Эйми Моллой
Спокойной ночи, красавчик

Полная версия

Aimee Molloy

GOODNIGHT BEAUTIFUL

© Aimee Molloy, 2022

© Хомченко О., перевод, 2021

© ООО “Издательство АСТ”, 2023

* * *

Посвящается моим маме и папе

Пролог

20 октября

Я наблюдаю, как мужчина с румяными щеками и короткой стрижкой входит в ресторан, стряхивая капли дождя с бейсболки. – Эй, милая, – окликает он розоволосую девушку, смешивающую напитки за стойкой бара. – Можешь повесить это в витрине?

– Конечно, – соглашается она, кивнув на листок бумаги в его руке. – Новый сбор средств для пожарной команды?

– Нет, кое-кто пропал, – говорит он.

– Без вести? И что с ней случилось?

– Не с ней. С ним.

– С ним? Ну, такое не каждый день услышишь.

– Исчез ночью в бурю. Пытаюсь всех оповестить.

Дверь за ним закрывается, а девушка идет в конец бара, берет листовку и зачитывает вслух женщине, обедающей на углу стойки. – Доктор Сэм Статлер, местный психотерапевт, рост – 185 см, черные волосы, зеленые глаза. Предположительно, ездит на «Лексусе» RX-350, 2019 года выпуска. – Присвистнув, она поднимает листок бумаги. – С кем бы он ни «пропал», это счастливая женщина. – Я украдкой бросаю взгляд на фотографию Сэма – эти глаза, эта ямочка на щеке, надпись «Пропал без вести» семьдесят вторым шрифтом над его головой.

– Я видела эту историю в утренней газете, – комментирует женщина за стойкой. – Он ушел на работу и не вернулся домой. Жена заявила, что он пропал.

Девушка с розовыми волосами подходит к окну. – Жена, да? Надеюсь, у нее хорошее алиби. Знаете старую поговорку: «Когда пропадает мужчина, виновата всегда жена».

Они обе смеются, пока девушка прижимает фотографию Сэма к размытому от дождя стеклу, и я погружаю ложку в суп, делая маленькие, осторожные глотки; мои глаза устремлены на миску, а в желудке поднимается тошнота.

Часть 1

Глава 1

Тремя месяцами ранее

Вот это задница. Невероятно.

Такая идеальная задница, что Сэм никак не может отвести от нее глаз, пока идет за женщиной полквартала вверх по холму, мимо сырной лавки, книжного магазина и расхваленного нового винного заведения с ярко-красной дверью. Он делает вид, что разглядывает стойку с американскими флагами в витрине строительного магазина «Оборудование Хойтс», когда она подходит к «Парлору», дорогому ресторанчику с закусками, который открылся три месяца назад. Мужчина, выходящий следом за женой, придерживает для незнакомки дверь и задерживается, чтобы мельком взглянуть на нее сзади, наверняка молясь, чтобы жена не заметила.

Ресторан занял здание, в котором раньше работало два поколения дантистов Финнерти, а кирпичный фасад сменился гладкой стеклянной стеной. Сэм останавливается перед ней, наблюдая, как женщина пересекает помещение и садится за барную стойку.

Снимает льняной блейзер.

Заказывает напиток.

Она достает из сумки книгу, ее лопатки под тонкой белой майкой взмывают, как крылья птицы, когда Сэм проходит мимо и останавливается поглазеть на объявления в окне офиса риэлтора по соседству. Ровно девять минут он ждет, достаточно долго, чтобы она уже почти допила свой напиток, и, ощутив знакомый прилив адреналина, он на дюйм ослабляет галстук и разворачивается.

Игра началась.

Дверь в ресторан открывается, и Сэм проходит, выпуская во влажный вечер порыв кондиционированного воздуха.

– Доктор Статлер. – Перед ним стоит пациентка, и ему приходится судорожно вспоминать ее имя. Они начали сеансы две недели назад. Кэролин. Кэролайн.

– Кэтрин, – наконец приветствует Сэм. Черт. Такого никогда не случалось с ним в Нью-Йорке, но постоянно происходит здесь – он сталкивается с пациентами на улице, в продуктовом магазине, повсюду. Вчера в спортзале он пробежал три мили на беговой дорожке, в то время как Алисия Чао, недавно разведенная преподаватель гуманитарных наук с тревожным расстройством, занималась на эллиптическом тренажере. Такие встречи каждый раз выводили его из себя.

– Как поживаете?

– Хорошо, – отвечает Кэтрин. Кэтрин Уокер – известная художница в Нью-Йорке, недавно купила дом за миллион долларов с видом на реку.

– Это Брайан. – Сэм пожимает руку ее спутнику. Брайан – ресторатор, который не удовлетворяет ее в постели. – До встречи завтра, – говорит Кэтрин, когда Сэм заходит внутрь.

– Поужинаете сегодня у нас? – спрашивает девушка за стойкой. Молодая блондинка. С татуировками. Очень красивая. Студентка-искусствовед, как он предполагает, с пирсингом, таящимся где-то под одеждой. Девушек такого типа он когда-то мог затащить в постель уже к десяти вечера.

– Нет, – говорит Сэм. – Только пропущу бокальчик.

Бар переполнен новыми приезжими из больших городов, сидящими у тарелок с жареной брюссельской капустой и маринованными огурцами за девять долларов. Сэм идет к женщине и, проходя мимо, позволяет своему локтю задеть ее руку.

Ее сумочка лежит на табурете между ними, и Сэм, садясь, толкает одну из его ножек так сильно, что сумочка падает на пол. – Извините, – говорит он, нагибаясь за ней.

Женщина улыбается, забирает сумочку, вешает под стойку и возвращается к своей книге.

– Что вам налить? – спрашивает бармен. У него гладко зачесанные назад волосы и потрясающе белые зубы.

– «Джонни Уокер Блю^[1]», – отвечает Сэм. – Чистый.

– Человек с дорогим вкусом, – одобряет бармен, когда Сэм достает из бумажника кредитную карточку. – Мой любимый типаж.

– И я хотел бы угостить напитком эту женщину. За то, что доставил столько неудобств ее сумочке.

Она сдержанно улыбается. – Это мило с вашей стороны. Но моя сумочка не пострадала.

– Нет, я настаиваю. Что выпьете?

Она колеблется, внимательно оглядывая его. – Что ж, хорошо, – соглашается она. – Джин-Мартини. И пять оливок.

– Мартини? Я бы скорее определил вас как любительницу розового вина.

– Какой стереотипный подход, – замечает она. – Но вы же знаете, что говорят о мартини.

Сэм научился незаметно наблюдать за людьми, профессиональная необходимость позволяет ему видеть, что под белой майкой на ней бледно-розовый лифчик с кружевной отделкой, что кожа на ее плечах блестит.

– Нет, а что говорят о мартини? – Переспрашивает Сэм.

– Правильный союз джина и вермута – это великая и внезапная слава; это один из счастливейших браков на земле, и один из самых скоротечных. – Бармен ставит ее напиток перед ней. – Бернард Девото^[2].

Сэм кивает на ее книгу. – Так вот, кого вы читаете! – Она показывает ему обложку с силуэтом женщины. – Нет, это тот самый триллер, о котором все говорят.

– И как он, хорош?

– Довольно неплох, главная героиня – женщина. Хотя честно говоря, я уже слегка устала от того, как сейчас в литературе изображают женщин.

– И как же? – уточняет Сэм.

– О, ну, знаете, – отвечает она. – Как будто все мы склонны к неврозам или истерии и нашим суждениям не следует доверять. Это узаконивает гегемонистскую идею маскулинности и доминирующего положения мужчин в обществе и оправдывает подчинение женщин. – Она берет свой бокал и возвращается к книге. – В любом случае, спасибо за выпивку.

Сэм позволяет ей прочитать еще одну страницу, прежде чем наклониться. – Эй, всезнайка. Ты приехала на выходные?

– Нет, – говорит она, переворачивая страницу. – Я здесь живу.

– Ты шутишь. Честнат-Хилл – небольшой городок. Думаю, я бы запомнил, что видел тебя.

– Я новенькая. – Она смотрит на него снизу-вверх. – Переехала сюда в прошлом месяце из Нью-Йорка. «Городские идиоты», кажется, так нас называют местные? – Она зубами стягивает оливку с пластиковой шпажки, и он представляет себе, какими солеными должны быть ее губы, когда чувствует руку на своем плече. Это Реджи Майер, фармацевт. Его жена Натали – пациентка, последнее время ее преследует навязчивая мысль, что Реджи пахнет салями.

– Натали неважно себя чувствует, – говорит Реджи, показывая пластиковый пакет. – Несу домой немного супа.

– Передайте ей – я надеюсь, что ей станет лучше, – говорит Сэм, наклоняясь на несколько дюймов к нему, но не чувствуя никакого запаха.

– Обязательно, доктор Статлер. Спасибо.

– Доктор? – спрашивает женщина, когда Реджи уходит.

– Психотерапевт.

Она смеется.

– Ты – психотерапевт?

– Что? Не веришь? – Сэм снова тянется к бумажнику, достает визитку и кладет рядом с ее бокалом.

– Странно, – произносит она, читая визитку. – По-моему, ты больше похож на ортопеда. Так ты хочешь меня проанализировать?

– А почему ты думаешь, что я еще этого не сделал?

Она закрывает книгу и поворачивается к нему лицом. – И?

– Ты умна, – начинает он. – Уверена в себе. Предположу, что единственный ребенок в семье.

– Очень хорошо, доктор.

– Любящие ответственные родители. Частная школа. Минимум один диплом, а может, и два. – Сэм делает паузу. – И тебе пришлось стать экспертом по ношению бремени быть самой красивой женщиной в этом мире.

Она закатывает глаза. – Вау, это было ужасно.

– Возможно. Но я серьезно, – говорит Сэм. – Спорим, если опросишь всех мужчин здесь, кого они хотели бы увести сегодня домой, сто процентов выбрали бы тебя.

– Девяносто девять процентов, – поправляет она. – Бармен выбрал бы тебя.

– Когда постоянно находишься под мужскими оценивающими взглядами, это сказывается, – продолжает Сэм. – Объективация, как мы это называем.

Ее лицо смягчается. – Когда на тебя смотрят, как на вещь.

– Некоторые. Но не все.

– Думаешь, мне стоит завести собаку для отвлечения внимания?

– Ты шутишь? Горячая девушка с собакой? Это лишь ухудшит ситуацию.

Она улыбается. – Ты все это придумал, пока шел за мной и пялился на мой зад? Или когда стоял снаружи, наблюдая за мной через окно?

– Мне звонили, – оправдывается Сэм. – Экзистенциальный кризис, требующий срочного внимания.

– Печально. А я надеялась, ты там набираешься храбрости, чтобы подойти и приударить за мной. – Она, не сводя с него глаз, подносит к губам очередную оливку и соблазнительно высасывает из нее сок, и вот оно, чувство, за которым он гонится, как за дозой наркотика, с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать: трепет от осознания того, что он вот-вот будет обладать красивой женщиной.

– У тебя правда исключительная задница, – говорит Сэм.

– Да, я знаю. – Она смотрит на его «Джонни Уокер Блю». – Кстати об исключительности, мне очень расхваливали этот напиток. Можно? – Она поднимает бокал к свету и изучает переливы цвета, прежде чем поднести к губам и осушить его. – Ты прав. Он хорош. – Она наклоняется ближе, ее дыхание пахнет виски. – Если бы ты не был женатым местным психотерапевтом, я бы пригласила тебя попробовать мои губы на вкус.

– Откуда ты знаешь, что я женат? – спрашивает Сэм, чувствуя, как жар поднимается у него по затылку.

– Ты носишь обручальное кольцо, – отвечает она.

Он засовывает руку в карман. – Кто сказал?

– А твоя жена знает, что ты сегодня здесь, анализируешь уверенную в себе единственную дочь, в городке Честнат-Хилл, штата Нью-Йорк?

– Моя жена не в этом городке, – говорит Сэм. – Так что скажешь? Не хочешь присоединиться ко мне за ужином?

Она смеется. – Ты даже не знаешь моего имени.

– Меня интересует не имя.

– Правда? – Она ставит стакан, поворачивается к нему лицом и тянется под стойку. – Ну, в таком случае…

– Ребята, у вас все в порядке? – Это бармен, смотрит на них, почесывая бровь, пока женщина медленно скользит руками по бедрам Сэма.

– Да, – отвечает она. – У нас все отлично.

Бармен уходит, а ее правая рука оказывается у Сэма между ног, где задерживается еще на минуту, пока они смотрят друг другу прямо в глаза.

– Боже мой, доктор, – говорит она. – Насколько я могу судить, бедняжке, что за вас вышла, очень повезло. – Она снова кладет руки на стойку бара.

– Обязательно передайте ей мои слова.

– Я так и сделаю. – Сэм наклоняется вперед и нежно проводит пальцами по ее щеке, его горячее дыхание касается ее уха. – Эй, Энни Поттер, знаешь, что? Тебе очень повезло.

Она пахнет шампунем «Пантин», на ней серьги, которые он подарил ей вчера вечером. – А теперь верни руку обратно.

– Простите, доктор Статлер, – говорит она, отстраняясь. – Но это только часть юбилейного подарка. Вам придется подождать, пока мы не вернемся домой за остальным.

– Ну, в таком случае. – Сэм поднимает руку и жестом просит счет, а Энни берет шпажку и закидывает в рот последнюю оливку.

– Как прошел твой день, дорогой супруг? – спрашивает она, улыбаясь.

– Не так хорошо, как мне бы хотелось.

– Навестил маму?

– Да, – отвечает он.

Энни смахивает волос с его плеча. – И как она?

– Нормально.

Энни вздыхает. – Вчера все там казались такими недовольными. Они ненавидят новые правила.

– Все нормально, Энни, – говорит Сэм, не желая сменять ощущение руки жены у себя между ног на мысли о матери, одинокой и несчастной в доме престарелых за пять тысяч долларов в месяц, куда он перевез ее полгода назад.

– Ладно, хорошо, не будем об этом, – кивает Энни. Она поднимает бокал. – За еще одну удачную неделю брака. Эти последние шесть недель были так хороши, что я дам нам как минимум еще шесть.

Сэм поправляет майку Энни, чтобы прикрыть бретельку бюстгальтера у нее на плече. – Ты точно не обижаешься на меня за все это?

– За что?

– Бросить все в Нью-Йорке. Переехать в этот поганый городишко. Выйти за меня.

– Так уж вышло, что я полюбила этот поганый городишко. – Она перехватывает чек у бармена и быстро расписывается. – И, кроме того, ты очень богат. А теперь, доктор, отвезите меня домой и доставьте мне удовольствие.

Она встает, медленно надевает пиджак. Сэм идет за ней к двери, настолько довольный видом своей жены, идущей впереди, что едва замечает соблазнительную улыбку хорошенькой блондинки у стойки. Ему больше не нужно замечать подобные вещи. Он стал другим человеком. Правда.

Глава 2

Я просыпаюсь от жары, солнце светит на меня через окно, теплый квадрат света целит прямо в глаза. На подъездной дорожке раздаются шаги, и я сажусь, видя, как женщина в легком синем сарафане и босоножках на двухдюймовых каблуках решительно проходит мимо крыльца, по каменной дорожке, обсаженной цинниями, к двери в кабинет Сэма на уровне сада. Мне требуется минута, чтобы сориентироваться и вспомнить, что я уже не в своей однокомнатной квартире в большом городе. Я здесь, все еще под влиянием дремы дневного сна – в Честнат-Хилле, штат Нью-Йорк, а Сэм работает внизу.

Я смотрю на часы – 16.16 – и, поднявшись с дивана, подхожу к окну и изучаю ее, последнюю пациентку Сэма за день. Сорок с лишним. Сумка из натуральной кожи. Недавний срыв.

А теперь время всеми любимой игры: Угадай проблемы пациента!

Две дочери-подростка, раздумья о разводе и получении лицензии риелтора.

Неверно! Педиатр, переживающая менопаузу, все еще пытается понять свою мать.

Внизу с ровным жужжанием отпирается дистанционный замок. Женщина входит, и я жду, когда громко хлопнет наружная дверь, представляя, как она шагает в приемную. Я прекрасно могу себе представить: Сэм сидит в своем кабинете, пока дверь к нему закрыта. Женщина опустится в одно из четырех белых кожаных кресел, поставит сумку на стеклянный журнальный столик рядом с двумя аккуратными стопками журналов «Ин Тач^[3]» и «Нью-Йоркер^[4]» («Я узнаю все, что мне нужно, по тому, какой журнал они выберут», пошутил Сэм, когда первые выпуски пришли в почтовый ящик.) На боковом столике стоит кофеварка «Неспрессо»; в маленьких стеклянных баночках лежат чайные пакетики, коричневый и белый сахар. Она будет гадать, успеет ли заварить себе чашку «Эрл Грея», когда Сэм откроет дверь своего кабинета ровно в четыре тридцать.

Бесполезно спрашивать о чем они беседуют, там, внизу: пациенты – на мягком бежевом диване, он – в дорогом кожаном кресле, которое специально заказал у какой-то скандинавской компании со странным названием.

– Расскажи хоть один случай, – вопрос, заданный умоляющим тоном. Это был «счастливый час», мы наслаждались приготовленными мною коктейлями. – Что за проблемы у богатых леди Честнат-Хилла?

Он рассмеялся.

– Мне жаль тебя разочаровывать, но это конфиденциальная информация.

Я задерживаюсь у окна, разглядывая передний двор и ухоженный ряд живых изгородей, укрывающих дом от улицы. Мой дом – Дом Лоуренсов, благородный викторианский особняк в трех милях от центра города, с крутой крышей и широким крыльцом. Это один из двух домов здесь, на Черри-Лейн, куда можно попасть по узкому деревянному мосту через широкий ручей, протекающий вдоль дома. Официального названия этому ручью нельзя найти ни на одной карте.

Дом Лоуренсов был построен в 1854 году семьей основателей города. Пять поколений миллионеров родились прямо в этом доме, с его большой гостиной, официальной столовой, библиотекой за парой задвижных дверей – это мое любимое место здесь. Книжные полки, изготовленные на заказ из красного дерева, достигают потолка, до самой высокой можно достать только с помощью деревянной рельсовой лестницы. Этот дом кардинально отличается от последнего места моего обитания: квартирки с одной спальней над ресторанчиком «Счастливый Китаец» на Бродвее, с едой на вынос и розовой неоновой вывеской, мигающей за моим окном каждую ночь.

Я направляюсь к лестнице, проводя пальцами по дубовым перилам, считая шаги – двенадцать наверх, восемь вниз по коридору, мимо трех свободных спален к комнате хозяев. В смежной ванной я захожу в душ и включаю воду, заставляя ожить старые трубы, мое настроение поднимается. Сорок пять минут до «счастливого часа», самого яркого момента моего дня. Один крепкий напиток на крыльце, когда Сэм закончит работу. Сегодня это водка с лимонадом из восьми лучших лимонов, которые мне удалось выкопать из липкого ящика в «Фаррелс», самом жалком продуктовом магазине Честнат-Хилла.

Сэм спросит, чем был наполнен мой день, вытягивая подробности, заставляя меня лгать (домашний суп на обед и поездка на велосипеде в город!), мне совсем не хочется говорить правду (час покупок на «Амазон» и три оставленных отзыва о продукте!). Не то чтобы у меня было много других вариантов. Я – человек порядка, и я веду строгий учет.

Список. Способы провести время в Честнат-Хилле:

1. Улучшить мой рейтинг на «Амазон». Я занимаю двадцать девятую строчку среди рецензентов, «большоеспасибо^[5]». (Я не хвастаюсь, это мое имя пользователя.) Ноздря в ноздрю с «Лолой из Пенсаколы», женщиной, которая, наверняка, на самом деле живет на Среднем Западе.

2. Волонтерство – так что Сэм перестает интересоваться, чем я тут занимаюсь целыми днями.

3. Починить внешнюю дверь в офис Сэма. Он все время на нее жалуется. Она громко хлопает каждый раз, когда кто-то приходит или уходит, мешая сеансам. Он сказал, что сам позвонит подрядчику, но я собираюсь уладить это самостоятельно, так что это следующий пункт в моем списке.

На самом деле не собираюсь чинить эту дверь, и она никогда не попадала ни в один мой список. По правде говоря, мне нравится напоминание о том, что он внизу, что я здесь не в одиночестве, брожу по дому с легендарным прошлым. Ведь это еще одна особенность этого места. Последняя владелица, незамужняя шестидесятисемилетняя женщина по имени Агата Лоуренс, умерла здесь, и пролежала с посиневшими губами на полу своего кабинета целых пять дней, прежде чем ее тело нашла прислуга. Эта история стала частью городского фольклора: богатая старая дева умирает в одиночестве, худший кошмар каждой женщины. Не хватает только девяти кошек.

Неудивительно, мысль о том, чтобы проводить здесь время в одиночестве меня пугала и, хотя Сэм изначально намеревался снять помещение где-нибудь «в центре городка», мне удалось убедить его разместить офис здесь, на уровне сада, в просторном зале, когда-то использовавшемся, как склад.

– Мы можем пробить стену в задней части помещения и сделать там сплошное окно, – в доказательство я предоставляю сделанный мною набросок. – А здесь разместить комнату ожидания.

– Действительно, – кивнул Сэм, уже посмотрев другие варианты в городке. – Думаю, так будет лучше всего.

И все получилось просто потрясающе. Удалось найти подрядчика, который (за приличную цену) согласился на срочную работу, превратив это безликое пространство в великолепный офис с теплыми полами, первоклассными светильниками и окном от пола до потолка, из которого открывался вид на холмистый задний двор и лес за ним.

Я быстро одеваюсь и бегу вниз по лестнице, слыша, как хлопает наружная дверь в офис Сэма. На кухне я смешиваю напитки и уже собираюсь открыть входную дверь и выйти на крыльцо, как сквозь стекло вижу пациентку, мисс Легкий Сарафан, слоняющуюся в конце подъездной дорожки, сосредоточенно уткнувшись в телефон. Я отхожу от двери и молча приказываю ей уйти. Проваливайте, леди! Теперь моя очередь побыть с ним. И тут дверь в офис Сэма снова громко хлопает.

– Вы еще здесь, – слышу я голос Сэма.

– Извините, отвлекли по работе.

Я иду в гостиную, чтобы выглянуть в панорамное окно, выходящее на веранду и подъездную дорожку, замечаю Сэма и мисс Легкий Сарафан, и мечтательное выражение ее лица. Мне удалось привыкнуть к тому, как женщины реагируют на Сэма и его привлекательную внешность с мужественным квадратным подбородком – его лицо будто сошло прямо из каталога «Abercrombie & Fitch»^[6].

– Конечно, приятно видеть, что это место снова стало домом, после печальной истории последней владелицы, – говорит она. – И еще раз спасибо за сегодняшний день, Сэм. Не знаю, что бы я без вас делала.

Я слышу металлический писк разблокировки двери ее машины и жду, пока звук мотора не пропадет за холмом, прежде чем открыть переднюю дверь. Сэм стоит у почтового ящика, роясь в куче бумаг.

– Эй, сердцеед, – зову я. – Как твой день?

Он мне улыбается, на щеке проступает эта ямочка. – Долгий, – отвечает Сэм. – Я жутко вымотался.

Он поднимается по ступенькам крыльца и протягивает письмо, адресованное мне, а я протягиваю ему бокал. – За что сегодня выпьем?

Сэм смотрит на дом. – Может, за новую жизнь Дома Лоуренсов?

– Да, прекрасно. – Я чокаюсь своим бокалом с его, а затем откидываю голову назад, чтобы сделать большой глоток, гадая, чувствует ли он то же самое. Неправильность этого места.