Ёся Джинн
Мой любимый Перри Мейсон

– Эй, ты давай не мечтай!!! Может, она замужем.

– Да, конечно, узнай все про нее. Так, дальше: у него нормальная мужская рука, приятная на ощупь. Ты знаешь, я не очень люблю пожимать руки, особенно чужим, а тут мне было приятно. Из странного – спросила, всегда ли я нарушаю кармические законы: я предложил ей сам помощь, она не просила. Но это так, ерунда. Одеты очень просто, курточка у нее уже столетняя… в Принципе, какая разница, в чем ходить на каток.

– Ага, ты Анечке скажи, что на каток в норковой шубе ходить не надо. – Тут дверь в комнату приоткрылась, без стука вошла Анечка.

– О, Саныч, гэ, вспомни – оно и припрется. Явилась – не запылилась. Тебе чего? – грубовато спросил Артур у девушки.

– Ничего, а кого. Тебя там потеряли все. Идем.

– Тебя вообще стучаться учили? Может, мы тут голые ходим. Иди, я сейчас.

– Эка невидаль! – девушка, окинув их презрительным взглядом, вышла.

– Думаешь, подслушивала? Ладно, фиг с ней. Пойду на растерзание родственничков будуЮщих и нОнешних. Ты пока узнай. Надеюсь, я скоро вернусь, и живой. Молись за меня.

– Давай! Жду.

В гостиной Артур увидел отца и дядю Жору, сидящих с бокалами на диване перед камином. Женщины разместились на креслах – «тётя» Тася – вторая жена дяди Жоры, молодая женщина тридцати семи лет, была единственной из женской половины присутствующих родственничков, с которой можно было спокойно общаться. Артура она не раздражала, он подошел к ее креслу, устроился на подлокотнике.

Анчутка, дочка Георгия от первого брака, полулежала на шкуре перед камином… «Швабра хренова, – брезгливо подумал Артур. – За что мне такое наказание и как от нее избавиться?». Еще не официально, но уже почти невеста – по решению их родителей, а не по его желанию. Она, может, была не против… Да, красивая, но спесивая… Капризная, тупая просто до тошноты. Может, конечно, притворяется… Не любит он ее и симпатий не испытывает. Что теперь? О чем с ней разговаривать? Ходит на всякие развивающие, психологические тренинги, должна же она как-то меняться? А воз и ныне там. Как считала, что мужики ей должны служить, так и считает, хоть тресни. Как думала, что о них можно ноги вытирать, так и вытирает, всех замучила отца, брата-близнеца Женьку и всю охрану в доме. Тасю, правда, любит, подружки они, по магазинам ходят вместе.

Мачеха Артура Катерина сидела рядом с мужем на диване. Ей почти сорок, умная стерва, не очень красивая, похожа на классическую училку, и прическа в том же стиле. Катьку ни Тася, ни Анька, ни жена Саныча Лиля терпеть не могут, она отвечает взаимностью. Как ни странно, с Артуром она ладит, хотя он прекрасно знает: к нему мачеха никогда не испытывала теплых чувств, так терпит. Иногда кажется, что если бы у нее была возможность, то она поубивала бы всех нахлебников-наследников, завладела бы всем семейным бизнесом и адьес. А нахлебников-то ещё с дюжину, всех одним выстрелом не получится. Так еще один из них – бывший ФСБшник, по здоровью комиссованный, – имеет свое охранное агентство: охрана их дома, дяди Жоры, предприятий, завода и банка – везде его ребята работают, предан старшим членам семьи, так что бунт на корабле нереален. Детей у нее своих нет, и слава богу.

Лиличка имеет власть в семейке, как и бабуля, особо не пользуется и не показывает без дела. Из женщин общается только с Тасей. На сборища не любит приходить – серый кардинал. Детей у них с Санычем трое – два пацана, Данька, Матвей, 30 и 27 лет, да лапочка-дочка 20 лет Настюша.

Любимая всеми мать Филиппа, отца Артура, бабуля Мария, Маша, сидит в своем кресле-качалке, рядом с камином. Глаза старой женщины прикрыты, но она не спит, все видит, замечает, контролирует и все решает. Она в семействе – как королева Англии, ее приказы, распоряжения выполняются моментально беспрекословно, с поклоном и гордостью, потому что попросила бабуля.

Большая часть этой мирной компашки, как пауки в баке, ждала свою «жертву». Некоторым хотелось погулять повеселиться на свадьбе, но «жертва» сопротивлялась, руками и ногами упиралась, пыталась кусаться, всеми доступными способами оттягивала день своего помещения в банку.

«И какие же аргументы приведет сегодня этот несносный мальчишка? – со злостью думал Георгий. – Сплавить бы побыстрее дочурку в хорошие руки – с глаз долой из сердца вон, прости Господи. Дочь любименькая, кровиночка, родненькая, но достала… Пусть Артур помучается. Может, хоть у него получится перевоспитать дурную бабу? Характером-то он весь в папашку – жесткий. А этой козе такого мужика и надо».

Затянувшееся тягостное молчание прервал Филипп Михайлович обратился к сыну:

– Послушай, дорогой мой, надо уже определяться, мы устали ждать. Возраст у тебя уже – давно пора жениться и детишек заводить. Когда объявляем день помолвки? Давай не тяни, я иначе сам назначу удобный мне день и все.

И тут произошло неожиданное – «жертва» сама полезла в банку:

– Назначай, пап, сними с меня ответственность, я согласен. Говори дату.

В комнату влетела Лиля и с порога, запыхавшись от быстрого подъёма на второй этаж, не поздоровавшись, начала говорить так спокойно, как удав Ка:

– Что, Бандерлоги, хорошо ли вам видно и слышно меня? А ты, братишка, удумал распоряжаться жизнями? Ты что ничего не видишь и не понимаешь? Или ты так очерствел, что собственному сыну решил жизнь сломать?

– Лиличка, ну что ты. Сколько ему можно еще ходить холостяком? Мои партнеры уже всякое придумывать начинают. Сейчас времена какие – все с ног на голову встало, я устал отмахиваться от пошлых намеков в его адрес, – начал оправдываться старший брат.

– Теть Лиль, спасибо, конечно! Отец в чем-то прав, пусть назначит день помолвки, успокоит своих друзей! – поблагодарил Артур, подошел к любимой тетушке, заключил ее в объятья и тихо на ухо добавил: – Время выиграем, что-нибудь придумаем.

Она посмотрела на него снизу-вверх, прищурив глаза:

– Ты точно хорошо подумал?

– А что тут думать, будь что будет.

– Ну, как знаешь: «Жираф большой, ему видней…»

– И на что это вы намекаете тут? – подала голос будущая невеста. – Это что получается, что я тип недостойная кандидатура вашему «прЫнцу»? Да пошли вы все в ж…! Да больно мне надо! Выпендривается тут. За мной и не такие бегают. Я в сто раз лучше себе найду. Ой, все! Папа, поехали домой! Мне надоел местный цирк! Этот брак никому не нужен, а унижений я не потерплю, – она подошла к своему отцу взяла его за руку и потянула к выходу. Проходя мимо Артура, все еще стоявшего рядом с Лилей, она прошипела: – А ты еще пожалеешь! Я тебе устрою веселую жизнь за мое унижение. Понял?

Упирающийся всеми «копытцами» банкир, с выражением великомученика на лице, посмотрел на Артура с заискивающей улыбкой извиняющимся тоном промямлил:

– Извини, глупую девчонку. Я тут… это… поговорю с ней, – и увлекаемый дочерью он скрылся в полумраке дома.

– Видишь? Все решилось само собой! – прошептал Артур на ухо Лиле.

– Что, доволен? Чего сияешь, как начищенный самовар? – строго спросил Филипп Михайлович своего отпрыска, который, не скрывая радости, улыбался. – Да не смешно! Я уже начинаю сердиться! Вот мое решение: помолвка состоится в марте, на 8 марта – подарок Анне будет. Все, это последнее мое слово! Я все сказал. Пойду обрадую Жору, – жестом позвал жену и, поцеловав мать, пошел следом за банкиром и его дочерью.