Я долго оттягивала этот момент, но раз уж история почти про меня и о Портовом городе, мне придется затронуть тему… о том, кто такой Человек-Тень и что он сделал со мной.
Как бы начать?
С одной стороны, надо бы с самого начала, с того момента, когда все началось, но если позволите, я пока отложу очень непростой для меня рассказ.
Когда я говорила, что не рисую красками, это была отчасти правда, так как иногда мне приходилось брать в руки цветные карандаши, чтобы стать палачом. Я не нахожу жертвы, они сами находят меня, как бы далеко я не сбегала, где бы я не жила. Поверьте, десять лет я скиталась в надежде, что они не смогут догнать меня, но Тень никогда не позволял мне остаться одной.
Один раз я его почти увидела. Это случилось в маленьком городке, уже стемнело и ко мне в очередной раз прямо на улице обратились с фразой о том, что их послал Человек-Тень. Это было немного странно, поскольку, обычно, они находили меня дома. Поэтому я быстро спросила их, где тот, кто рассказал обо мне. Дряхлый пикси махнул рукой в сторону узкой улицы и там, около стены, действительно виднелся темный силуэт.
Я побежала.
Он это заметил и рванул вниз по улочке, перепрыгивая на ходу через мусорные баки. Впервые я увидела его, пусть в плаще и только со спины, но я не могла упускать шанс и бежала со всех сил. Он был быстрее. Темно, вещи под ногами, испуганные кошки, брызги от луж.
Задыхаясь и морщась от боли в боку, я громко закричала:
– Постой! Я только хочу спросить! – и не в силах дальше бежать, ухватилась рукой за влажную каменную стену. – Спросить… за что… за что?
Фигура в темном плаще исчезла. Он существует. Я видела его.
А потом я вернулась к пикси, который с надеждой в глазах ждал меня.
Понимаете, самое страшное то, что они все благодарили меня.
Говорили спасибо. Мне. Их убийце.
Моя темная сторона, о которой я хотела бы никогда не знать: когда я рисовала цветной портрет человека или другого существа, он умирал, точнее, просто исчезал, как и мой рисунок.
Я много лет не отрывала взгляда от листа в ту последнюю минуту, когда под воздействием моего дыхания, рисунок, вдруг, начинал таять и я прекрасно знала, что с тем существом, портрет которого я рисовала, сейчас происходит тоже самое. В эту самую секунду они еле слышно шептали «спасибо».
За что?!
Я научилась не плакать. Научилась почти не смотреть им в глаза. Только когда все заканчивалось, убирала опустевший лист в специальную папку, которая уже распухла от бумаги, включая тот первый, пожелтевший и смятый лист, лежащий на самом дне. Пусть его не было видно, но я знала, что он там. Он всегда был со мной, в остатках моего сердца.
Всех этих людей и существ наводил на меня Человек-Тень, это они его так называли. Для каждого он мог выглядеть по-своему: как брат, сын, друг, уже ушедший в мир иной. Но Тень рассказывал им про меня и говорил, как найти.
Ненавижу его!
Он посылал всех, кроме одного. Смогу ли я произнести его имя?
Я попробую.
Если вы думаете, что десятилетняя девочка не может любить, сильно, глубоко, нестерпимо, то вы сильно ошибаетесь. Я любила Тори всегда, сына наших соседей. Мы росли вместе, иногда мне казалось, что я уже не знала, где заканчивалась я и начинался он. Мы думали одинаково, мы смеялись над одними вещами. Вместе разбивали коленки, когда лазали на яблони, чтобы потом сидя на ветках, словно воробьи спорить о том, кто больше сможет съесть кислых яблок, а потом одинаково мучались с животами. Наверно, не было ни дня, чтобы бы мы не провели вместе.
Вся деревня привыкла к этому и соседи только посмеивались, говоря, как же нам повезло родиться в соседних домах и не искать потом полжизни друг друга. Я была с ними полностью согласна.
Самая моя большая удача в жизни.
Мои способности тогда начинали появляться, но вместе с Тори мне не было страшно. Он всегда радостно ждал, возникнет ли на мне какой-нибудь новый рисунок и это он всегда говорил, что я отлично рисую и вдохновлял меня носить с собой блокнотик, чтобы делать в нем зарисовки облаков, цветов, птиц и деревьев.
А затем…
«Нет! Нет, не хочу!»
Простите меня, я сейчас соберусь.
Затем родители подарили мне красивую коробку с цветными карандашами, для того чтобы я и «дальше развивала свой талант».
Да, горько теперь звучит.
Мы с Тори побежали на наш любимы холм, где давно лежало два поваленных дерева, как будто созданных для наших посиделок. Тори плюхнулся на одно дерево и убирая вечно мешающие каштановые вихры, сказал:
– Ну, давай! Рисуй мой портрет!
И улыбнулся во весь рот, как лягушонок, веснушки расплылись по его щекам и носу. Обожаю, когда он так улыбается.
– Не знаю… – протянула я тогда. – А может, я не хочу иметь твой портрет.
«Ну и вредная же я иногда бывала».
– Ха-ха! – засмеялся Тори, хлопая ладонями по коленкам. – Мне подаришь!
– Ладно. Только не дергайся, понял! – хмуро и немного по-царски провозгласила девчонка.
– Ага!
Я открыла альбом и начала рисовать. Мне почти не надо было смотреть, так хорошо я знала его черты, его ухмылки, темные брови, ямочку на одной щеке. Последние штрихи я уже наносила, не глядя на Тори.
– Почти готово! Еще чуть-чуть, – я добавила блики в глаза и довольно выдохнула. – Все! Смотри, Тори.
И подняв альбом, развернула его к мальчику.
На дереве напротив никого не было. Только я, холм и ветер.
—Тори! – позвала я. – Вылезай! А то не подарю, слышишь?
– Тори, не смешно! – продолжала я кричать, обегая все вокруг.
Но здесь негде было прятаться. Негде…
Я не буду описывать вам то, что было дальше, как я спустилась с плачем в деревню, как не могла ответить его родителям, где же их дорогой мальчик. Тори искали неделю всей деревней. Было решено, что он убежал с холма и утонул в быстрой речке внизу. Но я знала, что он бы не успел этого сделать.
Тори. Мой Тори. Моя первая жертва, которая не просила о смерти.
Когда ко мне начал возвращаться разум, я заглянула в альбом. Он был пуст. Я выдернула тот лист и все вглядывалась, вглядывалась в него. Тогда у меня появились первые подозрения.
Я стала всех сторониться, да и на меня теперь смотрели косо. Все считали, я точно что-то знаю, но не желаю рассказывать. Я больше не притрагивалась к карандашам и больше не улыбалась.
Через два года я одна возвращалась со школы по дороге вдоль леса. За моей спиной послышались странные шаги, точнее это был шаг и стук. Я оглянулась.
Там, тяжело опираясь на палку, ковылял глубокий старик. Одна нога у него то ли была поджата, то ли подвязана. Я хотела было отвернуться, но, вдруг, он позвал меня по имени хриплым голосом:
– Йованка! Это ведь ты – Йованка? – старик откашлялся. – Пожалуйста, нарисуй меня!
– Что? – я испуганно прижала портфель к груди. – Вы ошибаетесь!
И быстрым шагом пошла вперед. Но он тоже не останавливался.
– Стой, пожалуйста. Человек-Тень, сказал, что ты поможешь, прошу, девочка!
Хотелось заткнуть уши и больше ничего не слышать. Я не выдержала и побежала. Старик попытался следовать за мной, но вскоре упал прямо на дорогу. Его палка откатилась, по сморщенному от времени лицу побежали слезы.
– Пожалуйста, помоги мне! Умоляю тебя!
Я остановилась и повернулась, по моим щекам тоже уже бежали мокрые дорожки.
– Я не могу вам помочь! Что вы от меня хотите?
Старик пытался ползти ко мне, хватаясь руками за землю и волоча непослушную ногу. Это было слишком, я вернулась и тут мне в нос ударила страшная вонь от гниющей плоти. Его вторая нога была перевязана тряпками до колена, сквозь которые сочился гной.
Гангрена.
Задохнувшись, я закрыла лицо рукой:
– Почему, почему вы просите меня об этом? – спросила я с отчаянием.
– Я не жилец, – прошептал старик. – Но смерть никак за мной не приходит. Умоляю, Тень сказал, что если ты меня нарисуешь, то все закончится.
Я сжимала портфель побелевшими пальцами:
–Но… у меня и карандашей нет.
– Вот, вот! – старик полез в свою сумку. – Я все взял. Он мне сказал. Прошу тебя, девочка!
Дрожащей рукой я взяла альбом и карандаши и присев на карточки рядом, взглянула на белый лист. Все расплывалось. Я не могла унять слез, но начала рисовать.
Получалось очень похоже.
Пустынная дорога, синее небо, пение птиц, двенадцатилетняя девочка в школьной форме, вытирающая ладонью глаза и чиркающая в альбоме и человек напротив нее.
Когда я закончила, старик сказал:
– Теперь, подуй.
Я повиновалась, и портрет стал таять на моих глазах. До меня долетело лишь одно слово, сказанное тепло и смиренно:
– Спасибо.
И я снова осталась одна.
После этого случая, подобных гостей становилось все больше и в 15 лет я сбежала. Дальше вы знаете.
Я не хотела вас расстраивать. Но если уж говорить, то надо описывать картину целиком, да?
В Портовом городе меня тоже находили, но я стала спокойнее, что ли. Здесь у меня были и Хосс, и дядюшка, и моряки и все остальные. Много друзей.
Поэтому этой ночью я уже без печали убрала новый побелевший лист в папку и спустилась вниз в кафе, чтобы сделать себе чай с молоком и посидеть немного в тишине за столиком.
В дверь постучали.
«Нет, неужели снова?»
Я крикнула:
– Открыто!
И в кафе зашел высокий человек в темном плаще и капюшоне. Повеяло сыростью.
– Здравствуй, Йованка, – сказал мужской голос.
Звякнула чашка, резко поставленная на блюдце.
– Ты… ты – Тень, да? – спросила я сбивчиво, уже зная ответ.
– Ага! – вдруг звонко ответил он, стягивая капюшон и садясь напротив меня за столик.
Молодой мужчина, примерно моих лет. Сидит, улыбается, легко и дружелюбно, словно старый друг. Его тело казалось немного не четким.
Что вообще происходит?
– Кто ты?
Он засмеялся, услышав мой вопрос, чем заставил меня отшатнуться на спинку стула:
– Йованка, не узнаешь, что ли?
Я присмотрелась к вихрастым каштановым волосам, к его улыбке во все лицо…
– Нет! – мой голос сорвался. – Нет! Ты же умер! Я убила тебя!
Продолжая радостно улыбаться, Тори облокотился об стол.
– Что было, то было, – хмыкнул он. – Как же я рад, наконец, говорить с тобой, видеть тебя. Если бы ты знала!
Мысли бешено скакали в голове. Столько лет… столько боли…
– Ты… – я не могла подобрать слова. – Ты… так мстил мне?
Тори искренне удивился:
– Что ты! Именно потому, что я люблю тебя, я остался, чтобы помогать тебе, хотя бы издалека. Стать твоей тенью.
«Какая ерунда!»
Не выдержав, я вскочила со стула и закричала:
– Ты превратил мою жизнь в ад!!! Ты сделал меня руками смерти!
– Йованка, – мужчина протянул ко мне раскрытые ладони, с нежностью в голосе. – Все наоборот, ты была спасением. Пойми это, любимая.
Но, видя только ужас на моем лице, он вздохнул:
– Я был послан к тебе совсем не смертью.
Я закрыла лицо руками. Сердце стучало так сильно. Все кружилось вокруг: стены, мысли, прошлое, настоящее, общие воспоминания нашего с ним детства, слова, зеленый холм, цветные карандаши, упавшие в траву. Где во всем этом правда?
– Семнадцать лет, я винила себя семнадцать лет… – прошептала я.
Тори заговорил мягко, грустно:
– Прости, я видел, но не мог подойти. Прости.
– А сейчас, почему? – отняла я ладони от лица, чтобы посмотреть на дорогие до боли черты.
«Вот каким бы ты стал, если бы вырос. Я думала, что буду рядом с тобой каждый день».
Мужчина ярко и весело улыбнулся:
– На самом деле, у меня к тебе просьба. Нарисуй меня!
До этого момента, я не представляла, что меня можно поразить сильнее. Сделать еще больнее.
– Ты не смеешь просить меня об этом! Только не снова, – выдохнула я, опираясь об стол.