Ю. Н. Данилов
Русские отряды на Французском и Македонском фронтах. 1916–1918. Воспоминания

При этом французское правительство принимало на себя все заботы и расходы по перевозке, вооружению и содержанию этих войск. Ружья и пулеметы с достаточным количеством патронов, в целях заблаговременного обучения, должны были прибывать в Россию для каждой части за два месяца до ее отправления.

Совершенно очевидно, что при заключении этого соглашения были упущены условия навигации из тех портов, которые только и оставались в распоряжении России (Архангельск и Владивосток), а именно их замерзаемость. На это упущение было весьма скоро обращено внимание французского морского министерства, которое телеграммой от 12 июля уже указывало на необходимость закончить перевозку войск во Францию по сроку 16-го года не позднее последних чисел октября. Однако такое ускорение оказалось невыполнимым по целому ряду причин, в числе которых нельзя не отметить и несвоевременности прибытия в порты пароходов, предназначенных для выполнения перевозки.

Что касается вопроса об отправке русских войск во Францию в 17-м году, то план такового отправления было решено обсудить лишь в конце 16-го года.

Вслед за подписанием соглашения о дальнейшей отправке русских войск на французский фронт в течение 1916 года, другой представитель Франции Альбер Тома подписал 17 мая с военным министром протокол, регулировавший вопросы снабжения русского фронта артиллерией, и условия, на которых Франция готова была прийти на помощь России для организации ее внутренней производительности.

Около середины мая французское правительство сделало в Петрограде запрос, не встретится ли со стороны России каких-либо препятствий к тому, чтобы 2-я особая бригада была направлена в Салоники не прямо морем (кругом Европы), а была предварительно высажена в Бресте и направлена в Марсель по железной дороге, откуда морем до Салоник. Проект этот был выдвинут французским морским Генеральным штабом, который находил необходимым не подвергать перевозимых риску следования через Гасконский залив и пролив Гибралтара. Хотя в нашем военном министерстве новый маршрут представлялся несколько сложным, но против его осуществления, ввиду приведенных мотивов о безопасности, возражений выдвинуто не было.

В соответствии с новым маршрутом был установлен в Париже новый порядок, предусматривавший передвижение бригады по территории Франции. Части бригады должны были прибыть морем в Брест, причем продолжительность морского переезда определялась примерно в две недели. В Бресте предполагалась задержка только на двадцать четыре часа. Русские офицеры должны были быть встречены и приняты офицерами местного гарнизона. За счет особых отпусков им имелось в виду предложить завтрак и обед. Также и солдатам. По прибытии в Марсель, русские войска должны были быть направлены в ближайший к городу лагерь (Мирабо), где и ожидать времени новой посадки для отправления в Салоники. Офицеров предполагалось разместить в городе.

4 июля 16-го года был отправлен из Архангельска первый эшелон 2-й особой бригады, состоявший из трех пароходов. На борту одного из них («Венецуэла») находился начальник бригады генерал Дитерихс. Через несколько дней был отправлен второй эшелон также из трех пароходов и в последнюю очередь третий эшелон такого же состава.

Морской переход совершился благополучно и при очень благоприятной погоде.

18 июля в 9 часов вечера в Брест прибыл первый пароход, на котором находился генерал Дитерихс. На следующий день произошла торжественная встреча русских, согласно заранее выработанного церемониала. Встреча была столь же блестяща, как и встреча частей первой бригады в Марселе. Кроме официальных лиц, в ней участвовало все окрестное население, вынесшее для русских воинов корзины цветов и вина. Город ликовал. В донесении о приеме чинов бригады, отправленном в Париж, морской префект доносил, что до сведения французского офицера, прикомандированного к бригаде, дошло сведение о неудовлетворенности русских солдат тем суточным рационом хлеба (750 граммов), который был для них установлен.

– Я приказал увеличить его до одного килограмма, – доносил адмирал.

Тот же эшелон прибыл в Марсель 22 июля. Командовавший в этом городе генерал в свою очередь доносил, что им приняты все меры к должному приему чинов бригады. Офицеры были, по розданным им билетам, размещены по квартирам; солдаты же, как уже сказано, отведены в ближайший лагерь Мирабо, где заняли имевшиеся бараки; в них имелись одиночные нары с тюфяками, набитыми сеном.

Багаж офицерский и солдатский развозился на камионах.

Дальнейшая отправка бригады в Салоники была выполнена без особой задержки. Из телеграмм генерала Жоффра главнокомандующему союзными армиями на востоке можно видеть, что бригада в составе 224 офицеров и 9338 солдат должна была прибыть в Салоники в три срока: 27 июля, 8 и 10 августа.

Надо, однако, заметить, что сведения об отправке и прибытии русских эшелонов во Францию и Македонию вообще весьма сбивчивы и часто разнятся между собою. Безошибочное определение этих данных по архивным матерьялам едва ли даже возможно.

Неточность дат отправления и прибытия едва ли, однако, имеет существенное значение, так как эта неточность оказывает влияние лишь на определение продолжительности того периода времени, который каждая из русских частей имела для отдыха после длительного переезда и для получения недостающих предметов матерьяльного снабжения, равно окончательной боевой подготовки.

К формированию 3-й особой бригады было приступлено в начале июня 16-го года.

Начальником бригады был назначен генералъ-майор Марушевский, командирами полков: 5-го – полковник Нарбут и 6-го – полковник Симонов.

Штаб бригады и 5-й полк формировались в Екатеринбурге, 6-й полк в Челябинске.

Полки формировались частью путем выделения целых рот из действовавших полков (три роты в каждом полку), большею же частью из запасных батальонов (остальные девять рот).

Бригада предназначалась на французский фронт и должна была быть перевезена морем из Архангельска в Брест.

Формирование бригады совпало по времени с известным наступлением армий генерала Брусилова в Галичину, в течение которого русские армии понесли огромные потери (некомплект до двухсот тысяч человек). Естественно, что это обстоятельство неблагоприятно влияло на скорость формирования частей названной бригады. Генерал Алексеев полагал также, что неизбежно должны будут встретиться затруднения в комплектовании 4-й и 5-й особых бригад, что возможно даже возникновение необходимости использовать 6-ю и 7-ю особые бригады на русском фронте.

Посадка бригады для перевозки морем частей 3-й бригады, намечалась на начало августа.

Однако 7 августа один из русских местных пароходов неожиданно напоролся на неприятельскую мину и затонул при выходе в море. Через день на том же месте погибло от мины английское рыбачье судно. Потребовалась поэтому тщательная очистка от мин входного канала, которая и заняла несколько дней. Этот случай задержал не только отправление частей 3-й особой бригады, но даже последнего эшелона с людьми запасного батальона 2-й особой бригады. Только 18 августа началась посадка головы 3-й особой бригады.

19 августа Архангельск покинули три английских парохода с 5-м особым полком. По рассказу офицера, следовавшего в этом эшелоне, все три парохода шли вместе и без всякого непосредственного прикрытия почти до самых берегов Франции. Сами пароходы имели, впрочем, некоторое вооружение. В пути перехватывались тревожные радиограммы о розыске судов немцами, вследствие чего приходилось менять курсы. Это замедляло движение, но зато сбивало неприятеля. Изредка в море встречались плавучие мины, которые тут же расстреливались. Ночью огни на пароходах тушились, и все люди должны были спать в спасательных поясах. Эта предосторожность больше забавляла людей, чем их нервировала. Стоял август месяц, и перспектива очутиться неожиданно в воде мало кого устрашала. Тем более, что кормили хорошо, плыть было относительно удобно, а капитан парохода своим видом и спокойствием внушал полное доверие.

Однако же для сокращения всяких неприятных возможностей русские власти просили воспретить французской прессе сообщать о выходе пароходов с русскими войсками из Архангельска и о прибытии их в Брест.

Но, по-видимому, не всем частям бригады пришлось ехать с такими удобствами. Морской французский офицер, заведывавший посадкой войск в Архангельске, тревожно телеграфировал, например, 19 августа, в Париж, что русские эшелоны крайне недовольны оборудованием некоторых французских пароходов и что он опасается даже отказа распоряжения о посадке. Между тем, добавлял он, снабжение пароходов всем необходимым для удобного размещения войск затрудняется отсутствием на месте достаточного числа опытных рабочих и необходимых матерьялов. Только 31 августа удалось отправить в морской путь последние части 3-й особой бригады.

Вслед за 3-й особой бригадой было приступлено к формированию 4-й такой же бригады.

Почти одновременно генерал Алексеев счел себя вынужденным заявить о необходимости временного отказа от дальнейшей отправки во Францию дальнейших бригад (5-й, 6-й и 7-й), предполагая их по сформировании использовать в Добрудже, для поддержки вновь нарождавшегося (август 16-го года) румынского фронта.

Начальником 4-й бригады был назначен генерал Леонтьев. Командирами полков: 7-го – полковник Мочульский, и 8-го – полковник Грундштрем. Оба молодые, энергичные офицеры Генерального штаба.

Состав бригады оставался почти прежним – 180 офицеров и 9368 солдат.

В отношении назначения бригады было заранее определено, что она будет использована в Македонии, на салоникском фронте. В соответствии с этим предположением состоялось и назначение начальником бригады генерала Леонтьева, долгое время бывшего военным агентом сначала в Софии, a затем в Константинополе.

Маршрут бригады намечен был тот же, что и 2-й особой бригады: Архангельск – Брест – Марсель – Салоники.

При формировании полков была применена смешанная система: три роты в каждом полку были взяты из состава действующих полков русской армии, остальные девять рот формировались из людей запасных батальонов. При этом, вследствие истощения категории запасных, в состав этих рот попали и ратники ополчения 1-го разряда, получившие лишь поверхностное военное образование. Офицеры – преимущественно из категории военного времени.

Несмотря на все настояния французского посла в Петербурге М. Палеолога, отправление бригады могло начаться лишь 11 сентября.

С каждым новым транспортом увеличивались затруднения по соответственному оборудованию пароходов, так как, ввиду наступления холодного времени, приходилось озаботиться снабжением жилых помещений пароходов отоплением. Поэтому, архангельские власти были очень встревожены полученным из Петербурга известием о том, что последние эшелоны бригады могут прибыть в порт не ранее 5-го октября вместо вначале предположенного конца сентября.

По заявлению генерала Беляева, исполнявшего обязанности начальника Генерального штаба в военном министерстве, явились даже затруднения в укомплектовании бригады, вызванные необходимостью спешно обеспечить рабочими русские заводы и, кроме того, дать населению возможность закончить очередные земледельческие работы. Вместе с тем было признано необходимым, ввиду печального случая, происшедшего в Марселе в одном из эшелонов 2-й бригады, производить еще более тщательно выбор людей в формируемые для заграничных фронтов бригады.

Печальный случай, о котором упоминается, заключался в том, что в одном из прибывших в середине августа в Марсель батальонов 2-й бригады, был убит подполковник Краузе, прибывший в лагерь Мирабо с целью водворения порядка среди буйствовавших там солдат.

Соображения генерала Беляева, однако, не имели решающего значения: части 4-й особой бригады были все же отправлены из Архангельска в середине сентября. Следуя через Брест и далее по железной дороге, они уже в начале октября стали прибывать в лагерь близь Сен-Рафаэля, откуда непосредственно должны были следовать в Салоники.

По сохранившимся сведениям, генерал Леонтьев прибыл в Сен-Рафаэль 1 октября; последний же эшелон командуемой им бригады ожидался на юге Франции 8-го числа того же месяца.

Решающим соображением, заставившим ускорить формирование и отправку частей 4-й особой бригады явилось, по-видимому, заявление британского адмиралтейства, которое, ввиду замерзаемости берегов Белого моря, определило в качестве крайнего срока отправки английских судов из Архангельска 5 ноября. С этим решением приходилось считаться, хотя по мнению французских представителей срок этот являлся слишком преждевременным. Тем не менее, и французы считали возможным оставление пароходов в порту только до 15 ноября.

После этого срока пароходы могли отправляться только из Колы, куда люди и грузы должны были подаваться или при помощи ледоколов, или по железной доpoге. Но открытие Мурманской железной дороги могло ожидаться к ноябрю лишь в том случае, если не запоздают рельсы, заказанные в Америке и Англии.

Хотя в действительности движение по Мурманской железной дороге открылось 18 ноября, но все же перевозка по вновь выстроенной в тяжелых условиях войны железнодорожной линии не могла быть точной и всегда существовал риск длительных и частых перерывов в движении.

Надо при этом иметь в виду, что кроме войсковых частей, составлявших особые бригады, во Францию и Македонию надлежало направлять еще команды пополнения, предназначавшиеся на покрытие убыли в уже отправленных частях. В общем, для удовлетворения этой потребности необходима была дополнительная отправка довольно значительного числа людей. К сожалению, определить точную цифру этих пополнений по имевшимся данным не удалось. Сохранились, однако, телеграммы, из которых видно, что численность пополнений, перевозившихся в октябре и только для македонских бригад, достигла шести тысяч человек. Вероятно, не меньше требовалось и для бригад, осевших во Франции.

Все эти данные приводятся с целью подчеркнуть, на какой хрупкой нитке держалась связь России с западными державами, и как тяжело было для нашей Родины отправление частей ее армии на заграничные фронты. К изложенному необходимо еще добавить, что в течение августа и сентября из России были отправлены во Францию несколько тысяч военнопленных эльзасцев и итальянцев, взятых в плен в войсках наших противников.

С наступлением темного осеннего времени стали ходить тревожные слухи о появлении у берегов Норвегии германских подводных лодок. Русское военное министерство при таких условиях совсем отказывалось продолжать отправку русских солдат во Францию без эскортирования пароходов с людьми французскими военными судами.

В архивных делах имеется несколько интересных телеграмм, ярко рисующих ту обстановку, в которой приходилось совершать осенью перевозку воинских чинов во Францию из Архангельска. Вот, например, один случай: французские пароходы «Венецуэла», «Фригия», «Плата» и «Мингрелия» погружены были шедшими на пополнение 2-й и 4-й бригад людьми из Архангельска в последних числах октября. Будучи задержаны в течение нескольких дней на базе, вследствие появления в Белом море германских подводных лодок, они возвратились обратно в порт, ввиду той большой опасности, которой подвергались перевозимые. Так как наличие подводных лодок в Белом море устанавливалось нападением их на один из пароходов, перевозивших из России взятых в австрийских войсках в плен итальянцев, а также встречей с неприятельскими лодками нашего «Екатеринослава», то русское военное министерство решительно воспротивилось вторичной попытке отправки этих эшелонов во Францию. На заявление французского морского атташе в Петрограде^[18] о том, что пароходы вооружены, и что уйдя из Архангельска, они не в состоянии будут более вернуться в Белое море, ибо переводятся на линию Марсель – Салоники, названному лицу было заявлено, что решение прекратить посылку войск окончательное и исходит от Государя Императора.

Однако в следующие дни архангельскими властями была получена телеграмма, извещавшая о разрешении выполнить намеченную перевозку, и 7 ноября все названные выше четыре парохода, конвоируемые до Северного мыса французским военным стационером, вышли в море.

Таким образом, в течение 1916 года, несмотря на выполнение огромной по размерам и понесенным потерям «Брусиловской» наступательной операции, спасшей от разгрома Италию, а также невзирая на необходимость самым широким образом прийти на помощь Румынии, фронт которой был совершенно смят германо-австрийцами, русское Верховное главнокомандование сумело сформировать четыре отдельных бригады, предназначив таковые по две на французский (1-я и 3-я) и Македонский (2-я и 4-я) фронты. Кроме того, из подходивших к концу резервов пополнения были выделяемы люди для восполнения в названных бригадах убыли и, как увидим дальше, даже для обеспечения этих же бригад постоянными артиллерийскими и инженерными частями, обеспечения, вызывавшегося боевой обстановкой и проектами сведе́ния названных бригад в дивизии.

По сведениям французского Генерального штаба от 27 ноября 1916 года, в течение названного года во Францию и Салоники было вывезено русских воинских чинов – через Архангельск – 635 офицеров и 34 975 солдат и через Дальний Восток – 110 офицеров и 8 572 солдат, а всего 745 офицеров и 43 547 солдат.

Глава III
Французские кадры в русских частях. – Две системы формирования русских особых бригад. – Впечатление, произведенное русскими войсками во Франции и в Париже. Отношение к этим войскам местного населения. – Русский Мишка. – Довольствие русских воинских частей. – Моральные условия их пребывания во Франции

Считаясь с незнанием языка и местных условий, инициаторы посылки русских войск на французский фронт находили необходимым иметь в составе последних некоторое, и даже довольно значительное, число французских офицеров и солдат. По первоначальным предположениям, из двухсот трех офицеров в 1-й бригаде намечалось иметь девяносто одного французского офицера и сверх таковых еще шестьдесят два унтер-офицера и двести сорок три солдата. Таким образом, весь младший командный состав должен был, по существу, являться как бы смешанным. Французские чины должны были пользоваться известной автономией, имея в составе полка свою собственную иерархию. Однако весьма скоро такое обилие французских чинов в русских частях оказалось излишним и даже малосоответственным, придавая неоднородный состав офицерской среде. Генерал Лохвицкий уже в начале июля 16-го года высказывался в том смысле, что для связи с французскими частями и в качестве переводчиков достаточно иметь по одному французскому офицеру при командире полка и каждом батальоне, не считая нескольких офицеров-специалистов по разным отраслям знаний, в которых может встретиться необходимость по условиям позиционной войны. Само собой разумеется, что в составе штаба бригады признавалось необходимым сохранить также нескольких французских офицеров, и в числе их, для связи со штабами французских армий, хотя бы одного офицера Генерального штаба.

Мнение это было принято, и в соответствии с ним штат последующих бригад в отношении числа офицеров и солдат из состава французской армии был значительно изменен; 1-я же бригада получила впоследствии для пополнения своего штата дополнительное укомплектование русскими офицерами и солдатами.

Уже ко 2-й русской бригаде было прикомандировано всего только шесть офицеров по следующему расчету: а) к штабу бригады – офицер Генерального штаба, б) к каждому полку – по одному офицеру для связи и одному офицеру по административной части, и в) к маршевому батальону – один офицер по административной части.

Однако с двух с половиной месячным боевым опытом генерал Дитерихс пришел в ноябре 1916 года к заключению, что французские офицеры в качестве переводчиков нужны при каждом командире батальона, в особенности для связи с обслуживавшей пехоту французской артиллерией. Боевой опыт показал, что просьба пехоты, плохо переведенная на французский язык или плохо понятая, может привести к печальным недоразумениям. Что касается до унтер-офицеров, то таковые служить переводчиками не могут, не обладая необходимыми техническими сведениями.

Ввиду этих соображений генерал Дитерихс просил генерала Саррайля о дополнительном прикомандировании к бригаде шести офицеров. Просьба эта была в январе 17-го года удовлетворена, и обе македонские бригады получили добавочных французских офицеров из числа оказавшихся излишними в 1-й бригаде.

Система формирования бригад, принятая в России, не была, по-видимому, достаточно внимательно продумана. Части, вошедшие в состав 1-й, 3-й и 4-й бригад формировались, как мы видели, преимущественно из людей запасных батальонов одного какого-либо определенного района. Офицеры же назначались хотя и по выбору, но не только из полков, а также и из очередной молодежи военного времени. Такой способ комплектования имел крупные недостатки, заключавшиеся в том, что хотя и не была исключена возможность производства тщательного отбора людей, но сформированные этим путем части являлись без всякой внутренней спайки и, в большинстве, из числа людей, не бывших еще в огне. Кроме того, эти части сохраняли на себе характер и отпечаток населения того района, из которого черпались люди. Я уже отмечал ту разницу, которая должна была наблюдаться, например, при сравнении физиономий 1-го и 2-го особых полков. Еще значительнее должна была быть эта разница во внутренней психологии между полками 1-й особой бригады и 3-й, формировавшейся уже не только из запасных частей, но и путем выделения из действующих частей целых рот. Разумеется, в боевом смысле и, главное, в отношении дисциплины, полки, формировавшиеся путем выделения рот из действующих частей, должны были иметь, говоря теоретически, больше положительных данных. Но только при одном условии – вдумчивом и добросовестном отношении исполнителей к вопросу о том, как именно следует понимать и осуществлять мысль, положенную в основу этой системы.

В период формирования особых бригад, автор этих строк состоял командиром одного из корпусов, действовавших на западном фронте. Получив распоряжение о выделении на сформирование новой части роты из состава одного из полков корпуса, им был отдан приказ о производстве в назначенном полку жребьеметания для определения номера роты и о выделении из полка вынувшей жребий роты согласно того именно списка, в котором она состояла ко дню отдачи командующим армией упомянутого распоряжения. Зная служебную педантичность соответственного начальника дивизии и порядки, укоренившиеся в корпусе, я мог быть уверен в точности исполнения отданного приказа. Но не сомневаюсь однако, что наряду с таким порядком исполнения бывали в других корпусах случаи подмены чинов в назначенной к выделению роты, с целью ли сохранения у себя в части какого-либо особо ценного чина, освобождения выделяемой части от слабых элементов или, наоборот, из-за стремления выгодно блеснуть тщательностью сделанного подбора. Все эти мотивы, к сожалению, были в привычках нашей прежней русской армии. Из рассказов офицеров знаю, например, что для отправки во Францию в одном полку, номер которого мне даже называли, была особо сформирована рота «великанов», то есть людей из различных рот полка, отличавшихся высоким ростом. Это ли «сознательное» отношение к боевым требованиям и к святости закона о важности «внутренней спайки», столь ценной во всякой воинской части! Командир упомянутого полка из чувства, может быть, даже благородной ревности к внешней репутации своей части, подорвал одновременно и ее собственные боевые качества и намерения лица, желавшего гарантировать вновь формируемому полку известную внутреннюю целостность!

Отдавая должное храбрости и самоотверженности русского воина вообще, но предугадывая недостаточность боевого опыта во всякой заново сформированной части, равно принимая во внимание особенности борьбы на французском фронте, требовавшей, например, исключительного внимания к сохранению за собой пространства, французский военный атташе в Петрограде телеграммой в Париж от 11 мая 16-го года выражал свое мнение о желательности проведения прибывающих во Францию русских частей не только через учебный лагерь, где части эти могли бы ознакомиться теоретически и практически со всеми инструкциями и приемами борьбы на западном фроыте, но и отправки русских частей, небольшими партиями, на фронт Вердена, который мог считаться лучшей практической школой в районе французской армии. Известно, что через опыт Вердена прошло до шестидесяти французских дивизий, то есть свыше двух третей французской армии, и что на полях, окружавших этот пункт, французская армия получила ту закалку воли, которая привела страну к конечной победе.

Однако французское военное начальство приняло предложенную ему программу не полностью. Вместо командирования на фронт Вердена, оно организовало вблизи Вердена лишь особые краткосрочные курсы, через которые была пропущена часть русских офицеров.

Прибывшие во Францию русские воинские части встречались населением, как уже отмечено, с восторгом. В начале войны французскому народу пришлось пережить немало испытаний. Конечно, он знал, что там, где-то на востоке, у него есть сильный союзник, который готов прийти ему на помощь и не оставить его одного. Но теперь эту помощь он ощутил наяву. Перед ним проходят стройные русские ряды, которые явились, чтобы принять участие в непосредственной защите французской земли от грозного врага. Его поражала внешняя выправка русского солдата, которая производила неотразимое впечатление на французов, мало избалованных стройностью движений их воинских частей. Поистине крепок дух русского народа!

По рассказам русских офицеров, входивших в состав особых бригад, восторги и симпатии французского народа сопровождали русских солдат с первого же часа вступления их на французскую территорию. Повсюду русских воинов встречали цветами и вином, и даже тогда, когда солдат размещали по казармам и у ворот появлялись обычные дневальные, к стенам казарм приставлялись лестницы, и угощение перебрасывалось в корзинах и пакетах через заборы.

Изъявлению внимания не было конца и в пути, во время следования по железным дорогам. На каждой станции появлялось для солдат угощение, a офицерские отделения в вагонах забрасывались цветами. Для сокращения случаев чрезмерного употребления вина, пришлось даже прекратить продажу спиртных напитков по пути следования наших солдат. Но это запрещение не всегда гарантировало эшелоны от некоторых излишеств. Равным образом и в лагерях, куда отводились русские солдаты для временного пребывания, местное население спешило выражать свое гостеприимство, принося угощение к баракам и бесплатно предлагая его желающим. Печальным результатом одного из таких импровизированных пиршеств и явился уже рассказанный инцидент в одном из полков 2-й бригады, закончившийся трагической гибелью подполковника фон Краузе, имевшего к тому же несчастье носить немецкую фамилию.

Огромный фурор среди французов производил сопровождавший одну из рот 5-го полка медвежонок Мишка. Этот шутник был приобретен офицерами полка в Екатеринбурге за скромную сумму в восемь рублей. Вместе с полком он проделал всю кампанию на французском фронте и до революции был любимцем и баловнем всего полка. Солдаты охотно с ним боролись и внимательно кормили его. Он был известен и французскому начальству до командующего 4-й армией генерала Гуро включительно. Но лично Мишка дружелюбно относился только к людям, одетым в «хаки» (русские солдаты). Цвет одежды французских солдат вызывал в нем чувство некоторого недоверия. В одном из боев медвежонок, постепенно превратившийся во взрослого медведя, был слегка отравлен неприятельскими газами, но благодаря заботам чинов полка быстро оправился. В награду за данный бой он был зачислен в полку на особый паек.

Революционное брожение 1917 года отразилось, однако, и на судьбе бывшего любимца полка. Как принадлежавший поначалу офицерам, он подвергся несправедливым гонениям и однажды серьезно был облит кипятком. Кто знает любовь к животным и добродушие русского человека, тот не усомнится, что это было делом очень злой агитации против офицеров. Однако с Мишкой полку пришлось все же расстаться. Он был отдан в парижский «Jardin d’acclimatation», где, естественно, оказался за железной решеткой. Первое время о нем участливо заботились, но потом постепенно имя его было забыто, а сам он переведен в разряд обыкновенных пансионеров названного учреждения. Существует ли он по настоящее время и помнит ли о былых проказах и шутках, которыми на полях Шантильи он забавлял родных ему обитателей уральских «медвежьихъ» углов?^[19]

Согласно письменному соглашению, заключенному 11 мая 1916 года между представителями Франции Р. Вивиани и Альбером Тома с одной стороны и начальником штаба русского Верховного главнокомандующего генералом Алексеевым с другой, французское правительство обязывалось принять на себя все заботы и расходы по перевозке, вооружению и содержанию войск, подлежавших отправлению на французский и македонский фронты.

В одном из заседаний, имевших место в Париже и обсуждавших вопрос о порядке покрытия расходов по содержанию русских бригад, наш бывший военный агент в Париже полковник граф Игнатьев сделал заявление, что русские бригады должны рассматриваться французами как французские части, ибо только одна Франция получила со стороны России непосредственную братскую помощь. С этою мыслью французские представители военного министерства согласились, подтвердив, что «nous n’avons pas intérêt à ce que les Anglais interviennent dans cette question uniquement franco-russe».. Такой характер специально франко-русской кооперации и сохранило командирование русских войск не только на французский, но и на македонский фронты.

В соответствии с этой точкой зрения, состоявшимся соглашением между русским и французским правительствами было установлено, что на попечении русского правительства остается только покрытие расходов: а) по обмундированию, снаряжению, лагерному расположению, уплате жалованья, продовольствия и покрытие разных хозяйственных потребностей командируемых во Францию войсковых частей и б) по оплате жалованья и обмундированию личного состава этих частей, находящихся в лечебных заведениях. Французское же правительство должно принять на себя все расходы по снабжению и возобновлению всего необходимого для командируемых частей, материального имущества и перевозочных средств, а также по содержанию в госпиталях больных и раненых русских воинских чинов, равно и все вообще расходы по содержанию прикомандировываемых к русским войскам французов.