Виконт
Утром леди Марина долго не выходила из спальни. Встревожившись, я отправил к ней горничную, и она еле разбудила леди и еще долго сновала из комнат в кухню с чашками, полотенцами и прочими женскими нужностями.
Наконец, Марина спустилась в гостиную. Отец вышел из своих покоев в любимом стеганом халате, и я удивился: отец всегда вставал рано, говоря, что успевает сделать значительно больше с утра, пока все дворцовые бездельники отлеживают бока. Впрочем, чуть набрякшие веки и рассеянный взгляд говорили о том, что он за полночь засиделся за документами и письмами.
– Доброе утро, сын, леди Марина, – отец поприветствовал нас и уселся в самое глубокое кресло.
– Доброе утро, отец.
– Доброе утро, милорд. Хотите, велю подать бодрящий отвар? Ночь была неспокойная, пришлось с утра заварить.
Отец посмотрел на леди Марину с изумлением – отвык от женской заботы? Или не ожидал, что столь юная незамужняя леди разбирается в травах?
– Хорошо, леди, пусть подадут, и немного печенья на завтрак, – отец откинулся на спинку кресла и уставился в огонь.
Леди вышла и через несколько минут Сара принесла чайник, источающий ароматы трав и лимона; чашки, салфетки и печенье с мармеладом. После чая я осмелился рассказать отцу о наших планах заказать приданое в одном из соседних городов, но граф почему-то изменил решение сделать все тихо:
– Нет, невеста моего сына достойна лучшего! Завтра едем в столицу и посещаем портных!
– Но отец, через шесть дней прибудет Ролен!
– Оставишь письмо; не думаю, что ему будет трудно отыскать тебя в столице!
Когда отец говорит таким тоном, спорить бесполезно. Нет, я, конечно, могу сделать так, как считаю нужным, но он не отступит и повезет Марину в столицу. А раз ей все равно туда нужно – зачем спорить? Лучше позабочусь об удобном экипаже, слугах и провианте. Поэтому, согласно кивнув, я задумался: если ехать до столицы в карете, то в зависимости от лошадей и дорог можно добраться за двое суток или за неделю неспешной езды. Королевская дорога от нас далековато, значит поедем медленнее, но землю уже прихватило, и путь будет легче. Если взять сменного кучера и больше масла для фонарей – доедем дня за три, а то и быстрее.
Отец, очевидно, обратил внимание на мои размышления и одобрительно кивнул, добавив:
– Позаботься о жаровнях и теплом пологе, леди любят тепло! – и, поцеловав пальчики леди Марины, вышел.
– Жан, мы поедем в столицу? – в голосе девушки звучал вопрос.
– Да, Марина, поедем. Велите Саре уложить вещи, но немного. Встолице мы сразу закажем вам модные платья и все необходимое.
– Жан, вы не забудете, что нам нужны маги? – она закусила губу в волнении и я вздрогнул, представив, как сам касаюсь этих губ жарким поцелуем.
– Конечно, леди, к магу мы отправимся в первую очередь! – привычка к вежливости меня спасла, голос почти не дрожал.
Но Марина смотрела недоверчиво, а потом, вздохнув, уточнила:
– Жан, вы обещаете мне, что, приехав в столицу, мы сразу же найдем мага, который отправит меня в мой мир?
Интересно, кто научил эту юную девушку быть такой недоверчивой и практичной?
– Леди, прошу меня простить, но этого я обещать не могу, – признался я, – я не знаю, сможет ли маг отправить вас в ваш мир. Я обещаю, что отведу вас к магу, – это все, что я могу сделать.
– Хорошо, – леди Марина сдержала набежавшие слезы и вышла, сказав, что должна отдать распоряжения Саре.
Я восхищен ее мужеством! Она быстро перенимает правила поведения, учит этикет и старается быть вежливой со всеми, но когда я вижу ее слезы – я знаю, что могу потерять ее. Она хочет обратно, в свой мир, ее ждут близкие и знакомая жизнь, но разве я смогу вновь остаться один?
Марина
Надежды нет, мне стало тоскливо, за окном стучал дождь, изредка стуча в стекло мелкими льдинками. Подошла Сара, пришлось брать себя в руки и, отвернувшись к окну, строгим голосом распоряжаться упаковать три-четыре платья, наиболее теплых, щетки для волос и шпильки и прочее:
– На завтра приготовь коричневое платье без воротника, к нему – меховой жилет и шапочку; перчатки, чулки и сапоги нужно проверить и прогреть на печи. Скажи мистрис Марте, что ты поедешь с нами, его светлость назначил тебя моей личной камеристкой до самой столицы.
Девушка присела и побежала разносить по дому радостную весть, а я еще острее почувствовала свою чуждость этому миру. Забившись в нишу у окна, уставилась в сад. Зрелище было печальным, мокрые черные деревья обвисли и украсились ледяными каплями, порой дождь переходил в легкий снег и снова сменялся дождем; дороги развезет – как мы поедем?
Я недооценила графа. Ему подчиняется даже природа. Ночью грянули заморозки, крыльцо обледенело, и если бы не сильная рука виконта – я, скорее всего, пересчитала бы попой ступеньки.
Граф выглядел величественно и грозно, несмотря на невысокий рост. Его длинный черный плащ, подбитый серым мехом, касался краем ледяной кромки крыльца. Виконт рядом с ним выглядел скромно: камзол и штаны из плотного сукна, вязаный берет с простой пряжкой, перчатки и сапоги. На мой удивленный взгляд Жан пояснил:
– Я поеду с вами в карете, это несколько неудобно, но для вас безопаснее.
Мне осталось только кивнуть, вечерняя тоска к утру не прошла, но немного отдалилась. Выезжали затемно, чай и булочки Сара принесла прямо в спальню, и там же стояла корзинка с мелочами для кареты, в нее уложили гребни, щетку для волос, запасные шпильки, носовые платки и белые тряпочки, аккуратно проутюженные.
– Что это? – сонно ткнула я пальцем.
Сара неожиданно покраснела и, замявшись, сказала:
– Миледи, это… ну, для женских дней! Мистрис Марта велела приготовить, сказала, что у вас уже должны быть.
Оппа! Я присела на скамеечку, оббитую гобеленом, и попыталась совместить в голове отутюженные прямоугольники и привычные мне прокладки из пачки, совмещалось плохо. А как их приклеивать к белью? Здешние смешные панталоны на веревочках сползают, а где непромокаемый слой? Задумалась я крепко и на крыльцо выползла рассеянная, вот и не заметила сразу ледяной глазури, спасибо Жану – поймал!
Карета оказалась гораздо больше той, в которой мы ездили на ярмарку. Внутри были и уже привычные диванчики, но шире, пол устилал ковер, рядом лежали свернутые меховые одеяла для ног и грелки с горячими углями, сквозь мелкие дырочки вился легкий дымок.
Жан усадил меня по ходу движения, закутал ноги в мех и подложил рядом грелку. Сара села напротив, спрятав под диванчик две корзинки: одну с дорожными мелочами, другую с провизией. Жан сел рядом со мной:
– Мы жених и невеста, а потому можем ехать в одной карете в присутствии дуэньи. Марта нужна в поместье, но на время пути подойдет и Сара.
– Хорошо, – говорить не хотелось, и я прикрыла глаза, надеясь подремать.
Дорога была неровной, карета подскакивала всем своим немалым весом, и устроиться удобно не получалось. Наконец, Жан сжалился – выудив откуда-то небольшую вышитую подушечку, он пристроил ее на плечо и предложил мне прилечь. Это тоже было не слишком удобно, но все же я задремала и проснулась только тогда, когда карета остановилась.
Оказалось, что я сплю, уложив голову на колени Жана. Улыбнувшись, виконт помог мне встать:
– Сейчас будет небольшая остановка, пока перепрягают лошадей, есть время размять ноги и выпить горячего грога.
– Хорошо.
Тело затекло от неудобной позы, и из кареты меня пришлось выводить под руку. Сара, не менее измученная, чем я, довела меня до небольшой комнатки с большим умывальником, туалетным столиком и кушеткой. Пахло тут не розами. Умывшись чуть теплой водой, я глянула в зеркало: волосы растрепались, выбившись из-под шапочки, и пришлось сразу же причесаться, потом Жан постучал, позвал к столу.
На столе стоял кувшин с чем-то горячим и сладким, блюдо пирогов и порезанное крупными ломтями копченое мясо. Граф внимательно наблюдал, как Жан подвел меня к столу и налил в прихваченный из поместья серебряный бокал напиток из кувшина. Отпив немного горячего, я почувствовала себя лучше, и тут проснулся аппетит: первый пирожок с непонятной начинкой осел в желудке приятной тяжестью, я потянулась за мясом, но тут услышала слова графа:
– Следующий перегон поедем через пустошь; Жан, у тебя все под рукой?
– Да, отец, не сомневайтесь.
Мясо встало в горле: так они ждут нападения? Впрочем, разговор тотчас прервали и, допив то, что оставалось в кубках, вышли из трактира. Глубокого снега еще не было, но здание казалось приземистым, с крыши торчала солома, лошадей уже перепрягли, и на козлов сел сменный кучер, а прежний торопливо глотал из кружки что-то исходящее паром в холодном воздухе:
– Сара, – прошептала я горничной, – там пироги остались и мясо, вернись, отдай кучерам: они поесть не успели, и себе парочку отложи.
Она убежала довольная: ей за одним столом со мной есть не полагалось, но и отойти, оставить с мужчинами одну тоже было нельзя. Пока Жан усаживал меня в карету, горничная вернулась с узелком – и запасливая девушка оказалась! Даже кувшин с медовым напитком прихватила, так что следующий час мы ехали весело, а потом мне захотелось петь.
Глава 10
Дракон
Отец прилетел поздно ночью, я успел поужинать в компании любезного секретаря и задремать на диване, когда услышал глухой толчок на крыше башни. Через полчаса почти бесшумно открылась дверь, и вошел отец: в роскошном камзоле, расшитом бриллиантами, и с короткой парадной шпагой – похоже, был на приеме во дворце.
– Доброй ночи, отец!
– Доброй ночи, Ролленквист! Нечасто ты балуешь меня своими визитами, что случилось? – отец устало опустился в кресло и налил себе вина в позабытый мной кубок.
– Дед приезжал.
– А, жив еще, старый интриган!
– Дед расспрашивал меня о подарке виконта Диола, вот я и заглянул к тебе узнать столичные новости.
Отец задумчиво покрутил в руках бокал, любуясь рубиновыми бликами, и покачал головой:
– Не могу сказать, что именно заинтересовало деда, но граф Диол посетил бал невест – видимо, ищет себе супругу?
– Сомневаюсь. Я знаком с графом и не верю, что он польстился на приданое дочки Чизьеров, скорее, они вцепились в его репутацию и титул.
Отец приподнял брови, отметив что-то себе, и продолжил:
– Пожалуй, ты прав, первая супруга графа была очень знатного рода, красива и добра, а юная леди Чизьер пока никак себя не проявила.
– Вот-вот, – я уже проснулся и вскочил, – больше похоже на шантаж, но чем могут угрожать графу?
– Хм, – отец отпил несколько глотков, – граф состоятелен, знатен, не игрок, его единственная слабость – сын.
– Чем в данной ситуации может помочь мой выбор подарка?
– Сегодня на приеме графа не было в столице, но ее величество получила от него депешу прямо во время бала. Сначала она была недовольна, но потом такие же послания с печатью фамильных цветов графа получили еще несколько человек.
Отец прикрыл глаза и сосредоточился:
– Итак, письма получили: дюк Варин, граф Ситил, виконт Флабер и еще… Получается, весь малый совет, в обязанности которого входят тяжбы, связанные с наследством и браками благородных жителей королевства.
– То есть граф уведомил о чем-то малый совет и ее величество, и, судя по срочности доставки, это было что-то важное, но не отставка: о ней принято сообщать лично.
Поломав головы, мы все же отправились спать: отец – в свою личную спальню, а я остался в уже облюбованной комнате; до рассвета оставалось часа два.
Виконт
После остановки ехали весело, разговаривали, леди Марина даже немного спела, а потом заплакала. Движения женской души для меня загадка, но я вдруг заметил, как сжалась в углу горничная, а леди, утерев слезы, обняла меня, и в ее дыхании я ощутил легкий запах хмельного. Осторожно усадив леди на место, я схватил кувшин, из которого леди Марина запивала пирог: запах меда и пряностей почти забил запах хлебного вина!
Бросив на сжавшуюся камеристку уничтожающий взгляд, я дернул шнурок звонка, велев кучеру остановиться. Выставив служанку из кареты, я помог выбраться леди Марине, к карете подскакал встревоженный отец:
– Что случилось?
– Служанка добавила в кувшин крепкое вино, леди захмелела.
Отец нахмурил брови и кивнул сопровождающим гвардейцам на служанку:
– Взять в седло и не спускать глаз.
– Отец, леди нужно пройтись по свежему воздуху, но боюсь, поблизости может быть засада.
– Садитесь верхом, заводные есть.
– Леди плохо держится в седле, позвольте, я возьму ее с собой.
– Хорошо, но не забудь про оружие.
Через пару минут нам подвели заводного коня в гвардейской сбруе, я сел в седло и принял из рук гвардейца смеющуюся сквозь слезы леди Марину – возможно, в кувшине было не только вино?
По приказу отца охрана окружила пустую карету, а мы неспешно следовали позади в сопровождении всего двух гвардейцев. Уже смеркалось, осенью темнеет рано, ритмичный ход коня убаюкивал, и леди, кажется, задремала. Нервы натянулись в ожидании, и любой шум заставлял вздрагивать и выискивать среди темных стволов опасность.
Так что, когда впереди раздался свист, потом хруст дерева и звон мечей, гвардейцы встрепенулись едва ли не с облегчением, но верные приказу, не высовывались. На колени мне хлопнулся свиток: отец приказывал уходить в лес и всеми возможными путями пробираться в столицу. Отдельной строкой он предупреждал, что просить разрешения на брак необходимо только у Ее Величества лично и ни в коем случае не обращаться к лорду Чизьеру и не принимать у себя его жену и дочь. Судя по этим строчкам, письмо он написал заранее, и дела в столице гораздо хуже, чем я думал.
Показав гвардейцам печать графа, я развернул коня в лес. К счастью, снега еще было немного, и ветер гонял его среди деревьев, заметая наши следы.
Ехали долго. Кони устали и уже еле плелись, когда впереди показались редкие огни. Деревня. Вздохнув с облегчением, я направился к самому большому дому – наверняка там живет староста, да и проще богатому хозяйству принять на ночлег четырех путников. Сначала залаяли собаки – огромные, совсем не деревенские шавки, потом раздался недовольный мужской голос:
– Кто там?
– Гвардейцы ее величества! – крикнул я – Нам нужно переночевать, мы заплатим!
Загремело железо засовов и цепей, калитка распахнулась, я уважительно оценил толщину ворот. За калиткой стоял невысокий, но очень плотный мужик с окладистой бородой, в накинутом на плечи полушубке:
– Сколько вас? – прогудел он.
– Трое мужчин и девушка.
– Девушка? Проезжайте!
Калитка оказалась достаточно широкой, чтобы протиснуться, ведя в поводу лошадь, леди Марина еле стояла на ногах. В доме было тепло, даже душно, навстречу нам выбежали сразу три женщины – румяная полнотелая хозяйка и две молодые девушки. Гвардейцы занялись лошадьми, а я внес леди Марину в дом на руках, у нее подгибались ноги, и вообще вела себя она беспокойно.
Нас проводили в горницу и предложили таз с водой и полотенца. Очевидно, леди приняли за мою жену, и я не стал отпираться, так спокойнее. Мне уже не раз приходилось раздевать женщин и не всегда трезвых, но леди Марина как всегда меня удивила: сначала она охотно поворачивалась, помогая развязывать и расшнуровывать накидку, жилет, платье, но потом вдруг застеснялась, стала вырываться из моих рук и вообще попыталась спрятаться.
Кое-как раздев ее до рубашки, я помог ей умыться и лечь в постель. Хорошо бы напоить ее горячим сбитнем, а вот есть сейчас леди не стоило, дурман нужно вывести из организма как можно быстрее, явно в кувшине было не только вино: слишком огромные и черные зрачки настороженно следят за мной с побледневшего личика.
Выйдя к хозяйке дома, я попросил ее приготовить больше питья, объяснив, что моя супруга съела несвежий пирог в трактире. Гвардейцы, уже сидящие за столом в распахнутых мундирах, даже виду не подали, что удивлены, продолжая уминать холодец и крутую ячменную кашу. Добрая женщина быстро наболтала в вареной воде моченых ягод, и я вернулся в комнату. Леди лежала тихо.
– Леди Марина, я принес вам питье, здесь в углу есть таз – если вам станет дурно, можете воспользоваться; я вернусь примерно через час.
Я вышел и поужинал вместе с гвардейцами. Хозяин оказался местным кузнецом; лениво обсудив дорогу в столицу и цены на оружие, мы собрались спать. Гвардейцам хозяйка постелила тут же в большой и теплой кухне, а меня проводила к 'жене', поинтересовавшись: не надо ли еще чего-нибудь?
Поблагодарив заботливую хозяйку, я лег рядом с леди Мариной, сняв только камзол и сапоги, закрыл глаза и крепко уснул. А проснулся от того, что меня кто-то жарко целовал. За ночь изба остыла, и я прижался к леди в поисках тепла. Она, не просыпаясь, целовала меня, гладила мое лицо, шею, шептала что-то горячечным шепотом и, обволакивая своей нежностью, тянула к себе, в сладкую истому объятий.
Проснулся я утром, солнце било в глаза из маленького окошечка, затянутого пузырем. Во всем теле царила легкость, кровь бурлила в жилах; оглянувшись, я замер: леди лежала, сжавшись в комочек, так что ее не было видно под одеялом, на простыне расплывалось пятно. Вздрогнув, я вспомнил жаркие поцелуи и потянулся к леди Марине и тут же отдернул руку: она горела! Сдернув одеяло, я онемел: пунцовое лицо, закрытые глаза, частое неглубокое дыхание, все говорило о серьезной лихорадке! Везти леди дальше нет никакой возможности! Что делать?
Первым делом, сделав леди компресс из свежего полотенца и воды для умывания, я, умывшись и одевшись, вышел к столу. Гвардейцы уже поели и сидели, лениво попивая чай в ожидании меня.
– Господа, – обратился я к ним, – леди заболела, везти ее дальше нет возможности. Почтенный, – спросил я кузнеца, – нет ли в вашей деревне лекаря либо травницы?
– Есть, – вздохнул он, – жена моя травами лечит.
Кузнечиха вышла из-за печи и улыбнулась, пряча руки под передник.
– Помогите моей супруге, прошу вас, вчера она чувствовала себя хорошо, но у нас был нелегкий путь.
Женщина кивнула и вместе со мной прошла к леди. Увидев пятна на простыне, ничего не сказала, ощупала лоб, руки, заглянула в глаза и сказала:
– Ничего страшного, милорд, это неопасная лихорадка, простуда и отравление ослабили организм, дня три – и леди будет свежа, как цветок.
– Хорошо, делайте, что считаете нужным, я все оплачу.
Кузнечиха позвала старшую дочь и велела ей заварить травы и принести чистую рубашку для больной, а я вышел во двор. Хотелось ударить кулаком по ровным бревнам избы, пнуть кипу соломы, просто крикнуть в серое небо:
– Я не хотел!
Всегда считал себя благородным и честным, не заводил интрижек с невинными девушками, не похищал чужих жен, не предавал доверия и не нарушал клятв, а теперь я похитил самое дорогое у девушки, которая доверилась мне! Все еще злясь на самого себя, я вдруг подумал:
– Зато теперь она никуда не денется! Она станет моей женой, мы вернемся в поместье и будем жить, забыв о других мирах и дворцовых интригах! Я буду заботиться о ней и вечно благодарить небеса за то, что они подарили мне такое сокровище!
Марина
Кипяток с медом оказался вкусным, и я с удовольствием запивала им пирожок, а потом стало весело, а Жан показался таким красивым! А потом опять грустно, странно как-то, а уж когда Жан заговорил, голос звучал тревожно. И граф, подъехавший совсем близко, отдавал приказы таким резким голосом, что я невольно морщилась. А потом меня усадили в седло впереди виконта, и мы свернули в лес. Там было то холодно, то жарко, Жан-Валер обнимал меня, а мне хотелось то вырваться и убежать, то прижаться крепче.
К тому моменту, как вокруг стемнело, я уже почти спала, но вот спуск на твердую землю оказался на диво неприятным – голова кружилась, в глазах мелькали черные точки, и ужасно хотелось пить.
Переговоры Жана с хозяином большой деревянной избы пролетели над головой, очнулась уже в доме – душно, жарко, а руки Жана быстро стягивают одежду. Сначала было здорово – дышать стало легче, и вообще дурнота отступила, но потом я поняла, что он меня вот-вот разденет – совсем, и я принялась отбирать свои вещи назад. Но дойдя до длинной нижней сорочки, виконт успокоился, помог умыться и уложил в постель, а потом еще и компотика попить принес. Правда, рвало меня с этого компотика, как после несвежего салата, но виконта в комнатке уже не было, и я, спокойно закончив свои дела и умывшись, забралась в кровать.
А ночью меня настиг жар, странный такой, словно по всему телу бегали мурашки, пощипывали, кололи, собирались в самых неожиданных местах и там разжигали пламя. Облегчение принес Жан, положивший на меня руку, рука была прохладная, тяжелая, и я прижалась к ней, потом защипало руки, и я, спасаясь от жара, прикоснулась к лицу Жана. Он проснулся и с изумлением моргал; руки вновь пыхнули, и я провела кончиком пальца по длинным черным ресницам, стало еще жарче, дыхание сбилось, и, спасаясь, я прижалась к его губам и тут же ощутила, как он прижимает меня к себе. Его руки мяли и тискали, мурашки разбегались толпами, а губы гасили жар на губах, на шее, касались глаз и щек, воздуха не хватало, но тут Жан, протяжно застонав, стиснул меня в объятиях и обмяк.
Я полежала немного, потом погладила его плечо – не шевелится, странно, – развернулась в его объятиях, заглянула в лицо – спит. Странно, но тут и меня догнала усталость, заныл живот, и, устроившись поудобнее, я уснула.
Проснулась и удивилась: сумерки, мерцает лампадка, а рядом сидит румяная женщина в белом платочке:
– Проснулись, Ваша Светлость? Как себя чувствуете?
Я прислушалась, ой, живот как болит! Поморщилась, а женщина торопливо заговорила:
– Осторожно, осторожно, не пугайтесь, простыли вы да на лошади растрясло, я вам тут горшок под кровать поставила и салфеток свежих приготовила, и водичка теплая, чтобы умыться, есть, в баню вам пока нельзя.
Добрая женщина помогла встать, убедилась, что я не упаду, если крепко вцеплюсь в большую деревянную кровать, и даже выдвинула мне из-под кровати горшок с крышкой из темной глины. Обнаружив на себе странную конструкцию из полос ткани, я не сразу сообразила, что это; оказалось, хм, некое подобие трусиков для удержания необходимых тряпочек. Хорошо, что Сара объяснила мне, что это и для чего, но не сказала, куда девать использованные!
Умывшись и сделав все необходимое, я так устала и вспотела, что пришлось присесть в простое деревянное кресло, сработанное просто, без украшений и даже без подушек, сидеть было неудобно, но и до кровати я сейчас не дойду. В дверь тихонько постучали – явилась та же самая женщина, все убрала, сменила воду в тазу и перестелила постель. Ой, какие пятна! Полное ощущение, что кого-то зарезали! Я расстроилась, дома получалось быть аккуратнее: живот начинал ныть заранее, и благодаря маме запас необходимых средств был под рукой. Но женщина, кажется, не сильно огорчилась, говорила что-то о заботливом муже, о хорошем лекарстве и наконец, напоив меня морсом и переодев в сухую рубашку, уложила обратно в кровать. Едва она вышла с ворохом белья в руках, как в комнату вошел Жан, взволнованный и решительный:
– Леди Марина! – объявил он. – Я прошу у вас прощения за свое недостойное поведение и обещаю, что едва мы встретим священника, как тут же заключим брак!
Я оторопела:
– Жан, что случилось? – голос был слабым, но я попыталась встать, чтобы он лучше меня слышал. – Ведь мы объявили о свадьбе только для того, чтобы найти мага!
– Леди, мне нет прощения, но я готов искупить свою вину! – Жан подошел ближе и опустился на низкую скамеечку у кровати и взял меня за руку. – Мы должны поспешить с церемонией, вы… Вы можете быть беременны!
– Что? – я ошеломленно молчала, а Жан продолжал говорить о своем не достоинстве и моем великом страдании. К несчастью, живот опять скрутило тянущей болью, и я поморщилась, Жан испугался еще больше; едва не начав рвать на себе волосы и коснувшись губами кончиков моих пальцев, вышел, пообещав меня больше не тревожить. А я задумалась: с каких это пор девушки беременеют от поцелуев?
