Юлия Ляпина
Башмаки у двери спальни
«Четыре мужа!» Какой идиот сказал это вслух? Сейчас тут будет гора-а-аздо меньше идиотов!
Пролог
Сквозь мглу глубокой ночи пробилась теплая огненная искорка. Она разгоралась, манила, звала издалека и, наконец, разрослась в нежный бутон ярко-желтого света. Медный масляный светильник на простом деревянном столе, формой похожий на песочные часы, создавал атмосферу тепла и уюта в холодную темную ночь. Он отбрасывал пугающие тени, расползающиеся по углам, его нежный огонек мерцал легким обещанием завтрашнего дня.
Лепестки огня плясали, испуская легкую копоть, словно на ветру. Причудливый и непередаваемый танец теней завораживал воображение.
Где это? Комната? Палатка? Дом, подобный хижине в лесу? Неясно. За стенами, тонущими в тенях, слышны завывания ветра, а здесь тепло и глухо, как в норе.
Светильник мигнул в очередной раз, и тени переместились, открывая подробности: занавеси на окнах, причудливую резьбу сундука, брошенное на пол пятно яркой одежды. Неожиданно в ответ на мигание огонька в воздухе поплыл тяжелый синий дымок: в бронзовой курильнице на разлапистых ножках багровели угли. Они выбрасывали язычки синеватого пламени, охватывая жаром кусочки прозрачной ароматной смолы.
Резкий вой ветра пробился сквозь потайную щель. Всколыхнул ленточную занавеску, унизанную бубенчиками, заставляя медные шарики негромко звякнуть. В ответ раздался шорох с широкого ложа, укрытого шкурами и пестрыми одеялами, прозвучал низкий стон.
Стон сменился шепотом, тихим, но вполне различимым:
– Полдень моего сердца, рассвет моей души… – Слова перемежались негромкими звуками поцелуев и тихим позвякиванием.
Вот огонек высветил руку, плавно скользнувшую по шероховатой ткани. Длинные пальцы запутались в складках у воротника, пробираясь к нежной коже. Скрип дерева ворвался в уши, отвлекая и раздражая. Хотелось слушать легкие вздохи и учащенное дыхание тех двоих, что сплетались в объятиях, сидя среди варварской роскоши мехов.
Неожиданно скрип прекратился, фитиль выровнялся, и яркое пламя осветило обнаженную спину мужчины, сидящего на ложе. Сложная вязь рельефной татуировки ползла по светлой коже. Изящная женская рука бережно прослеживала выпуклые линии, явно нанесенные не иглой и краской, а чем-то острым, оставляющим ровные тонкие шрамы.
Мужчина вздрогнул и отстранился, распахивая цветастые полы женской одежды, подставляя теням и редким вспышкам огня нежную девичью грудь. Следом за его рукой так же трепетно и благоговейно скользнули губы – нежно касаясь и лаская настойчиво светящуюся в неверном свете кожу.
Легкие вздохи, объятия, взаимные ласки, исполненные заботливого внимания и неги – все это заставляло сердце биться чаще, сбивало дыхание в причудливый рваный ритм.
Особенно сильно смущали женские стоны – ну разве может молоденькая девушка обозначать свое желание так откровенно? Так… жарко? Когда мужчина притягивает девушку на колени, помогая расположиться на своих бедрах, она прогибается, откидывая за спину длинные темные косы. Тени на миг отступают, но не хватает смелости разглядеть ее лицо, исполненное предвкушения, удовольствия, смущения и восторга…
Даже стыдливо прикрытые глаза не могут скрыть того чувственного огня, которым пылает ее лицо. Женские пальцы порхают с широких мужских плеч в светлые пряди волос на затылке. Ерошат, перебирают и, после особенно громкого мужского стона, вцепляются отчаянно, не в силах отпустить в миг наслаждения.
С хриплым звуком мужчина притягивает голову девушки и жадно целует, звенят украшения, негромко скрипит кровать. Пара замирает на минуту, слившись в единое целое и, размыкая объятия, опускается на ложе, чтобы снова сплестись телами.
Лишь неровное дыхание слышится в полумраке, да умирающий огонек светильника временами выхватывает переплетенные руки и ноги.
Минута, другая – и горящий фитиль гаснет, скрывая комнату.
Постепенно кипение крови утихает, конечности расслабляются, приходит обычный сон, дарующий отдых и спокойствие.
Глава 1
Где-то в городе Н.
Мама назвала меня Лесей в честь своей польской подруги. Когда-то они познакомились на большом симпозиуме археологов, съездили в пару коротких летних экспедиций и с той поры дружили «домами».
Эта самая подруга, пани Леслава, стала моей крестной и периодически наезжала к нам в гости с вкуснейшим польским сыром, пестрыми шерстяными шарфами и оригинальными сувенирами собственного изготовления.
Наш город встречал крестную непременным дождем или снегом. Она весело смеялась, кутала шею шарфом и восхищенно заявляла, оглядывая серые дома в унылой хмари:
– Такой салют в мою честь!
Я крестную обожала! Яркая платиновая блондинка с блестящими карими глазами, ультракороткой стрижкой и стильным мундштуком в зубах, лёля[1] очаровывала всех мужчин в радиусе километра!
От нее не мог оторвать глаз ни мой сверхсерьезный братец, ни красавчик-преподаватель социологии в универе, ни мои друзья из студенческой компании, которая сложилась на факультете к третьему курсу.
Семья пани Леславы владела несколькими антикварными магазинчиками, что позволяло ей колесить по всему свету в поисках раритетов, беседовать с учеными и нуворишами, дружить с профессорами и музейными работниками.
А уж ее чемодану позавидовал бы любой археолог – кисти, фототехника, блокноты и супермодные записывающие устройства! Все для того, чтобы молниеносно оценить то, что попало в поле зрения пани.
Только папа был почему-то каждый раз недоволен приездом крестной, хотя тщательно это скрывал. Нервно поглаживая короткий «ежик» на затылке, он бегал по комнатам и возмущался:
– Катя, ну я же просил не приглашать больше Леславу!
– Андрей, – улыбалась мама, – Леслава в приглашениях не нуждается! И потом, она крестная Леси!
Папа еще некоторое время возмущенно бурчал, но мама заманивала его на кухню пить чай с пирогами, и он сдавался:
– Ладно, пусть приезжает! Может, у меня командировка случится!
– Андрей! – в мягком голосе мамы проскакивала укоризна. – Неужели ты нас оставишь одних?
Папа откусывал огромный кусок рыбного пирога, запивал глотком чая из пол-литровой кружки и бесславно капитулировал:
– Буду дома.
Мама нежно целовала папу в лысеющую макушку и перезванивала лёле:
– Леслава, приезжай непременно, мы тебя ждем!
Основная радость общения с крестной доставалось мне, так как именно во время приездов пани Леславы папа задаривал маму билетами в театр, приглашениями в кино и на концерты – исключительно на двоих.
Леля громко смеялась на робкие мамины извинения и заявляла:
– Киса… – (Маму зовут Екатерина). – Я прекрасно понимаю твоего Анджея! Он все еще боится, что я сосватаю тебе Лелика! Не волнуйся! Утешь своего мужа. Мы с Лесей отлично проведем время без вас!
Леликом или Леславом звали единственного сына пани Леславы. Энергичная мама считала сыночка рохлей и мямлей, а потому старалась найти ему «приличную девочку» в невесты.
Однажды, когда мне было лет десять, мама проговорилась, что у пани Леславы была большая любовь. Такая большая, что она бросила бродяжничество, осела на одном месте и родила любимому мужчине сына.
А потом пан Тадеуш погиб. Как – то очень глупо и некрасиво, то ли в аварии, то ли сорвался со скалы.
Похоронив любимого супруга, крестная стала еще более веселой и раскованной. Именно с той поры она носится по свету от Тайваня до Гренландии в поисках непонятно чего.
С самого детства пани Леслава несла для меня ощущение праздника. Сначала мы катались с нею на самых больших «взрослых» горках. Потом – «топили печаль» в аквапарках. Затем освоили лыжи и водные мотоциклы.
Папа только жмурился, когда вечером, за ужином, крестная громко заявляла:
– Завтра мы с Лесей идем в танцевальный клуб! – Или: – Я все узнала, гонки на оленях – это о-о-очень интересно!
Когда в городе отрыли пейнтбольный клуб, мы с братьями и крестной были первыми посетителями, расколотившими «бункер» из надувных матрасов.
Первый картинг и первый взрыв на трассе – тоже наших рук дело. Правда, позднее оказалось, что пани Леслава запаслась специальными химическими бомбочками из магазина розыгрышей, но взрывались-то они по-настоящему!
Папа был в бешенстве! Он кричал, что всеобщее поклонение плохо влияет на пани Леславу! Это безответственно – использовать взрывчатые вещества рядом с ребенком!
Мама, сама очень бледная, охотно соглашалась с папой, но изрядно смягчала формулировки:
– Андрей, ну ты же знаешь, что Леслава немного не в себе после смерти Тадеуша… Конечно, она немного избалована и капризна, но красивой одинокой женщине многое прощается.
Папа очень долго сердился на крестную, но общаться нам не запретил. Пани Леслава учла осторожные мамины замечания, и наши приключения перестали носить столь взрывной характер. Во всяком случае, при родственниках.
С крестной были связаны и кое-какие мои детские секреты.
Мне исполнилось пятнадцать, когда родители путем невероятно сложных обменов через куплю-продажу и пары кредитов сумели купить две квартиры рядом – трехкомнатную и однокомнатную.
Квартиры соединили, отремонтировали, а потом мы торжественно въехали в новые хоромы. В день новоселья, как всегда, неожиданно нам на головы свалилась пани Леслава.
Маме она подарила огромную люстру чешского стекла, папе достался африканский коврик из чего-то, похожего на мочало, а мне – маленькая пушистая игрушка «ловец снов». Братья получили коробки шоколада, и поначалу я им страшно завидовала.
Однако, укладывая меня спать в новенькую кровать из лакированной сосны, мама повесила подарок на стену и подмигнула:
– Не забыла сказать «на новом месте приснись жених невесте»?
Я покраснела и спряталась под одеяло, бормоча старинный «наговор». С тем и уснула, ощущая медленное погружение в сон, как в темную воду. А потом из этой воды выступили широкие смуглые плечи, затейливый шрам под правой лопаткой и длинные пряди волос, скользящие по спине.
Мужчина, взрослый и, похоже, очень сильный. Я неосознанно любовалась мышцами спины, играющими под гладкой кожей, и тихонько вздыхала от удовольствия.
Вдруг пространство скачком раздвинулось, и я увидела больше. Широкая поляна, усыпанная лиловыми цветами. Брошенная в темную зелень яркая одежда. Женщина с двумя длинными черными косами стонет, кусая губы, под нетерпеливыми ласками смуглых рук.
Мужчина, обнимающий ее, полностью обнажен, солнце золотит его кожу. В этом беспощадном свете видно, что звездообразный шрам не единственный на его крепком теле, но каждая белеющая полоска только подчеркивает мощную мускулатуру, крепость ног, ширину плеч… От этого зрелища дыхание застревает в горле и мои руки с трудом удерживаются на месте.
Женщина не спешит расставаться с одеждой, но поддается нетерпению своего мужчины. Он стягивает на траву последний кусок ткани с ее плеч и восхищенно замирает. Не прерывая благоговейного любования своей партнершей, мужчина жадно целует ее грудь, ловит кончик косы и трепетно касается им сморщенного от свежего ветерка соска.
Женщина прогибается в талии, поддаваясь смелым ласкам, затем падает в траву, что-то шепча, а мужские руки в нетерпении стискивают ее бедра. Минута-две – и они начинают двигаться, заставляя лиловые цветы качаться в такт их движениям.
Тут я почему-то ужасно рассердилась и подумала: «Ничего себе «суженый»! «Любит» какую-то смуглую пышную девицу, пока я сплю!» – и проснулась!
Этот сон я осмелилась пересказать только крестной. Леля почему-то испугалась и посоветовала о сне молчать:
– Но если этот сон тебе не понравился, Леся, то, пожалуй, сними мой подарок. Я не думала, что «ловец» будет мешать тебе спать.
– Нет, леля, он мне не помешал, просто если это суженый, то почему он с другой?
Пани Леслава пожала своими великолепными плечами:
– Не знаю, Леся, может, это не твой суженый? – Потом крестная закусила губу и предложила: – Ляг завтра на диване в гостиной, повесь ловца и загадай увидеть во сне жениха.
– Хорошо! – Идея лели меня захватила и вечером мы незаметно поменялись кроватями. Прилаживая «ловца снов» на ручку дивана, я предвкушающе хихикала, ожидая увидеть во сне мальчика из параллельного класса.
Увы, реальность оказалась жестока. Сон затянул меня в свои объятия почти мгновенно. На сей раз я увидела небольшой каменный пляж на берегу горного ручья. Вода шумела, скрадывая звуки, но воздух поражал прозрачностью и чистотой.
Огромная пушистая бурая шкура валялась на окатанной гальке. На ней сцепились в объятиях двое – молодой мужчина с каштановыми кудрями и уже знакомая мне девица с растрепанными черными косами!
Нежась на мягкой подстилке, они словно играли, чередуя улыбки, поцелуи, легкие укусы и откровенные ласки.
Вот девушка что-то сказала, и мужчина, потянувшись к изголовью, взял из сумки керамический флакон. Не отрывая взгляда от раскинувшейся на шкуре фигуры, он плеснул на ладонь прозрачной жидкости, согрел ее, давая раскрыться острому пряному аромату. Затем начал бережно втирать ароматический состав в смуглую кожу девушки.
За его длинными ловкими пальцами можно было наблюдать бесконечно! Каждый изгиб, каждая линия распростертого перед ним тела были изучены и разогреты. Когда мужские руки бережно погладили то место, где сходились ноги, девушка застонала так, что перекрыла шум ручья!
На миг я застеснялась, отвела взгляд, но когда мужчина, игриво улыбаясь, лег на шкуру сам, вручив партнерше знакомый флакончик, во рту пересохло. Теперь я видела его целиком! Он не был так широкоплеч, как предыдущий мужчина. Его грудь и низ живота покрывали кудрявые каштановые волосы, мускулы не отличались рельефом, но его хотелось касаться!
Черноволосая отбросила косы на обнаженную спину и начала свое изучение. Медленно, плавно, едва касаясь – стопы, лодыжки, бедра. Аккуратно проигнорировав крепко стоящий символ мужского внимания, она двинулась выше: живот, бока, плоские мужские соски и шея.
К этому моменту ее партнер закрыл глаза и мелко подрагивал. Каждое свое прикосновение девушка сопровождала легкими отметинами от ногтей, проглаживая, вытягивая мышцы.
И мужчина наслаждался этими движениями! Его руки мяли и тискали бедра и ягодицы девушки, не оставляя сомнения в его желании. Как же это было…горячо! Ярко!
Наконец, отложив масло в сторону, чернокосая уселась верхом на своего мужчину и потерлась черными кудряшками о его достоинство. Не выдержав этого, мужчина обхватил ее крепче, приподнял и насадил на себя, замирая от удовольствия!
Смеясь, «наездница» склонилась, ловя губами его губы и что-то шепча. Миг – и они задвигались в едином ритме, не обращая внимания на пробившийся сквозь шум воды птичий крик.
Ух, как я рассвирепела! Опять эта развратница крутит любовь с мужчиной на моих глазах! Да как она может! Ведь это явно другой! Стройнее, меньше, и кожа светлее! А когда он подмял нахалку под себя, стало понятно, что приметного шрама на длинной гибкой спине нет!
Плюнув от злости, я проснулась и, топая, как не вовремя разбуженный медведь, пошла на кухню попить воды: одни огорчения от этих снов!
Утром крестная ничего не спросила, видимо, мое сердитое лицо дало ей достаточно информации. Весь день мы дурачились в аквапарке, а ночью я спала в своей новой постели и мне никто не снился.
Постепенно гнев на черноволосую незнакомку забылся, но стоило мне очутиться в походной палатке или скучном гостиничном номере, или даже в гостях у подружки, как в сон врывались незваными самые причудливые эротические сцены, от которых колотилось сердце и кружилась голова.
Общий элемент у всех сновидений был только один – чернокосая девушка с пышными формами и удивительно красивыми руками. Уж что она творила в моих снах с мужчинами!
Сначала я плевалась, потом смотрела с любопытством, а потом даже подсмотрела кое-что в интернете, пытаясь понять, откуда эта «Камасутра» взялась в моих девичьих снах.
Ответов не нашла, но определенные знания получила, так что порой даже хихикала, если удавалось уснуть «на новом месте», предвкушая новую серию эротического фильма.
Глава 2
Леся
Благодаря нашей внешней сдержанности, моя обаятельная и безумно потрясающая лёля продолжала наносить нам визиты примерно два раза в год, одаривая всех волнами своего внимания и веселья.
Стоило родителям закрыть за собой дверь квартиры, как пани Леслава преображалась – из строгой аристократичной дамы она становилась сущим подростком.
Под ее руководством я выкрасила несколько прядей в цвет «розового фламинго», отчего папу чуть не хватил удар. Проколола уши и пупок (в обморок решила упасть мама). Раскрасила акриловыми красками строгий деловой костюм, пошитый к «первому звонку» в универе и расшила стразами новенькую фирменную куртку – подарок брата к началу второго курса.
Братья пани Леславы сторонились, но скорее потому, что я была ее любимицей, а братья просто приложением к маме.
Мужчин крестная покоряла одним взглядом… исключая моего отца. Он лишь хмурил брови, ловя ее выразительные взгляды и чарующие улыбки.
В этот приезд любимая лёля отправилась с нами в короткий летний поход! Она сама предложила «прогуляться, чтобы проветрить голову», выбрала маршрут и уложила свой рюкзак.
Я была только рада – сессию уже сдала, по большей части экстерном, до практики еще пара недель, почему бы не провести самые длинные дни года на природе? Да еще в хорошей компании?
Компания, к моему удивлению, собралась большая – четыре мои однокурсницы с приятелями, два моих старших брата с подругами и три инструктора, двое из которых потащились с нами исключительно из-за женских чар пани Леславы.
Первый день пути обычно особенно не напрягает, поэтому мы постарались пройти за световой день как можно больше, чтобы добраться до «развилки».
Почему это место так называют, никто не знает. Автомобильных дорог там нет, деревень тоже. Но именно с этого места начинаются сразу пять маршрутов различной сложности.
Кроме того, на эту «точку» можно вызвать помощь или инструктора, потому что здесь уверенно «ловят» все операторы связи. По непонятному капризу природы в этих местах всегда в изобилии хворост и чистая вода в неглубоком колодце.
А еще здесь невозможно находиться более двух-трех дней. В случае задержки путников одолевает беспокойство, начинают судорожно названивать родственники либо просто волной идут мелкие неприятности, заставляющие срочно сменить стоянку.
Вот на «развилке» мы и планировали заночевать.
Добрались мы до нее на закате, уставшие до полного отупения. Даже неутомимая крестная устало свалилась на толстый слой старой хвои и, уперев ноги в ствол корявой сосны, заявила:
– Мальчики! Пока не будет костра и лежанки, меня не кантовать!
«Мальчики», инструктора лет тридцати-тридцати пяти, немедленно принялись воплощать желание дамы в жизнь. Сбор сушняка, установка палаток и пологов заняла все время до темноты.
Девчонки, избавившись от тяжелой ноши и сменив надежные ботинки на легкомысленные шлепки, с упоением плескались в холодной колодезной воде. Парни, красуясь перед ними, рубили топориками сушняк и забивали колышки в утоптанную землю площадки.
Один из инструкторов разводил костер, два других ставили палатку пани Леславы. Вообще-то это была наша с крестной палатка, но мужчины были уверены, что очаровательная пани не забудет их стараний.
Вскоре над костром булькали котелки с кашей и с тушенкой. Предприимчивая однокурсница Женька предложила приготовить еду с вечера, приведя железные аргументы:
– С утра варить никто не захочет, а у парней будет голова болеть. Давайте сейчас сварим.
И все девчонки с нею согласились, даже пани Леслава.
Еще до ужина Вовка, мой самый старший брат, достал гитару и мягким бархатистым голосом запел что-то романтичное и греющее душу. Он выбрался в поход с девушкой, на которую имел серьезные виды, так что доля романтики с его стороны была очень кстати.
После чая гитару перехватил Данька – мой второй старший брат. Он, напротив, завел что-то смешное и забавное, но у меня уже не было сил слушать. Меня сморил сон.
Вовка, оторвавшись от своей большой любви, стянул с меня шлепки и сунул мою персону в спальник, тщательно укутав сверху курткой. Я благодарно буркнула:
– Доброй ночи! – и уплыла в страну Морфея, шепча привычный наговор: «На новом месте приснись жених невесте!»
Сон, как обычно, затянул в свои объятия, но на этот раз увидеть «эротический фильм» мне не удалось. Я все плавала и плавала в тумане, пока крохотная яркая искра не приблизилась, толкнув в грудь.
– Ой, – пискнула я от боли в груди и открыла глаза.
Где-то рядом раздалось громкое «бух!». Я тихонько застонала. Наверное, Вовка поленом в камень запустил! Любимый братец стабильно очаровывает поклонниц, делая утреннюю разминку в стиле: «А здесь у меня тоже есть мышцы, хотите потрогать?».
Сон оставил тягостное чувство потери, вставать не хотелось.
Приоткрыв один глаз, я едва не присвистнула: вокруг еще темно, рань несусветная! Вот ведь не спится этому бугаю в ночь глухую!
Даже себе я бы не призналась, что хотела увидеть, как смуглянка будет жарко изгибаться под очередным смутно различимым кавалером. Поэтому огромная порция раздражения достанется Вовке, или Дэну, если это он затеял гимнастику с утра пораньше.
Поворчав про себя, покрутилась в тесном спальнике и решила, что уже можно вставать – хлебнуть остывшего за ночь чаю, утащить пару сухарей с изюмом и полистать почту через мобильник.
Однако второй глаз упорно не хотел открываться. Ресницы цеплялись за густую завесу из мелких бусин и тихо позванивающих бубенчиков. Странно, Женька пошутила, или Алинка? Они однажды мне ведро ради прикола на спальник пристроили, так я от ужаса чуть стенку палатки не протаранила – так оно на мне грохотало!
Бусинки никуда не девались, и убрать их руками не получалось. Пошевелив пальцами, я поняла, что лежу в крепко застегнутом спальнике, а поверх накручено что-то еще, плотно прижимающее конечности к телу.
Запах дыма и благовоний настойчиво лез в ноздри. А еще это неприятное ощущение толстого слоя грима на лице. Я начала тихо звереть: блин, неужели опять пастой разрисовали? Тогда почему она не печёт?
Наконец путем мерных колебаний головы мне удалось немного разогнать бусинки с глаз.
– Мамочка! – Я хотела закричать, но во рту пересохло, и плотная «маска» так стянула кожу, что получилось лишь сдавленное бульканье.
Надо мной склонилось нечто! Белое лицо невероятных размеров. Огромный зубастый рот, черные провалы глаз и длинные неопрятные лохмы шерсти вокруг.
– Бу-бу-бу-бу-бы! – пробубнило существо, а на заднем плане раздалось рыдающее: – А-а, а-а!
– Бы-бы-бы-бы-бы-бы-бы! – Существо открыло окровавленный рот и дыхнуло на меня чем-то весьма затхлым и чесночным.
– А-а, а-а! – Откликнулся плач. А мне полегчало: раз пахнет чесноком – значит, не вампир.
Следующие полчаса существо скакало вокруг меня, вопя и плюясь, причем слов я не понимала совсем, и даже отдельные звуки резали слух. Плакальщицы постепенно затихли, и к вопящему абракадабру соло присоединились другие голоса – столь же пронзительные, но явно мужские.
У меня жутко чесалась спина, хотелось есть, пить и в туалет, но эта пляска все продолжалась. Через некоторое время бубнеж стих и у моих ног появились четыре абстрактные фигуры, закутанные в меха, яркие ткани и непредставимое количество бус.
Фигуры помаячили у моих ног; бубнящий тип, потрясая лохмами, навесил им на шею белые шарфики и указал на меня. Все это неприятно напомнило мне похороны бабушки – меня, что, на кладбище нести собрались? На шарфиках?
Отпустите меня, я еще живая!
Остервенело пытаясь выпутаться из кокона, я задергалась, забилась в истерике, но услышала лишь одобрительное:
– Чоха! Чоха!
И четверо крепышей с шарфиками подняли меня на плечи и понесли! Теперь я видела только небо и бусинки. Ощущала, как ходят ходуном плечи мужчин под моими лопатками и бедрами. Слух тоже помогал слабо: крики, звон, грохот – все слилось в один непрекращающийся гул.
Даже обоняние меня подвело – прохладный воздух казался безупречно чистым и разреженным, словно я была не в десятке километров от довольно крупного города, а где-то в нетронутых цивилизацией горах.
Когда в горле собралась тошнота, а перед глазами от ритмичного бега носильщиков замелькали мушки, я решила, что умру, но, слава Богу, тряска прекратилась. Меня вновь опустили ниже и уложили на что-то твердое. Перед глазами возникло какое-то строение, прилепившееся к скале, как ласточкино гнездо. Очень яркое, красно-сине-зеленое, с большим количеством позолоты.
В дверях строения помаячил мальчик в красно-белой головной повязке, и носильщики понесли меня внутрь. Скрипучие крутые лестницы не добавили мне радости, да и мужчины явно постанывали, разворачиваясь на узкой площадке.
После всех трудов и усилий, меня внесли в просторный зал, заполненный статуями, жаровнями и курительными палочками, и плюхнули на возвышение, похожее на катафалк.
Из-за занавески вышел полненький старичок в шафрановой накидке и алой перевязи. На его бритой голове покачивалась маленькая высокая шапочка с бубенчиками.
Старичок подошел ближе и, потряхивая чем-то вроде деревянных маракасов, тягуче запел на одной ноте.
С пением он обежал вокруг меня и тех четверых, что стояли рядом. Потом сменил маракасы на трещотки и побежал снова. На третий заход он отправился с парой связок бубенцов.
Мои глаза не выдержали его беготни и устало закрылись. Тотчас стоящий у локтя мужик, увешанный бирюзовыми бусинами (и как я догадалась, что не женщина?) больно толкнул меня локтем в бок.
Ах ты ж, гад! Ну, ты у меня получишь! Дай только выбраться из этой ловушки! Я на тебя крестной пожалуюсь, вот!
Следующие десять минут я услаждала себя мыслями о том, как лёля порвет этого амбала на куски, а Вовка с Данькой отобьют полученное до состояния блинчика.
В финале утомившийся старичок обрызгал нас всех чем-то очень вонючим и ушел, скрывшись за малозаметной дверцей, получив от того самого нахала в бирюзе связку весело бренчащих монеток.
Потом меня вновь подняли на плечи. Мы кое-как спустились и в хорошем темпе потащились дальше. Надеюсь, все ж не на кладбище? Перед глазами замелькали бусы, облака, серые скалы и… пирамидки! Маленькие башенки, сложенные из неотесанных камней.
Горные вершины, укрытые снегом. Похоже на Алтай, или все же Китай? Хотя, почему я ограничиваюсь ближними соседями? Перу тоже подходит! Меня украли? Дикое племя? Или это современные ролевики?
Башенок становилось все больше. На каждой пирамидке развевались длинные лоскутки, уныло побрякивали какие-то подвески, а потом я разглядела у подножия этих сооружений черепа! И почти во всех были дыры!
МАМА!
