Эйприл Женевьева Тухолки
Бессердечное милосердие
Люди в таверне начали перешептываться. Они называли Голубой Ви проклятым местом и гадали, что будет, если убить чудовище не удастся. Может, оно вернется на дальний север и оставит Ворсленд в покое? Или оно двинется на юг?
Рыжеволосый воздел кулак, и в свете пламени очага на его запястье блеснул бронзовый браслет.
– У кого же хватит духу сразить чудовище? – Он указал на широкоплечего мужчину у двери. – Что на это скажешь ты, кузнец? Положишь ли конец ужасу?
Кузнец, симпатичный бородач лет тридцати, лишь пожал плечами.
Никто не ответил на зов Рота. Подобные зрелища в тавернах за последние несколько месяцев я видела дюжину раз.
Но все же…
Но теперь…
Я посмотрела в глаза всем Сестрам Последнего Милосердия по очереди.
– Мы отправимся на запад, найдем там Зверя Голубого Ви, сразимся с ним, убьем его и получим награду.
Ови ничего не сказала. Джунипер тоже молчала.
– Голубой Ви? – Руна потерла ладонью подбородок и обеспокоенно взглянула на меня. – Таков твой план вытащить нас из ярма Дарующих Милосердие? Мы убиваем больных и старых, Фрей, но не кровожадных зверей. С чего ты взяла, что мы справимся с чудовищем? Чудовищем, которое не одолели хорошо подготовленные воины?
Мое сердце уже билось быстрее, кровь бурлила в венах.
Мне хотелось драться с тем, кто даст отпор.
Мне хотелось этого больше, чем дома и семьи. Мне хотелось этого сильнее, чем еды и золота.
Я встретилась глазами с Руной.
– Подготовленные воины убивают громко. Мы убьем тихо. Так, как ты убиваешь на охоте.
– Молчите. Вы обе. – Ови кивнула на мужчин, игравших в кости поблизости. – Они слушают наш разговор.
Мы немедля покинули таверну, и прикончили рагу и эль под огромным дубом, растущим на краю города. Затем растянулись на траве, еще пахнувшей летней свежестью и последними в этом году запоздалыми цветами.
* * *
Я проснулась первой и долго лежала, положив руки за голову и глядя вверх. Небо было бездонно голубым, как в лучшие вечера в начале осени.
Но листья на дубе уже меняли цвет. Явный признак грядущих перемен. Явный признак пришествия…
Зимы!
Дни короткие, ночи длинные. Еды мало. И холодно. Всегда, всегда холодно.
Работа Дарующих Милосердие обычно начинается после того, как тени начинают удлиняться. Люди со смертью в устремлениях находят нас, когда солнце уже почти коснулось западного горизонта.
Сутулая, точно ствол можжевельника, старуха. «Придите в дом на самом южном перекрестке. В дом с пятью окнами. Принесите яд. Я заплачу».
Кузнец из трактира – с темными грустными глазами. «Придите на кузницу, поднимитесь по ступенькам с задней стороны, дважды постучитесь. Моя бабушка жаждет увидеть Холхаллу».
Отец, худой, усталый, с пустыми коричневыми глазами. «Придите в хижину у высокой сосны. Отсюда строго на север. Там все поражены болезнью, которая съедает кожу».
И последняя просьба – когда толстое оранжевое солнце уже покидало небеса. Девочка, не старше двенадцати, с длинными черными волосами и зелеными глазами. «Мне нужен флакон голубого семени».
– Мы не торговцы в разнос, – заявила Руна. – Мы используем яд, но не продаем его.
Голубое Семя было сильным ядом, приносило быструю и безболезненную смерть, но в малых дозах опустошало женское лоно. Молодые женщины иногда приходили к нам за этим снадобьем, но всякий раз я советовала им отыскать торговцев зельем, а впредь использовать масло дикой моркови для предотвращения подобных случаев.
Под пристальным взглядом Руны черноволосая девочка задрожала.
– Мой отец отправился в Болота Красных Ив и сгинул там. Мать моя обзавелась новым мужем, и он… Он не добр ни к ней, ни ко мне. Я хочу, чтобы он умер.
– То было бы убийством ради мщения, а вовсе не ради Милосердия. – Голос Руны слегка смягчился.
Подошла Джунипер и обняла девушку за талию. Отвела прядь ее волос и принялась нашептывать ей на ухо молитву.
Мы встретились с Ови глазами. Мы уже совершали убийства ради мщения. И не только в тот раз, когда получили в награду плащи Сестер Последнего Милосердия. Убийства ради мщения запрещены, и нам несдобровать, если правда о них откроется.
Ови кивнула. Она была согласна со мною.
Я сунула руку в кожаную заплечную сумку, вытащила оттуда флакон маслянистой голубой жидкости и вручила его девушке.
– На, возьми, – сказала я. – Но помни, наша Морская Ведьма все видит и все знает. Если ты отравишь кого-нибудь, кроме отчима, мы разыщем тебя и отправим прямиком в Хейл. Поняла?
Мгновение она смотрела на меня, затем кивнула, вручила мне две монеты и побежала прочь, вскоре исчезнув в ночи.
Торговцы Зельями строго следуют законам и никогда не продадут свой товар ребенку. Иногда они не продавали яд даже нам. Сигги никогда бы не дала яда девочке.
Я не знала, делали ли Сигги ее правила сильной Сестрой Последнего Милосердия или, наоборот, слабой.
* * *
Мы отправились на перекресток, затем – в кузницу. Старый и больной. Самые легкие задачи. Страдающих от кожной болезни мы оставили напоследок.
Каменная хижина была построена меж путаных корней древней высокой сосны. Дверь нам открыл тощий мужчина, который просил нас прийти. Глаза его были налиты кровью, руки дрожали.
У его жены, блондинки с миниатюрными руками, кожа была изъедена сочащимися язвами. При виде нас она тяжело вздохнула – то ли печально, то ли облегченно. Муж обнял ее, постоял немного, а затем ладонью приподнял ее подбородок.
– Все произойдет очень быстро, лапушка. Боли больше не будет, а будут лишь мир и покой.
Я подала знак Ови, и та протянула мне свой нож. Острое лезвие, тонкая шея – один взмах, и дело сделано – женщина навеки погрузилась в покой.
Следующим был их сын. Тригв вывел отца из хижины наружу, мы же поднялись по крутой лестнице на чердак.
Парню было не более десяти. Кудрявые светлые волосы и смелый, напряженный взгляд голубых глаз. Он умирал, лежа в постели. Джунипер опустилась на колени рядом и принялась молиться.
Ови взглянула лишь раз и потрясла головой.
– Нет. Не хочу это видеть.
Она направилась к лестнице и спустилась вниз. Я повернулась к Руне.
– Он – всего лишь мальчик. – В хриплом голосе Руны была печаль.
Я кивнула. Из всех нас только мы с Руной выполняли долг Дарующих Милосердие, когда дело касалось детей.
– Просто сделайте то, что должно, – вскрикнул паренек из постели, и в голосе его была боль. – Я хотел бы оказаться в Зале Слейна, пока во мне еще бурлит жизнь.
Он поднял сжатый кулак, и язва на его запястье лопнула, и вниз по руке потекла кровавая сукровица.
Отвага паренька поразила меня. Меня, Сестру Последнего Милосердия, видевшую бесчисленное множество смертей.
Едва слышная молитва Джунипер оборвалась.
– Я возьму его, – сказала я. – Последние два ребенка были твоими, Руна.
Руна закинула за плечи свои черные косы. Волосы ее были воистину черными, как и у многих жителей Ворса, предков которых жили на Скальских островах.
– Нет, это сделаю я. Кровь есть кровь, кость есть кость, смерть есть смерть. Все едино.
Джунипер вновь принялась молиться. Нож милосердия Руны был меньше, чем нож Ови, но не менее остер.
Люди говорили, что поедающая кожу болезнь заразна, но несмотря на это Руна подошла к парню и взяла его руки в свои.
Он сжал ее руку с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Он откинул подбородок назад и…
И дело было сделано.
Тело парня обмякло, и по подушке разметались его светлые волосы.
Четыре
– Не следует нам оставаться здесь на ночлег. – Джунипер, сощурившись, неотрывно глядела на огромный камень.
Только что она среди елей молилась за парнишку и его мать, но вдруг, подойдя бесшумно, точно луна, оказалась рядом.
Мы были в нескольких милях от городишка Хейл, среди пустых полей, возле небольшого приземистого ельника. Я решила развести огонь этой ночью рядом с одиноким валуном футов пятнадцати в окружности и футов двенадцати высотой, поросшим желтоватым мхом.
Тригв помог мне собрать дрова, а Руна, как обычно, разожгла для нас костер. В воздухе явственно стоял запах осени, хотя вокруг все еще зеленело. Очевидно было, что не за горами и зима, от которой наши мышцы задеревенеют, а кровь в жилах замерзнет.
– Нам не следует здесь ночевать. – повторила Джунипер. Она выгнула спину и положила ладони себе на бедра; ее туника и черные шерстяные штаны пропитались сыростью.
– А почему не здесь? – спросила Руна.
Она была тише, чем обычно, и даже казалась грустной, но кто станет винить ее за это, после того, что она недавно сделала. Мы все выполняем свои роли Дарующих Милосердие, все мы нужны, но Руна… Руна, когда необходимо, делает то, перед чем остальные пасуют. Мы ценим ее, хотя ее нрав временами и бывает острее стали.
– Тролль, – сказала Ови, отвечая на вопрос Руны. Она подняла кожаную повязку над глазом и терла мозолистой ладонью впадину, оставшуюся на месте глаза.
Тригв уселся рядом на груду фиолетового вереска, расплел косу и мотнул головой, отчего его темные волосы волнами легли ему на плечи и спину.
– Большие валуны вовсе не тролли, обратившиеся камнем, как порой толкуют в мифах. Воины из «Саги Замерзшей Крови» называли свое оружие в честь легендарных троллей, но даже они знали, что таких тварей на свете не бывает. Тролли даже ни разу не упоминаются в книгах магических Англонов.
Руна, проходя мимо, хлопнула Тригва по плечу.
– Так ты умеешь читать. И что тебе в этом толку?
Тригв пожал плечами.
– Читать полезно.
Руна уселась рядом, скрестила длинные ноги и, достав из заплечного мешка украденный где-то оселок, принялась точить лезвие ножа.
– Быть может. Но поможет ли тебе твоя способность на охоте? Или когда нужно убивать? Поможет ли это тебе одержать победу в голом бою?
Выражение «голый бой» на жаргоне обозначало драку один на один, на которую бойцы выходили голыми и без оружия. Голый бой иногда, хотя и крайне редко велся до смерти. Ярлы часто прибегали к голым боям, когда требовалось разрешить спор между двумя тенатами. Противники обычно были одного пола, но не всегда.
Сигги учила нас убивать милосердно: показывала, куда и под каким углом бить ножом; рассказывала о ядах и дозах, приносящих смерть; учила душить человека веревкой и голыми руками; учила даже ломать человеку шею, хотя, полагаю, что сил на это хватило бы разве что у Руны. Но для победы в голой схватке нужны либо сила и выносливость, либо – хитрость и расчетливость. В странствиях нам доводилось быть свидетелями нескольких таких схваток, которые служили отличным развлечением в темные, длинные, зимние ночи.
– И все же тролли существуют.
Я оглянулась через плечо. Джунипер все еще смотрела на валун.
– Тролли всегда были смертельными врагами молодых зимних угрей. Одна из моих сестер, Морских Ведьм, видела однажды битву между зимним угрем и троллем, и было это на далеком севере за Скальскими горами, среди Диких Ледяных Равнин. То была величайшая битва крови и льда, молнии и грома. Я верю своей сестре. Морские Ведьмы никогда не лгут. Во всяком случае, не лгут друг другу.
Иногда рассказы о Ведьмах будоражили мое воображение и заставляли кровь двигаться быстрее.
Я улыбнулась.
– Надеюсь, Джунипер, что когда-нибудь встречу Морских Ведьм.
Тригв и я, опустившись коленями на стылую землю, начали готовить ужин: я кинжалом милосердия резала морковь, а Тригв – луковицы. Этим вечером у нас опять будет жаркое из кролика в эле. Тригв, бросив порезанный лук в котелок, коснулся моего плеча своим.
– Забудь все, что я говорил раньше. Джунипер права. В этом огромном валуне есть что-то странное. Мне кажется даже, что он наблюдает за мной. – Он повернулся и указал рукой. – Взгляни на эти проплешины, не заросшие мхом. Разве они не напоминают тебе глаза? И еще… Видишь тот торчащий осколок? Разве он не похож на нос? От этого камня у меня мурашки по коже. Почему ты, Фрей, выбрала для ночлега именно это место?
– Я полагала, что камень защитит нас от ветра, что, в общем-то, он и делает. Мне и в голову не приходило сравнивать это камень с троллем, и уж тем более я не думала, что вы начнете по этому поводу волноваться.
– Хватит! – Руна с ножом в руке вскочила на ноги. – Я вызову на голый поединок любого, кто еще хотя бы раз произнесет слово тролль. – Она расстегнула простую оловянную застежку у себя на горле, и ее плащ Дарующей Милосердие упал наземь. – Сегодня был последний день, когда я убила невинного. Я уже говорила об этом на постоялом дворе. С меня довольно. Не хочу и не могу больше убивать детей, убивать слабых и хворых. С меня довольно печали, довольно смертей.
Она подняла с земли свой плащ и протянула его к огню…
Я вскочила на ноги и выхватила плащ из огня. Скомкав его, прижала к груди.
– Не надо, Руна. Он тебе еще понадобится в зимние холода.
Она долго-долго глядела на меня, затем опустилась на одно колено, и, вздернув подбородок, приставила острый край ножа себе к горлу.
– Я больше не могу делать то, что делала. Лучше я лишусь своей жизни, чем отниму еще хотя бы одну невинную. Я перережу себе горло. Гляди же.
Мы смотрели друг другу в глаза.
Мальчик, чью кожу съедала болезнь, оказался для нее последней каплей.
Я опустилась рядом на землю и мягко отвела нож от ее горла.
– Я понимаю тебя, Руна. Не знаю, как Сигги удавалось нести Милосердие год за годом. Как она выносила это.
Руна, подавшись вперед, приблизила свое лицо к моему.
– Ты всерьез говорила тогда на постоялом дворе? О том, что нам следует отравиться за Зверем Голубого Ви?
Я открыла было рот, а затем закрыла его.
Неужели я и в самом деле думаю об этом?
Я почувствовала пальцы у себя на локте – то была Джунипер, коснувшаяся ладонями нас обеих.
– Когда люди испытывают боль, они нуждаются в нас. Мы им помогаем. Разве это плохо?
Джунипер, как всегда, думала не о себе, и даже не о нас, а о других.
Я поднялась на ноги, и Руна сделала то же. Я приложила раскрытую ладонь к сердцу, прося прощения.
– Сожалею, Руна, о том, что тебе пришлось сделать с больным мальчиком.
Руна глубоко выдохнула, и, похоже, ее напряжение немного ушло.
– Ради милосердия мы убивали детей и прежде. А все от того, что нам нужны были деньги. Нам всегда нужны деньги.
Это было правдой: нам всегда нужны были деньги, и так будет до тех пор, пока мы занимаемся ремеслом смерти.
Руна бросила нож на землю и резко вскинула голову.
– Я по-прежнему считаю, что нам следует отправиться в ближайший Бесконечный Лес, а там уж будь что будет.
Я улыбнулась.
– Мне нравится твоя целеустремленность, Руна. – Я подняла ее нож и протянула его ей рукояткой вперед.
– Но мне вовсе не улыбается окочуриться от голода среди снегов будущей зимы.
Руна долго смотрела на меня, а затем кивнула.
Трое из нас молча вглядывались в огонь. Вскоре из тени выскользнула Ови, ходившая проверять силки, и подсела ко мне. Тригв стоял один-одинешенек в стороне. Я жестом позвала его присоединиться к нам, но он покачал головой. Он не был одним из нас и отлично знал об этом.
Это могло бы все осложнить… Даже если бы я хотела, чтобы он остался… Даже если бы он хотел остаться. Этого было мало. По крайней мере пока мы заняты ремеслом смерти.
Моей щеки что-то коснулось. Я подняла взгляд. Пошел снег. Снежинки были легкими и прекрасными, но это был снег.
Зима.
Я взглянула на Руну, а затем на Ови и Джунипер. Глубоко вдохнула и закрыла глаза. Воздух пах можжевельником, сосновыми иглами и снегом.
Тригв учил меня технике двухлучевого мышления. Этот метод мышления был основан на мистике, и для овладения им требовались годы, но основы я уже постигла. Нужно было отправить разум одновременно по двум путям и следовать по ним до самого конца, пытаясь понять будущее.
Я вдыхала и выдыхала. Медленно. Очень медленно и размеренно.
Первая тропа была тропою Дарующих Милосердие, тропою ремесла смерти… Я знала, куда ведет эта дорога. К холоду, одиночеству, усталости и печали.
Но вторая тропа… Вторая изобиловала крутыми поворотами и неожиданными развилками; глубокими тенями и вспышками ослепительного света. Тропа вела в неизвестность.
И она была великолепна.
Я открыла глаза. Положила руку на рукоять своего кинжала и вгляделась в лица Сестер Последнего Милосердия – в каждое лицо, одно за другим.
– Со дня смерти Сигги прошло чуть меньше года, и теперь все мы, ее ученицы, находимся на распутье. Сигги следовала Последнему Милосердию в течение сорока лет, но жизнь в Ворсленде в последнее время изменилась. Наверняка вы обратили внимание на то, что все Сестры Последнего Милосердия, которых мы встречали на нашем пути, старше нас. Молодые больше не следуют ремеслу смерти. Похоже, девочки-сироты в Ворсе отыскали новый путь. Так и нам следует найти новый путь. Сегодня ночью мы примем решение. Наше решение. Сначала каждый выскажет свое предложение, а затем мы проголосуем.
Последовала долгая пауза, и все это время на длинные волосы Сестер Последнего Милосердия непрерывно падали белые, отчаянно красивые снежинки.
– В Блаженный Дом я не отправлюсь. – Лицо Ови было совершенно спокойным, почти бесстрастным. – Скорее съем черный Снежный Изюм и умру в судорогах и с криками боли.
– Да, – согласилась я. – Лучше смерть, чем Блаженный Дом.
Ови вытянула правую руку ладонью вверх. На ее ладонь падал снег, и она сжала ладонь в кулак, превратив снег во влагу, которая просочилась сквозь ее пальцы.
– Думаю, нам следует двинуться на юг. Украдем где-нибудь по дороге золото и оплатим место на корабле. Конечно, это рискованно, но очень уж хочется туда попасть. Женщина в черных шелках говорила, что в Ибере лежат не снега, а песок, и что солнце там яркое, горячее, и что женщины там наполнены огнем. Хочу увидеть это место.
Я подняла палец.
– Ови голосует за юг. – Я подняла другой палец. – А я считаю, что нам следует сразить Зверя Голубого Ви и получить золото в награду, а не украсть. – Я повернула голову и встретилась взглядом с Джунипер. – А чего желаешь ты, Джунипер? Какую дорогу, по твоему мнению, нам следует выбрать?
Джунипер взглянула в ночное небо, и бледные, цвета зеленого океана кудри разметались по ее спине. Она воздела правую руку с поднятым большим пальцем, что на языке Морских Ведьм означало: «подожди, дай мне подумать».
– Я прочитаю указующую молитву.
Она поднялась, отошла на несколько футов от костра и опустилась на колени. Закрыла глаза. Беззвучно зашевелила губами.
Я взглянула на Тригва, сидевшего у костра особняком от нас. Права голоса он не имел.
Руна, сидевшая рядом со мной, схватила себя за косу. Выхватила свой кинжал и приставила лезвие к основанию косы.
– Квиксы непременно примут нас. Иначе и быть не может. Я прямо сейчас отрежу волосы. Мы все отрежем волосы, сожжем плащи, подадимся в лес и там присоединимся к первой же группе Квиксов, которую встретим. Сестер Последнего Милосердия они в нас не узнают и, возможно, примут нас как мальчиков-сирот, у которых нет ни дома, ни семьи, ни забот. Мы никогда не скажем им, кто мы и кем были. Я готова, скажи лишь слово…
Я схватила Руну за запястье и второй раз за эту ночь остановила ее клинок.
– Не выйдет. Даже переодевшись пацанами, нам не удастся морочить им голову год за годом. Возможно, Джунипер достаточно юна, чтобы без особого труда скрыть свою сущность, но остальным точно придется несладко.
– Особенно не сладко придется некоторым из нас. – Ови, глядя прямо мне в глаза, едва заметно улыбнулась.
То было истинной правдой. Руна была статной, высокой, Ови приземистой, но худой, мои же округлые формы были видны с любой стороны.
Руна скосила глаза на мою грудь и нахмурила брови.
– Мы можем податься в Бурлящий лес, и там наверняка отыщем дружелюбную группу, с которой встречались прошлой зимой, и они примут нас…
– Нет. – Ови покачала головой, и в ее светлых волосах затрепетали отблески пламени. – Не получится. Квиксы не принимают женщин. – Она помолчала, затем продолжила: – Моя мать в молодости присоединилась к группе Квиксов. Она была тогда быстрой, двигалась бесшумно, отлично владела луком. Ее приняли, полагая, что хоть она и женщина, но одевшись мужчиной, будет вести себя, как мужчина.
Ови опять замолчала.
– Так и что же случилось? – спросила я, так и не дождавшись продолжения.
Она взглянула на меня, и я увидела в ее глазах печаль.
– Моя мать продержалась среди Квиксов три года. У нее случилась любовь с лучником-мужчиной. И все бы ничего, но у матери кончился запас Масла Дикой Моркови, и она забеременела. Квиксы избавились от нее быстрее, чем приняли к себе. До самой смерти она считала те годы лучшими в ее жизни и грезила о возвращении в лес.
Я с удивлением воззрилась на Ови. Она вообще редко говорила, а так долго – никогда на моей памяти.
Джунипер, закончив молитву, поднялась. Я, ожидая ее решения, вытащила флягу с вайтом, отхлебнула сама и пустила флягу по кругу.
Очередь дошла до Морской Ведьмы, и та, сделав глубокий глоток, взглянула на меня.
– Ярлу Роту нужны герои, значит, мы пойдем на запад.
Руна едва слышно выругалась.
Ови кивнула.
Я улыбнулась.
Герои в сагах, как известно, скрепляли обещание кровью, так что я взяла нож и провела лезвием по раскрытой ладони, из неглубокой раны появилась кровь.
– Четверо из нас отправятся в Голубой Ви и сразятся с чудовищем, – заявила я. – Если мы уцелеем, то будем награждены золотом, которое затем разделим, и каждая отправится туда, куда ей угодно. Клянусь, что именно так и будет. Клянусь погребальным костром Сигги.
Я сжала ладонь, и между моих пальцев просочилась кровь, как между пальцев Ови совсем недавно сочилась вода.
* * *
Этой ночью Тригв и я допоздна засиделись у костра. Мы негромко разговаривали, остальные уже спали. Такое случалось частенько за те семь месяцев, как он примкнул к нам.
– Так мы отправляемся на запад. – Тригв коснулся уголка моего черного плаща.
– Именно.
Тригв накинул свою меховую накидку нам обоим на плечи. Мы сидели бедро к бедру, рука к руке, рядом с угасающим огнем. Он был с нами меньше года, но я знала его тело будто собственное.
Я оглядела поля вокруг. Снегопад закончился, и ярко сияла луна. Ночь была уже не черной, а ярко-голубой. Еще несколько теплых недель, а затем снег возьмет свое.
Я подставила раскрытые ладони огню, и вдруг поняла, какой сегодня день. Я взглянула на Тригва.
– Завтра мне исполнится семнадцать. В этом возрасте моя мать родила меня. – Я ненадолго замолчала. – От того-то, видимо, мой голос звучит сейчас подобно ее голосу.
– Ты родилась осенью?
– Да, в ночь, когда в нашей деревне был праздник Львиной Звезды.
Взгляд Тригва стал задумчивым, как было всегда, когда он думал о книгах и старинных преданиях.
– Многие древние саги повествуют о львах – огромных зверях из далеких стран.
Я кивнула.
– Сигги, бывало, говорила, что я дитя льва и львиный рык у меня в крови.
Тригв улыбнулся.
– Твоя наставница была права.
Он принялся расплетать мою тяжелую серебряную косу. Так он делал теперь каждую ночь – говорил, что ему нравится видеть, как мои волосы колышет ветер.
– Тригв?
– Да?
– Ты собираешься покинуть нас перед наступлением зимы? Предпочтешь сытую жизнь в одной из деревушек Ворса, жизнь в тепле под крышей? Ведь грядут долгие холодные ночи. – Я сделала паузу. – Если хочешь этого, не тяни, скажи прямо сейчас.
Тригв, не отвечая, уставился на пламенеющие угли.
Каждое утро я ожидала, что Тригв, проснувшись, повернется ко мне и скажет, что уходит. Мужчинам негоже путешествовать с Сестрами Последнего Милосердия. Им неуютно с нами, им не нравится, как мы убиваем – быстро и тихо, за несколько монет, и нет в этих убийствах ни славы, ни борьбы. Но недели проходили за неделями, а Тригв оставался с нами. И ни разу не заикнулся о том, что хочет уйти.
– Ты вновь зажгла в нем искру жизни, – сказала мне Джунипер вскоре после того, как Тригв присоединился к нам. – И это замечательно, что он с нами. Ветер нашептал мне историю о трех девушках и черноволосом парне.
Угли, отдавая тепло, с треском превращались в золу.
Я прижалась плечом к Тригву; его зеленые глаза взглянули на меня.
– Ты хочешь, чтобы я ушел, Фрей?
– Нет, – произнесла я быстро. – Не хочу. Но мужчины не путешествуют с Сестрами Последнего Милосердия. А если и путешествуют, то недолго. Дарующие Милосердие иногда обзаводятся любовниками на время… но лишь на время. Остальные девушки ничего не говорят о том, что ты следуешь за нами, но длиться так вечно не может. Я это точно знаю.
Голос мой прозвучал громко, и Джунипер зашевелилась во сне, а Ови открыла свой единственный голубой глаз. Она взглянула на Тригва, на меня, а затем закрыла глаз.
Тригв глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Провел ладонью от моей шеи до затылка снизу вверх, приподнимая мне волосы от корней. И вдруг спросил:
– А помнишь тот день прошлой зимой, когда ты нашла меня в сугробе?