bannerbannerbanner
Ваше благородие товарищ атаман

Йорген
Ваше благородие товарищ атаман

Полная версия

Глава третья. Прыжок назад длиной в сто лет

В городе шла пальба. Звуки, похожие на раскаты грома, на самом деле оказались артиллерийской канонадой.

– Пархоменко город берёт. Судя по всему, мы попали в прошлое в тот же день, когда и вошли в тоннель. Значит, сегодня двенадцатое мая девятнадцатого года. – Саша посмотрел на карту. – Мы сейчас находимся рядом с выходом из коллектора на Серова, то есть на Клубной. Наверху, чуть дальше – церковь и Яковлевский сквер. Мы выйдем сейчас к церкви и в сквере отсидимся. А то шлёпнут нас запросто. Махновцев в городе мало: после того как атаман Григорьев поднял мятеж и выбил Красную армию из Екатеринослава, часть анархистов перешла на его сторону. Поэтому батька и вывел свои части.

– Ничего, Махно, когда его позже, в июне, красные кинут, с Григорьевым снова подружится, – заметил Сергей, проверяя наличие патронов в нагане, из которого совсем недавно Семён Каретников чуть было не застрелил его брата.

– Ну да, а потом сам же Махно застрелит Григорьева. Кстати, парадокс: в нашей истории этот Семён Каретников и стрелял в Григорьева. А ты его кокнул. Кто теперь убьёт атамана? – не к месту вдруг спросил Саша брата.

– Какая на хрен разница! Лишь бы нас с тобой никто не кокнул сейчас.

Сергей разложил в каменной нише два револьвера («Смит и Вессон» с наганом), винтовку системы Мосина, или трёхлинейку, и ещё одну винтовку системы Бердана.

– Вот весь наш арсенал, но, я думаю, винтовки мы точно оставим здесь. Впрочем, револьверы, скорее всего, тоже бросим.

Саша внимательно посмотрел на брата.

– Слушай, сейчас город берут красные. Нас могут просто шлёпнуть на месте. Тем более мы же не пойдём в город в этих вот костюмчиках – нас моментально застрелят. Значит, придётся надеть шмотки махновцев. Только и в этом случае мы из города не выберемся, так как нас красноармейцы примут за григорьевцев.

– Что ты предлагаешь? – Сергей улыбнулся. – Оружие мы точно оставим, потому что отстреливаться – не вариант. Армия в город входит, это не какие-то там шайки бандитские. Начнём стрелять, тут же подтянутся бойцы, и нас моментально сомнут. А без оружия есть шанс сойти за мирных граждан. Жаль, гранаты тоже нельзя будет взять. У меня остались эргэшка и две «лимонки». Спрячем здесь, в тоннеле. Если что, потом вернёмся, когда всё утихнет.

– Согласен. Но у меня есть идея. – Саша встал с корточек и прошелся взад-вперёд по тоннелю. – Давай не будем шмотки махновцев надевать, а пройдем по коллектору до Днепра. Там вылезем и голышом будем. Ну, мол, купались или рыбку ловили, а нас типа ограбили, раздели и всё такое. Легче будет вписаться. Красные нас, конечно, арестуют, но пока суд да дело, пока в городе порядок будут наводить, мы аккуратно поспрашиваем, что да как, а потом легализуемся. С нас взятки гладки: кто да откуда, скажем, что приехали на заработки, а жрать нечего, вот и пошли рыбу ловить.

– Хоп! Согласен. Только давай тогда пару «лимонок» возьмём, типа рыбу глушили. Ну, они же почти не отличаются от тех, что были сто лет назад. Почти такие же. Так что вопросов не будет. Типа шмотки забрали, а гранаты в воде лежали, их не заметили. Ну и если ситуация вдруг пойдёт не туда, можно будет и напугать, и отбиться… – Сергей, как всегда, повернул разговор в конкретную плоскость.

…Вылезать из коллектора оказалось труднее, чем в него влезать, потому что выход был прямо в реку, причем ни поручней, ни лесенки не было, только какие-то вбитые прямо в гранитные камни набережной скобы. В общем, пришлось прямо из коллектора вплавь уходить вправо и там кое-как вылезать на берег. И хотя на улице было достаточно тепло, однако вода и в коллекторе, и тем более в Днепре была очень холодной.

– Ддддаа, хоть и ммммай мммесяц, а ввводддичка бббоддриттт, – стуча зубами от холода, пожаловался брату Саша.

Сергей не ответил, молча расстёгивая рюкзак и выкладывая две гранаты «Ф-1», в просторечии называемых «лимонками». Рюкзак он сразу же зашвырнул подальше в Днепр.

– Ззззачччем?! – не утерпел Саша. – Пппригггодился бббы….

– Хрен там! – неожиданно разозлился Сергей. – Сейчас начало двадцатого века. Нет ещё таких рюкзаков здесь и быть не может. Ты хочешь, чтобы нас в расход пустили как шпионов или буржуев? Хорошо, что свои шмотки и ОЗК оставили в коллекторе, надо было и рюкзак там бросить.

В этот момент сверху раздались выстрелы и визг тормозов. Братья переглянулись.

– Так, снимаем трусы – и в реку! – Сергей первым подал пример.

Саша тоже снял свои модные шортики от «Кельвин Кляйн» и молча зашвырнул их подальше в Днепр.

– Всё, теперь остаётся только надеяться, что нас не пристрелят… – Сергей в задумчивости подбросил на ладони «лимонку».

– Гранннатты выбрасыввваем? – всё ещё дрожа от холода, поинтересовался Саша.

– Да вот не знаю… Давай пойдём наверх, глянем, что там. Выбросить успеем всегда, а то мало ли… Может, эти «эфки» жизнь нам спасут.

Братья осторожно, на корточках подобрались к проходу на набережную и выглянули из-за деревянной будки, которая стояла прямо над выходом коллектора в Днепр. Перед ними разворачивалась сцена, которая была бы больше уместна в голливудском боевике. На улице, которая шла параллельно набережной, стояли два автомобиля. Причём один перегородил движение второму. В одном из автомобилей находились двое красноармейцев, это было видно по будёновкам на их головах и по красным разводам на гимнастёрках. А ещё в авто стоял в полный рост красный командир в чёрной кожаной куртке, в кубанке, с маузером в руке. Рядом с ним за рулём сидел шофёр, тоже в чёрной кожанке, но на голове у него красовалась бескозырка. В другом автомобиле, который преградил дорогу красноармейцам, находилась какая-то совсем уж разношёрстная компания – казачки в папахах и свитках, перепоясанных пулемётными лентами, какой-то хлыщ в пальто и шляпе, но почему-то с саблей в одной руке и револьвером – в другой. Во главе всей этой шайки-лейки находился самый настоящий матрос – в бескозырке и расстёгнутом бушлате, как говорится, грудь нараспашку. Естественно, морская душа в виде тельняшки тоже была опоясана пулемётной лентой. Ещё в машине сидела молодая барышня в пальто и кокетливой шляпке. А матрос стоял во весь рост и угрожал красноармейцам наганом.

Тем временем, пока голые путешественники во времени укрывались за деревянной будкой, на улице Петроградская стремительно развивался конфликт между двумя группами вооружённых людей.

– А ну стой, сдавайся! Хто такие? Красные? – заорал матрос, нацелив в красного командира свой револьвер.

Но тут вместо ответа довольно рослый командир выпрыгнул из своего авто, выбил кулаком из рук матроса наган и тут же выстрелил в него из маузера. Морячок кулем свалился на землю, и пока его спутники находились в прострации, усатый командир красных заорал своим людям:

– Берите их!

И сам подскочил к людям матроса, выстрелив в личность в котелке, которая уже целилась в него из своего револьвера. Красноармейцы моментально вскинули свои винтовки и сделали несколько выстрелов. Казачки, не успев даже направить на красноармейцев оружие, рухнули замертво на сиденья авто. Девушка в ужасе выскочила из автомобиля и бросилась бежать. Один из красноармейцев поднял винтовку, но командир тут же заорал на него:

– Не стрелять! Пусть себе бежит. Мы ж не бандиты, с бабами не воюем!

Шофёр, сидевший за рулем машины Максюты, был ранен, но поднял руки вверх и встал на колени. Красноармейцы подняли его с колен и подтолкнули к своей машине. Один из них стал обыскивать шофера, второй осматривал тела убитых.

– Товарищ Пархоменко, это, кажись, Максюта, из банды Григорьева. Видать, он ехал от вокзала к арестантским ротам. Там сейчас пленные григорьевцы сидят, – скороговоркой доложил командиру шофёр автомобиля красных, молодой парень в бескозырке.

– Ты смотри, вот мы попали. Точно, это Александр Пархоменко, командующий частями Красной армии, которая брала Екатеринослав, – зашептал Саша. – А тот, кого он застрелил, – Максюта, правая рука атамана Григорьева. Максюта перебежал к Григорьеву от Махно, – зашептал Саша своему брату.

Сергей только кивнул, внимательно следя за происходящим. Потом повернулся к брату:

– Что делать будем? Выходим?

– Ну, выйдем, бой уже закончился, не шлёпнут. Пошли. Только «лимонки» оставь тут, – ответил Александр и вышел из-за будки.

Следом за ним, прикрывая интимное место, вышел и Сергей.

– Товарищи, не стреляйте! Мы свои, – крикнул Саша на всякий случай.

Красноармейцы, как по команде, вскинули винтовки, а Пархоменко, моментально развернувшись, направил на братьев свой маузер.

– Какие такие свои? Свои ныне, паря, по городу голышом не бегають! Чего срамота такая, без порток тут мудями трясёте? – выкрикнул один из красноармейцев, стоявший ближе к командиру в папахе.

Шофер Пархоменко подскочил к братьям, держа перед собой наган.

– А ну-ка, ребятки, ручки покажите… Да не стыдитесь, не стыдитесь, стыдно тому, у кого не видно, а у вас, поди, от девок отбоя нет, – затараторил матросик, на бескозырке которого была надпись «Иоанн Златоуст».

Братья нехотя подняли руки, к ним подошли один из красноармейцев и сам усатый командир. Он опустил свой маузер, но всё ещё недоверчиво осматривал неожиданных пленников. Красноармеец, повесив свою винтовку на плечо, скороговоркой доложил:

– Товарищ Пархоменко, стало быть, у авто был найден портфель, в ём якись бумаги, чи то списки, чи то карты – хрен разберёшь, а ишо – фотографические карточки и деньга царская, целые кучи.

– Товарищ Пархоменко, мы – простые студенты, приехали на каникулы к родным, а тут война, еды нет, пошли рыбу ловить, а тут бандюки какие-то нагрянули, одёжку всю забрали, с документами, со всем, – быстро стал пояснять командиру Сергей.

– Тихо-тихо, господа студенты, – зашикал на него шофёр-матрос, обходя сзади. – Шо у вас всё забрали, мы видим и с пониманием внимаем. Но вот вопрос до вас есть: а какого лешего вы попёрлись рыбку ловить, когда стрельба по всему городу идёт?

 

Обернувшись к командиру, он добавил:

– Товарищ Пархоменко, надо бы тут осмотреться, а то вдруг эти молодчики решили просто от атамана дезертировать, как увидели, шо ему конец приходит?

Командир неожиданно ответил густым басом:

– Та не, товарищ Чубенко, не того это полёта птицы, пацанва – сам не видишь? Для бандитов слишком уж у них лица городские, интеллигенты, мать их за ногу.

– Так, товарищ Пархоменко, не могли ж их до исподнего разоблачить, шо ж, отак всё сняли? Ну, портки, там, рубашку – енто да, сапоги – понимаю, а кальсоны сымать – это ж даже бандюки не стали б на такое иттить. Григорьевцы и так прибарахлились за эти дни, шо им та одёжка? Шлёпнуть – шлёпнули б, а пошто раздевать? – вмешался в спор красноармеец.

Тем временем матросик спустился к воде и стал внимательно разглядывать то место, откуда появились Саша и Сергей.

– Товарищ Пархоменко, мы только рыбу ловили, родные в село уехали, пропитание добывать, а у нас хоть шаром покати, только хлебца малость, – включился в разговор Саша.

И тут появился товарищ Чубенко, как назвал своего шофёра в бескозырке сам Пархоменко.

– Хлебушек, говорите, имеется? Вот этот? – Матросик держал на раскрытой ладони пару «лимонок», которые Сергей оставил на берегу. – Вот, товарищ Пархоменко, какие игрушки у этих вот мальчиков. На бережке мирно себе таки лежали, видать, рыбку собирались глушить, да? – проговорил сквозь зубы Чубенко, обращаясь в конце своей речи к братьям.

Пархоменко прищурился.

– Ну и как вы это поясните, хлопцы? – спросил он.

– Так правильно сказал ваш товарищ, рыбу глушить хотели. А чем нам её словить? Мы ж не рыбаки, сетей нету. Раньше, вон, возле Амурского моста собирали, её там много было, когда пушки садили по вокзалу и пригородам. А потом там такая пошла жара, что как бы самим не попасть на сковородку. Вот сюда и пришли. Ну и тут нас прищучили, как говорится, – с улыбкой ответил Сергей.

– Ты гляди, шкет, а ведь он, товарищ Пархоменко, нас не боится, – восхищённо цокнул языком Чубенко. – Не боишься, шо мы тут вас и шлёпнем? Григорьевцев вона десятками стреляли, под горячую революционную руку и вы сойдёте.

– Погодь, товарищ Чубенко. Ну сам видишь, на бандитов они никак не выходят. Если бы мы белых выбили, то ещё могли бы быть юнкерами сопливыми, да откуда тут щас юнкера? Сынки буржуйские – это да, вона какие гладкие. Не похоже, щоб голодали. И руки у них белые та чистые, ремеслом не торкнутые. Ладно, везите их на бандитском автомобиле в тюрьму, – распорядился Пархоменко. – Только накиньте на них одёжку какую, вон, пусть с бандитов снимут портки и всё, что там надо. Чубенко, отвезешь, бери себе одного бойца, вот, Сидорчука, а мне надо срочно в штаб.

– Слыхали, барчуки? – Красноармеец постарше толкнул Сергея в спину по направлению к бандитскому автомобилю. – Идите, прибарахлитесь, да потом убитых складайте на дно антамабиля. И поедем.

– Куда? – все же спросил Саша.

– Куды-куды! На Кудыкину гору. Вон туды, в арестантские роты, тама у нас тюрьма, григорьевцев туда всех посадили. Мож, увидите тама ваших обидчиков, шо одежонку у вас умыкнули, коли не брешете! – красноармеец развеселился.

– А точно, Сидорчук! Глядите, ребятки, а вдруг увидать сведётся со своими обидчиками? Мы там бандюков много собрали, не заскучаете. А там ваши мутные личности проверим. Ежели вы то, что тут нам расписали наглядно, правда – так гуляйте морем, только голышом больше не бегайте по городу, – засмеялся матрос Чубенко.

Братья стали стягивать с убитых одежду и, брезгливо морщась, напяливать на себя чужие штаны, рубахи и сапоги.

До тюрьмы доехали быстро – арестантские роты находились недалеко, на том месте, где в будущем Днепропетровске располагались областной Совет и областная администрация. Так что проехались практически по улице вверх несколько кварталов. Во дворе братьям снова пришлось выгрузить трупы, которые подскочившие личности, видимо, из арестантов, сноровисто куда-то унесли.

А Сергея и Сашу завели в старое двухэтажное здание и, записав их фамилии и имена в какую-то амбарную книгу, проводили по коридору в одну из многочисленных камер. Дверь за ними захлопнулась, и они, повернувшись, поняли: их первый день в прошлом начинается очень даже специфически.

Глава четвертая. Тюрьма и воля

Камера была, что называется, набита битком. На деревянных двухъярусных нарах и вокруг них, в том числе и на полу, угнездился какой-то рой из человеческой массы. Многие были полураздеты – в камере остро воняло портянками, немытым человеческим телом, махоркой и ещё бог весть чем. И если бы не специфический гардероб многих сидельцев, то картинка сильно напоминала бы Сергею и Саше суровые 90-е годы постсоветской действительности в визуализации бандитских сериалов и документальных фильмов о воровской жизни.

Многие персонажи были весьма колоритны и как раз напоминали растиражированный в российском кинематографе так называемый блатной мир. Присутствовали и наколки, и картишки, и даже выделялась группа явного отрицалова, сидевшая, как и положено, на лучших местах в самом центре камеры, за столом. Точнее, за неким дощатым подобием стола. Именно из этой группы моментально вывернулся какой-то разбитной паренёк с приклеенной к губе папиросиной, в тельняшке и брючках клёш. И, конечно же, с бескозыркой, сдвинутой на самый затылок.

Типчик вихляющей блатной походочкой подошел к братьям, внимательно, с некоторой долей презрения осмотрел их с ног до головы, а потом, бочком-бочком, чуть отодвинулся и, обернувшись к своим корешам, немного визгливо произнёс:

– Братва, глянь, кого в нашу гавань занесло! Барчуки приплыли! Надоть их малёхо экспроприировать, вон, на одном сапоги какие справные! А ну-ка, ваше благородие, господин-товарищ-барин, скидывай свою обувку – у пролетариата ноги мёрзнут!

К слову, по камере этот субъект почему-то передвигался босиком. И хотя было довольно душно, но каменный пол явно теплом не отдавал.

Братья молчали. Сергей, посмотрев на Сашу, тихонько кивнул ему: мол, я начну, ты прикроешь спину. Но этот кивок тут же отметил разбитной матросик.

– А чегой-то мы такие неразговорчивые? Чегой-то воротите морду лица от революционного элемента? Мы ради революции кровь проливали, жизней своих не щадили, а эти вот кровопивцы-баре нас гнобили. Скидывайте обувку, и чито там у вас есчо? Борцам за правое дело надо твёрдой поступью выходить на борьбу за мировую революцию!

Матросик подошел к Сергею вплотную и как бы легонько взял его за отворот крестьянской свитки, которая была на нём.

– Ты, матросик, на каком корыте и в какой луже плавал? Может, не наплавался ещё? Так я тебе помогу.

С этими словами Сергей правой рукой аккуратно и даже как-то бережно взял левую руку моремана, обхватив его большой палец и внезапно вывернул ладонь, державшую его за отворот свитки, наружу. Не ожидавший сопротивления морячок запрокинулся назад и влево, а Сергей второй рукой продлил его траекторию. И незадачливый экспроприатор, прокрутив в воздухе что-то напоминающее арабское сальто, приземлился в угол, аккурат рядом с ведром, которое, судя по всему, выполняло функции туалета.

На какое-то мгновение гул, стоявший в камере, прекратился. И только визг приземлившегося прямо на парашу подстрекателя будто бы включил сидельцев в режим повышенной активности. Камера загудела, как растревоженный улей, послышались отдельные угрозы. Но громче всех верещал морячок:

– Ах ты ж… вы ж… буржуи недорезанные, сынки кадетские, мать вашу…. В Господа душу мать… я вас чичас распишу под орех… щас вас…

Большинство слов короткого спича этой пародии на воровскую «шестёрку» было явно не из словаря Даля, некоторые слова братья даже не поняли, но матерное направление речи они уловили верно. И как только матросик подскочил к ним уже с непонятно откуда взявшимся ножом, Саша, стоявший за спиной брата чуть ближе к месту падения экспроприатора, коротким боковым ударом ноги отправил его обратно в плавание на парашу. Судя по всему, неожиданный и сильный удар в печень не только потушил напрочь всю агрессивность нападавшего, но и на какое-то время выключил у того звук, потому что экспроприатор, шипя и присвистывая, скорчился в углу, не имея возможности даже вздохнуть. А Саша, спокойно подобрав упавший ножик, снова встал за братом и спокойно произнёс:

– Вы, господа-товарищи, нехорошо себя ведёте. Негоже так встречать сокамерников. Не хотите вначале поздороваться?

– А чо нам с тобой, шкет, здороваться? Тебе твоё здоровье тута больше не понадобится, – прогудел рослый амбал, который по еле заметному кивку пожилого мужичка в котелке и фраке с манишкой поднялся из-за стола и пошёл на братьев.

И снова Сергей остался стоять, где стоял. Только улыбнулся:

– Не хочешь, значит, здороваться? Ну тогда давай сразу попрощаемся!

Из-за его спины внезапно выпрыгнул Саша и в прыжке нанес детине сокрушительный удар коленом прямо в подбородок. Наверное, вся камера услышала, как у того лязгнули зубы, и не пожелавший здороваться с новоприбывшими со всего маху рухнул назад, как подрубленный могучий дуб. Падая, он проломил хлипкое подобие стола и стукнулся своей башкой о бетонный пол. А Саша, как ни в чем не бывало, произнёс:

– Вы, дяденьки, зря на нас тут бочку катите. Маленьких обижать – грех! Вот видите, этих Боженька уже наказал. А если будут ещё какие желающие, то мы можем и осерчать. Пока что это были цветочки, но будут и ягодки.

Саша по-прежнему улыбался, но это была улыбка удава Каа перед бандерлогами. Впрочем, вряд ли кто из обитателей камеры читал Киплинга, тем более они и не могли ничего знать о любимом детском мультике Александра.

Видимо, до братвы второй урок также не дошёл, потому что сразу трое парнишек поздоровее молча бросились на наглецов. Однако эффект был столь же быстрым, а финал для нападавших оказался столь же плачевным. Первого казачка в кубанке и меховой безрукавке поверх традиционной здесь тельняшки Саша подпустил к себе вплотную и встретил сразу тремя ударами – локтем в лицо, ударом кулаком той же руки в висок и одновременно, перехватив левой рукой правую руку нападавшего, в которой тот держал нож, прямым ударом ноги в живот отправил казачка в полёт на нижний ярус нар. Нож почему-то остался в руках у юноши.

Одновременно Сергей, резко ударив второго нападавшего расслабленными пальцами по лицу, как плёткой, хлестнув по глазам, заблокировал его правую руку с кастетом. И в этот же момент нанёс удар ногой в пах третьему бандиту, который собирался обрушить на его голову какую-то палку. И пока тот, квакая и хватая ртом воздух, оседал на пол, Сергей вывернул руку первого напавшего на него, проведя классический рычаг кисти наружу. В результате тот свалился на пол и там и остался лежать, потому что Сергей добавил ему в падении удар ногой в бедро, так что в ближайшие полчаса на ноги встать этот штрих не смог бы.

Всё произошло настолько быстро, что обители камеры не успели даже оценить случившееся. Хотя не все были в ступоре. Тот самый высокий пожилой мужчина в котелке и фраке с манишкой сделал правильные выводы. По его кивку поднялись сразу человек десять с весьма уголовной наружностью. В руках у некоторых были ножи и кастеты.

– Я так понял, что вы ничего не поняли. Тогда придётся ваши кишки намотать на ваши же ножички, граждане нехорошие, – спокойно произнес Сергей. И вдруг заорал, выхватив из кармана… «лимонку»: – А ну, падлы, на землю, мать вашу перемать… в богадушумать…

И загнул такую сложную матерную конструкцию, что тот самый тип в котелке удивленно приподнял бровь и уже с уважением посмотрел на братьев! А поднявшиеся было с нар и лавок арестанты по его кивку снова уселись на свои места.

– А вы, молодые люди, не робкого десятка. И за себя ответить в состоянии. Уважаю. – «Котелок» встал со своего места и шагнул навстречу братьям.

– Позвольте отрекомендоваться. Арон Давидович Канторович, он же Барон. Здесь с апреля, арестован Екатеринославской ЧК за лекцию «Анархизм и советская власть». Анархист. Из мещан. Окончил три курса Народного университета имени Шанявского в Москве. Известен как один из участников экспроприации Московского общества взаимного кредита. Мы тогда взяли неплохие деньги, примерно восемьсот тысяч рублей ассигнациями. Вы, молодые люди, уж извините за столь неожиданный приём, надо же было удостовериться, кто вы есть. Здесь у нас в основном сидят люди, пострадавшие за революцию от большевиков, часть из армии батьки Махно. Наверное, слыхали о таком?

С этими словами Барон протянул руку братьям. Сергей шагнул вперёд и пожал протянутую руку. То же самое сделал и Саша. Он первым начал разговор:

– Про Нестора Ивановича мы слыхали. И про восстание атамана Григорьева – тоже. Если я не ошибаюсь, как раз сейчас красные захватывают город, а сюда свозят всех, кто был с Григорьевым. Насколько мы слышали, Махно как раз увёл свои части из Екатеринослава и Григорьева не поддержал.

 

Канторович внимательно поглядел на ребят.

– Сдается мне, для буржуйских сынков вы слишком осведомлены о происходящих событиях. На чекистов вы не похожи… Да и зачем ЧК засылать вас в этот клоповник? Может, вы из деникинского ОСВАГа?

Сергей усмехнулся:

– Что вы. Какие из нас разведчики, да ещё у Деникина. Про то, что Махно и Григорьев на ножах, мы же видели, когда Григорьев захватил Екатеринослав. И воззвание Нестора Ивановича читали. Нас самих вон большевики за григорьевцев приняли и сюда привезли. Мы видели, как они Максюту застрелили.

Барон встрепенулся.

– Шо? Максюту убили? Эх, какой хлопец был! Говорил ему, дураку: чего ты тянешься к этому петлюровцу? К этому царскому прапорщику… Сгубил себя и хлопцев! – И снова обратился к Сергею: – Ну, ладно, вижу я, шо вы таки ребята боевые, настоящие анархисты. Мы таким всегда рады.

– Мы пока что не анархисты. Хотя идея нам симпатична, но мы сами по себе. Мы из Питера приехали к родителям, сейчас в Питере голодно, да и учиться негде, – ответил Саша.

Барон хитро прищурился:

– Вижу, уже научились. Вон, бомбы в карманах носите. Видать, хорошее учебное заведение, да, молодые люди? А охранники как были лопухами, так ими и остались. Так и пулемёт сюда кто пронесёт. Ну, вы проходите, садитесь, а бомбочку вашу, может, спрячете от греха?

Братья сели на лавку, арестанты оттащили тела полегших в драке и ещё не пришедших в себя, кое-как собрали развалившийся стол, на который тотчас были выставлены чайник с теплым варевом, которое Канторович назвал чаем, а также хлеб, сало, лук и несколько варённых в мундире картофелин.

– Угощайтесь, чем Бог послал, и ещё раз прошу простить меня за это небольшое недоразумение. Где это вы так лихо научились руками и ногами махать? Я такого и не видывал, хотя в Америке довелось пожить. Видел и бокс, и французский сават. Вы, наверное, за границей этих премудростей нахватались? – Барон лукаво посмотрел на Сергея.

Сергей улыбнулся:

– Нет, господин хороший. Или товарищ? Как к вам обращаться?

– Можете называть меня Барон. Вроде и фамилия, и титул, и прозвище, – ответил Канторович.

– Ну, ладно, Барон так Барон. Так вот, Барон, мы с братом за границей ещё не бывали. Наши родители хоть и дворяне, но обедневшие. Отец преподавал в Павловском военном училище, а мать давала уроки пения. Сейчас ради заработка она вынуждена петь в гостиных и на концертах, в общем, везде, где платят. Отец тоже пока без работы – хорошо ещё, что красные его не арестовали и не расстреляли, как многих офицеров. Варит гуталин и продает на рынках. Так что мы с братом на барчуковто особо и не похожи… – Сергей налил себе в кружку из чайника.

«Чай», на удивление, оказался хорош: какие-то травы, заваренные и настоянные, судя по всему, со знанием дела. Впрочем, голод уже давал о себе знать, так что и Сергей, и Саша, не чинясь, стали уплетать и хлеб с салом, и картошку, запивая все это травяной настойкой. А предводитель арестантов продолжал их прощупывать.

– Я вижу, шо хотя вы люди и образованные, но вот ваша одежонка как бы с чужого плеча. Как тут говорят некоторые наши товарищи, – Канторович повёл рукой вокруг себя, – не по масти клифт.

– Так сами понимаете, время тревожное, – ответил Саша, жуя. – Пошли рыбку ловить, а тут какие-то вроде ваших «товарищей» наскочили.

Он улыбнулся, скопировав жест Барона, махнул рукой вокруг себя. В камере сдержанно хохотнули.

– Весёлый малый, – восхищённо воскликнул уже оправившийся от драки тот самый разбитной матросик, который первый затеял свару.

– Этот малый тебя на нужник посадил. Как, поплавал там? – захохотал амбал, который сам недавно побывал в нокауте.

– Тебе он тоже засветил не слабо, – огрызнулся мореман. – Я один, что ль, валялся тут?

Камера уже откровенно заржала.

– Так вот, – Саша переждал, пока шум стихнет. – Нас вежливо попросили поделиться одеждой.

– А шо ж вы их не отбуцкали, вы ж мальчики не простые, – прищурился Канторович.

– Когда на тебя револьверы и винтари направлены, сильно не потрепыхаешься. Одежду новую можно добыть, а жизнь – она одна. Новую не наденешь, – ответил Саша. – Вы, Арон Давидович, ежели в чём сомнение имеете, так спрашивайте. Одёжку вот эту мы сняли с убитых хлопцев вашего Максюты, когда они на красных наскочили. Не голышом же нам сюда являться?

– Надо же, запомнил, как меня зовут. Молодец. А чего они вас прихватили? Вы каким боком к Максюте? – никак не мог угомониться Канторович.

– Я ж говорю, рыбку пошли ловить, жрать-то что-то надо, – вмешался в разговор Сергей.

– Ловили вот на эти ваши замечательные игрушки? – усмехнулся Канторович.

– А как же ещё? Кинул в Днепр, бац – и ужин собирай, а то и обед на два дня, – ответил Сергей.

– И где подобные игрушки надыбали? На кустах, небось, растут? – хохотнул амбал, стоявший за спиной у Барона.

Тот обернулся назад и глянул на свою «шестёрку». Тот сразу перестал улыбаться и заткнулся.

– Мирон хоть и дурной, но иногда вопросы правильные задает. Такие бомбы на улице не валяются.

Саша допил «чай», вытер рукой рот и ответил:

– Сейчас на базарах всё что хочешь можно найти, были бы гроши. А мы в январе видели, как петлюровцы с махновцами и красными бились. Потом, когда перестали стрелять, походили там, посмотрели. Кое-что нашли. И для рыбы, и не только для рыбы.

– Да, вижу, что хлопцы вы не простые. Боевые, можно сказать. Таких бы к нам, в Повстанческую армию батьки Махно! – Канторович стукнул кулаком по столу.

Стол подозрительно затрещал.

– Будет день – будет песня… – Сергей многозначительно посмотрел на дверь. – Для начала отсюда надо выйти. Мы, когда ехали сюда, слыхали, как красные переговаривались, мол, надо всех григорьевских бандитов к стенке поставить.

Канторович нахмурился.

– Да уж, красные шутить не любят. Меня вон за агитацию упекли. А кого я агитировал? Я пояснял трудящимся текущий момент и наше место в этом моменте. Не любит советская власть нас, анархистов. Но тогда не шлёпнули, а теперь точно шлёпнут.

– Так чего ж тут сидеть? У меня две гранаты, подорвем дверь – и на волю. Тем более что пока красные с Григорьевым схлестнулись, то на нас у них нет времени. А как выбьют атамана из Екатеринослава, всех точно в распыл пустят… – Сергей встал, и окончание его речи было обращено не только к Барону, но и ко всем обитателям камеры.

В этот момент за окном, которое было заграждено решёткой, раздались крики, выстрелы и ржание лошадей. Парочка арестантов кинулась выглядывать в окно.

– Барон, там, кажись, григорьевцы нагрянули. С красными зарубились, – заорал один из них.

Канторович резко встал.

– Так, братва, собираемся отсюда, красные нас по-любому живыми не выпустят и панькаться с нами не будут. Ну, шо, дорогие гости, поможете нам обрести свободу в этом царстве тирании?

Сергей молча достал из карманов две «лимонки» и подбросил их на ладонях.

– Отойдите все к дальней стенке, ложитесь лицом вниз, прикройте головы. И на нарах все тоже ложитесь. Прикройтесь кто чем может. А чайничек ваш придется экспроприировать.

Сергей взял чайник, подошел к двери и внимательно её осмотрел. Она была массивной, обитой листовым железом. Однако её запоры были старыми, а главное – стена была не из камня, а из кирпича. Достаточно было взорвать кладку в месте, где находился сам запор, и дверь легко можно выбить.

Сергей выдернул кольца обеих «эфок», опустил их в чайник, из которого он предварительно вылил всю жидкость, и повесил этот чайник прямо на крючок, который располагался слева у двери. Сам же отскочил в левый от дверей угол, в то самое место, где стояло помойное ведро. По идее осколки от гранат и чайника не должны были туда залететь.

Раздался громкий взрыв. Камеру заволокло дымом и кирпичной пылью. Несколько человек вскрикнули – осколки всё же кого-то достали.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru