Ёндо Ли
Птица, которая пьёт слёзы. Сердце нага

– Это был поистине смелый план, – монах попытался его утешить. – Он действительно мог сработать. Если бы ханыльчхи пролетел хоть немного ниже, у вас бы обязательно всё получилось.

Лекон совершенно не слушал монаха. Он только смотрел на хвостовой плавник ханыльчхи, который медленно исчезал далеко в небе, как всегда, с неизменным видом. Ни то, что он впервые за несколько тысяч лет своего одинокого полёта чуть не встретился с земными существами, ни то, что для этой встречи людям не хватило всего лишь ста метров, казалось, не оказало на ханыльчхи никакого влияния. С абсолютно безразличным видом, растворяясь в облаках, он уплывал за горизонт.

Прошло много времени, прежде чем образ ханыльчхи окончательно исчез за горным хребтом. Охваченный волнением, монах обернулся на лекона, когда услышал, как тот встал и отряхнул перья. Лекон посмотрел на сломанного воздушного змея, что-то пробурчал, а затем громко закричал от злости:

– Робс, ты ублюдок! Я убью тебя! Не хватило всего лишь ста метров!

Монах не знал, кто такой Робс, но предположил, что его жизнь была в опасности. Он попытался остановить лекона, но уже в следующий момент тот бегом спускался с горы. Создавалось впечатление, что он не бежит, а летит вниз по склону. Монах последовал за ним. Не имея возможности перевести дыхание, он торопливо спустился в долину и понял, что ситуация была не такой уж и серьёзной. Лекон кричал на какого-то волосатого человека, который предположительно был Робсом, и, что удивительно, тот не выглядел удручённым. Более того, он активно спорил с ним:

– Если бы ты, ублюдок, не настоял на своём безумном желании полететь на этом змее, у нас бы осталось достаточно каната! К тому же ты сам совершил ошибку: перерезал не тот канат и угробил змея!

От удивления монах широко раскрыл глаза. Обычный человек не позволил бы себе такое поведение. Только равные лекону могли так грубо с ним разговаривать. С удивлением наблюдая за Робсом, монах только спустя некоторое время смог понять его истинную сущность. Лекон стыдливо ответил:

– Черт возьми, я был взволнован. Я был слишком взволнован, думая, что нам наконец удастся добраться до ханыльчхи… Подожди-ка, но даже если бы я перерезал правильный канат, у нас бы всё равно ничего не получилось! Остальным ведь тоже не удалось до него добраться!

– Значит, ты не должен был настаивать на своём желании лететь на змее! Мы же отговаривали тебя! Из-за твоего упрямства нам не хватило каната! Его не осталось именно потому, что нам нужно было тебя поднимать!

Лекон тяжело выдохнул, но ничего не смог ответить. Казалось, что и собравшиеся вокруг люди только ухмылялись, словно знали, что всё обернётся именно таким образом, и поэтому нисколько не беспокоились за жизнь Робса.

– Эй, монах, а ты чего здесь забыл? – Робс наконец заметил молчаливого зрителя.

Монах не обратил внимания на такую грубость. Если его предположения были верны, то Робс не был человеком. Поэтому монах вежливо сложил руки и поклонился:

– Меня зовут Орено́л. Я пришёл, потому что у меня есть дело к лекону.

Услышав это, лекон удивлённо заморгал:

– Что это значит? Разве ты не сказал, что просто проходил мимо?

– Сказал, но я направлялся именно сюда. Я пришёл встретиться с леконом по имени Тинаха́н, предводителем тех, кто здесь живёт. И, кажется, я нашёл его.

– Да, Тинахан – это я. Зачем я тебе понадобился?

– Я пришел из Великого Храма Хаинса́.

Гребень Тинахана напрягся. Робсу тоже стало не по себе, и, озираясь вокруг, он торопливо проговорил:

– Ах вот оно как. Не хотите ли ненадолго зайти?

– Вы приняли образ человека? – спросил монах Робса.

– Что? Ах нет. Я токкэби. Вы предпочитаете, чтобы я был человеком?

Оренол слегка улыбнулся и склонил голову перед Собирателем душ:

– Поскольку по внешнему виду вы – человек, я бы предпочёл, чтобы вы были человеком.

Как и предполагал Оренол, Робс был Собирателем, обладающим несколькими душами. В противном случае он не посмел бы так обращаться с леконом. Во время спора с Тинаханом Робс, вероятнее всего, призвал душу лекона, что позволило ему общаться с ним на равных.

Призвав по просьбе Оренола душу человека, Робс вместе с Тинаханом повёл монаха в хижину. Остальные тоже попытались последовать за ними, но Робс всех прогнал.

В хижине было темно и грязно. Тинахан расчистил часть стола, заваленную всяким мусором, и предложил Оренолу стул. Робс достал из сундука бутылку чего-то алкогольного и чашки, но монах отказался от спиртного. Тогда тот пожал плечами, убрал чашки и, отпив прямо из бутылки, протянул её Тинахану:

– Другого ничего нет. Может, хотите воды?

– Нет, спасибо. Я очень удачно угадал с датой визита. Смог увидеть столь занимательное зрелище.

– Если бы Тинахан не был таким упрямым, вы бы смогли увидеть наш триумф. – Сказав это, Робс посмотрел на Тинахана. Тот лишь щёлкнул клювом, на что Оренол улыбнулся. Как только все замолчали, хижина наполнилась тишиной. Будто не в силах больше терпеть, Тинахан закричал:

– Ладно! Ты назвался Оренолом, да? А времени-то сколько прошло?

– Полгода.

Тинахан с испуганным лицом оглянулся на Робса. Пот, бледнея, заговорил:

– Уже столько… нет, как могло пройти столько времени? Я приношу свои извинения. Я не следил за временем, находясь в таком глухом месте. Я совсем не собирался вас обманывать.

– Я знаю. Великий Храм не сомневался в вашей верности. Мы подумали, что произошло явное недоразумение, и меня отправили узнать, в чём же дело. – Сказав это, Оренол виновато улыбнулся: – Я пришёл в надежде увидеть ваш успех.

– У нас бы всё получилось! Ты же сам видел!

Тинахан ударил по столу, и тот развалился на куски. Оренол и Тинахан испуганно посмотрели на сломанный стол, а Робс, хватаясь за голову, издал стон:

– Ты всё портишь, чёрт возьми.

Тинахан понурил голову. Робс отпихнул сломанный стол и, немного успокоившись, заговорил:

– Я скажу вам правду. Прямо сейчас мы не можем выплатить даже проценты, не говоря уже об основной сумме. Нам бы пришлось отдать вам даже этот стол, если бы наш уважаемый генерал не сломал его. Но я верю, что у нас всё может получиться. Вы же сами видели, что наш план практически безупречен, просто его нужно ещё немного доработать.

– О да. Это было поистине захватывающее действо. Когда я отправлялся в путь, меня одолевали сомнения. Мне казалось, что добраться до ханыльчхи невозможно. Но, думаю, теперь я могу в это поверить. Конечно, выглядит это чрезвычайно опасно, но, похоже, действительно может сработать. Только как вы планировали спуститься, если бы у вас получилось добраться до него?

– Мы бы использовали те же канаты, по которым поднялись. Если бы воздушный змей долетел до ханыльчхи, мы бы отрезали канат от шкива. Так люди смогли бы спуститься на землю.

Оренол посчитал эту идею крайне опасной. Он бы ни в одной из своих жизней не согласился спускаться по канату с высоты в две тысячи метров. Не желая даже думать об этом, монах быстро попытался сменить тему:

– Понятно. Тем не менее пока вы ещё не можете этого сделать, так ведь?

– У нас всё получится! Пожалуйста, дайте нам ещё немного времени. Представьте, что это была контрольная репетиция нашего плана. Теперь и подготовка, и репетиция закончились, и в следующий раз мы обязательно добьёмся успеха!

– Надеюсь, что так и будет.

В ответ Робс широко открыл глаза:

– Вы дадите нам время?

Тинахан тоже полными надежды глазами посмотрел на Оренола. Монах снял с запястья чётки и, перебирая их, спросил:

– Сколько нам ещё ждать?

Робс немного замялся, а затем сказал:

– Нам потребуется ещё около шести месяцев.

Оренол пристально посмотрел на Робса, и тот покраснел под его взглядом:

– Вы предлагаете мне подождать ещё полгода? – тихо, но строго произнёс Оренол.

– Через полгода у нас точно всё получится. Мы уже долго изучаем передвижение ханыльчхи. Подождите минуту. У меня всё записано. – Робс принёс из угла хижины толстый журнал. Тот представлял собой связанные листы пергамента с обтрёпанными краями, что говорило о том, что им часто пользовались. Робс начал показывать какие-то цифры и символы, записанные в книге. Оренол почти ничего не понял, но зато смог уловить самое важное: Робс был уверен, что в течение следующих шести месяцев в долине Байсо пролетят семь ханыльчхи, двое из которых на подходящей высоте.

– Оставшиеся пять намного больше по размеру. Никто не знает почему, но чем величественней эти создания, тем выше они летают. Понятное дело, чем внушительнее по размеру ханыльчхи, тем больше руины, но долететь до них совсем не просто. Даже здесь, в долине Байсо, где дуют самые сильные ветры, мы не сможем взлететь так высоко. Нам под силу достать только таких маленьких, как тот, что пролетал сегодня. – В этом месте Оренол издал стон.

– Это единственная высота, на которую мы можем взлететь на наших воздушных змеях. Чтобы дождаться таких малюток, нам нужно ещё шесть месяцев.

– Спасибо за ваше объяснение, но всё же оно вызывает у меня беспокойство.

Глаза Робса злобно сверкнули:

– Беспокойство?! У вас есть какие-то сомнения по поводу наших расчётов?

Судя по тому, что интонация Робса внезапно изменилась, в нём снова возобладала душа лекона. Оренол осторожно сказал:

– Вовсе нет! Я сегодня впервые в жизни увидел ханыльчхи. А беспокоюсь я о вас. Вы же сказали, что не можете вернуть даже проценты, тогда как вы думаете жить здесь в течение следующих шести месяцев?

Робс поморгал, тяжело вздохнул и закрыл журнал. Тинахан, нахмурив брови, проговорил:

– Чёрт возьми, это будет трудно. Но мы сделаем это. В горах Байсо мы сможем найти себе пропитание. Как-нибудь уж переживём эти шесть месяцев. Так что не беспокойтесь за нас. Вам просто нужно продлить срок погашения долга.

– Вас много, включая лошадей.

– Мы справимся. С помощью лошадей мы засеем поля.

– Если вы все умрёте с голоду или сбежите, вы не сможете вернуть нам деньги.

– Этого не произойдёт! Я доберусь до этого чёртового ханыльчхи!

Оренол снова начал перебирать чётки. Этот звук действовал Тинахану на нервы, но у лекона хватило ума не сказать об этом вслух. Робс приготовился закрыть уши, чтобы не слышать, как молодой монах скажет, что он не верит в осуществление их плана и поэтому конфискует всё снаряжение, когда Оренол вдруг произнёс:

– Я хочу сделать вам предложение.

– Что? Какое предложение?

– Великому Храму нужен лекон.

– Лекон?

– Да. Великий Храм хочет попросить вас, Тинахан, об одолжении. Если вы выполните эту услугу, мы освободим вас от уплаты долгов, а также предоставим вам деньги на грядущие полгода.

Тинахан и Робс не могли поверить своим ушам. Робс первым пришёл в себя и спросил:

– Что за услуга?

– Вы снова человек? Прошу меня извинить, но рассказать об этом я могу только тому, кто возьмётся за это дело. Однако спешу заранее предупредить вас, что выполнение задания займёт около четырёх месяцев и что оно очень опасно.

Робсу показалось, что последние слова монаха предназначались Тинахану. Лекон никогда не откажется от выполнения опасной задачи. Действительно, будто всё это было шуткой, Тинахан спросил:

– Хм, и насколько же это опасно?

Но Оренол был серьёзен. Он с беспокойством посмотрел на лекона:

– Не знаю, можно ли провести такую аналогию, но это столь же опасно, словно броситься в воду.

Гребень Тинахана застыл в напряжении.

* * *

Когда люди с помощью света ламп и пламени свечей изгнали ночь, она потеряла своё место и стала скитаться по миру. Тогда один токкэби пожалел её и позволил навсегда остаться в его мире. Вместе с ночью в его руках оказались и пять её дочерей: Смута, Страсть, Интрига, Скрытность и Грёза. С их помощью он построил огромный замок. Повод был достоин истинного токкэби: он счёл, что это будет очень забавно.

Смута отвечала за внутреннее устройство замка, в то время как Страсть определила его внешний вид. Интрига же продумала бесчисленные лабиринты, западни и ловушки, а Скрытность установила подземные ходы, потайные двери и пароли. А вот каким образом повлияла на возведение замка Грёза, самая младшая дочь ночи, до сих пор остаётся тайной. Ведь она по сравнению со своими старшими сёстрами совсем другая. С одной стороны, она всецело принадлежит ночи, но в то же самое время обладает чертами, представляющими полную ей противоположность: ночь прячет, утаивает, покрывает, а Грёза, наоборот, обнажает, обнаруживает и раскрывает. Такие черты, к удивлению, делают её похожей и на день. Но в то же самое время Грёза обладает чертами, которые проявляются только во тьме, которые, подобно звёздам, невозможно увидеть при свете дня, что и доказывает её принадлежность к ночи. Младшая дочь, имея такой противоречивый характер, вместе с сёстрами участвовала в строительстве замка, однако до сих пор неизвестно, как и в чём это участие проявилось. Но даже и без Грёзы замок, названный Замком Тысячи Миров, не утратил бы своей загадочности.

Кастелян, управляющий замком, – единственный человек, который знает точное количество этажей и расположенных на них комнат, коридоров и лестниц. Безусловно, какие-то вещи хорошо известны и тем, кто часто посещает замок. Например, то, что попасть на четвёртый этаж главного здания можно только с седьмого этажа; или то, что если трижды завернуть направо в любом коридоре замка, то можно прийти в главную столовую. А если, стоя на вершине Восточной башни, дважды повернуться против часовой стрелки, можно приземлиться прямо в кабинете кастеляна. И каждый, кто занимал эту должность, заранее подготавливал для посетителей особый приём, а именно раскладывал на полу в центре кабинета кучу железных гвоздей либо клал подушку или ставил зажжённую свечку. Так, поджечь подол платья невесты в первую брачную ночь было вполне в духе токкэби, чего никак не скажешь о приземлении на гвозди. Подобные шутки, скорее всего, являются просто выдумками людей, которые всеми способами пытаются очернить имя токкэби. Хотя кто знает наверняка…

Саби́н Хасуо́н, занимавший должность военачальника в замке, стоял на вершине Восточной башни и с грустью смотрел в ночное небо. И страшился он отнюдь не предстоящей встречи с гвоздями, как это бывает обычно. Какое-то время назад он увидел, как кастелян несёт ведро, доверху наполненное фекалиями жуков.

Вообще, приземляться в кабинете кастеляна чаще других – удел Пихёна, дворецкого замка. Однако сейчас военачальник держал в руках письмо, которое необходимо было передать кастеляну лично в руки. Вздохнув, Сабин с чувством безысходности дважды повернулся кругом через левое плечо. Обстановка вокруг начала меняться, и он оказался на полу в кабинете кастеляна.

Сабин в растерянности встал на ноги. На полу ничего не было. Потирая ушибленную спину, он обернулся и посмотрел в сторону стола. Одиннадцатый кастелян замка, Па́у Моридо́л, смотрел на Сабина, держа в руке лопатку. Сабин увидел стоящие рядом с кастеляном ведро и цветочные горшки и наконец почувствовал облегчение.

– Доброй ночи, кастелян. О, так содержимое ведра предназначалось не для меня?

– О чём это ты?

– Да я просто подумал, что вы хотите разложить это на полу… – Сабин запнулся, когда понял, что подал кастеляну хорошую идею.

– Хм-м… – задумчиво протянул кастелян.

Когда Сабин увидел блеск в глазах Пау Моридола, он мысленно извинился перед следующим посетителем. Но в то же время подумал, что кое-кого было бы неплохо прямо сейчас отправить к кастеляну.

– Итак, что тебе нужно? – Кастелян Пау раздражённо посмотрел на Сабина, полностью погружённого в свои мысли.

– Я вот тут подумал: разве для растений солнечный свет не важнее удобрений? В замке довольно темно.

– Зачем ты пришел?!

Сабин ухмыльнулся. Почувствовав, что кастелян уже готов его выгнать, он решил сразу приступить к делу, придвинул к себе стул и сел.

– У этого хитрого жука кима, который побрил голову налысо, есть для вас послание.

– А, это тот ким, который называет себя монахом. Но почему ты пришёл сам? Что делает Пихён?

Сабин пожал плечами:

– Так захотел ким. Вы же знаете, как люди относятся к важным, по их мнению, делам?

– Как же?

– Они считают, что об этом должен знать лишь узкий круг людей.

– Ах, даже так?

– Это всего лишь мои предположения, но люди считают, что важность дела сохраняется, когда о нём знают немногие. Довольно странный способ мышления, не так ли? Ведь чем больше кимов знают об этом, тем на большую помощь можно рассчитывать.

– И тем больше может быть недоброжелателей, которые захотят помешать.

– Только сумасшедший посмеет встать на пути этого кима, тем более если речь идёт о столь важном деле.

– Ты же знаешь, он всегда слишком осторожничает. В любом случае, раз он этого хочет, пусть будет так. Будем знать только мы. Что это за сообщение?

– Он попросил направить к ним одного токкэби.

– Для чего?

– Они формируют спасательный отряд, чтобы пойти на юг от Предельной границы и спасти нага. Для этого им нужен токкэби.

Услышав это, Пау Моридол с изумлением посмотрел на военачальника. Он, конечно, знал, что Сабин хочет разыграть его и каждый день придумывает самые разные способы сделать это. Но он был уверен и в том, что военачальник не посмеет так поступить, будучи ниже рангом. Кастеляна даже забавляла эта ситуация: Сабин каждый день имеет десятки шансов разыграть его, но ни разу так и не смог ими воспользоваться. Однако на этот раз военачальник явно не шутил.

– Ким решил привести нага на север? С какой целью?

– Люди не назвали мне причину. Вероятно, это тоже нужно держать в секрете.

– Об остальных членах этого отряда тоже ничего не известно?

– Нет, об этом он не рассказал мне. Кажется, ким следует тому старому преданию, которое гласит, что только трое могут выступить против одного. Помимо токкэби, в отряде будут человек и лекон.

– Довольно любопытно. Какое вознаграждение они предлагают?

– 200 золотых слитков.

– Весьма недурно. Тогда, может быть, мне самому пойти… Эй, подожди, а что это с твоим лицом?

– Да так, ничего. Я просто думаю, кого бы мне поддержать на следующих выборах кастеляна, – саркастично ответил Сабин.

Глядя на довольное лицо военачальника, кастелян что-то невнятно прорычал, а затем продолжил с серьёзным видом:

– Итак, кого мы отправим?

Сабин наигранно удивился:

– Вы намерены кого-то послать? «Трое на одного» – это просто старая поговорка. Этот дурацкий отряд погибнет, как только войдёт в Киборэн. Это задание невыполнимо.

– Почему нет?

– Они не знают, с чем им предстоит столкнуться. Где они найдут человека, который хорошо знает Киборэн и нагов?

– Вообще есть такой человек.

– Кто?

– Именно тот, кто станет одним из членов этого отряда. Хотя это всего лишь мои догадки, но на ум мне приходит только один человек, который знает всё о нагах и Киборэне и который способен возглавить такой отряд.

– Кто же это?

– Кейгон Дракха.

Сабин был удивлён, ведь он знал это имя. Оно принадлежало легендарному охотнику, который больше двадцати лет назад в поединке одолел самых сильных токкэби.

– Он всё ещё жив?

– Да, он живёт неподалеку от границы, отлавливает нагов и ест их.

Сабин попытался рассмеяться. Он не понимал Пау, но думал, что это какая-то шутка. Однако лицо кастеляна не выражало веселья.

– В каком смысле «ест»?

– В прямом: охотится на нагов, а затем ест их.

Сабин вытянул руки и сделал вид, будто хватает пищу руками и подносит её ко рту. Кастелян одобрил его пантомиму, и лицо Сабина побледнело:

– Он сумасшедший?

– Говорят, что он готовит их на костре.

– Ах вот как… Что?

Кастелян сложил руки на коленях и, не зная, с чего следует начать, заговорил:

– Кейгон ненавидит нагов. Он ненавидит их так сильно, что в самом деле ловит их неподалеку от северной границы, разрубает на куски и варит.

Сабин нервно сглотнул:

– Если его ненависть настолько сильна, что он даже ест их, разве люди не должны считать его психом, вместо того чтобы восхвалять?

– У него на всё есть свои причины. К тому же, как ты знаешь, нагов, не имеющих сердца, очень трудно убить.

– А, так вот почему он их варит. Значит, в кипящей воде они теряют способность к регенерации? Но ведь он всё равно не обязан их есть, верно?

– В таком случае это была бы пустая трата мяса.

Военачальник уставился на кастеляна как на сумасшедшего. Тот улыбнулся и махнул рукой:

– Именно так мне ответил Кейгон, когда я задал ему такой же вопрос. Однако у него есть и другие причины. Подожди секунду. – Кастелян стал искать что-то в ящике своего стола, а затем вынул старый пергаментный свиток. – Это письмо, которое прислал Кейгон шесть лет назад. Прочти его.

Сабин с опаской взял письмо и начал читать:

«Приветствую Вас, это Кейгон.

Какое-то время от меня не было известий. Как Вы знаете, в этих заброшенных землях вблизи границы гораздо легче раздобыть оружие, чем письменные принадлежности. Вчера я случайно наткнулся на торговца, у которого был пергамент, поэтому теперь я наконец могу связаться с Вами.

Я обдумал то, о чём Вы написали в своём последнем письме. Однако я решил, что не могу перестать делать это. Да, я всё ещё ем нагов. Я не хочу, чтобы мои слова звучали ужасающе, но я не чувствую никакой необходимости скрывать это.

Вы слышали легенду о племени Китальчжо́ – знаменитых охотниках на тигров? Когда охотника съедает тигр, о ребёнке погибшего заботятся соплеменники. Они учат его всему, что умеют сами. Когда племя решает, что сын готов отомстить за отца, они вместе отправляются на охоту. После поимки тигру вспарывают живот, вынимают печень, и сын погибшего охотника съедает её.

Так вот, я и есть тот «сын, который мстит за отца».

Наги присвоили всё, что было ценно и значимо для меня, оставив мне только моё изуродованное тело. Возможно, когда-нибудь они съедят меня, но сейчас их ем я. Я стараюсь не приближаться к южной границе, но когда я преследую ослабленного нага, в какой-то момент я понимаю, что снова оказался в этом проклятом лесу. Осознание того, что я по своей воле потерял то единственное расовое преимущество, которое у меня было, заставляет меня, словно нага, почувствовать озноб даже под палящим солнцем тропического леса. И хотя я сразу же возвращаюсь на север, через пару дней я снова оказываюсь в таком же положении. Но однажды, когда я больше не смогу сражаться, я умру. Не страшно, если Вы забудете о смерти такого безумца, как я.

Я так или иначе сойду с ума».

Вместо подписи были изображены странные символы. Сабин вопросительно посмотрел на кастеляна, и тот поспешил объяснить:

– Это символы охотников Китальчжо. Чёрный лев и дракон.

– Почему именно эти животные?

– Они были истреблены нагами. На охотничьем языке эти символы читаются как «Кейгон Дракха». Так он и выбрал себе имя.

– Выходит, это не настоящее его имя? – спросил Сабин, возвращая письмо.

– Да, но без согласия Кейгона я не могу сказать тебе его настоящее имя.

Кастелян положил письмо обратно в ящик и посмотрел на военачальника:

– Так что ты думаешь?

– Получается, он мстит нагам, используя методы охотников на тигров, исчезнувших сотни лет назад? Убивает и ест своих врагов?

– Можно сказать и так.

– Что же тогда сделали ему наги, чтобы заслужить такую жестокую месть?

– Поистине ужасные вещи.

Сабин ждал, когда кастелян продолжит, но тот больше ничего не сказал. Сабин хотел было безучастно кивнуть, как вдруг почувствовал что-то странное и посмотрел на кастеляна, лицо которого в тот миг исказилось.

– Это было действительно ужасно.

– Что случилось? – внезапно обеспокоенно спросил Сабин, осторожно подбирая слова.

Кастелян, охваченный мучительными воспоминаниями, покачал головой:

– И о прошлом Кейгона я тоже не могу рассказать без его согласия. В любом случае можно сделать вывод, что он знает о нагах и Киборэне куда больше остальных. Очевидно, что хищник хорошо знает свою добычу.

– Это так, но я, отправляясь в такое опасное место, предпочел бы удостовериться, что мой спутник в своём уме, – неловко проговорил Сабин. – Будет досадно, если вдруг он решит, что мясо нагов ему надоело, и теперь для разнообразия он захочет отведать мяса токкэби.

Хотя военачальник не сказал ничего смешного, кастелян громко рассмеялся:

– Не волнуйся об этом. Вся ярость Кейгона направлена только на нагов. Невозможно разозлить его сильнее, чем это сделали они.

– Невозможно, говорите?

– Именно так. Как было сказано в письме, в этой жизни у него ничего не осталось: наги забрали у него всё. Это может показаться парадоксальным, но Кейгон совершенно не представляет угрозу для тех, кто не является нагом.

– Это очень печальная история.

– Да, это действительно так. В любом случае я могу поручиться за Кейгона.

Сабин не мог полностью согласиться с кастеляном, но в то же время он не испытывал желания спорить с ним. Есть несколько вещей, которые не нужно делать по отношению к кастеляну, и попытка опровергнуть его высказывания является одной из них. Поэтому Сабин вернулся к первоначальной теме разговора:

– Если этот Кейгон не представляет опасности для отряда и часто имеет дело с нагами, то он действительно является лучшим кандидатом из людей на то, чтобы присоединиться к команде. А что насчёт нас? Вы решили отправить кого-нибудь?

– Согласно пословице, только трое могут пойти против одного. Токкэби должен стать третьим. Поэтому я должен кого-нибудь отправить.

– Кого же?

– Но ты ведь не претендуешь на эту роль, правда? Нет такого токкэби, который не знал бы хоть немного о нагах или Киборэне. Поэтому в принципе все токкэби одинаково подходят для этой задачи. Нет необходимости долго думать об этом. Я пошлю первого токкэби, который войдёт в эту комнату.

– … первого?

– Да.

Если бы они были не в замке, Сабин бы просто проигнорировал слова кастеляна только потому, что их сказал кастелян, а он, как известно, не отличается особой мудростью. Но в стенах замка с мнением кастеляна приходилось соглашаться, поэтому Сабин не стал требовать дальнейших объяснений, а лишь спросил:

– Могу ли я здесь подождать? Если я выйду наружу, я рискую стать этим неудачливым токкэби.

Кастелян рассмеялся и вместе с военачальником стал ждать.

Ожидание не было долгим. Спустя некоторое время один сердитый токкэби приземлился в кабинете кастеляна, увидел военачальника и громко закричал:

– Военачальник! Вы что́, хотите отнять у меня работу? Тогда клянусь именем Бога, который убивает себя, теперь я займу Вашу должность военачальника! Вы согласны с этим?

Было видно, что Пихён Срабл, молодой дворецкий кастеляна, свою работу любит. Сабин покачал головой, думая, как же Пихёну не повезло, а кастелян Пау сказал, ухмыляясь:

– Это будет весьма затруднительно. Потому что тебе придётся присоединиться к спасательному отряду.

Пихён Срабл, хлопая глазами, повторил за кастеляном:

– Присоединиться к спасательному отряду?

– Да. Тебе нужно будет попасть в место, где никто не был уже пару сотен лет, и кое-кого там спасти.