Юлия Гауф
Беги от него
Глава 7
На учебу я не пошла, окончательно превращаясь в прогульщицу. Но сегодня лучше и правда отдохнуть, как и в выходные, а с понедельника – с новыми силами.
Андрей так и не сказал, в чем будет заключаться его помощь, а я думала, что делать мне.
В фильмах я видела разное. И все, что я вспоминала про «борьбу за личное счастье» мне ой как не нравилось. Распускать про Лену сплетни, влезать в телефон Антона и творить всякие гадости я не готова. Не факт, что у меня что-то выйдет, да и отвратительно это. Как себя потом уважать?!
Может, просто побыть рядом с Антоном, и пусть сам решает? Так он уже решил. На Лене вон скоро женится. И меня это решение не устраивает.
Можно, пока есть время, показывать ему, какая я добрая и милая. Краситься с утра пораньше, прически делать, и крутиться вокруг него. Но, опять же, не факт, что оценит, да и я долго не смогу быть доброй и милой.
– Ну и что делать? – мрачновато спросила я у самой себя.
Дома я одна. Андрей, как пай-мальчик, на учебе. Антон на работе, а я дома. И чувствую себя бесполезной. Решила действовать, не сдаваться, а как действовать – фиг знает. Всю голову сломала. Лена-то выигрывает по всем фронтам. Вон, с утра после самолета приехала, и волосинка к волосинке. Стрелки идеальные, аксессуары подобраны. Завтрак приготовила, опять же.
В животе заурчало. Я ж не завтракала, а скоро время ужина. Вот этим и займусь, все равно ничего придумать не получается. Только сначала с Булкой погуляю.
– Разлучница на минималках, – хмыкнула, и полезла в холодильник.
Лучше жаркое сделаю, салат, и индейку запеку. Это у меня лучше получается, чем стратегия и планирование.
– О, пахнет вкусно, – на кухню вошел вернувшийся с учебы Андрей, жадно втягивая воздух.
– Ты на Булку сейчас похож, – кивнула на крутящегося рядом пса, уже пару часов делающего вид, что он – голодающий сиротка.
– Булка, гулять.
– Я погуляла с ним. Иди руки мыть, а затем посуду, – скомандовала я, и полезла в духовку.
Андрей простонал. То ли от аромата запеченного мяса, то ли от моих указаний, но пошел куда я его и послала – в ванную. И через пару минут вернулся.
– Дай кусочек, Машулёк, – уставился на то, как я посыпаю сыром запеканку. – Я почти ничего не ел сегодня, сейчас в обморок грохнусь.
– Посуда грязная, – намекнула я, и парень со вздохом пошел к раковине. – А за «Машулёк» и «Машуленцию» ты только корм Булки заслужил, но на первый раз прощаю.
– Добрая, – состроил он глазки.
Я вернула противень в духовку, и начала нарезать формовой хлеб.
– Ну что, мне на ночь сваливать? – поинтересовался Андрей.
– Ты у меня спрашиваешь?
– А у кого еще? Ты, Антон, на тебе эти ваши бабские нитки, которые вы бельем называете. Разврат, разломанная кровать, а на утро – Лена, гуд бай, – заржал парень.
Я покраснела, представив, как встречаю Антона в «нитках». Хм, так я делать не буду, но картинка мне понравилась. И против разврата и разломанной кровати я тоже ничего не имею, но лучше кровати ломать в серьезных отношениях. Об этом я и сообщила Андрею.
– И вообще, не знаю я, что делать. Мужчина должен добиваться, а не женщина. Я себя ущербной буду чувствовать, – взяла полотенце, и начала вытирать посуду.
– Вот черт, связался я с малолеткой. На войне, как на войне, Маш. Ну да ладно, добрый дядя Андрей что-нибудь придумает, – заявил парень, и я с подозрением уставилась на него.
Он-то придумает, вот только Лена жива хоть останется?!
Андрей мыл посуду, я вытирала, снова утонув в своих мыслях. Вот что Антон за человек такой? Нет бы увидеть меня, и влюбиться намертво, а затем самому меня добиваться.
– Ничего себе. Маш, ты его пытала? – услышала я за спиной удивленный голос Антона. Он вернулся, а я и не заметила. – Если что, я не против. Пытки, угрозы, шантаж – я одобряю, главное, что брат не по гаражам и заборам прыгает, а по дому помогает.
– Это паркур, а не прыжки по гаражам, – Андрей выключил воду, домыв последнюю ложку, которую торжественно вручил мне – вытирать.
– Да мне плевать, как это называется, – закатил Антон глаза, и жадно принюхался. – Черт, пахнет как вкусно!
Я приосанилась, и довольно улыбнулась.
Вот подругам моим жаль времени на готовку. Мол, возни на несколько часов, и все быстро съедается – пустая трата времени, и лучше доставку заказать. А я считаю, что мужчину лучше домашним кормить – и ему приятно, и самой радость.
– Я сейчас накрывать на стол буду, садись, – кивнула я на стул у окна.
– Нет, я на пару минут, бумаги оставить. Вечер и половину ночи я буду занят, – заявил Антон.
Мне это не понравилось. А еще больше не понравилось то, что я услышала дальше.
– С Ленкой будешь занят? – спросил Андрей.
– Не твое дело, малёк.
Я отвернулась к плите. Значит, с ней, и явно не за ручку они гулять будут. Черт, черт, черт. Сейчас же самое время что-то предпринять. Грохнуться, ногу подвернуть, или еще что-то. Заставить Антона остаться. Вот только я не могу. Хочу действовать, хочу бороться, а не могу – мужчина сам должен.
Ну и пусть уходит, держать не буду!
– Ты лучше не на половину ночи, а на всю ночь свали, – мурлыкнул Андрей. – Мы с Машей найдем, чем заняться. Иди, брат, иди.
– В смысле? – недовольный вопрос Антона заставил меня обернуться.
Он буравит взглядом то меня, то Андрея, то снова меня. Как на допросе. Света лампы в глаза только не хватает.
– Да в прямом, Тоха. Поладили мы с Машей, видишь? Че, думаешь я ради левой бабы стал бы посуду тереть? – хохотнул Андрей. – В общем, вали уже в кроватку к Ленке, и не парься. У нас с Машей все по согласию. Сейчас поужинаем, и…
Андрей не договорил, подмигнул мрачному Антону, и подошел к кофеварке.
Я хотела заспорить, что ничего у нас с Андреем быть не может, но… хм, вот еще! Потому я мило улыбнулась, пожала плечиком, и достала две тарелки. Ужинать пора.
***
Антон сузил глаза, а Андрей, отойдя от кофеварки, подошел ко мне. И обнял. А у меня в руках, на минуточку, нож.
– И когда вы успели поладить, могу я поинтересоваться? – Антон сложил мускулистые руки на груди.
Я хотела уже прекратить балаган. В отношения, основанные на ревности и чувстве собственности я не верила никогда. Конечно, приятно, когда в меру ревнуют, но стоит ли начинать с этого?
Пусть идет к Лене, я переживу. Это даже не измена, у нас нет ничего. И, может, даже и не будет, но я бы хотела, чтобы было. Ничего, руки я не опущу, и не сдамся.
И я бы действительно объяснила Антону, что это просто шутка – я и его младший брат, но он все испортил.
Как, впрочем, и любят делать мужчины.
– У меня не дом свиданий, я твоему отцу обещал присматривать о тебе и заботиться, а не вытаскивать из-под одного мужика, и подкладывать под другого, – жестко добавил Антон.
Прям выплюнул.
Это из-под кого он меня вытаскивал? Из-под Стаса? А подкладывает под кого?
Я сжала кулаки. Кажется, сейчас я перестану быть доброй и милой – мечтой любого мужика, и просто выскажусь от души. А что? Это я умею, от отца и других солдатиков таких выражансов нахваталась – у Антона уши в трубочку свернутся.
– Брат, не пыли, и девочку мою не обижай. Ну да, поладили мы, пока вы с Ленкой перегавкивались. А если Махач куда и ляжет, то перед ее батей я сам отвечу, – легкомысленно отмахнулся Андрей. – Давай, расчехляйся и скачи к Ленке, а мы тут сами. Не мешай, не детки уже. По крайней мере, я – давно.
Махач? Я теперь Махач?
Р-р-р-р, что-то меня оба эти брата бесят!
Антон глубоко вдохнул, выдохнул, и взглянул на меня. Прямо в глаза. И это про него Андрей говорил, что он хладнокровный и чуть ли не робот? В глазах бешенство плещется высокими волнами, чуть ли не проливается на меня.
И мне это чер-р-ртовски нравится. Чисто по-женски.
– Маша, ты же не станешь совершать глупости? – глухим от ярости голосом поинтересовался Антон.
– Глупости? Нет, не стану, – мило улыбнулась я ему.
– А разница в возрасте тебя не смущает? Андрюхе восемнадцать только исполнилось, тебе двадцать, – он приподнял бровь, и я весьма артистично ахнула. Даже ладошки к щекам прижала в показном ужасе.
– Целых два года? Кошмар и ужас… А если серьезно, то нет, не смущает. Меня никакая разница в возрасте не смущает, – с нажимом произнесла я.
Хм, ну не любая, конечно, а в рамках законодательства, но я не сильно против истины погрешила.
– Андрей, – Антон сузил глаза, уставившись на младшего дурного брата, и тот махнул рукой.
– Иди уже. Мы в трезвом уме и твердой памяти оба. Тебе романтику не портим, и ты нам не мешай.
Антон весь напряжен, как перед прыжком. Застыл, не двигается, только ноздри гневно раздуваются. Я даже к Андрею прижалась, в ответ его приобняла, а то очень уж не по себе стало. У Андрея спина подрагивает. Взглянула на парня – нет, не от страха, он еле смех сдерживает.
Ужас. Где я вообще поселилась?!
– Делайте что хотите, – наконец бросил Антон, развернулся, и вышел из кухни.
Мы с Андреем чуть разъединились, но так и продолжили стоять, пока не хлопнула входная дверь.
Значит, уехал все же. К Лене. Кажется, я уверяла себя, что это не измена, и я не собираюсь с ума сходить. Вроде бы здравые мысли, но как только дверь захлопнулась – больно стало просто невыносимо. Горячей, жгучей, острой болью, которая кольцом сжала меня в своих объятиях – так, что в глазах потемнело.
– Баран, – емко высказался Андрей. – Машулёк, давай пожрем. Че, зря я посуду драил?
Голос не расстроенный. Как обычно Андрей – веселая язва.
– Д-давай, – а вот мой голос дрожит, как и руки, которыми я двигаю по столу тарелки.
– Эй, не расстраивайся. Ну покувыркается, так домой все равно вернется. Мужикам надо иногда… ну, сама понимаешь. Природа такая, – Андрей говорил смущенно, и успевал наполнять наши тарелки. – А потом, как ты его окончательно обработаешь, у тебя повод будет ему мозг повыносить. Все, как вы, телки, любите.
– Фиговая шутка, – приглушенно парировала я.
– Согласен, облажался. Но ты все равно не кисни. Вон, поляна какая накрыта, а у тебя любовь-морковь в башке… пффф! Получишь ты Тоху, не парься, он впервые на меня смотрел не как на непутевого младшего брата, а как на врага. Чуть не въе… не врезал мне, – Андрей поставил передо мной тарелку, а еды там на нескольких мужиков бы хватило.
Еще и хлебушек на салфетку опустил рядом со мной, а затем по руке погладил. Надо же, утешить пытается.
– Ты прав, – я расправила плечи, и заставила себя улыбнуться. – Не буду раскисать!
– Наш человек! – пробубнил Андрей с набитым ртом. – В общем, план такой: сейчас поедим, потом я еще раз поем, и еще раз. Потом пойдем погуляем, я тебе город покажу. У нас офигенные места есть в Екб, хоть и не столица. В киношку завалимся на ночной сеанс, можем к друзьям моим заскочить… в общем, развлеку и отвлеку по высшему разряду, – парень ухмыльнулся. – Кстати, если Тоху разлюбишь – я готов.
– Что ты готов? – с подозрением спросила я.
– Встречаться. Готовишь ты шикарно, – Андрей замурлыкал как большой котяра, и подмигнул мне. – А я люблю поесть.
Я не выдержала, и рассмеялась вполне искренне. Сначала Андрей мне полным психом показался, а сейчас – милота. Хотя я вижу, что сдерживает он свой характер при мне, и словечки рвутся непечатные, но тоже фильтрует. Шутит, отвлекает. Эх, вот почему я на него не повелась-то? Тоже ведь красавчик, с виду не малолетка, выглядит старше меня. А мне Антона подавай…
Я вздохнула, и закусила щеку, разозлившись на саму себя. Ревнивица, блин!
Антон нам с Андреем разрешил делать что угодно, вот и я ему мысленно должна это разрешить. И простить. И пожелать… самой поганой ночи на свете! Да!
Андрей насторожился, мне показалось, что он даже носом повел по-охотничьи, а затем ухмыльнулся, и откинулся на спинку стула. Одновременно с этим я услышала, как резко открылась дверь. С тяжелым стуком упали ботинки, и раздались шаги.
– Антон, – одними губами произнес Андрей. И напомнил: – Должна будешь, Маха. Дофига должна!
– Свидание отменяется, – рявкнул Антон, когда вошел на кухню.
Подозрительно осмотрел нас – не обнимающихся, и сидящих друг от друга на целомудренном расстоянии, сел между мной и Андреем, и скомандовал:
– Сейчас поужинаем. Маш, организуй, – нагло кивнул он мне. – Затем съездим в вашу квартиру, посмотрим, как ремонт продвигается. Потом…
– Я Маше город обещал показать, – возмутился Андрей.
– Я покажу, – надавил Антон голосом. – Сам.
***
Я еле сдержала улыбку. Счастье пропитало меня насквозь, и плевать на грубый тон Антона. И на его команды «принеси-подай» – это еще больше остроты добавило. Хотя раньше мужланов не любила, но Антону идет.
Не уехал к Лене, вернулся…
… ко мне.
– С чего это ты сам? – возмутился Андрей. – Может, свалишь туда, откуда приехал, а, братэлло? Видишь, тут я, горячая девочка, поляна накрыта и планы есть на ночь. Малину не порти мне, бумер.
Я раздула ноздри, и гневно взглянула на распоясавшегося Андрея, но он даже бровью не повел, гаденыш. Продолжил распалять Антона:
– Слышь…
– Слышу, – рыкнул Антон. – Только не понимаю, что ты несешь. И ты явно нарываешься, – с угрозой добавил он.
– Я ж говорю – бумер, – закатил глаза Андрей. – Приперся, блин, будто я тебе, Машуня, уже тройню сделал. В общем, Тоха, по-братски вали, а!
Я правда хотела есть, почти весь день голодная, но мне не дали. Антон схватил меня за руку, и настойчиво потащил в коридор.
– Дома сиди, мелкий. Остынь, душ прими, мозоль на руке обнови. А куда не надо руки не тяни, – рявкнул Антон напоследок, силком одел меня – криво и косо, и растерянную и голодную буквально выволок из квартиры.
Вот это робот, вот это хладнокровие! Меня аж проняло.
В машину меня затолкали, я лишь глазами хлопала. И даже ремень безопасности Антон на мне сам застегнул. А затем завел машину, и выехал с паркинга. И все молча, зло, рваными движениями.
– Ты чего такой? – рискнула я спросить минут через пять.
– Помолчи.
Я вспыхнула. Это грубо было и обидно. Раскомандовался, блин! Но обида утихла, когда Антон на секунду обернулся ко мне, и тихо добавил:
– Извини. Сейчас лучше помолчать, иначе я скажу те слова, которые тебе не понравятся. Обижать тебя я не хочу.
Я кивнула, и задумалась.
Антон с Леной давно не виделись, она прилетела, у них свидание было назначено, но Антон сорвался обратно. И все, чтобы нам с Андреем «свидание» сорвать. Ревность ведь? Но тогда к чему эта фраза про слова, которые мне не понравятся? Может, он меня из дома увез не из-за ревности, а потому что… ну, не знаю, считает меня гулящей и не хочет, чтобы я с его братом крутила?
Я побледнела, съежилась и обняла себя руками. Черт, ну почему так сложно-то все? Раньше как все просто было – дернул мальчик за косичку, значит – любовь. Подарил валентинку – серьезные отношения. Пошли вместе на школьную дискотеку – можно примерять его фамилию и тренировать новую подпись. А тут…
– Маша, Андрей – не то, что тебе нужно, – Антон остановил машину у отцовского дома, помог мне выйти и продолжил. Даже за руку взял, ведя в подъезд. – Он неплохой, но проблемный. Даже если захочет нормальным быть – не готов он, не дорос. Обидит. Он не для хороших девочек. Загулы, драки, он когда аттестат получил, весь учительский состав от счастья рыдал, что больше его не увидят. Поганец грозился ЕГЭ не сдать, и навечно у них остаться. И это лишь вершина айсберга. Девчонок у него много, и все… определенного толка, скажем так. Сегодня он тебе комплименты говорит, а завтра свалит из дома в очередной загул, и вернется весь побитый, пропахший дешевыми духами, и обхамит тебя. Брата я люблю, но он не для тебя, Маша, – Антон пытался говорить мягко, когда мы поднимались на наш этаж, но в голосе прорывались недовольные, рычащие нотки.
Андрей не для меня, и я это знаю. Красавчик он, может даже, если объективно смотреть, и покрасивее Антона. Старший – мужественный, фигура божественная, но Андрея хоть сейчас на обложку журнала можно. Не слащавый мальчик, а парень из грешных мыслей, таких в постели представляют. Но для меня всего лишь друг, да и Андрей на меня не как на девушку смотрел.
А вот Антон… плевать на объективность, для меня он самый-самый, черт бы его взял! И это бесит. На остальных я теперь только как на картинки и могу смотреть, не более.
– Я не могу допустить, чтобы ты из-за моего младшенького убивалась, а ты будешь. Я его знаю, – мы вошли в квартиру, пропахшую запахами ремонта и пыли. – Так что завязывайте с вашими ужинами и гулянками, пока не поздно.
– Так ты поэтому вернулся, да? – я не смогла скрыть грусть.
Антон включил свет в коридоре, а я уже шла дальше, мимо ванной, в спальню. Мебели нет, у стен мусор, стекла грязные от извести и пыли, она в воздухе летает, и мне дышать нечем. Никакая у Антона не ревность, всего лишь гадская забота обо мне – хорошей девочке и дочери его друга. А я-то, дурочка, уже обрадовалась, чуть ли там, на кухне, ему на шею не бросилась.
Вот было бы позорище.
– Да, поэтому, – добил меня Антон.
Я отвернулась к окну, вглядываясь в огни ночного города, и услышала шаги за спиной. Антон встал близко ко мне, если я шагну назад – упрусь спиной в его грудь, я даже жар его тела чувствую сквозь верхнюю одежду. Или мне это мерещится… Да, скорее всего мерещится, а жаль. Я люблю придумывать, и сейчас чуть ли не реву от того, что успела нафантазировать.
– Спасибо за заботу, но со своей личной жизнью я разберусь сама, – я старалась говорить вежливо, но получилось колко от обиды, на которую я не имела права, но все равно чувствовала. – Андрей тебе правильно сказал – мы оба взрослые, детей пока не сделали, да и про методы защиты нам еще в школе рассказывали. Но спасибо, что предупредил о том, что меня ждет. Однако я решу сама.
– Сама? – Антон обхватил мои плечи, и заставил меня развернуться. Он нависает надо мной мрачной темной тучей – огромный и злой. – Значит, так. С Андреем будешь только здороваться, и все. Остальное я запрещаю. Никакого близкого общения, никаких свиданий, вообще ничего! Ослушаешься – хуже будет, накажу, уяснила?
– Ты обнаглел? – взвилась я, и попыталась скинуть с себя мужские ладони. – Предупредил, и спасибо, с остальным сама разберусь. Может, я влюбилась до смерти? Может, мне плевать, что твой брат меня кинет, и я просто хочу насладиться тем, что… что ты делаешь?
На последней фразе запал схлынул, волна ярости ушла обратно в море. Антон слушал меня, скулы его заострились, я видела, что он хотел заорать на меня, я даже хотела этого – разругаться с ним вдрызг, и уже поставить для себя хоть какую-то точку. Прекратить это.
Но он вдруг прикоснулся к моей щеке большим пальцем, и на удивление нежно и медленно провел. По щеке, ниже и к уголку губ, огладил нижнюю, полноватую губу, и я задрожала – снова будто в лихорадке. Губы стали чувствительными, щеки обожгло краской, а сердце начало отплясывать тарантеллу.
– Антон…
– Ты испачкалась. Известь вроде, – хрипло пробормотал он, и я кивнула, чувствуя себя как под гипнозом.
Да, известь, испачкалась. Наверное. А Антон рядом, не отстраняется, прикасается. И эта тишина вокруг нас – гулкая, темная. Я нервно облизнула губы.
– … – Антон резко выругался, и начал склоняться ко мне. Ближе и ближе, я чувствую его дыхание, между нами уже не сантиметры, а миллиметры.
И я закрыла глаза, готовясь к поцелую – если не поцелует, я его убью!
Глава 8
АНТОН
Тонкая белая полоса на щеке Маши давно стерта, а я все не могу заставить себя отодвинуться от нее. Как мальчишка себя веду, хотя даже тогда так не штырило. В юности другого хотелось – чтобы не ломались, и поменьше нежностей, просто чтобы давали и мозг не делали.
А Маша… черт, красивая такая, нежная. Свет фонарей падает на ее лицо, освещает слабо, драматично. Она глаза закрыла, не дышит почти, чуть дрожит в моих руках. Хочется и поцеловать ее так, как мое тело требует – жестко, впиться в губы, ее дыхание пить. Всю зацеловать, получить ее – доступную, нежную, податливую. Присвоить.
А еще хочется встряхнуть ее, и заорать: «Какого черта ты приехала ко мне? Мать твою, я же нормально жил, спокойно! А теперь…»
А теперь все через задницу.
Телефон тихо вибрирует в кармане, знаю – Лена. Звонит и пишет, пишет и звонит, а мне нечего ей ответить. Врать не вижу смысла – ниже моего достоинства сочинять что-то, чтобы потом быть пойманным. А правду сказать… какую именно правду?
Написал ей, что еду, а через пять минут скинул смс, чтобы не ждала. Ломанулся домой с намерением прикончить младшенького, если увижу, что он хоть пальцем тронул Машу. Машу, которая по возрасту именно Андрюхе подходит, не мне.
Наивная она, доверчивая и юная. Нельзя ее трогать, нельзя ее юность воровать. Не для меня эта девушка, ждущая, что сейчас я ее поцелую. А она ждет, губы приоткрыла, глаза закрыты, ресницы подрагивают. Приглашает меня, и я почти откликаюсь.
Почти…
Но вовремя одергиваю себя. Поцелуй – ерунда, но вряд ли для юной девушки он значит мало.
– Маша, – не сказал, а прохрипел, – осмотрись здесь, нужно фото сделать и твоему отцу отправить, как ремонт продвигается. Сейчас включу свет.
Отошел от нее – быстро, почти отбежал, и отвернулся. Включил свет, и стало легче, почти терпимо. Какие к черту поцелуи с юной дочерью друга, которую я помню маленькой девочкой?!
Нервно вытер лоб, обернулся к Маше. Она все также стоит у окна – я именно там ее и оставил. Атмосфера поменялась – свет яркий, глазам больно, вокруг пыль, мусор, пустые бутылки и пластиковые контейнеры сгружены в углу – это от бригады ремонтников осталось. И мне легче становится, я почти могу дышать, когда далеко от этой девчонки стою.
Ее глаза расширены, смотрит на меня не отрываясь, почти не моргая. Хоть не плачет, не обижается, а… кажется, возмущается. Или злится.
Черт, не понимаю я молодых девочек.
– А ты, оказывается, трус, Антон, – припечатала она. – Что, сдрейфил, да?
– Это было бы лишним, – ответил ей я.
– Зачем тогда начал, раз это лишнее? – тихо и зло спросила Маша.
– Я не…
– Не начинал, да, как же, – перебила она. – От Андрея силком утащил, сюда привез, и… Антон, ты помнишь, что я совершеннолетняя и не такая уж наивная? Я поняла, что ты хотел сделать, но ты именно струсил. Ты боишься, – неверяще произнесла она, и хлопнула в ладоши: – Боишься!
– Я уже сказал: это было бы лишним. Лучше сохраним дружеские отношения, – надавил голосом.
Маша вспыхнула. Глаза как у кошки, того и гляди зашипит на меня. Разъярилась так, как умеют только девушки, оскорбилась, и видимо, проклинает сейчас меня. Дьявол, я почти ее боюсь. Не узнаю ее – точно.
– Дружеские? – она сделала шаг ко мне, и остановилась. – Какая дружба, Антон? – еще шаг. – Ты никогда не был моим другом, и никогда им не станешь, – усмешка и еще шаг. – Или ты хочешь со мной дружить? Я буду обсуждать с тобой своих парней, ты – Лену, будем по барам ходить и на футбол. Да? Ты этого хочешь? Дружить? – она спросила это с отвращением, выплюнула.
И встала ко мне вплотную. Задрала подбородок, смотрит на меня с вызовом, в глазах взрывы, и меня снова кроет. Тело напряжено, когда Маша рядом. Черт его знает, что это такое, даже задумываться не хочу, почему так реагирую. Просто кроет, просто хочу ее. Или не просто.
Спрятал руки за спину, как в детстве бывало, и все, чтобы не обхватить ими Машу, и не натворить ерунды, за которую придется отвечать. А руки просят именно этого, ладони требуют ощущения ее тела, хотят смять ее одежду, прикоснуться к коже…
Она права, сейчас я просто трус.
– Да, именно этого я и хочу. А ты не слишком ли юная, чтобы играть передо мной в прожженную, как сейчас? – спросил сквозь зубы.
– Ты чертовски ужасно считаешь, Антон. У нас разница всего двенадцать лет, а не сто двенадцать, не такая я юная, – она привстала, обхватила меня за шею и заставила наклониться. А я, как змей перед заклинателем – не могу разорвать эту связь и отойти. – Раз хочешь просто… хмм, дружить со мной – будет тебе дружба. Завтра и дальше. А сейчас я хочу то, что ты мне пообещал, но не дал. Один поцелуй. Ты должен мне, в конце концов, ты сорвал мое свидание. И это первый и последний раз, когда я начинаю поцелуй. Запомни это!
Она обвиняюще стрельнула в меня глазами, и прижалась к моим губам.
Губы у Маши нежные, припухшие и чуть влажные. На вкус – ягодные, видел, как она в машине блеск наносила.
Вкусные губы.
И поцелуй вкусный. Хоть и злой.
– Маша…
– Только попробуй! – прошипела она с угрозой, и притянула меня к себе, больно дернув за волосы.
Впервые в поцелуе ведет девушка, а не я сам. Не то что бы я любил поцелуи, они, скорее просто уступка, чтобы девушка настроилась к тому, что будет дальше. Обычная прелюдия. Но целовать Машу – чистый кайф, только пора перехватить инициативу.
Что я и сделал.
Обхватил ее за плечи, обтянутые кашемировым пальто, и скользнул языком ее рот – так еще вкуснее. Ягодный дурман. Нужно отпустить ее – девочке было любопытно, девочка удовлетворила любопытство. Своего добилась. Хватит. Только еще раз проведу языком по ее нижней губе, еще раз попробую ее на вкус, и…
… и Маша тихо застонала, послав к черту остатки моего самоконтроля.
Она уже не зло тянет меня на себя, а мягко льнет. Доверчиво, доступно. Ладонями ласкает шею, вжимается своим телом в мое. И не напирает, а мягко отвечает на поцелуй – так по-женски нежно и интимно.
Руки дрожат, как у запойного. Хочется всего и сразу – пропускать ее пряди между пальцев, чувствовать изгибы талии, тяжесть груди, округлость бедер… и чертова одежда мешает, кожей бы почувствовать нежное тело, которое так горячо прижимается – манкое, стройное, юное…
Пояс Машиного пальто я развязал легко, снял с нее его, не отвлекаясь от поцелуя, и она охнула:
– Подожди… пыльно… давай не здесь…
Отшатнулся от Маши. У нее взгляд дымный, полупьяный. Щеки горят, губы припухшие и влажные, и пальто ее валяется у ног. Если я чуть надавлю сейчас, если скину свою одежду, на пол ее брошу, а на нее – Машу, она не будет сопротивляться. Сейчас не будет.
Мне-то плевать, лепестки роз не нужны, но с Машей нельзя так. В грязи, рядом с пластиковыми контейнерами от лапши быстрого приготовления. Ни с какой девушкой так нельзя. Хотя именно сейчас больше всего хочется. Снять с нее тряпки, и будь что будет.
Но лучше до дома. Или в отель? Да, наверное, в отель. У Маши паспорта с собой нет, но пара тысяч на ресепшен, и эта проблема будет решена.
– Маша…
– Хорошо целуешься, – она отступила от меня, безымянным пальцем провела по нижней губе, и улыбнулась. – Мне понравилось. Что там папе нужно, чтобы я сфотографировала объем этого ужаса? Ремонт вообще продвигается? Думала, что ремонт – это когда улучшают, а не разрушают, хм.
Что она несет? Какой к черту ремонт, какие фото?
– Отойди к двери, будь добр, – мило попросила она, и достала смартфон.
– Ты серьезно. Фото будешь делать?
– Мы же за этим сюда приехали, да? – она схватила меня за локоть, и буквально оттащила к двери. Щелкнула камерой, развернулась, и пошла в другую комнату, крикнув: – Свет выключи, пожалуйста.
Маша справилась за минуту, даже воду проверила – перекрыли ли ее.
– Все? Можем ехать? – спросила она.
– Да.
– Вот и чудно.
Да, чудно. Наверное. Всего лишь поцелуй – сколько их в моей жизни было? Со сколькими? Не сосчитаю. Мне было приятно, Маше было приятно, просто минутная слабость. Это не повод тащить ее в отель, тем более что сама Маша не планирует что-то большее.
А у меня есть Лена… твою мать. Лена! О которой я забыл, и только сейчас вспомнил.
– Ты город хотела посмотреть, – напомнил я.
Домой не хочется. Настроение поганое, но лицо я привык держать – еще в армии научили. Мозоли, несварение, больно, холодно – всем похер. И в армии, и в жизни умение держать лицо мне пригождалось много раз, привычка вросла и стала сутью.
– Андрей покажет потом. И не бойся, не буду я твоего брата совращать, – Маша махнула рукой, и сама открыла дверь в авто. – Андрей кого угодно сам совратит. А ты просто не мешай.
– Значит, сейчас домой?
– Домой. Ты, кстати, еще можешь успеть к Лене. Время детское, – заметила Маша.
Голос у нее ровный. Не обиженный, не нарочито-веселый. Обычный голос. Так о погоде разговаривают, как она сейчас со мной про Лену.
– Могу успеть, если захочу.
– А ты хочешь? – Маша обернулась ко мне, я как раз завел машину.
– Сейчас – нет.
Ответил я честно. Лена неплохая, и в постели с ней все хорошо. Вот только к ней сейчас мне не хочется, мне даже в отель с Машей не хочется. Просто бы прокатиться с ней в машине. Можно разговаривать, можно и молчать – без разницы. Главное, чтобы она по правую руку сидела, и я, повернув голову, мог ее профиль видеть.
– Сейчас – нет, – повторила Маша задумчиво. – Ладно. Так мы с тобой теперь, хмм, как ты говорил? Друзья, да?
– Маш, а ты не слишком ли много на себя берешь? Думаешь, я сам сейчас не понимаю, к чему ведут твои вопросы про Лену и про нашу «дружбу»? – рыкнул раздраженно.
Ненавижу, когда со мной пытаются играть, а Маша именно это сейчас и делает – играет и выводит на нужные ей эмоции.
– Уверена, что ты все понимаешь, для того и говорю. Давай так, Антон, – мягко произнесла Маша, – сейчас мы едем домой. Хочешь дружить – пожалуйста. Хочешь, чтобы я просто тихо существовала рядом – тоже не вопрос. Я могу даже на папу надавить, или занять денег или у тебя или у друзей из Тюмени, и снять квартиру. Съехать. Меня любое решение устроит. Даже обычная дружба с тобой, без шуток. Но…
Маша замялась, я прибавил скорость, и поторопил ее:
– Но?
– Но, если ты поедешь к Лене – сегодня или вообще, а потом вдруг захочешь от меня чего-то большего – ничего не будет. Либо я, либо другие. Своим я не делюсь. Дальше решай сам.
