Йоханнес Вильгельм Йенсен
Золотоискатель

Полная версия

Тем не менее Лауст, ко всеобщему возмущению, сумел перебиться еще полгода. За ничтожную плату он купил право разрабатывать кусок торфяника на болоте; считалось, что торфяник этот никудышный, но Лауст придумал месить торф и лепить из него кирпичи, оттачивать их, как камни, покуда они не станут ровными. Тяжелая это была работа, но Лауст завязал знакомство в ближайшем торговом городке, стал вывозить туда торф и неплохо заработал. За день работы на торфе платили не более двух марок, а Лауст со своего торфяника выручал более шести. Но человек, у которого Лауст взял в аренду болото, никак не мог этого стерпеть. Он затеял судебный процесс и доказал, что Лауст имел право добывать торф только для своего хозяйства, а не налаживать здесь целую фабрику. Лауст проиграл дело. В ту зиму они сидели голодные в своей лачуге. Люди болтали, что у них от голода ребра трещали. Дыма над домишком, откуда открывался красивый вид, почти что никогда не видали. Раз в две недели или раз в месяц Лауст приходил к лавочнику купить фунт сала. Откуда он брал деньги? Свое изможденное лицо он укутывал большим шарфом. Чтобы заработать одну марку и два скиллинга, он ходил за четыре-пять миль на молотилку. Его видели на ярмарке, где он продавал щетки для чистки трубок, которые никто не желал купить. На пасху появился в округе проезжий мормон^[1], а ближе к весне Лауст Эриксен пропал. Народ помирал со смеху.

Но ведь Метте-Кристина и мальчуган остались. И теперь, когда этот упрямец убрался восвояси, они могли вернуться в приход и снова жевать хлебушек. Люди из приходского совета, придя в лачугу, нашли их в неописуемо жалком состоянии. Метте-Кристина так и не могла оправиться; ни еда, ни уход не могли спасти ее, она умерла. Мальчишку определили жить в крестьянских домах мирским захребетником, а после обучили столярному делу. Он уже обзавелся домом в деревне и семьей, когда в один прекрасный день его отец снова появился в этих краях.

Однажды возле деревенского трактира остановился дилижанс, и из него вышел незнакомец с сундуком, обитым жестью. Никто его не знал, и он ни к кому не признавался. На сундуке была наклейка с надписью: «Red Star Line»^[2], и потому люди точно решили, что человек этот приехал из Америки. Однако говорил он по-датски. В деревне только о нем и толковали и прозвали его Золотоискателем. Повсюду судачили о том, что, мол, объявилась какая-то личность в трактире, сидит себе и глазеет на людей. Люди осторожничали, побаивались его пронзительного взгляда, но в общем-то вроде бы ничего дурного не приметили. Одет он был на иноземный манер, хотя платье на нем порядком поистрепалось, лицо бритое, как и у всех людей, разве что на подбородке жесткий клок бороденки. Говорил он мало. Тут в трактир зашел один старик, который признал незнакомца. Пошла молва, что это вернулся домой Лауст Эриксен, тот, что двадцать девять лет назад удрал в Америку; и большинство людей были склонны этому поверить. В тот же день Лауст пришел проведать сына. Никак не скажешь, что встретили его ласково. Андерсу уже успели рассказать новость – мол, как бы чего не вышло. Андерс стоял у верстака и работать не перестал, просто поднял на секунду глаза и кивнул. Лауст Эриксен с минуту осматривал мастерскую, потом поглядел на сына и тихо сказал:

– Здравствуй, Андерс.

Андерс продолжал усердно строгать.

– Мда… я твой отец.

– Слыхал, – отрезал Андерс, бросив испуганный взгляд на отца, его неприятно задел чужой выговор старика, не понравилось ему и то, что отец говорит о себе – «я».

Затем наступило молчание.

Лауст смотрит на сына, а тот прилежно строгает доску рубанком, из-под которого с визгом вылетают длинные стружки. Андерс высок, худ, кривоног и сутул, с большими челюстями и больными глазами. Затылок у него тощий, как у ребенка, и с ямочкой. Вылитая мать. Взгляд Лауста то останавливается на сыне, то скользит прочь. Снова молчание. Жена Андерса открывает дверь и просовывает в комнату нечесаную голову, увидев незнакомца, она, не говоря ни слова, хлопает дверью.

Молчание.

– Откуда ты дерево берешь? – вкрадчиво спрашивает Лауст, глядя на связки досок и бруса, сложенные под потолком. Его внимание привлекает небольшая полка, на которой сложены несколько планок красного дерева и обрезки других ценных пород. Глаза у него влажнеют. Андерс продолжает работать, украдкой следя за взглядом отца, засовывает руку под передник и долго молчит, погруженный в свои мысли. Изредка он с каменным лицом бросает взгляд на отца, чтобы тот не вздумал на что-нибудь надеяться.