Йен Макдональд
Восставшая Луна
Глава третья
Тве атакует соблазнами все чувства Алексии. Здесь есть цвета, формы, тени и движения, с которыми она ни разу не сталкивалась в Меридиане. Дюжина мелодий, сотня голосов – дети! птицы! – тысяча разновидностей шума, гама и суеты: грохот и плеск водопровода, завывание – то порознь, то в унисон – теплых влажных ветров в вентиляционных каналах, раздраженный визг электрических двигателей… А это что? Двое детей на скейтборде? Тве смазывает кожу Алексии пятьюдесятью мускусами и феромонами: ее язык ощущает одновременно кислоту и сладость, нечто пикантное и соленое; в каждой клеточке тела – тепло, и давление здесь выше, а еще влажность, и… Неужели гравитация слегка не в порядке? Меридиан – великолепная панорама переплетающихся каньонов: утесы там грандиознее, чем можно представить, любая обширная перспектива сходится в далекой сияющей точке, но это все камень, мертвый камень. Тве – корень жизни, чьи отростки сплетаются, впиваются, прорываются глубоко в холодное сердце Луны, чтобы найти жизненно важные вещества, которые позволят умножить себя.
Моту скользят сквозь толпу людей, скопившуюся у станции. Лукас, Алексия и Нельсон Медейрос, начальник службы безопасности Орла, окружены группой эскольт. Алексия хватается за ручку, едва не потеряв равновесие от внезапного ускорения. Она тихонько вскрикивает, когда моту на большой скорости въезжает в неосвещенный туннель. Изгибы, повороты, наклоны смещают ее центр тяжести туда-сюда. В какой-то момент желудок камнем падает вниз. Потом все вокруг заливает яркий свет цвета обожженной солнцем кожи, и что-то хватает моту, поднимает его так быстро, что Железная Рука теряет дар речи. Они на платформе лифта едут вверх по стене огромной шахты, а мимо один за другим проносятся ярусы растений. В Барре каждый балкон и крыша представляли собой городскую ферму – она придумывала системы капельного орошения для всего – от салатов до особых разновидностей коки, – но масштаб этой гидропонной трубы сам по себе вызывает трепет. Тут – картофель, там – ямс. А это, выходит, бобы – со стручками размером с предплечье? Моту поднимается через лес кукурузы: изящные листья похожи на копья, стволы совсем как у деревьев. Растения становятся высокими при лунной силе тяжести и в теплой, яркой, богатой на питательные вещества экологии Тве.
– Это как в парке аттракционов! – кричит Алексия, перекрывая шум воздуха, шелест листвы и голоса невидимых птиц.
– Корта и Асамоа всегда друг друга понимали, – говорит Лукас. – Маккензи, Суни и Воронцовы привезли свое богатство с Земли. А мы, Корта и Асамоа, прибыли с пустыми руками и использовали то, что обнаружили. Итак, давай повторим еще раз. Омахене – это…
– Генеральный директор АКА. Меняется по принципу ротации каждые два года.
– В настоящее время?
– Пост занимает Лусика Асамоа.
– Кто она?
– Мать Луны Корты. Была второй женой Рафы Корты.
– Не второй женой. Это подразумевает серийную моногамию. И слово «око» не имеет гендера. Кеджи-око. Параллельная супруга. Ее связь с Лукасинью?
– Он спас какого-то… парня?
– Коджо Асамоа. Во время Лунной гонки.
– Да, я об этом читала. Просто безумие какое-то.
– Вид развлечения, которое я рекомендую самым пресыщенным. Продолжай.
– Коджо Асамоа приходится Лусике Асамоа… племянником? Так или иначе, Лукасинью заслужил право на защиту и воспользовался им, когда сбежал от Денни Маккензи у алтаря. Должна заметить, от ваших брачных обычаев у меня в мозгу искрит.
Нельсон Медейрос, как понимает Алексия, еле сдерживает смех.
– Амории, кольцевые браки, полигамии с любым количеством участников, моногамии любой формы и продолжительности, групповые браки, линейные браки, ходячие браки, браки с призраками [6], браки с самим собой… Моя сестра могла бы тебе все объяснить, – говорит Лукас. – Но принцип везде одинаковый. Любовь – это переговоры. Каждый день, каждую секунду. Любовь похожа на дитя. Ее надо направлять, лелеять, взращивать. Наша система соглашений, контрактов и никахов кажется неромантичной. Я считаю, это хорошо. Романтика – глупость, болезнь. Любовь живая. Любовь выживает. У нашей системы нет времени на романтику, но она предоставляет целые миры для любви, позволяя ей расти. Мой никах с Амандой Сунь был хорошо спроектирован. Мы оба радовались, что в нем нет обязательств по части секса или интима. Любовь контрактом не предусматривалась. Но он позволял нам искать ее где-то еще.
– Аманда Сунь, которая пыталась лишить тебя воздуха на терминале БАЛТРАНа в Море Изобилия, – напоминает Алексия. – Ну и кто сейчас ударился в романтику?
– Она потерпела поражение, – возражает Лукас. – А нас учили, что Суни отличаются скрупулезным подходом.
– Их совет директоров показался мне достаточно скрупулезным, – замечает Алексия. «Тайян» был первым из Драконов, кто засвидетельствовал свое почтение новому Орлу в Гнезде Меридиана. Там Алексия, нарушив этикет, нанесла обиду леди Сунь – она знала, что за это придется расплатиться. – Думаю, старая леди уже придумала дюжину способов меня убить.
– Леди Сунь – достойный противник, – говорит Лукас. – Молись, чтобы пережить ее. И даже тогда будь осторожна. Суни играют с дальним прицелом.
Алексия ерзает на сиденье, воображая ножи, иглы и насекомых-убийц, которые их окружают.
– На что похож открытый вакуум?
Противоположность клаустрофобных ночных кошмаров Алексии, в которых ее запихивают в каменную трубу, такую узкую, что она не может пошевелить ни руками, ни пальцами; сны о том, как она внезапно просыпается обнаженной на поверхности и воздух с беззвучным криком покидает легкие, а между ее кожей и краем видимой Вселенной нет ничего.
– Он ужасен. И прекрасен. Крик жизни, устремленный в ничто. Каждая клетка подвергается безжалостным испытаниям. Лукасинью – лунный бегун. Я не понимал, зачем кому-то может понадобиться такое безумство. Теперь понимаю. В подобные моменты живешь на всю катушку. Ты бывала на поверхности? Надо. Каждого ребенка в десять-одиннадцать лет обучают пользоваться скафандром, ходить по поверхности и смотреть на Землю. Это мудрый обычай.
Подъемник останавливается возле внутреннего шлюза. Лукас дожидается, пока Нельсон Медейрос соберет эскорт.
– Начинаем шоу, – говорит Орел Луны, когда включается механизм шлюза. – Золотой Трон намерен произвести впечатление. Мы сделаем то же самое.
– Я не понимаю, – говорит Алексия.
Дверь открывается.
Алексия, не сдержавшись, изумленно ахает.
Купол представляет собой полусферу шириной в километр, вырубленную из лавового пузыря, лопнувшего четыре миллиарда лет назад во время извержений, затопивших море Спокойствия, но у Алексии захватывает дух не от него, а от дерева. Оно заполняет купол многочисленными ярусами толстых и тонких веток, веточек, листьев. Главный ствол, расположенный в полукилометре от входа, шире и выше Океанской башни. Алексия поднимает взгляд на крону. Каждая ветка могла бы стать стволом другого дерева, каждый прутик – веткой. Листья у этого исполина – размером с ее торс. Ослепительно яркие блики света пляшут в листве; купол оснащен зеркальной магией АКА; панели поворачиваются, находят свет и передают его от зеркала к зеркалу и к новому зеркалу, питая Великое Древо Тве. Листья находятся в постоянном мягком движении и касаются друг друга, заполняя купол безбрежным шелестом. С вершины падает лист – летит сквозь ветви, задевая их: то застревает, то поворачивается, медленно кувыркается, как пловец в воде. Из теней спешит бот. Осторожно ступая по паутине оросительных каналов, прорезанных в полированном каменном полу, он ловит лист, прежде чем тот коснется поверхности. На полу купола множество ботов-уборщиков мечутся туда-сюда. Каналы надо содержать в чистоте: углерод должен быть переработан.
Алексия пытается вычислить массу углерода и воды в данной экосистеме. Хватило бы на город – тысячи жизней воплощены в древесине и листве. Тоннаж вложенного витального материала говорит о могуществе Асамоа. Они хранят жизнь в сердце мертвой Луны.
Котоко ждет в глубоком сумраке листьев, выстроившись по обе стороны низких широких ступеней. Мужчины и женщины в ярких кенте [7], одна рука закрыта, другая – обнажена. Над каждым покрытым плечом парит фамильяр, каждая обнаженная рука сжимает посох, увенчанный изображением абусуа: вороны, леопарды, собаки, стервятники – все восемь духовных созданий, символизирующих материнские линии. Манинью называет Алексии имена и должности. Социальная и политическая структура АКА приводит ее в замешательство. Наверное, так происходит с любым, кто не Асамоа.
Там, где два крыла встречаются, сидит Лусика Асамоа, омахене АКА. Золотой Трон – простой табурет в виде буквы «пи», вырезанный из бледной древесины самого` Великого Древа; он ценнее любого золота. Прическа омахене представляет собой скульптуру – архитектурное сооружение! – из прутьев, перьев и лакированных палочек, увешанных блестящими черными безделицами, похожими на миниатюрные бумажные фонарики. Из тени за Золотым Троном появляются животные: попугай с ярким оперением, карликовый енот, медлительный паук размером с ладонь Алексии. Темное облако на миг материализуется позади головы Лусики Асамоа и исчезает как дым. Рой. Алексия вспоминает прикосновение насекомого-убийцы, созданного Асамоа; вспоминает, как нечто ядовитое ползло по ее коже, а она едва осмеливалась дышать. Она-то считала себя умной, сообразительной и неотразимой, когда обманом пробралась в люкс Лукаса Корты в отеле на пляже Копакабана.
Тогда она ничего не знала.
Каждое из этих животных наделено особым чувством, позволяющим наблюдать за происходящим вокруг, а еще они умеют убивать, проворно и сноровисто.
Енот лижет себе зад.
– Яа Доку Нана, – говорит Лукас Корта. Официальное обращение к омахене.
– Bem-vindo ao Twé,[8] Лукас Корта, – отвечает Лусика Асамоа.
У Алексии перехватывает дыхание при звуках португальского.
– Лукасинью, – говорит Лукас.
– В безопасности. Стабилизирован. Мы поговорим, Лукас. Советники. – Котоко кивают и берутся за посохи. От проникающего сквозь листья света их узорчатые одежды покрываются пятнами. Нельсон Медейрос уводит из зала эскольт. Как и было оговорено, Алексия остается.
Лусика Асамоа холодно смотрит на нее.
– Моя Железная Рука останется со мной, – говорит Лукас Корта.
– Лукасинью в безопасности и стабилизирован, – повторяет Лусика Асамоа. – Но он пробыл без кислорода десять минут. Мозг поврежден.
Рука Лукаса сжимает набалдашник трости.
– Расскажи мне, Лусика.
– Повреждения ужасные, Лукас.
Лукас Корта заметно пригибается: суставы и мышцы слабеют от потрясения. Алексия берет его за руку. Он ее не отталкивает.
– Отведи меня к нему. Пожалуйста.
– Конечно.
Лусика благословляющим жестом кладет Лукасу руку на плечо. Свита животных следует за ней. Паук едет на замысловатом украшении в волосах. В помещение ведут двери, которые Алексия не заметила и даже не подозревала об их существовании. В коридоре ждут работники АКА: они снимают головной убор омахене и куда-то его уносят. Паук перепрыгивает на плечо Лусики Асамоа. Алексия вздрагивает.
Они идут по опустевшим коридорам.
– Сестринство сделало все возможное, но их обитель – не медицинский центр, – говорит Лусика. – Спасательная капсула была повреждена при побеге из Жуан-ди-Деуса.
Алексия слышит упрек в голосе Лусики: ты оставил сына беспомощным в крепости врага. Но ты сделала то же самое со своей дочерью, думает Алексия. Бросила ее среди врагов. Она помнит звонок, когда школьные охранники нашли Кайо в дренажной канаве. Она угрожала водителям, запугивала пешеходов, нарушала все правила дорожного движения, подкупала, вымогала, платила и спала на полу в приемном покое, пока не убедилась, что брат в безопасности. Она разорвала бы Луну надвое, чтобы добраться до него.
Орел, омахене, Драконы: в чем смысл власти, если ее нельзя использовать на благо близких?
– Я дам тебе немного времени, – говорит Лусика Асамоа у входа в медицинский центр. – Луна скоро будет здесь.
Алексия мнется у двери, но Лукас просит ее быть с ним. Он не может остаться наедине с Лукасинью, не смеет; боится, что дисциплина и нужда, которые связывают его воедино, могут ослабнуть, и он рассыплется на тысячу осколков. Затем она видит парнишку на кровати – лежащего в коконе медицинского света, окруженного ореолом механических рук.
Алексия видит густые черные волосы, полные губы, высокие и резко очерченные скулы, складки сомкнутых век, по-бразильски широкий нос и смуглую кожу. Он принц из сказки, пойманный в ловушку чар. Ее segundo primo.[9]
Лукас Корта стоит у кровати, глядя на неподвижное святое лицо. Гладит Лукасинью по щеке. У Алексии сжимается сердце. В этом прикосновении столько нежности и боли. Затем в памяти Алексии всплывает религиозный страх из детства, и образ Лукасинью объединяется с ним. Вопреки здравому смыслу, мнению родни и бюджету, тиу Рубенс и тиа Сабрина настояли на том, чтобы пожениться в старой иезуитской миссии – длинном и узком склепе со сводчатым потолком, населенном призраками и прочими ужасами. Главным ужасом было мумифицированное тело умершего пятьсот лет назад провинциала [10], хранившееся в стеклянной витрине под алтарем. Рубенс и Сабрина преклонили колени, помолились, принесли обеты, но девятилетняя Алексия не могла отвести взгляд от шатра из костей, обтянутых кожей.
Лукасинью Корта – жуть в стеклянном резервуаре.
– Что ты делаешь, анжинью?
Мадринья Элис выбирала комнату тщательно. Она задрапировала ее любимыми тканями Луны, с изображениями цветов и животных. Выложила пять копий любимого красного платья Луны, в котором та носилась, свободная и дикая, по садам Боа-Виста. Она расставила мебель так, чтобы создать укромные уголки, щели и тоннели, вроде тех, которые девочка с юных лет исследовала в Боа-Виста. Все создано для удовольствий, но Луна сидит на полу посреди комнаты, скрестив ноги, спиной к двери, одетая в то же розовое скаф-трико, что и во время побега из Жуан-ди-Деуса.
– Я работаю над своим лицом, мадринья.
У нее над головой парит сфера размером со сжатый кулак, наполовину черная, наполовину серебряная. Фамильяром Луны всегда было существо, которое носит ее имя, – зеленая, как молодой росток, бабочка сатурния луна.
На полу перед девочкой – поднос с красками для лица.
– Луна?
Она оборачивается. Мадринья Элис не в силах сдержать крик, ее рука тянется ко рту. Одна половина лица Луны – белый злобный череп.
– Сотри эту гадость, пока мама не увидела.
– Мама здесь?
Луна вскакивает.
– Она прибыла десять минут назад.
– Почему она не пришла ко мне?
– Ей нужно встретиться кое с кем, а потом она увидится с тобой.
– С тем, кто любит Лукасинью, – догадывается Луна.
– Твой тиу Лукас приехал, чтобы отвезти его в Меридиан.
– Я хочу к мамайн, – заявляет Луна. Половинчатый лик смерти нервирует мадринью Элис.
– Я тебя отведу, – говорит она. Эта женщина никогда не врет ребенку и не говорит свысока. – Но после того, как ты смоешь с лица краску и наденешь свое красивое красное платьице.
– Ни за что на свете. – Луна делает шаг вперед. мадринья Элис, вопреки опыту и долгу, невольно отступает. Она знала Луну раздражительной, дерзкой, угрюмой, истеричной. Но никогда не видела такой холодной решимости и титанового света в темной глазнице лица-черепа. Какое-то неведомое существо явилось из черных зеркал Солнечного пояса, из жара плавящейся «Пустельги».
– Анжинью.
– Отведи меня к мамайн!
– Отведу, если ты умоешься и оденешься красиво.
– Значит, я пойду сама, – заявляет Луна и выскакивает в коридор быстрее, чем мадринья Элис успевает развернуть свои старые кости и остановить ее.
Боги, до чего девочка стремительная. Элис догоняет ее у лифта. Платформа падает сквозь колыхание листвы агрария Айду; масса листьев кажется черной в розовом свете, стимулирующем рост. Команды техников АКА все еще отлаживают взломанные во время осады лунные бульдозеры и постепенно сдвигают насыпи из реголита с крыш трубоферм. Понадобятся месяцы, чтобы поврежденные экосистемы снова расцвели в полную силу. В этом же свете скаф-трико Луны почти флуоресцирует. Девочка уже вызвала моту: машина закрывается как бутон, пряча Луну и Элис, и снова открывается рядом с медцентром.
Бестиарий Лусики Асамоа предшествует ей: рой, птица с ярким оперением, хитрый паук размером с ладонь. Девочка в восторге аплодирует. Она никогда раньше не видела хранителей своей матери. Существо, незнакомое Луне – толстенькое, но проворное, с полосатым хвостом и ловкими лапами, – садится и смотрит на девочку. На лице у него что-то вроде полумаски. Луна присаживается, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Ух, а ты что такое?
– Енот. А вот кто ты? – спрашивает Лусика Асамоа. – Теперь ты Леди Луна?
Животные послушно остаются у дверей реанимации.
Луна сперва видит руки. Руки в полумраке. Изящные многосуставчатые руки медицинских ботов, чьи длинные пальцы погружены в собственные руки Лукасинью и его горло. Сенсорные манипуляторы распростерлись над его головой, будто благословляя. Рука дяди кажется темной в медицинском свете; ладонь легко касается груди Лукасинью, поднимаясь и опускаясь в такт дыханию.
– Уведи ее отсюда, – говорит Лукас, не глядя.
– Лукас… – начинает Лусика.
Дядя поворачивается к Луне.
– Он отдал свой последний воздух тебе, – говорит Лукас. – Ради тебя.
Луна чувствует под маской ярости слезы. Не здесь, не перед ним. Из-за него она никогда не расплачется.
– Не смей так разговаривать с моей дочерью! – взрывается Лусика Асамоа, и Луна чувствует руку на плече: мадринья Элис разворачивает ее и уводит в коридор. Дверь закрывается, отсекая крики; девочка такое слышала, когда пряталась в служебных туннелях Боа-Виста, известных лишь ей, – когда ее майн и пайн ругались, думая, что их слышат только машины.
– Все в порядке, корасан, – говорит мадринья Элис. Она прижимает Луну к себе и гладит по волосам.
– Ничего не в порядке, – шипит Луна в живот мадриньи. Каждая мышца в ее челюсти и горле напряжена. Лицо горит от унижения. В ушах раздается тонкий свист: так бывает, когда приказываешь себе не плакать. Любопытный енот подбирается ближе. Луна поворачивает к нему белую половину лица и оскаливает зубы. Зверек отскакивает, расстроенный.
– Не сотру, – заявляет Луна зверьку с «маской» на мордочке. – Пока все не будет в порядке. Это теперь мое лицо.
Она садится на корточки и протягивает руку к подозрительному существу. Енот склоняет голову набок. Луна щелкает пальцами, подзывает, цокает языком – Элис говорила ей, что так приманивают хорьков. Енот крадется, но замирает на границе досягаемости.
– Ну, иди сюда, – говорит девочка и делает полшага вперед. Енот сперва шарахается, а потом начинает обнюхивать ее пальцы. – Прости, что напугала тебя.
Две маски обращаются друг к другу.
Помещение заливает розовый свет; подняв глаза, он видит машины, которые сметают с крыши остатки лунной пыли.
Лусика Асамоа приносит два мартини из скромного бара. Апартаменты в двух шагах от медицинского центра, но целый мир отделяет их от тихих шипящих машин, чьи движения осторожны, полны нежности и изящества. Лусика Асамоа сбросила обличье омахене, но могущество Золотого Трона по-прежнему окружает ее, как аромат духов. Лукас молча берет предложенный бокал.
– Извинись, – говорит Лусика.
– Я не должен был так разговаривать с Луной.
– Она несла его три километра до Боа-Виста.
– Прости.
– Ей это скажи.
– Скажу.
Лукас пробует мартини. Хороший мартини должен быть таким, как поверхность Луны: холодным, сухим, бескомпромиссным, опасным. Строгим и красивым.
– Вылечи его, – говорит Лукас Корта.
– Мы не можем.
– Помоги ему.
– Лукас, повреждения катастрофические. Мы восстановили его вегетативную нервную систему и крупную моторику, но ему придется научиться ходить, говорить и есть самому. Все, кем он был, исчезло. Он опять ребенок – младенец. Чтобы стать Лукасинью Кортой, ему придется всему учиться заново. И мы не знаем, как это сделать.
Рука Лукаса дрожит. Он ставит почти нетронутый бокал на стол.
– Вы АКА. Вы ломаете ДНК и заставляете ее подчиняться вам. Вы черпаете жизнь из сердца Луны.
– То, что ему нужно, превосходит наши возможности, превосходит чьи бы то ни было возможности. На этой стороне Луны.
– Университет может что-то предложить?
Сила прочнее всего стоит на трех ногах, как учила Адриана Корта своих детей. Корпорация по развитию Луны и Пять Драконов были двумя опорами лунного порядка; однако существовала третья, самая старая и едва различимая, о которой постоянно забывали. Университет Невидимой стороны. Пока роботы Роберта Маккензи просеивали и плавили реголит в Океане Бурь, ища редкоземельные элементы, на другой стороне Луны машины консорциума университетов, от Калтеха до Шанхая, плели ленты из полимеров с диполями через кратер Дедала. Пока директора «Тайяна» бежали из Китая, чтобы присоединиться к своим роботам, добывающим лед и ископаемый кометный углерод в Бассейне Южного полюса, на другой стороне Луны Калтех и Массачусетский Технологический копали туннели и обиталища для постоянного исследовательского поселения, свободного от вмешательства земных государств и идеологов. Пока маглев-пути ВТО охватывали полюса и тянулись на обратную сторону, новый университет заключил контракт на строительство и запуск с Воронцовыми, связанный с миссиями в глубоком космосе, и одновременно выстроил и запустил судебный процесс против той же ВТО, чьи стремительные поезда мешали обсерватории в кратере Дедала заниматься наблюдениями. Был основан Суд Клавия, а вместе с ним – юридический факультет университета.
Двое рабочих из Аккры создали AKA и воздвигли империю света, жизни и воды: на другой стороне Луны построили защищенные лаборатории патогенов, разместив их глубоко под кратером Пуанкаре, за чередой шлюзов и герметичных дверей. Адриана Корта смотрела, как уменьшается оставшаяся позади Бразилия на экранах орбитального транспортника; на другой стороне Луны кабели «лунной петли» посылали капсулы в хранилища под Морем Восточным, чтобы сберечь генетические богатства Земли, в безопасности и вдали от разрушенной биосферы планеты.
У него никогда не было официального названия. Университет Невидимой стороны – прозвище, хотя оно, как все лучшие клички, точное. Его туннели и трамвайные пути, гиперлупы и фуникулеры покрывают пятьдесят процентов обратной стороны Луны. По одним меркам, это самый большой город в двух мирах, по другим – мать всех пригородов. Он раскинулся по всей Луне через свои коллоквиумы, учебные группы и микроколледжи, но его сердце, дом, не видит Землю, потому что перед ним раскинулась Вселенная. Это передовой научно-исследовательский центр двух миров, яростно защищающий свои богатства и независимость. Это третья сила, скрытый клинок. Орел и Драконы давно научились не испытывать терпение Университета.
– Есть новые разработки в области 3D-печати белковых чипов, – говорит Лусика. – Искусственные нейроны, программируемые наноматериалы.
– Они могут восстановить поврежденное?
– Могут, но им понадобится доступ к его воспоминаниям.
– Но ты сказала, что повреждения…
– Их восстановят, опираясь на внешние источники. Его фамильяр, сетевой след и еще люди: друзья, семья.
Лукас Корта смотрит через открытую щель окна на окрашенную в розовый буйную растительность трубофермы Йебоа. Он чувствует влажное тепло всей кожей. Земля была такой плотной и влажной, за каждый вдох приходилось воевать с жарой и силой тяжести. Он пробует на вкус плодородие, силу листьев и жизни. Жуан-ди-Деус и Боа-Виста лежат под Mare Fecunditatis, Морем Изобилия. То место лучше подошло бы для Тве. Моря Изобилия, Спокойствия, Ясности, Нектаров, Паров, Дождей. Моря лжи, селенологической и эмоциональной. Море Холода, море Кризисов, океан Бурь – моря истины.
Лукас Корта ясно видит опасность. Узнает ли он сына, который вернется с обратной стороны? Что Лукасинью будет знать о нем?
– Я хотел взять его с собой в Меридиан, – говорит Лукас.
– Это недопустимо.
– Это для них. Ты ведь понимаешь? Все, что я сделал, – для них. Я хочу, чтобы мы все вернулись.
– Я понимаю, Лукас.
– Неужели? Отведи меня к нему, мне надо снова его увидеть.
– Конечно.
На третьей ложке подтаявшего льда Луна решает, что гранита [11] из матча, кардамона и клубники – не такая хорошая идея, как ей представлялось.
– Матча, кардамон и клубника, – говорит хозяин кафе «Квае», стараясь не таращиться на лицо девочки – на лик Леди Луны.
– Матча, кардамон и клубника.
Матча, кардамон и клубника не сочетаются, но экспериментаторша не собирается это демонстрировать хозяину и старательно уплетает ложку за ложкой, стремясь достичь дна. На двухсантиметровой отметке она замечает, что в кафе никого не осталось, кроме хозяина и мадриньи Элис.
Еще две ложки – вот и хозяин исчез.
В кафе «Квае» врывается рой насекомых и делает круг под низким потолком, словно дым, а потом сливается в жужжащий шар, повисший над автоматом по продаже воды. Потом влетает попугай и садится на край прилавка, следом появляется енот с ловкими лапами, и наконец ее мать с пауком-ананси на плече.
– Ну как, вкусно? – Лусика Асамоа смотрит на бокал с гранитой и талую воду в верхушке перевернутого конуса, куда ложечкой не дотянуться.
– Хочешь попробовать? – Луна погружает ложечку в розовую жидкость.
Лусика пробует растаявший лед.
– Я чувствую клубнику, кардамон… это матча?
– Тебе нравится?
– Честно?
– Честно.
– По отдельности было бы вкусно…
– Но вместе – нет.
Лусика Асамоа бросает взгляд на мадринью Элис, и та уходит.
– Можно потрогать твоего паука? – спрашивает Луна. – Он трикстер, как Ананси?
– Она не трикстер, но у нее есть суперсила. Луна, Лукасинью пострадал сильнее, чем мы думали.
– Но он ведь будет жить?
– Будет. Но он все потерял. Не может ходить, есть и говорить. Анжинью, если бы он тебя увидел, не узнал бы. Мы не в силах помочь ему здесь. Он должен покинуть Тве.
– И куда он поедет?
– На обратную сторону.
Девочка слышала о другой стороне Луны, где никогда не восходит Земля и в небе только множество звезд, но все это так же далеко от каменных морей, горных хребтов и кратерных полей ее родной стороны, как верхушка лунного пирога от его донышка. Она знает, что мир круглый и железные дороги ВТО огибают его, уходя туда-сюда, но он ощущается не таким, а плоским как диск. И если кто-то собрался на другую сторону, ему придется совершить волшебное путешествие сквозь Луну, а толщины в ней – миллионы метров или, может, миллиметров. Противоположные стороны одного и того же, но более далекие, чем голубая Земля.
– На обратной стороне его вылечат?
– Они попытаются. Они ничего не могут обещать.
Луна отодвигает бокал с гранитой и кладет руки ладонями на стол.
– Я отправлюсь с ним.
– Луна.
– Он вел меня со станции Лаббок к Боа-Виста. За нами гнались боты и Маккензи, мы заблудились на стекле, у меня в скафандре появилась дырка, и он отдал мне свой воздух, и был со мной до конца. Я его не брошу.
– Анжинью.
– Это слово моего пайн, – говорит Луна. – Это слово Корта. Я не хотела ехать в Тве.
– Я не понимаю, любовь моя.
Луна наклоняется вперед.
– После вечеринки в Боа-Виста. После праздника в честь Лунной гонки, когда кто-то попытался убить пайн. Ты забрала меня в Тве. Я не хотела ехать. Боа-Виста – мой дом.
– Баа [12], там было небезопасно.
– Там дом.
– Баа, Боа-Виста больше нет. Ты же знаешь. Ты видела.
– Боа-Виста – мой дом, а Рафа Корта – мой пайн. У меня клинки тиу Карлиньоса. Ты Асамоа, но я Корта.
Все животные наблюдают за ней. Даже рой, зависший на краю поля зрения и, кажется, принявший форму глаза.
– Луна…
Девочка устремляет на свою мать взгляд, полный льда и стали.
– Я Корта?
– Да, верно.
– Я истинная наследница «Корта Элиу», – объявляет Луна.
– Луна, не говори так.
– Но это правда. Вот почему я ношу это лицо. Это мое лицо Корта. Вот почему мне надо отправиться с Лукасинью. Я должна о нем позаботиться. Я должна позаботиться о семействе Корта. Я должна отправиться на обратную сторону.
Лусика Асамоа вздыхает и отводит взгляд; охранники-животные вторят ей.
– Ну, ладно, иди с ним. Правда, есть одно «но».
– Какое?
– Элис отправится с тобой, – говорит Лусика.
– Договорились, – отвечает Луна.
Она этого ждала: омахене не сдается. Омахене ведет переговоры.
Рой плавно струится к двери. Птица взлетает, енот потягивается и легким шагом уходит прочь. Паук-трикстер продолжает цепляться за плечо Лусики Асамоа. Она улыбается.
– Ты Корта, но ты всегда будешь Асамоа, – говорит Лусика. – Золотой Трон присмотрит за тобой.
«Гроб» будут транспортировать по железной дороге. Компания уезжающих и провожающих собирается на специальной платформе станции Тве. Алексия насчитывает двадцать человек: Орел и его эскольты; омахене со свитой из «черных звезд» и животных; Луна Корта, бережно несущая деревянный ящик, и ее мадринья; и парнишка в капсуле жизнеобеспечения. Университетская автомотриса выезжает из туннеля, пересекает стрелки и останавливается за перегородкой из бронированного стекла со шлюзами. Те сцепляются и открываются.
На платформу выходит высокая женщина средних лет со светло-карамельной кожей и вьющимися волосами, собранными на затылке и уложенными под стильной федорой. Фамильяр Алексии сообщает ей каждую деталь: строгий костюм – от «Цукерман и Краус»; карманы с полосатой отделкой, пуговицы большого размера, плечи широкие, талия узкая. Ее сумка – цилиндрическая модель 1949 года от «Джозеф», туфли – «оксфорды» на трехсантиметровых каблуках, со шнурками-ленточками. Помада – убийственно-красная, швы на чулках настоящие. Фамильяр представляет собой пересекающиеся круги, белый и голубой: Земля, восходящая за Луной, – перспектива, которая открывается лишь с обратной стороны. Манинью не упускает ни одной детали, за исключением того, кто она такая.
– Я Дакота Каур Маккензи, гази из Университета Невидимой стороны, факультет биокибернетики, школа нейротехнологии.
Слышно, как среди эскольт Лукаса Корты и «черных звезд» АКА кто-то тихонько ахает и меняет позу. Вот и ответ на один из вопросов Алексии. Она – Маккензи.
– Доктор Маккензи, – говорит Лукас Корта. Алексия Корта бросает на него взгляд. Она расслышала в голосе босса враждебность. От гази это тоже не ускользнуло.
– Какие-то проблемы, сеньор Корта?
– Я бы предпочел…
– Кого-то другого? – говорит женщина. Чем бы ни был на самом деле пост, именуемый «гази», он наделяет эту Маккензи достаточной харизмой и авторитетом, чтобы все прочие на платформе почувствовали себя неловко. Железная Рука, Орел Луны, даже омахене: они словно дети, которые придумали себе титулы, играя в супергероев.
– Да, – говорит Лукас.
– Вам известно, что каждый гази связан обетами, – говорит женщина. – Независимость, беспристрастность, преданность делу, дисциплина.
