Юлия Цыпленкова
Солнечный луч. Фаворитка
– Ваша светлость, – сказал он, бросив последний взгляд на мальчика, – отнесите Его Высочество нянькам. На сегодня ему испытаний достаточно.
– Ох, братец, – донесся до меня приглушенный щебет Селии, – это такая честь, такая милость…
Государь с рассеянной улыбкой потрепал ее по щеке и поднял взгляд на Ришема. Тот без слов понял короля и забрал сына из его рук. После передал дитя супруге, что-то шепнул и развернул ее в сторону дверей. По лицу герцогини скользнула тень досады, даже разочарования. Возможно, она ожидала чего-то вроде благодарности или похвалы, может, еще чего-то, но не дождалась. А вот Нибо, как мне показалось, немного расслабился. Теперь он выглядел более уверенно.
– Прошу простить, Ваше Величество, – негромко произнес герцог, и они с женой удалились. Впрочем, герцогская чета не покинула нас, вскоре они вернутся и будут вместе со всеми наслаждаться празднеством.
– Ваше сиятельство, следуйте за мной, – велел Ив.
– Дамы и господа, прошу проследовать вас в бальную залу, – донесся до меня голос королевского распорядителя, когда я направилась за королем.
Более он никого не позвал, но свита ему сейчас была без надобности. Государю нужно было избавиться от лишних регалий. Мог бы и без меня обойтись, но решил иначе. Сейчас наши пути с гостями и придворными разошлись. И, как только мы скрылись из виду, Ив подставил локоть, и я с готовность взяла его под руку.
– Королем быть ужасно, – проворчал монарх. – Я зад отсидел, пока всех выслушал.
– Бедненький, – хмыкнула я. – Но неблагодарный.
– Я проделаю нечто такое в твой день рождения. Усажу и заставлю всех подходить с поздравлениями. Потом покажешь, насколько благодарна, – пообещал мстительный венценосец. Я отмахнулась:
– Нашел, чем пугать. Попробуй, как девица на своем представлении, обойти каждого гостя. Ноги до коленок сотрешь, а еще надо сохранять радушие, быть милой и приветливой. А ты всего лишь посидел на мягкой подушечке и жалуешься.
– В тебе нет ни капли сострадания, – фыркнул монарх.
– К королевскому седалищу? Для этого в него должны хотя бы выстрелить, – пожала я плечами.
– Руки прочь от монаршего зада, – высокомерно произнес Ив.
Он остановился. Это стало знаком, после которого к королю приблизились пажи и хранитель королевских регалий с помощником. Первые сняли с плеч государя мантию, второй, поклонившись, с благоговением подставил раскрытый ларец, и двое пажей, чьи руки не были заняты мантией, сняли с шеи монарха медальон с гербом Камерата. Его убрали в ларец. Помощник хранителя реликвий опустился на одно колено и принял посох власти. На государе из всех регалий осталась лишь корона. Для следующей части торжества этого было достаточно.
– Господа жду вас на моем празднике, – сказал им король и вновь подставил мне локоть.
Регалии отправились в хранилище, а мы в бальную залу. Теперь сопровождали нас только гвардейцы.
– Как тебе показался племянник? – спросила я с любопытством.
– Милый младенец, – без особых эмоций ответил государь. – Сейчас сложно сказать, на кого похож. Глаза голубые, пушок на голове черный. Вроде и Стренхетт, но посмотрим, в кого пойдет. Еще рано делать выводы. – Он немного помолчал, но вдруг приостановился и посмотрел на меня: – Ты хочешь на него посмотреть? Взять на руки?
– О, – отмахнулась я. – Что ты. Он такой маленький, мне страшно причинить ему случайно вред. Нет, в руки я бы его взять не хотела, но поглядеть было бы любопытно.
– А мне было бы любопытно поглядеть на тебя с младенцем на руках. Должно быть, очаровательнейшее зрелище.
Я ответила настороженным взглядом.
– К чему ты это говоришь? – осторожно спросила я.
Государь изломил бровь, посмотрев на меня с легким удивлением, затем усмехнулся:
– Нет, ты неверно поняла. Я всего лишь сказал, что ты должна мило выглядеть, когда возьмешь на руки дитя. Только и всего. Бастард мне не нужен. Но однажды ты возьмешь на руки моего сына, это я знаю точно.
Теперь я и вовсе была сражена его словами, не понимая, как их воспринять. Ив с явным интересом наблюдал за мной, а я стояла, не в силах осознать то, что он задумал. Наконец не выдержала и воскликнула:
– Но это невозможно! Ив, ты не поступишь так со мной…
– Как? – полюбопытствовал он.
– Если ты говоришь о нашем браке, то это совершенно неправильно и неразумно! И…
– И?
– И я не хочу!
– И что же дурного в том, чтобы стать королевой?
Я впилась ему в лицо пытливым взором, но не увидела: ни злости, ни упрямства, ничего, что подтвердило бы мои подозрения. Только ирония и прежнее любопытство.
– Так ты не об этом? – вновь осторожно спросила я.
– Не об этом, но твои слова меня, признаться, задели, – ответил король. – Я жду пояснений. В конце концов, мы и так живем, как муж и жена. И что бы изменил храм?
– Всё! – воскликнула я. – Мы не живем, как муж и жена. Мы живем, как любовники. И это не обременяет нас обязательствами и предписанными законом и этикетом правилами. И первое, что изменится, мы уже не будем делить покои, мы будем делить дворец. Королева с Малым двором в своем крыле, король в своем. Я не смогу покидать дворец, как сейчас, не смогу заниматься ничем, кроме как посещать одобренные тобой заведения, чтобы погладить по головам сирот и оставить им некую сумму денег. Но я уже не смогу проконтролировать, куда ушли эти деньги, потому что всякая государственная деятельность будет мне запрещена. С министрами я смогу беседовать только о погоде, а всё иное будет равняться предательству. И всё потому, что женщина не может быть причастна к власти. Попытка управления приведет к моей казни. Верно? Или ты собираешься переписать этот закон и позволишь мне стать твоим соправителем?
– Нет, не собираюсь и не позволю, – ответил Ив. – Женщина у власти – это прямое нарушение одного из основных законов. Чтобы его переписать нужно больше, чем мое желание.
– Я не смогу просто сидеть со своими фрейлинами и умирать со скуки, слушая чтение рекомендованных книг. Да я взвою! И что тогда? Отправишь меня на плаху или пришлешь палача с удавкой? А тебе придется отдать приказ, потому что я не утерплю и суну нос в государственные дела, и это может стать известным. И даже если я просто спрошу Атленга о внешней политике, а он ответит – это уже будет называться изменой. И как же ты тогда поступишь? Топор или удавка?
Государь рывком притянул меня к себе, подцепил пальцами подбородок и заглянул в глаза:
– Не хочу смотреть, как твоя голова расстанется с телом, – нервно улыбнувшись, ответил он. – В вашем сочетании есть неоспоримая гармония. Проклятье, – Ив передернул плечами и отвел взгляд. – Даже представить это невозможно. Ни удавку, ни топор. В тебе слишком много жизни, чтобы… боги, – голос монарха охрип, и он кашлянул, прочистив горло. – Не хочу об этом. Жутко. – И покривился: – Дай мне минуту.
Он выпустил меня из объятий и отошел в сторону. Опершись ладонью на стену, король опустил голову и застыл так на некоторое время.
– У-уф, – наконец выдохнул государь, оттолкнулся от стены и развернулся ко мне. Он протянул руку, и я подошла к нему. Ив вновь обнял меня и, прижав мою голову к своему плечу, произнес тихо: – Какая ужасная фантазия. Хвала богам, что она не может осуществиться. Не хочу без тебя. – Он отстранился, и я подняла на него взгляд. – Душа моя, ты едва не довела меня до разрыва сердца.
– Которого из двух? – с улыбкой спросила я.
– Негодница, еще издеваешься, – усмехнулся государь. – Но закончим об этом. Разговор был пустой, а ты превратила его в нечто мрачное и дикое. Тебе не о чем переживать, я не собирался делать тебе предложение. Этот брак не примут и не поймут, а потому пусть всё остается как есть. Теперь ты успокоилась?
– Но что тогда ты подразумевал, говоря, что однажды я возьму твоего ребенка на руки? – спросила я, вновь преисполняясь любопытства и настороженности. – Неужто хотел сказать, что, женившись и зачав дитя, ты унизишь мать тем, что позволишь любовнице возиться с ее ребенком?
Государь усмехнулся. Всякие переживания его отпустили, а значит, я коснулась темы, его не трогавшей.
– Шанни, душа моя, ты ведь понимаешь, если я когда-то и женюсь на какой-нибудь принцессе, то лишь ради наследника. По сути, мне нужно лишь ее чрево, а не она сама. У меня есть женщина, которую я люблю и почитаю своей. Так разве же есть что-то удивительное, что я предпочту видеть свое дитя на руках возлюбленной? До чрева мне нет никакого дела.
– Фу, Ив, – скривилась я. – Какая мерзость. Ты говоришь ужасные слова.
– Зато правду, – он пожал плечами. – А потому закончим разговор о женитьбе и детях. Пока я не желаю ни того, ни другого. Мы продолжим жить как жили. Ты будешь менять устои и сводить с ума законников, я тихо потворствовать тебе и иногда исполнять капризы и пожелания. А ты за это дарить мне свой огонь и благодарность. – Король снова усмехнулся: – Шанриз Тенерис, я отравлен вами.
– Противоядия нет, – притворно вздохнула я.
– Не хочу противоядий, – он мотнул головой и, склонившись, шепнул: – Люблю тебя изо всех сил, лучик, – а после приник к моим губам.
В бальную залу мы входили, когда даже хранитель регалий успел вернуться из хранилища вместе со своим помощником и пажами. Разговор на неожиданную тему занял времени больше, чем казалось, пока мы спорили. Впрочем, опоздал сам король, а ему замечания сделать невозможно, и потому он ввел меня в залу без всяких извинений за задержку.
Меня всегда восхищало это место. Хрусталь, зеркала и изящная лепнина, покрытая позолотой, превращали бальную залу в нечто невесомое и хрупкое. Даже паркет был здесь натерт настолько, что можно было увидеть собственное отражение.
Помнится, как-то Дренг сказал в своей излюбленной манере, что мог бы рассмотреть, что надето под платьем дамы, с которой он танцует, если бы, конечно, захотел. Я тогда обозвала его невозможным грубияном и похабником, но слова, произнесенные в шутку запали в голову. На первом же балу после того разговора я украдкой бросила взгляд на пол и усмехнулась собственной легковерности. Паркет хоть и отражал танцующие пары, но увидеть что-либо этакое было невозможно. Правда, сознаваться в собственной мнительности я, конечно же, не стала, и это осталось только моей тайной.
Первый танец принадлежал хозяину праздника. Кто станет его партнершей, было ясно без слов. А потому государь вывел меня сразу на середину зала. Он галантно склонил голову, я присела в неглубоком реверансе, после накрыла запястье вытянутой руки короля ладонью, и музыка полилась по зале.
Монарх был прекрасным кавалером, и танцевать с ним было неизменно приятно. Я получала удовольствие, кружась по зале в его объятьях. А то, что на нас смотрят несколько сотен глаз, меня не смущало уже давно. Я привыкла к всеобщему вниманию и попросту его не замечала.
И когда музыканты замолчали, к нам поспешил лакей с подносом, на котором стояли бокалы с вином. Государь взял оба бокала, передал мне мой и, подняв свой, провозгласил:
– Прелестные дамы, благородные господа, благодарю за то, что вы почтили меня своим вниманием. Да начнется веселье, – и он поднес к губам бокал.
– Слава королю! – разнеслось по залу, и воздух расцветили вспышки магического салюта, ознаменовав начало празднества.
Глава 7
Торжества, посвященные дню рождения государя и провозглашению наследника, продлились три дня. За это время я ощутила, что уже начинаю скучать по моим привычным занятиям, и последний день празднеств едва дотерпела до его завершения. Все-таки праздность и безделье – это не для меня. В этом я легко могла проследить в себе черты моей дорогой родительницы. Разница была лишь в том, что она свою деятельность направляла на свое окружение, а я замахнулась на устои государства.
Но наконец отгремели салюты и отсверкали фейерверки, горожане и придворные разошлись по уютным кроватям, а дворники, вооружившись всем необходимым, отправились чистить улицы от последствий общенародной радости. А я, ложась спать, светилась от счастья, что утром смогу вернуться к своей деятельности.
– Надо чаще устраивать праздники, – заметил государь, увидев, как я в предвкушении потираю руки. – Так тебя хотя бы можно найти без особых усилий.
– Ты всегда знаешь, где я нахожусь, – отмахнулась я. – И что-то я не припомню, чтобы за день ты хоть раз искал со мной встреч или требовал вернуться во дворец.
– Чтобы после иметь сомнительную честь наблюдать взбешенную аденфиру? Чтобы ты выпустила из меня всю кровь и сплясала на бездыханном теле? – Ив передернул плечами. – Я умею ценить жизнь и желаю наслаждаться ею как можно дольше. Развлекайся, душа моя, я умею ждать. Да и собственные заботы отвлекают недурно.
– Вот именно, – назидательно ответила я. – Когда есть дело, на скуку времени не остается.
И вот настал день вернувшихся забот. Я встретила его очередной счастливой улыбкой и поспешила покинуть уютное теплое ложе. Ив, как обычно, проснулся раньше и уже должен был приступить к своим делам, ну и я медлить не стала. Тальма, ждавшая моего пробуждения, услышав призыв колокольчика, распахнула двери. Она, будто маститый дирижер, управляла своим оркестром – горничными, глядевшими на мою камеристку с трепетом и обожанием.
– Коляска? – спросила я, спешно завтракая.
– Уже заложили, – ответила Тальма. – Гвардейцы ожидают вашего выхода. Государь велел зайти к нему до выезда. Вот еще, ваше сиятельство, – она подала мне поднос, на котором лежало два письма.
Первое было от дядюшки. Его сиятельство уведомил, что присоединиться ко мне по известному мне адресу. Второе письмо было от герцога Ришема. Коротко вздохнув, я открыла его и пробежала глазами.
– Тальма, вели передать его светлости, что ему ничего брать с собой не нужно. Да, и пусть скажут, что я буду готова к выезду через двадцать минут. Пусть ожидает у парадного выхода.
– Ох, госпожа, – камеристка прижала ладонь к груди. – Это же Ришем, как-то боязно. Зачем вы с ним связались? Простите, – поспешно добавила она.
Я промокнула уголки губ салфеткой и улыбнулась.
– Он испросил позволения сопровождать меня у государя. Его Величество позволил, – ответила я. – Он не сотворит непотребства, не волнуйся. К тому же со мной королевские гвардейцы и дядюшка. Но от этой поездки может выйти прок.
– Боги с вами, госпожа, – вздохнув, ответила верная служанка.
Она подала мне плащ и шляпку. Оглядев себя в зеркале, я подмигнула своему отражению и выпорхнула из королевских покоев. Гвардейцы, увидев меня, склонили головы, приветствуя.
– Доброго утра, господа, – улыбнулась я им.
Впрочем, далеко я не ушла. Памятуя о словах Тальмы, я направилась к двери королевского кабинета. Она открылась передо мной без долгих проволочек. Это уже было заведенное правило. Остановить меня могли, только если Ив был занят чем-то первостепенной важности, и мешать ему было ну никак нельзя. Однако сейчас он ожидал, когда соберутся его советники, а потому преград на моем пути, к счастью, не было.
– Доброго утра, государь, – присела я в реверансе.
Король оторвал взгляд от бумаг, улыбнулся и поманил к себе. Я поспешила откликнуться на призыв. Монарх поднялся из-за стола мне навстречу, и я впорхнула ему в объятья.
– Доброе утро, душа моя, – ответил он, поцеловав меня в уголок губ. – Ты уже готова к выезду?
– О да! – жизнерадостно воскликнула я.
– Уж не сегодняшний ли твой спутник так обрадовал тебя? – глядя на меня испытующим взглядом, спросил государь.
– Ив, – я укоризненно покачала головой. – Что за чушь. Ты как никто другой знаешь, что я радуюсь не сопровождению, а самой поездке.
– Мне не нравится, что Ришем будет подле тебя. Я видел, как он смотрел на тебя в день своего приезда, меня этот взгляд разозлил. А теперь мерзавец проведет подле тебя весь день, а ты даже не возмущена… Раздражает.
– Ты сам позволил ему сопровождать меня, – напомнила я. – Запрети, и он останется подле жены и сына.
Король усмехнулся и, отступив на шаг назад, присел на угол своего стола. Он скрестил на груди руки и признался:
– За сегодняшнее утро я уже раз пять собирался это сделать, но каждый раз вспоминал, как загорелись твои глаза, едва ты услышала, что он заинтересован твоим начинаниями. Тебе важно, чтобы твои идеи распространялись, и мне не хочется огорчать тебя. Впрочем, не буду скрывать, мне любопытно, что выйдет у герцога. Но, – государь протянул руку, и я, вложив в нее свою ладонь, подошла к нему. Обняв меня за талию, он заглянул мне в глаза, я ответила преданным взглядом: – Ты не должна позволять ему вольности. А если он забудется, немедля призывай гвардейцев. Не желаю, чтобы вы уединялись. Не вздумай им очароваться…
– Ив! – воскликнула я. – О чем ты? С нами будет мой дядюшка – это раз. А два – я как не видела мужчины в его светлости, так и не вижу. Что за глупости, право слово?
– Поклянись, – упрямо велел венценосец.
– Клянусь, – улыбнулась я. – Ваше Величество успокоены?
– Нет, – проворчал ревнивец. – Но кого это волнует, кроме меня?
– Глупый, – проворковала я и поцеловала кончик монаршего носа. – Ты – единственный, мой дорогой хищник. Иного мужчины не вижу.
– Пусть так и остается, – сдался монарх. Он ненадолго приник к моим губам, а после отстранился и велел: – Ступайте, ваше сиятельство, пока я снова не передумал.
– Обожаю тебя, – мурлыкнула я и поспешила покинуть королевский кабинет.
Только на пороге обернулась, послала своему любовнику воздушный поцелуй и исчезла за дверью. Навстречу мне попался один из советников, и я вздохнула с облечением, радуясь, что короля отвлекут и он не испортит мне ни дня, ни настроения. Гвардейцы, сегодня сопровождавшие меня, слаженно развернулись и последовали за мной. Я в удивлении приподняла брови и со вздохом покачала головой. Вместо привычных двух телохранителей за мной следовали четверо. Ив усилил мою охрану. Усмехнувшись, я махнула рукой. Пусть хоть роту приставит, главное, не закрывает дворцовые ворота.
Коляска уже стояла у парадной лестницы. За ней конюхи держали под уздцы четырех коней для моего сопровождения. Кучер, заметив мое появление, деловито поправил шляпу, взял кнут и приготовился трогаться. Лакей, замерший у дверцы, распахнул ее, а помогал мне сесть уже Нибо Ришем, вместе со всеми ожидавший моего появления. Он приветливо улыбнулся, склонил голову и подал мне руку.
– Доброго дня, ваше сиятельство, – поздоровался герцог.
– Доброго дня, ваша светлость, – ответила я, воспользовавшись его помощью.
Нибо забрался в коляску после меня, устроился напротив, и лакей, закрыв дверцу, отошел в сторону.
– Трогайте, любезный, – велела я, и коляска покатилась к воротам.
Сегодня в нее были впряжены двое белоснежных красавцев – подарок короля, впрочем, как и сама коляска. От таких подарков я приходила в больший восторг, чем от драгоценностей. У меня теперь была собственная конюшня, где обитало десять лошадей разной масти, среди которых почетное место занимал мой любимец – Аметист. Как его, кажется, не холили ни одну лошадь, чем шельмец и пользовался без всякого стыда и совести. Важничал, издевался, иногда «умирал», но я прощала ему всё на свете, потому что он оставался моей слабостью. Да и хватало припугнуть, что я заменю его другим, более сговорчивым, конем, как мой дорогой мальчик превращался в самого покладистого скакуна на свете.
– Куда мы направляемся? – спросил меня Нибо, когда коляска выехала за ворота.
– В торговый квартал, ваша светлость, – ответила я, поглядывая на него с интересом.
За эти три дня мы почти не приближались друг к другу. Нет, мы много раз оказывались рядом. А как иначе, если все мы находились подле короля? Но вот даже в беседах как-то миновали друг друга вниманием. Герцог был умным человеком, потому не приглашал меня на балу и не обращался ко мне в разговоре. А я прекрасно обходилась людьми, составлявшими мой привычный круг. И уж не знаю, что углядел мой ревнивец, но я сама ни разу не замечала пристального взгляда со стороны его светлости. Он вел себя безукоризненно.
И лишь вчера, когда разговор зашел о моих нововведениях, Нибо проявил живейший интерес и любопытство. Послушав, он выразил желание познакомиться с моей деятельностью ближе. Признался, что наслышан и даже находит некоторые мои затеи разумными, а потому не прочь ввести нечто подобное в Ришеме. Это и стало поводом просить государя позволить зятю сопровождать меня, чтобы лично увидеть, что выходит из моих деяний.
Разумеется, я была рада новому союзнику. О нет, я не заблуждалась в отношении герцога, и что бы ни говорил государь, но в намерениях Ришема не было приударить за мной или соблазнить. Для этого Нибо был слишком осторожен и разумен. А вот вернуть себе через мое посредничество милость монарха – это то, что двигало интересом его светлости. И я не нашла в этом ничего дурного. Почему нет? Мои идеи получат распространение до южного предела Камерата, а герцог заручится поддержкой и помощью фаворитки Его Величества. А так как и я была женщиной разумной и осторожной, то можно было верить, что не ввяжусь ни в какую сомнительную и пагубную затею властителя Ришема. И король, придавив герцога тяжелым испытующим взглядом, после просверлив дыру во мне, дал свое одобрение. Собственно, так мы и оказались с его светлостью в одной коляске.
– Вы продолжаете расцветать, ваше сиятельство, – с улыбкой заметил Нибо.
– Благодарю, – немного сухо ответила я и задала свой вопрос: – Как вам жизнь семейного человека?
– Необременительна, – усмехнулся герцог. – Мы с супругой видимся нечасто, потому не успеваем устать друг от друга.
– А что ваш брат? Как он принял свою помолвку?
– О, – теперь герцог и вовсе рассмеялся, – Эйлл юн, да и я не особо его ограничивал в свободе, потому мой братец воспринял нежданную невесту как приговор и скорое заточение. Но мы имели весьма продолжительную беседу, и его светлость выкинул белый флаг. Теперь он даже ожидает день свадьбы, особенно вдохновлен рождением племянника. Сказал, что желает быть молодым, когда его дети достигнут совершеннолетия, а не таким заплесневелым грибом, как его брат и господин.
– Грибом? – переспросила я.
– Заплесневелым, – важно кивнул герцог, и я развеселилась.
– Боги, вам же и тридцати еще нет! – отсмеявшись, воскликнула я.
– А ему всего семнадцать, – с улыбкой ответил Нибо. – В его глазах я древний старец. Но в заблуждениях ему пребывать недолго, скоро Эйлл поймет скоротечность времени.
– Какое верное замечание, – сказала я, скользнув взглядом по мостовой, заполненной народом. – Мое представление свету было всего четыре года назад, а будто лет сто прошло.
– У вас выдались насыщенные годы, ваше сиятельство, – ответил Ришем. – Не мудрено, что вы так чувствуете. Из девицы, судьба которой была предначертана и понятна, вы превратились в женщину, чью значимость невозможно не оценить.
Я вновь посмотрела на герцога, ожидая увидеть следы иронии, но он хоть и улыбался, однако насмешки не было.
– Не смотрите на меня так, – верно поняв мой взгляд, произнес его светлость. – Я искренен с вами. То, что только искренность может проложить к вам мостик понимания и дружбы, я понял уже давно. Да и не в моих интересах лгать вам, ваше сиятельство. Я ищу в вас друга и союзника и думаю, вы это сами прекрасно понимаете.
После оглашения моего сына наследным принцем я ощущаю неприятное трение удавки о кожу, а подобного чувства у меня не было с тех пор, как после свадьбы я вернулся в Ришем. Теперь, зная нашего дорогого сюзерена, я вновь чувствую шаткость своего положения. Я слишком усердно старался прежде, и теперь моя слава интригана и корыстолюбца может сыграть против меня.
Это, знаете ли, меня сильно удручает. Конечно, отказ мне как регенту несколько унял мои переживания, но это не означает, что Его Величество не пожелает принять превентивных мер, чтобы раз и навсегда избавиться от потенциальной угрозы с моей стороны. А потому я хочу доказать ему свою верность и лояльность. А также вернуть милость, утраченную вследствие прошлых интриг.
Моя жена глупа и недальновидна. Она сейчас видит себя спасительницей Камерата, даже уверена, что наш сын взойдет на трон. Порой мне кажется, что весь острый ум Стренхеттов закончился на предыдущих отпрысках покойного государя, а потому Селии достались лишь ревность, мнительность и злопамятность. С языка этой женщины порой слетают опасные слова, а она даже не понимает этого. А она сейчас кичится честью, оказанной нашей семье. Меня это, признаюсь, настораживает, даже пугает. Ее светлость способна погубить меня, а я этого допустить не могу. Во-первых, как вы верно заметили, мне еще и тридцати нет, и жить хочется не меньше, чем кому бы то ни было. Во-вторых, мне даже герцогство сейчас оставить не на кого. Мой брат еще слишком юн и не готов к управлению… да попросту не подходит для этой роли. Селия не может управлять уже потому, что женщина, к тому же женщина неумная и эгоистичная. Она легко примет решение в ущерб ришемцам, но на пользу себе.
Остается мой сын, который не способен еще толком сам удерживать голову. К тому же он сейчас считается наследным принцем, а значит, до появления королевского отпрыска, хоть и является владетелем Ришема, но, когда придет время, будет жить и обучаться в королевском дворце. Моя земля достанется управителю, назначенному государем, и кто поручится, что он поддержит герцогство в том же состоянии, какого я добился за время своего правления? Нет, это не личные интересы, а потому рисковать я не просто не могу, но и не имею права.
– Скажите честно, ваша светлость, – прервала я откровения моего спутника, – что вы на самом деле думаете о том, чем я занимаюсь. Раз уж вы были искренни, то оставайтесь таким и далее. Итак?
– Вы сами просили быть искренним, – напомнил Ришем, я продолжила смотреть на него с любопытством. Я готова была к признанию, что он считает мои выдумки блажью, однако герцог произнес: – Мне интересно всё, что связано с вами. Я восхищен вами, Шанриз. Это чистая правда. Начать с того, что вы удерживаете власть над государем уже три года без всяких советчиков и покровителей. Вы умны, сильны духом и норовом. Я вижу, что он покорен вами, и верю в это, потому что сам был павшим бастионом у ваших ножек. А если учесть ваш возраст, но я смело назову вас уникальнейшей из женщин. И, заметьте, я совершенно не касаюсь вашей красоты и внешней нежности, только внутренние качества. Красота – пустое, она способна покорить на время, но не поможет удержать внимание надолго. Красавиц много, вы – единственная. И потому я понимаю, отчего государь без ума от вас. Имей я хоть шанс на взаимность, и я бы отдал многое, чтобы завоевать ваше расположение, однако вы такая, какая есть. Вам важней ваше дело, чем всё преклонение мира, а потому в моих помыслах нет: ни очаровать вас, ни склонить к тайной связи. Всё, чего я желаю, – это вашей дружбы, заступничества и поддержки.
Что касаемо ваших устремлений и взглядов, то я готов признать их справедливость, потому что на своем опыте испытал женские ум и изобретательность. Я был свидетелем интриг герцогини Аританской, да что там! Я сам стал ее жертвой. Я знаю вас, и вы – прекрасное доказательство того, что женщины способны на многое и сумеют пробиться там, где иной мужчина спасует. Впрочем, не каждую женщину стоит допускать к власти, как и не всякий мужчина справится с ней. Более того, в моем герцогстве военным делом занимаются и женщины, в приграничных поселениях, им это необходимо, чтобы выживать. И мне в голову не придет запретить им драться. Это в столице легко рассуждать о нежности и трепетности дамы, но когда в твой дом врывается кочевник, то томность не поможет спасти себя и своих детей, пока муж сражается на улице. И поэтому я в какой-то степени разделяю ваши взгляды, ваше сиятельство. Более того, готов стать помощником в вашем деле, и мне кажется, что вам это необходимо.
Мы нужны друг другу, Шанриз, и потому я еду с вами, чтобы лучше разобраться в том, что вы делаете. И теперь спрошу я, готовы ли вы даровать мне вашу дружбу и доверие?
– Дружба и доверие – это то, что нужно завоевать и доказать, – ответила я с вежливой улыбкой. – Между нами, о них говорить рано, однако я готова к сотрудничеству, ваша светлость. А уж к чему оно приведет, покажет время.
Я протянула ему руку, герцог посмотрел на нее, после мягко сжал мою ладонь и заверил:
– Вы можете на меня положиться. – Он откинулся на спинку сиденья и огляделся: – Нам долго еще ехать?
– Мы уже приехали, – ответила я и приветливо махнула рукой. – А вот и дядюшка. – Кучер натянул вожжи, и коляска остановилась.
Ришем первым вышел и подал мне руку. И когда я шагнула из коляски на мостовую, граф Доло, направлявшийся к нам, остановился и в великом изумлении воззрился на его светлость. Я тихо усмехнулась, воспользовалась предложенной рукой герцога, и мы направились к его сиятельству, теперь глядевшего на меня пытливым взглядом. Он ждал объяснений. Мне скрывать было нечего, а потому, когда мы сблизились, я произнесла:
– Доброго дня, дядюшка. Позвольте вам представить нашего нового союзника. Его светлость желает ознакомиться с нашим делом и завести нечто подобное в Ришеме. Удачная идея, не находите?
– Это было бы прекрасно, – осторожно ответил граф и перевел взгляд на Нибо. – Однако…
– Это чистая правда, – произнес герцог. – Доброго дня, ваше сиятельство. Позвольте для начала принести вам свои извинения за мои прошлые грехи. Я поступил с вами подло, в чем уже раскаивался перед ее сиятельством. И все-таки прошу увидеть во мне пусть и не друга, но человека, который готов поддержать ваше дело и помочь в нем.
– Время покажет, – уклончиво ответил дядюшка, а после наконец поздоровался: – Добрый день, ваша светлость. Идемте, госпожа Хандель заждалась нас.
– Кто эта госпожа Хандель? – спросил у меня Нибо.
– Наша подопечная, – ответила я с улыбкой. – И первая женщина, которой позволено самой вести свои дела, без всяких управителей.
– Любопытно…
На госпожу Хандель обратил внимание дядюшка еще в первый год моего фавора. С тех пор, как остался без должности, и ему требовалось новое занятие, где он мог чувствовать себя полезным, его сиятельство занялся моим делом. И пока я получала необходимые знания от преподавателей, которых мне назначил государь, граф Доло обдумывал политику и последовательность наших действий.
– Дитя мое, вот что я вам скажу, – произнес он в одну из наших встреч, – образование – это хорошо, но нам нужно подготовить почву для первых выпускниц, иначе они со своими знаниями пойдут проторенной дорогой – в дом к супругу, чтобы рожать ему детей, стряпать и натирать полы до блеска.
– Что же вы предлагаете, дядюшка? – живо заинтересовалась я.
– Я немало думал, разговаривал и наблюдал за жизнью дам из разных слоев общества. К примеру, вдовы коммерсантов. Не спорю, есть среди них те, кто не способен вести дела покойного супруга, и опека назначенных лиц для них благо. Но есть и такие, кто и у Смерти выторгуют себе еще пару лет. Хваткие и способные сами вести свои дела, они вынуждены прозябать в зависимости от управителей, которые без зазрения совести запускают длани в чужие карманы, и до вдов доходит средств в несколько раз меньше, чем они могли бы иметь, будучи хозяйками оставленного наследства в полном смысле этого слова.
