Ю. М. Ткачевский
Избранные труды
Однако было бы ошибочным полагать, что освобождение от уголовной ответственности и наказания базируется только на отпадении общественной опасности виновного лица. При решении этого вопроса нельзя забывать и иные цели наказания: общее предупреждение и кару.[25]
Некоторые юристы, например Б. С. Утевский, полагают, что истечение сроков давности затрудняет возможность достижения цели общего предупреждения.[26] На наш взгляд, вывод представляется правильным. Большой промежуток времени между преступлением и уголовно-правовой реакцией на него не окажет необходимого общепредупредительного воздействия.
Ю. Н. Емельянов придерживается иной точки зрения. Цель общего предупреждения достигается и при истечении сроков давности и реализуется неотвратимостью «разоблачения факта преступления».[27]
Вывод Ю. Н. Емельянова спорен. Как правило, об освобождении лица от уголовной ответственности и наказания широкие слои населения ничего не знают. Поэтому факт «разоблачения преступления» имеет ограниченное воспитательное воздействие. Что касается цели кары, то ее достижение после истечения сроков давности неразумно. При применении института давности мы имеем дело с лицом, общественная опасность которого или вовсе отпала, или существенным образом уменьшилась. Необходимость в наказании такого лица отпадает. Нельзя забывать и того, что кара не только является целью наказания виновного, но одним из средств его исправления или перевоспитания. Последнее в большинстве случаев составляет основу применения кары. При исправлении лиц отсутствует необходимость в воспитательном воздействии на него путем реализации карательной сути наказания. Особую позицию по рассматриваемому вопросу занимает П. Я. Мшвениерадзе: «По нашему мнению, основанием давности по советскому уголовному законодательству является нецелесообразность применения наказания в отношении лица, совершившего преступление, если со дня совершения преступления прошло более или менее продолжительное время. Применение наказания при таком положении вещей не может служить ни целям общего предупреждения, ни целям специального предупреждения».[28] Представляется, что, подчеркивая в качестве основы применения давности нецелесообразность применения наказания вследствие истечения сроков давности, П. Я. Мшвениерадзе приходит к выводу о том, что запоздалое наказание не может способствовать достижению целей наказания. Собственно говоря, этим и предопределяется институт давности.
Подводя итоги сказанному, в самом общем виде родовое понятие давности можно определить как истечение определенных сроков, исключающих при наличии указанных в законе обстоятельств уголовную ответственность (осуждение) или исполнение назначенного судом наказания.
Существует мнение о необходимости придать давности факультативный характер. Так, К. К. Вавилов полагает, что ст. ст. 48 и 49 УК должны предусматривать сроки, по истечении которых вопрос об уголовной ответственности или давности исполнения обвинительного приговора должен решаться по усмотрению органа, в производстве которого находится дело.
Это предложение вызывает возражения. Прежде всего, предоставление решения вопроса о давности не только суду, но и органам дознания, следствия, на наш взгляд, неприемлемо. В подобном случае виновность или невиновность лица, в отношении которого решается вопрос о привлечении к уголовной ответственности, должна будет устанавливаться не судом, а тем органом, который ведет следствие или дознание. Этот же орган будет необоснованно уполномочен давать оценку личности, на основе чего предполагается применение или неприменение давности. Вместо четкого, стабильного института предлагается введение оценочной категории, не базирующейся на каких-либо объективных, заранее установленных законом критериях. Произвол и ошибки при предлагаемой К. К. Вавиловым регламентации юридической природы не исключены.
Вероятно, и передача решения вопроса о каждом конкретном случае давности на усмотрение суда также нецелесообразна. Это загрузит суды излишней работой.
Глава 2
Давность привлечения к уголовной ответственности
§ 1. История развития уголовного законодательства о давности привлечения к уголовной ответственности
Первый декрет о суде[29] предоставил местным судам право при разрешении уголовных дел руководствоваться материальными и процессуальными законами свергнутых правительств, но лишь постольку, поскольку таковые не были отменены и не противоречили революционной совести и революционному правосознанию (ст. 4).[30] В примечании к ст. 5 отмечалось: отмененными признаются все законы, противоречащие декретам ЦИК рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, рабочего и крестьянского Правительства, а также программе-минимум РСДРП.
Следовательно, суды при решении вопросов о давности привлечения к уголовной ответственности могли руководствоваться нормами Уголовного Уложения 1903 г. Однако в Уложении этот вопрос был регламентирован сложно, поэтому лица, не имевшие специального юридического образования, встречали препятствия в использовании норм Уложения о давности.[31]
Третий декрет о суде[32] предписывал судам руководствоваться «декретами рабочего и крестьянского Правительства и социалистической совестью», что предполагало решение вопросов о давности уголовного преследования в соответствии с правосознанием судей, так как правового регламентирования данного вопроса еще не существовало.
Известный интерес в этом отношении представляет дело Романовского и Шарле, рассмотренное Донецким губернским революционным трибуналом 11 августа 1920 г. Они были осуждены за спекуляцию к принудительным работам сроком на пять лет с конфискацией движимого и недвижимого имущества. Трибунал, учитывая их принадлежность к пролетариату и давность преступления, снизил наказание до двух с половиной лет, а конфискацию имущества определил условной. Этот приговор был обжалован защитником в Верховный Кассационный суд. Особое внимание в жалобе уделялось давности преступления. Верховный Кассационный суд рассматриваемую жалобу отклонил, указав при этом, что «признание наличности давности вовсе не обязывает суд непременно прекращать дело производством. Под уголовной давностью понимается срок, прошедший со дня совершения преступления, причем в течение всего этого срока ни само преступление, ни личность преступника не были установлены».[33]
Учет длительного срока давности привел не к освобождению от уголовной ответственности виновных лиц, а к смягчению наказания. Верховный Кассационный суд признал позицию трибунала обоснованной и дал в своем определении вышеприведенное толкование давности.
Впервые вопрос о давности по новому законодательству был решен в ст. 21 и 22 УК РСФСР 1922 г. В ст. 21 УК РСФСР 1922 г. было установлено: «Наказание не применяется, когда со времени совершения преступления, за которое Уголовным кодексом как высшее наказание определено лишение свободы на срок свыше 1 года, прошло не менее 5 лет или когда со времени совершения тяжкого преступления прошло 3 года, – при условии: 1) если за это время не было никакого производства или следствия по данному делу и 2) если совершивший преступление, покрываемое давностью, не совершил за указанный в настоящей статье срок какого-либо другого преступления». Эта статья имела в виду истечение известного промежутка времени с момента совершения преступления до начала «производства или следствия по данному делу», т. е. давность уголовного преследования.[34]
Статья 22 УК РСФСР 1922 г. предусматривала увеличение в два раза давностных сроков, установленных ст. 21 УК, если привлеченный к следствию или суду скрылся или иным способом уклонился от таковых. Эта статья также предусматривала особую разновидность давности уголовного преследования, так как только увеличивала сроки давности, которые были установлены ст. 21 УК РСФСР 1922 г.[35]
Началом срока давности по ст. 22 УК РСФСР 1922 г. являлся не день совершения преступления, а день постановления суда или следователя (Циркуляр НК Юстиции № 89–25) о приостановлении производством дела или дознания. В случае розыска виновного в течение двойного давностного срока и возобновления дела производством течение давности прекращалось и для дальнейшего постановления приговора закон не устанавливал какого-либо давностного срока.[36]
Постановлением 2-й сессии ВЦИК X созыва 10 июля 1923 г.[37] «Об изменениях и дополнениях Уголовного кодекса РСФСР» ст. 33 УК РСФСР 1922 г. частично изменена (о применении расстрела по делам, находящимся в производстве Верховного Суда, губернских судов и трибуналов всех категорий). К ней были добавлены три примечания, два из которых внесли коррективы в регламентацию давности. Примечание 2 к ст. 33 УК РСФСР 1922 г. устанавливало обязательную замену высшей меры наказания по выбору суда наказаниями, указанными в пп. «а» и «б» ст. 32 (п. «а» – изгнание из пределов РСФСР на срок или бессрочно, п. «б» – лишение свободы со строгой изоляцией или без таковой), если со времени совершения преступления прошло не менее 5 лет. Примечание 3 указывало на преступления, предусмотренные ст. 67 УК: применение давности предоставлялось на усмотрение суда. Лица, виновные в совершении преступлений, за которые закон предусматривал высшую меру наказания, после истечения 5 лет уже не могли приговариваться к высшей мере наказания. Обычно им назначалось лишение свободы и реже – изгнание из пределов РСФСР. Примечание 3 давало суду право применять или не применять давность в случаях совершения виновным лицом таких преступлений, как активное действие или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных должностях при царском строе (ст. 67 УК РСФСР 1922 г.). Как показала практика, ст. 21 УК РСФСР 1922 г. устанавливала слишком короткие сроки давности и притом недостаточно подробно дифференцировала их в зависимости от тяжести совершенного преступления (5 лет или 3 года).
При этом нарушался принцип соответствия срока давности с возможным назначением наказания. Поэтому, например, лицо, осужденное, допустим, за умышленные тяжкие телесные повреждения по ч. II ст. 149 УК 1922 г. к 10 годам лишения свободы, еще находилось в местах лишения свободы со строгой изоляцией, а его соучастник, не осужденный вместе с ним, освобождался после истечения 5-летнего срока давности от ответственности за это преступление.
Статья 10 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик гласила: «Уголовное преследование не может быть возбуждено: а) когда со времени совершения преступления, за которое уголовными законами в качестве меры социальной защиты определено лишение свободы на срок не ниже 5 лет, прошло 10 лет; б) когда со времени совершения преступления, за которое определено лишение свободы не ниже одного года, прошло 5 лет; в) по всем остальным преступлениям, когда со времени совершения их прошло 3 года.
Давность применяется: а) если за все это время не было никакого производства или следствия по данному делу и б) если притом совершивший преступление, покрываемое давностью, не совершил за указанный в настоящей статье срок какого-либо другого однородного или менее тяжкого преступления. Обвинительный приговор не приводится в исполнение, если он не был приведен в исполнение в течение 10 лет со дня вынесения приговора.
Примечание 1. Союзным республикам предоставляется в случаях, указанных в п. «в», понижать давностные сроки по отдельным видам преступления.
Примечание 2. Высшая мера социальной защиты (расстрел) подлежит обязательной замене по выбору суда изгнанием из пределов Союза ССР или лишением свободы со строгой изоляцией, если со времени совершения преступления прошло не менее 10 лет.
Примечание 3. В случае привлечения к уголовной ответственности за активные действия и активную борьбу против рабочего класса и революционного движения, проявленную на ответственных или особо секретных должностях при царском строе, а равно в случае совершения контрреволюционного преступления применение давности в каждом конкретном случае предоставляется усмотрению суда».[38]
Постановлением ЦИК СССР и СНК СССР от 13 августа 1926 г.[39] ст. 10 Основных начал была частично изменена, а постановлением ЦИК СССР от 25 февраля 1927 г.[40] вновь пересмотрена и в этой редакции действовала до введения в действие Основ 1958 г. Десятилетний срок давности был установлен за совершение таких преступлений, за которые предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше пяти лет (п. «а»); 5 лет – за преступления, наказываемые лишением свободы на срок не свыше пяти лет (п. «б»); 3 года – за преступления, за которые судом может быть назначено лишение свободы на срок до одного года или в законе определена более мягкая, чем лишение свободы, мера социальной защиты (п. «в»). Следует обратить внимание на то, что в первоначальной редакции ст. 10 Основных начал охватывает преступления, за которые возможно назначение наказания на срок не ниже 5 лет… не ниже 1 года… Последняя редакция ст. 10 Основных начал установила более льготные условия для рассматриваемых случаев давности.
Союзные республики получили более широкие права понижать сроки давности. Если в первоначальной редакции это право относилось только к случаям, предусмотренным п. «в», то в последней редакции – и п. «б» ст. 10 Основных начал. Существенным изменениям подверглись примечания 2 и 3 к ст. 10 Основных начал.
Примечание 2 имело следующее содержание: «В случаях привлечения к уголовной ответственности за преступления контрреволюционные применение давности в каждом отдельном случае предоставляется усмотрению суда; однако, если суд не найдет возможным применение давности, то при назначении им расстрела за данное преступление таковой обязательно заменяется объявлением врагом трудящихся, с лишением гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда или лишением свободы со строгой изоляцией, срок не ниже двух лет».
Таким образом, если данное примечание в старой редакции относилось ко всем преступлениям, за которые назначался расстрел, то приведенным изменением оно стало относиться только к случаям привлечения к уголовной ответственности за контрреволюционные преступления. Следовательно, сфера действия второго примечания сузилась. Вместе с тем суду было дано право в рассматриваемых случаях решать вопрос о применении давности. Но при этом расстрел подлежал замене перечисленными наказаниями.
Значительно изменилась и редакция примечания 3: «В отношении лиц, привлеченных к уголовной ответственности за активные действия и активную борьбу против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных или особо секретных должностях при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны, как применение давности, так замена расстрела предоставляется по усмотрению суда».
Новым в этом примечании является следующее: если раньше речь шла об ответственных или особо секретных должностях при царском строе, то в новой редакции примечания 3 – об ответственных или секретных должностях (это значительно шире) и не только при царском строе, но и в контрреволюционных правительствах. В первоначальной редакции примечание 3 давало суду право решать вопрос о применении давности, в последней редакции суду дополнительно предоставлено право решать вопрос о применении расстрела.
Из изложенного видно, что Основные начала дифференцируют сроки давности уголовного преследования, разделяя их на три категории вместо двух категорий, предусмотренных УК РСФСР 1922 г. Основными началами была существенный образом усовершенствована и уточнена регламентация давности уголовного преследования.
Статья 10 Основных начал установила, что течение давности прерывается совершением нового однородного или менее тяжкого преступления. В соответствии с ней в Уголовные кодексы союзных республик были включены нормы, регламентирующие давность уголовного преследования.
Отдельные союзные республики, воспользовавшись правом, предоставленным примечанием 1 к ст. 10 Основных начал, установили более дробную дифференциацию сроков давности, зависящих от тяжести совершенных преступлений. Так, в ст. 14 УК УССР 1927 г. сроков давности не три, как это было в Основных началах, а пять; ст. 16 УК БССР 1928 г. – четыре.
Уголовные кодексы ряда республик выделили в отдельную статью положения, устанавливающие давность исполнения обвинительного приговора (см., например, ст. 15 УК РСФСР 1926 г., ст. 15 УК АрмССР 1927 г.).
В отдельные статьи УК БССР 1928 г. вошли примечания к ст. 10 Основных начал, поэтому давность уголовного преследования регламентировалась ст. 16, 17, 18 и 19 УК БССР 1928 г.
Статья 14 УК РСФСР 1926 г. в противоречии со ст. 10 Основных начал иначе определила тяжесть преступлений при установлении сроков давности: когда со времени совершения преступления, за которое судом может быть назначено лишение свободы свыше пяти лет или определено в законе лишение свободы на срок не ниже одного года, прошло десять лет (п. «а» ст. 14 УК РСФСР 1926 г.). Подчеркнутое не предусмотрено ст. 10 Основных начал и постановлением ЦИК СССР от 25 февраля 1927 г.[41] Однако постановлением ВЦИК и СНК от 6 июня 1927 г.[42] рассматриваемые и иные противоречия были устранены.
В примечании 3 к ст. 14 УК РСФСР, в примечании 3 к ст. 15 УК ГССР 1928 г., в примечании 3 к ст. 13 УК ТССР 1927 г. и примечании 3 к ст. 13 УК ТаджССР 1935 г. была установлена давность наложения административного взыскания, предусмотренного этими Уголовными кодексами. Так, примечание 3 к ст. 14 УК РСФСР имело следующее содержание: «Устанавливаемые настоящей статьей давностные сроки не распространяются на действия, расследуемые согласно настоящему Кодексу в административном порядке, и наложение взысканий за эти действия может иметь место только в течение одного месяца со дня их совершения».
Пленум Верховного суда РСФСР в постановлении от 7 февраля 1927 г. (протокол № 3) разъяснил особенности исчисления давности наложения административных взысканий в тех случаях, когда дело. находящееся в производстве судебных и следственных органов, было прекращено в судебном порядке и передано для рассмотрения в административном порядке. В таком случае месячный срок для наложения административного взыскания исчисляется с момента направления дела в соответствующий административный орган.
§ 2. Юридическая природа давности привлечения к уголовной ответственности
Статья 41 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик регламентирует давность привлечения к уголовной ответственности, определение которой законодатель не дает. Отсюда возникает необходимость рассмотреть содержание уголовной ответственности. Прежде всего необходимо отметить, что уголовная ответственность[43] и наказание – различные правовые категории. В уголовном законодательстве термины «уголовная ответственность» и «наказание» определяют различные институты.
Так, ст. 3 Основ говорит об основаниях уголовной ответственности и наказания; ст. 43 регламентирует освобождение от уголовной ответственности и наказания. Несомненно, что значение этих терминов неодинаково, так же как оно неодинаково в ст. 4, 5, 10, 12, 32, 33, 41 и др. Исключение составляет лишь ст. 11 Основ. В части I этой статьи речь идет об освобождении от уголовной ответственности лиц, которые во время совершения общественно опасного деяния находились в состоянии невменяемости, в ч. II – об освобождении от наказания лиц, совершивших преступления в состоянии вменяемости, но заболевших до вынесения судом приговора душевной болезнью, лишающей их возможности отдавать отчет в своих действиях или руководить ими. Очевидно, что как в первом, так и во втором случаях имеется в виду освобождение от уголовной ответственности.
Многие юристы уголовную ответственность отождествляют с уголовным наказанием.[44] В таком случае нет необходимости в самостоятельном существовании института уголовной ответственности.[45] К тому же уголовная ответственность и уголовное наказание (его реализация) по своему содержанию не всегда совпадают. Для подтверждения сказанного возьмем в качестве примера институт условного осуждения. Согласно ст. 38 Основ суд при наличии оснований, указанных в этой статье, может постановить об условном неприменении наказания к виновному. Следовательно, лицо осуждается, но реально наказание (лишение свободы или исправительные работы без лишения свободы) в исполнение не приводится. Во время испытательного срока на лицо налагаются определенные обязанности и к тому же оно считается судимым. Это и является теми неблагоприятными для осужденного последствиями, без которых немыслима ответственность за правонарушение.[46]
Нельзя отождествлять уголовную ответственность и санкцию.[47] Ибо, как правильно отмечает А. С. Пиголкин, «санкция правовой нормы существует всегда, а правовая ответственность наступает лишь при реальном нарушении этой нормы».[48]
Юридический словарь 1953 г. уголовную ответственность определяет как осуждение судом от имени Советского государства лица, виновного в совершении деяния, и применение к виновному мер уголовного наказания.
Более развернутое определение уголовной ответственности дает А. П. Чугаев: «В уголовном законе обязанность быть подвергнутым неблагоприятным последствиям, наступающим в результате совершения предусмотренного в законе преступления, и выраженное в признании лица в уголовном порядке виновным в совершении преступления, осуждении от имени государства, назначении и применении наказания по приговору суда, что влечет за собой признание лица судимым». Аналогичную позицию занимал В. И. Курляндский.[49] Но далее он пришел к иному выводу: уголовная ответственность может иметь место и с освобождением от наказания, ссылаясь при этом на ч. II ст. 50 УК РСФСР. А. Р. Палтсер также утверждает, что «уголовная ответственность лица возникает с момента совершения преступления…». Однако в противоречии с этим выводом считает «началом реализации уголовной ответственности… момент, когда осужденный приступает к фактическому несению наказания».[50]
На наш взгляд, приведенные определения представляются ошибочными. Как уже указывалось, ст. 38 Основ предполагает вынесение судом обвинительного приговора, но наказание, условно назначенное виновному, реально не исполняется, а А. П. Чугаев считает этот признак обязательным для уголовной ответственности.
Иное определение уголовной ответственности дает Я. М. Брайнин: «Уголовная ответственность по советскому уголовному праву представляет собой основанную на нормах советского уголовного права обязанность лица, совершившего преступление, подлежать действию уголовного закона при наличии в действиях виновного, предусмотренного этим законом, состава преступлений».[51] Здесь не указано на то, что уголовная ответственность наступает в судебном порядке. И это не случайно. Я. М. Брайнин полагает, что уголовная ответственность возникает с момента привлечения лица в качестве обвиняемого.[52] Этот вывод представляется ошибочным. Следует присоединиться к мнению Р. Д. Рахунова: «До того момента, пока не вынесен приговор, возможно не применение уголовного закона, а обвинение в нарушении закона».[53] Действительно, можно ли говорить об уголовной ответственности до вынесения приговора? Возможен и другой вариант. Преступление было совершено, но суд освобождает лицо от уголовной ответственности с передачей дела в товарищеский суд (ст. 51 УК РСФСР). Если согласиться с ЯМ. Брайниным, то и в подобном случае частично имела место уголовная ответственность. Следовательно, речь должна была бы идти не об освобождении от уголовной ответственности, как это сказано в ст. 51 УК РСФСР, а об освобождении от «дальнейшей уголовной ответственности».
Уголовная ответственность всегда конкретна и индивидуальна. По этому поводу П. С. Дагель пишет: «Индивидуализация уголовной ответственности в отношении конкретного преступника – это определение того, в какой форме и объеме он должен нести уголовную ответственность и может ли он быть освобожден от нее».[54] Уголовная ответственность может быть реализована как при условном осуждении виновного лица без реального отбытия условно назначенного наказания (ст. 38 Основ), так и при исполнении (частичном или полном) этого наказания. По нашему мнению, уголовную ответственность в самых общих чертах можно определить как неблагоприятные последствия, претерпеваемые осужденным в соответствии с уголовным законом за совершенное преступление.
Таким образом, уголовная ответственность возникает при вступлении обвинительного приговора в законную силу и заключается в отрицательной оценке судом уголовно-упречного поведения виновного лица и, как правило, наказания. Судимость входит составным элементом в уголовную ответственность. Единственным исключением из рассматриваемого правила является вынесение обвинительного приговора без назначения наказания в тех случаях, когда к моменту рассмотрения дела в суде лицо, его совершившее, перестало быть общественно опасным в соответствии с ч. II ст. 43 Основ. В подобных ситуациях уголовная ответственность реализуется фактом вынесения обвинительного приговора без назначения наказания[55] и последующей судимости виновного лица.
П. П. Осипов прав, полагая, что «уголовная ответственность обязательно воплощается в форме обвинительного приговора суда. Оглашая такой приговор, суд оценивает вмененное в вину подсудимого деяние как общественно опасное (т. е. дает ему отрицательную социально-политическую оценку и, квалифицируя его по соответствующей статье Уголовного кодекса (отрицательная юридическая оценка), публично объявляет от имени государства совершенное деяние преступлением, а виновного – преступником (единство отрицательных социально-политических и юридических оценок), что превращает последнего в осужденного. Независимо от назначения и исполнения наказания эти отрицательные оценки опорочивают соответствующего гражданина, снижают его социальный престиж, влияют на его положение в обществе».[56] Из такого понимания уголовной ответственности мы будем исходить при анализе давности привлечения к уголовной ответственности.
Многие юристы полагают, что совершение уголовно-процессуальных действий по привлечению к уголовной ответственности, например предъявление обвинительного заключения, приостанавливает течение сроков давности, ибо в законе речь идет о «давности привлечения к уголовной ответственности».[57] Иными словами, они относят рассматриваемый вид давности к давности уголовного преследования. Но этот вывод противоречит содержанию ст. 41 Основ, которая устанавливает лишь один случай приостановления течения давности, когда виновное лицо скроется от следствия или суда. Даже совершение преступления, за которое по закону не может быть назначено лишение свободы свыше двух лет, не влияет на течение срока давности. В тех же случаях, когда в течение срока давности виновное лицо совершит более тяжкое преступление, то течение давности прерывается и исчисляется заново.
В соответствии с этими положениями уголовного закона в ч. V ст. 195 УПК РСФСР, устанавливающей основания и сроки приостановления предварительного следствия, указано, что производство по делу подлежит прекращению по истечении давности, установленной уголовным законом (если обвиняемый не скрылся от суда и следствия, что приостанавливает течение давности).
Сопоставление содержания ст. 41 Основ со ст. 10 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. также подтверждает сделанный вывод. Основные начала устанавливали давность уголовного преследования, ибо в ст. 10 было указано, что «давность применяется, если в течение соответствующего срока не было никакого производства по данному делу».
Следовательно, совершение определенных уголовно-процессуальных действий – производство по делу (привлечение в качестве обвиняемого[58]) – приостанавливало течение давности. Однако и в ст. 21 УК РСФСР 1922 г. устанавливалась давность уголовного преследования, так как течение давности приостанавливалось «производством по делу или следствием». Значит, в ст. 41 Основ допущена терминологическая неточность. В ней идет речь о давности осуждения, чему не соответствует заголовок и начало статьи, упоминающие о «давности привлечения к уголовной ответственности». Это затрудняет восприятие и ведет к ошибкам в применении этого закона. Нельзя не согласиться с А. А. Ушаковым, отмечающим следующее: «В своей речевой деятельности законодатель должен опираться на единство всех словарных ресурсов законодательного языка во всех звеньях и частях законодательства. И это вытекает из сущности права, как нечто единого, внутренне и внешне согласованного. Единство терминологии отражает единство законодательных понятий. Полисемантизм, т. е. многозначность слова, столь характерный для словарного состава русского языка и допускаемый, например, в искусстве, не имеет базы для своего существования в языке законодателя. Словарный запас должен использоваться в строго определенном, единственном значении. А между тем отсутствие этого единства в языке законодателя, как и в языке ученого, является в настоящее время ахиллесовой пятой в речевой деятельности законодателя».[59]
Для внесения полной ясности в рассматриваемый вопрос желательно включение в ст. 41 Основ соответствующих уточнений: необходимо четко, в соответствии с ее содержанием указать, что в ней регламентирована давность осуждения. Итак, в ст. 41 Основ установлена давность осуждения,[60] т. е. реализация первого этапа уголовной ответственности. Вследствие того что давность базируется на отпадении или существенном уменьшении общественной опасности лица, предпочтительным является установление давности осуждения. Ведь привлечение к уголовной ответственности не свидетельствует об увеличении общественной опасности лица, т. е. возникновении обстоятельства, приостанавливающего течение давности.
Истечение сроков давности исключает осуждение виновного лица или в соответствии с ч. V ст. 41 Основ ведет к смягчению наказания, ибо, если суд не найдет возможным применить давность за преступление, за совершение которого возможно назначение смертной казни, то это наказание заменяется лишением свободы.
Если истекли сроки давности осуждения, но обвиняемый, не считая себя виновным в совершении преступления, настаивает на дальнейшем производстве по делу, его желание в соответствии со ст. 5 УПК РСФСР подлежит удовлетворению. Суд рассматривает дело по существу и при отсутствии состава преступления в действиях обвиняемого выносит оправдательный приговор. Если при этом будет установлено, что преступление имело место, то виновное лицо в силу истечения срока давности освобождается от осуждения.