Эвелина Андерсон
Обратная сторона приворота. Сколь безрассудно, беззаветно я любила, настолько стала моя ненависть сильна…
VII
На дворе стоял снежный декабрь. Близилась предполагаемая дата родов, и аккурат первого января, переварив новогодние салаты, я легла на дородовое отделение. Каждый день брали кровь на клинический анализ, и через какое-то время я уже плакала, потому что элементарно не могла держать ложку в руках – настолько мне искололи все пальцы. Я умоляла кроху родиться как можно скорее и прекратить мои мучения.
Безудержно скучая по мужу, я писала ему письма и стихи. Игорь приезжал почти каждый день, привозил мне домашние вкусности, да и родители частенько проведывали. Но мне нестерпимо хотелось быстрее убраться отсюда с милым сердцу свертком в руках.
К счастью, мои мольбы были услышаны и на неделю раньше поставленного по УЗИ срока, я начала рожать. Тупые схватки, начавшиеся в час ночи, длились до одиннадцати утра. Пришедший начальник отделения проколол плодный пузырь и тут начался настоящий ад. Я выла, кричала, материла, на чем свет стоит, своего супруга и весь мужской род. Молодой интерн, сидевший на стуле в углу, носом утыкался в свои записи, потому как стоило ему на меня взглянуть, я моментально заводилась:
– Чего вылупился? Не видишь – я подыхаю!
Предприняв две попытки прослушать медицинской трубкой сердцебиение плода, и будучи посланным ко всем родителям и прародителям, он больше ко мне не приближался. В какой-то момент мне стало его жаль – надо же парню на ком-то учиться, иначе, как он станет врачом? Поэтому, отдышавшись после очередного спазма, я снисходительно сказала:
– Подходи и слушай сердечко между схватками, потому что когда ты лезешь во время этих пыток и тычешь в меня своей трубкой, мне хочется разорвать тебя на куски.
Наконец, когда солнце давно село за горизонт, а время приблизилось к восьми вечера, акушерка повела меня в род зал. Сколько фильмов я пересмотрела, где рожениц аккуратно на кресле или на каталке везут рожать. Какое там! Я шла сама! Да, это было всего пять метров, но когда у тебя уже показалась головка и ты реально чувствуешь ее при ходьбе, это не «всего пять метров», это «целых пять метров» – огромный путь, наполненный страхом родить малыша головой в кафельный пол.
Тринадцать часов мучений, четыре мужчины в белых халатах перед семнадцатилетней девчонкой, едва прикрытой куцей казенной сорочкой и, наконец, раздался долгожданный крик. Врач поднял надо мной маленького чумазика:
– Поздравляю! Вот ваш мальчик – 3500, пятьдесят один сантиметр, 9/10 баллов по шкале АПГАР.
– Мальчик? – удивленно спрашиваю я.
– А вы не знали? – доктор смотрит на меня улыбающимися глазами.
– Не знала.
Я смотрю в глаза своего сына, а они синие-синие, как море… Этот взгляд проникает мне в душу, затрагивая ее тончайшие струны. В голове вдруг начинает звучать волшебная мелодия, и счастливая улыбка ложится на мокрое от струящегося пота лицо. Внезапно все, что до этой секунды было важным и значимым, кажется таким ничтожным по сравнению с волной эмоций, накрывающей от макушки до кончиков ногтей. Я словно встречаю рассвет на безлюдном пляже, зарываясь ступнями в едва теплый песок. А передо мной простирается бескрайняя водная гладь, сливаясь на горизонте с зардевшимся небом. И мягкие лучи просыпающегося солнца целуют мирное полотно океана, скользя по его поверхности. Впереди новая жизнь, а в моих руках – счастье – настоящее, безоговорочное, совершенное…
Сына приложили к груди, а мне вдруг невыносимо захотелось спать. Последняя мысль абсолютно неожиданная: «Жаль, нельзя дать имя моей первой любви – муж не позволит…» Будто сквозь вату в ушах доносился громкий голос доктора:
– Не смей спать! Не засыпай! Потерпи! Нельзя сейчас, я должен видеть твои глаза. Надо немного зашить.
Я вспомнила, что в процессе родов не послушалась акушерку, и раздался возглас врача: «Ну, что ж ты наделала?!» Наверное, я порвалась до самых ушей, но мне, честно говоря, было совершенно все равно. В тот миг хотелось только одного – чтобы все поскорее закончилось. И, вот, роды позади, а мне не разрешили спать. С трудом я разлепила веки и дождалась окончания всех манипуляций, чтобы с чистой совестью забыться сном. Спать – какое же сладкое слово…
Спустя некоторое время меня завезли в одноместную палату, о которой заблаговременно позаботились мама с папой. Санитарка переложила измученное родами тело с каталки на кровать и ушла. На часах десять вечера, я провалилась в сон.
VIII
Вернувшись из роддома в родные стены, я начала вливаться в новую жизнь, наполненную детским плачем, бессонными ночами, бесконечными бутылочками, кормлениями, пеленками, прогулками, взвешиваниями и прочими прелестями. Первое время помогали наши с Игорем мамы. Муж работал, я наслаждалась материнством. Хотя мне тоже довелось поработать: спустя четыре месяца после родов бывшая одноклассница пригласила пару недель постоять на промоушне, рекламируя жвачку. Благодаря помощи родных Игоря я могла уходить на четыре часа в день, что позволило мне подзаработать и отложить немного денег.
Поначалу наша семейная жизнь была замечательной: мы с сыном знакомились друг с другом, учились прислушиваться и понимать. Первая улыбка, первый осознанный взгляд, первый зуб и такое трогательное: «мама». Игорь светился, как начищенный самовар, в свои выходные дни гордо прогуливаясь с голубой коляской по нашему микрорайону. А когда сын впервые внятно произнес «папа», муж заплакал от радости, прижимая к себе поочередно то меня, то нашего малыша. Но с течением времени у супруга началась черная полоса – он терял одну работу за другой, на столе все чаще стали появляться бутылки пива, что меня сильно настораживало и огорчало.
На лето Игорь отправил нас на дачу, а сам остался в городе для очередного трудоустройства.
На природе было хорошо! Я с удовольствием наблюдала за тем, как сыночек радовался новым открытиям в свое первое лето: маленьким пушистым цыпляткам, ярким цветам, душистым деревенским яблокам, которые легко помещались в детской ладошке. Погода стояла прекрасная, и мы проводили много времени на улице, наслаждаясь обществом друг друга.
В одну из теплых июльских ночей мне вдруг стало не по себе, в душе зашевелилось непонятное предчувствие. Моя интуиция редко ошибается, появилось беспокойство, которое привело к бессоннице. Ни мятный чай, ни капли валерьянки, ни монотонный счет до пятидесяти и обратно мне не помогали – я просто лежала пол ночи перед открытым окном, затянутым москитной сеткой, и бессмысленно смотрела на звездное небо. Как же я была права, рыдая тем летом, которое после детского лагеря показалось мне последним. Получается, я чувствовала, что оно завершит мое детство. Ведь дальше началась новая жизнь, из которой исчез Егор, но появился Игорь и наше маленькое солнышко – мой сын. В памяти вспыхнули трогательные моменты первой встречи с малышом в роддоме, растерянность мужа, сменившаяся счастьем и восторгом. Постепенно веки отяжелели, и я провалилась в сон. Мне снилось многое, но то, что я увидела перед пробуждением, заставило тело покрыться испариной, а лицо – слезами…
«Я стою на автобусной остановке рядом с Егором. Мы молчим, но взгляды наши выражают нечто, для чего не нужны слова. Он берет меня за руку и делает шаг назад, заносит ногу на ступеньку подошедшего автобуса, утягивая меня за собой. Я уже поднимаюсь за ним, но вдруг слышу окрик Игоря, и останавливаюсь. Муж стоит всего в нескольких метрах от меня с нашим сыном на руках и безотрывно смотрит. «Ксюша, пойдем, нам пора» – произносит он, наконец. И я, вздрагивая, поворачиваюсь к Егору. «Нет, пожалуйста, останься, я люблю тебя», – умоляет он.
«Ксюша, мы ждем», – подгоняет Игорь. «Ты нужна мне, пожалуйста», – глаза Егора смотрят глубоко в мою душу, но я медленно высвобождаю руку из его ладони и отступаю к мужу. «Прости, они – моя семья… прости… ты опоздал… не могу… Прости» – шепчу я, ускоряя шаг и стараясь не замечать, не слышать крики когда-то безудержно любимого мной человека. «Неееет! Вернись!» – несется мне вслед, но я догоняю мужа, глажу сына по маленькой теплой коленке и, не оборачиваясь, мы уходим…»
Тишина, темнота, мерное посапывание сынишки в детской кроватке; мокрое от слез лицо, бешеный стук сердца и путаница мыслей в голове: «Что это? Почему вдруг сейчас, когда я счастлива, снится Егор? Зачем? Неужели подсознание не может отпустить мою первую любовь?» Наконец, понимаю главное – в этом кошмаре я выбрала семью. Сердечный ритм восстановился, я сделала глубокий вдох и провалилась в спокойный сон до утра – сон без выбора, без прошлого – просто забытие.
Через неделю в гости приехала мама и привезла от Игоря письмо, полное любви, нежности и заботы. Муж написал много слов, но не передал ни денег, ни питания для нашего сына, а это указывало на то, что он опять без работы. Я насторожилась, расспросила маму о муже, но никакого вразумительного ответа не добилась. Она видела Игоря только однажды, когда забирала это послание. Деньги мне дала мама, заставив почувствовать себя неуютно, ведь у меня был законный супруг, на котором лежала ответственность за семью, и он был обязан нас содержать.
IX
Спустя месяц я решила вернуться в город, поскольку сердце было не на месте. Все оказалось хуже, чем я думала. Пиво стало неотъемлемой частью жизни моего мужа. Поначалу он перескакивал с одного места работы на другое, и, в конце концов, окончательно превратился в тунеядца. Как оказалось, последнее время родственники Игоря постоянно оказывали нашей семье финансовую помощь, зачастую по его просьбе. Этот факт меня возмутил до глубины души хотя бы потому, что я ни сном, ни духом не знала о таком попрошайничестве. Насколько Игорь был прекрасным любовником, настолько он оказался отвратительным супругом.
Как нельзя кстати пришлись деньги, заработанные мной на промоушне. Хорошо, что я тогда не поддалась на уговоры Игоря бросить эту затею и сидеть дома, поскольку на ту пору он отлично зарабатывал. Благодаря моему упрямству появилась небольшая финансовая подушка, что в сложившейся ситуации очень помогло. Но все имеет свойство заканчиваться, и мои сбережения тоже быстро подошли к концу. Надо было что-то делать, однако Игоря, похоже, все устраивало.
Отношения в семье стремительно портились, запах перегара наполнял нашу комнату каждый вечер, и это меня убивало, ведь мы находились там вместе с маленьким ребенком. Хуже всего, что у него появились приступы агрессии.
Когда мы с сыном в очередной раз вернулись от бабушки, где гостили на выходных, я увидела следы копоти на двери родительской квартиры. Местами висели лоскуты оторванной обшивки, звонок вместе с проводом был вырван из стены. Пришлось обратиться за разъяснениями к маме.
– Мам, что произошло?
– Небольшой инцидент, – мама заметно занервничала, и стало ясно, что она пытается умолчать о чем-то важном.
– Какой?
– Да, ладно, не стоит внимания.
– Мама! Что произошло? – настаивала я, понимая, что она просто не хочет расстраивать и переживает за мою реакцию, ведь стрессы чреваты пропажей грудного молока.
Видимо, мое лицо красноречиво выражало твердые намерения узнать правду, потому что она начала говорить:
– Просто… несколько дней назад Игорь пришел пьяный, стал долбить в дверь и требовать тебя. Папа сказал, чтоб он проспался, если забыл, что вы уехали к бабушке. Но твой муж не ушел, а стал плевать в глазок, угрожать, потом вырвал звонок и поджег дверь.
Мама отвела взгляд и тихо добавила:
– Знаешь, Ксюша, мне кажется, у него была белая горячка – он кричал, что ты дома, и мы просто тебя прячем, а потом просил спасти его от чертей, которые за ним гонятся. Может, его лечить надо?
– Прибить его надо! Ну, я ему устрою.
Я была в шоке – поджог дверь?! Он же мог убить моих родителей, сестру… И этот монстр – мой муж, отец моего ребенка? Отдав маме сына, я бросилась из дома, раздираемая злобой и яростью.
Игорь открыл дверь с бессменной белоснежной улыбкой, довольно промурлыкав:
– Ооо, моя Зая приехала!
Вместо ответа я набросилась на него, отвешивая одну пощечину за другой и выкрикивая ругательства:
– Ты подонок! Ты мог убить мою семью! Жену тебе? Ребенка? Хрен тебе! Ты вконец пропил последние мозги, если думаешь, что я это так оставлю! Звонок починишь, дверь перетянешь, а сына будешь видеть раз в неделю по выходным, скотина! И скажи «спасибо», что я не пишу на тебя заявление в милицию за намеренный поджог!
Муж пятился назад, даже не пытаясь защищаться от моих нападок. Понимал, котенок, в чьи тапки написал, как говорится.
Выполнив свою миссию, я выскочила от Игоря и побежала домой. В голове пульсировали мысли о разводе: «Похоже, придется послать его на все четыре стороны – нафиг мне псих ненормальный с белой горячкой? Пора идти в суд и подавать на алименты, может, „закодируется“ и работу себе найдет».
Зайдя в родительскую квартиру и обняв сынишку, мне удалось отдышаться, успокоиться и подытожить: «Проживу как-нибудь без мужа. Лучше уж одной, чем с таким. И вообще, я же не одна – у меня есть замечательный малыш, за которого, кстати, я должна благодарить Игоря». После всех этих событий я настолько устала, что уложив ребенка спать, мигом отключилась сама, как только моя голова коснулась подушки.
Каждый день звонил муж, звонили его родители, но мне не хотелось ни с кем разговаривать. Спустя неделю Игорь поймал нас с сыном на улице, когда мы гуляли. Схватив меня за локоть, он начал так быстро говорить, как будто боялся забыть слова:
– Прости, Зай, пожалуйста, дай мне шанс. Я брошу пить, устроюсь на работу, все снова будет хорошо, как раньше. Пожалуйста, не прогоняй меня. Да, каюсь, оступился, но я осознал и готов исправиться. Пожалуйста, Ксюша, дай мне возможность доказать, что я хороший муж и отец!
Я смотрела на него и размышляла, как поступить. Мой жизненный принцип – любой может ошибиться, и человеку нужно всегда давать возможность все исправить, этот шанс должен быть у каждого. Поэтому, решение оказалось в его пользу. Высвободив свою руку, я твердо сказала:
– Хорошо. Ты устраиваешься на работу, завязываешь с выпивкой, и тогда мы пробуем начать все заново.
– Родная, спасибо! Ты не пожалеешь.
«Дай Бог», подумала я, развернулась и медленно пошла к дому, толкая перед собой голубую коляску.
X
К моему удивлению и радости, все, действительно, стало налаживаться – Игорь перестал пить, каждый вечер и выходные проводил с нами, устроился на хорошую работу – просто семейная идиллия. Я искренне верила, что мой муж изменился в лучшую сторону.
В один из вечеров позвонил Паша.
– Привет, Халва!
Я внутренне вздрогнула – по моей просьбе он давно не называл меня так.
Дело в том, что когда мы дружили в санатории, Горыныч редко называл меня по имени, в основном – Халвой. Егор спросил как-то, почему именно «халва»? Пашка улыбнулся и ответил, что просто я сладкая. Тогда Егор заметил, что конфетка тоже сладкая, но Горыныч признался в равнодушии к конфетам и любви к халве. Тогда Егор засмеялся, притянул меня к себе и показал другу кукиш, сказав при этом: «Ну, значит, твоя любимая сладкая халва принадлежит мне, а тебе – фиг без масла!» И после нашего расставания с Егором я очень просила Пашу называть меня как угодно, только не так – слишком болезненными были воспоминания.
Но теперь он, видимо, решил, что прошло достаточно времени, и я уже совсем остыла. Оказалось – не совсем, но я не стала заострять внимание на этом прозвище, хотя немного в груди кольнуло.
– Привет, Паша.
– Как делища? Как семейная жизнь?
– Как у всех – переменная облачность, возможны осадки, но в целом неплохо.
– Рад за тебя! Слушай, а если я приеду завтра вечером, погуляешь со мной немного?
– С чего тебе приспичило? – удивилась я. Раньше Паша приезжал часто, но когда я родила, времени на посиделки у меня не осталось, и потихоньку он забыл дорогу к моему дому.
– Соскучился.
– Да что ты? Ладно, приезжай, немного погуляю.
– А муж ревновать не будет?
– Нет, я про тебя рассказывала, да и он же тебя видел много раз. Какая ревность?
– Вот и отлично! Давай в семь?
– Хорошо. До завтра.
– Пока!
Положив трубку, я улыбнулась приятным воспоминаниям: приезжая, Пашка всегда веселил меня, стараясь вызвать на моем лице такую улыбку, при которой на щеках выступают ямочки. Он был хорошим другом и не раз выручал, в любой момент мог выслушать, а если надо – приехать и помочь делом. И я была ему безмерно благодарна за эту бескорыстную дружбу. Мне хотелось верить, что бескорыстную, хотя София убеждала, что я просто использую влюбленного в меня парня.
На следующий день я попросила маму приглядеть за сыном и отправилась к метро. Подойдя к выходу, обомлела – навстречу шел Егор с тремя белыми розами.
– Ну, здравствуй, Малыш. Ты прости Горыныча, что обманул, это я просил тебя вытащить на улицу. Он долго упирался, но я привел ему весомые аргументы и он согласился.
– Вот засранец! – я оправилась от шока. – Что ты такого ему наговорил?!
– Ничего особенного. Только сказал, что не могу без тебя дышать, что люблю тебя и хочу вернуть. Хочу, чтобы ты была только моей и больше ничьей. И это, кстати, тебе, – он протянул мне цветы.
– Что за бред? – я в шоке хлопала ресницами, не понимая, что вообще происходит. – И куда мне девать эти цветы, что сказать? Я не вру мужу.
– Скажешь, что подарил случайный прохожий, – Егор улыбнулся краешком губ, склонив голову набок.
– Отличная идея, а главное – правда. Егор, ты теперь просто случайный прохожий в моей жизни. Все давно закончилось, нет больше НАС, есть ты, а есть я и моя семья. Как ты не можешь этого понять?!
– А как ты не можешь понять, что однажды потеряв тебя, я не повторю эту ошибку снова?! Да, мне потребовалось время, чтобы понять, насколько сильно я люблю тебя.
– Ой, прекрати, давай без пафоса. «Люблю, понял, осознал» – оставь это для кого-нибудь другого. Довольно мне пудрить мозги, я уже давно не та наивная девочка, чьи мечты ты растоптал, разбив сердце. Слишком поздно, Егор. – Мне бы хотелось, чтобы все эти фразы я говорила спокойно, но голос предательски дрожал. – Почему не раньше? Почему именно сейчас?
– Я и раньше просил тебя вернуться, помнишь тогда, осенью? Мне безумно хотелось тебе позвонить, но было не найти твой телефон, пришлось звонить Горынычу. Это он мне сказал, что ты вышла замуж и ждешь ребенка. В тот момент мой мир рухнул. Я хотел приехать и сказать, как сильно ты нужна мне. Пашка долго не давал твой номер, уговаривал оставить в покое и не ломать жизнь прекрасной девушке. Он рассказал, как ты страдала, когда я пропал и не приехал к тебе в лагерь. Но ведь все люди ошибаются! Я тогда был молод, не понимал, какое счастье – быть с тобой. Вспомни твоего любимого «Маленького принца»:
«Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил».
– О, если ты решил цитировать Экзюпери, цитируй полностью:
«Когда даешь себя приручить, потом случается и плакать».
Забыл об этом? Я свое выплакала, больше слез нет. Когда-то я нуждалась в твоей любви настолько сильно, насколько, возможно, ты сейчас нуждаешься в моей. Но я не могу и не хочу рушить семью, в которой только-только все стало налаживаться. Да я все уже сказала той осенью! Трудно доходит? Ты опять появляешься ни с того, ни с сего, и пытаешься сломать все то, что я так долго выстраивала. Зачем тебе это? Зачем ты приехал? – Я уже не могла сдержать обиды, копившейся во мне все эти годы. Голос срывался, переходя на крик, и было всё равно, что мы стоим посреди улицы, а на нас смотрят люди. – Тебя разве беспокоило, каково мне, когда ты просто взял и исчез? Тебя волновало, что чувствует девушка, для которой ты не просто один из многих, а любимый и родной человек? Нет, тебе было наплевать и на меня, и на мои чувства. А теперь, думаешь, можно просто взять, ворваться в мою жизнь и все изменить? У меня муж, сын, зачем тебе чужой ребенок? Иди, ищи свою любовь, рожайте своих детей, любите друг друга и будьте счастливы!
– Да неужели ты не можешь понять! – его глаза сверкали, каждый мускул на лице был напряжен. – Я не могу искать другую любовь, потому что мне нужна только ты, и твой ребенок никогда не будет чужим для меня! Пожалуйста, я прошу!
– Это я прошу… – мой голос стих, – прошу, не мучай меня. Я с таким трудом вырывала из сердца куски воспоминаний, связанных с тобой. Мне дорого это далось. Не заставляй меня снова испытать эту боль. Я не смогу обрести и потерять тебя снова, во мне нет столько душевных сил.
– Девочка моя, ты не потеряешь меня. Я всегда буду твоим, мое сердце принадлежит только тебе, я весь твой навсегда. Малыш, прошу тебя, умоляю! Ты не пожалеешь, если дашь мне шанс.
– Я не могу. Не могу, прости. Может, часть меня хочет быть рядом с тобой, но это невозможно. Прости… – Я смотрела на некогда горячо любимого парня и медленно отступала назад. Моя душа разрывалась на части – одна безумно хотела остаться с Егором, другая бежала прочь – в семью. Оказалось, что мне так и не удалось избавиться от этой любви, и она до сих пор жива в моем сердце.
– Я должен еще кое-что тебе сказать, – Егор посмотрел на меня и тут же отвел взгляд. – Помнишь, когда мы виделись последний раз? В тот день я ехал к тебе в надежде, что сказанное Горынычем всего лишь злая шутка и ты не замужем. Надеялся, что он просто хотел любыми способами отговорить меня встречаться с тобой и поэтому придумал эту нелепую легенду с замужеством и беременностью. Я хотел сказать, как сильно мне не хватало твоих губ, твоего смеха, твоих рук все это время. Но когда увидел, что ты действительно ждешь ребенка, во мне что-то надломилось, треснуло, разбилось… Я понял, что потерял тебя навсегда. В тот день, вернувшись домой, я впервые попробовал наркотики. Я был взбешен, зол на тебя, что ты не дождалась меня, хотя прекрасно понимал, что такая девочка никогда не останется одна. Зол на себя, что не смог в свое время оценить то, что ты давала мне. И я с мазохистским наслаждением загнал себя в этот капкан. Я попробовал раз, потом еще, а затем мне было уже не остановиться. Да, Малыш, твой любимый – героиновый наркоман, торчок, конченый человек… Не знаю, насколько хватит моей жизни после такого. Сейчас я завязал, работаю в Москве, здесь бываю раз в месяц. Родителям пришлось продать нашу огромную квартиру и быстро купить новую на другом конце города, чтобы оградить меня от поставщиков и моей зависимости. Теперь ты знаешь все.
Все это время Егор медленно обрывал белые лепестки роз, и к концу монолога асфальт под его ногами словно покрылся снегом. Он замолчал, а я, повинуясь какому-то внезапному порыву, нежно провела ладонью по такому родному лицу, развернулась и пошла прочь. Спиной я чувствовала его взгляд, но не обернулась.
Зайдя домой, я первым делом позвала маму для разговора. Папы с Игорем еще не было, поэтому нам никто не мог помешать. Мы расположились в кухне, мама заварила мятный чай, разлила по кружкам, и, сев напротив, участливо спросила:
– Что случилось?
– Мам, он вернулся, – мне было тяжело начинать этот разговор, но я не могла разобраться сама, как быть в сложившейся ситуации.
– Кто? – мама удивленно вскинула брови.
– Егор.
– Зачем?
– Я тоже его об этом спросила. Он просит меня быть с ним.
– Но у тебя семья, Ксюша!
– Да. Просто… такое дело… открылись новые обстоятельства.
Я пересказала маме наш с Егором разговор.
– Что мне делать? Мама! Я не знаю! Я по-прежнему люблю его, люблю так сильно, что с трудом сдерживалась, чтобы не броситься ему на шею. Но все то, как он поступил со мной… и это его героиновое прошлое – а прошлое ли оно?
– Послушай, – мама нахмурилась, понимая, что от ее ответа многое зависит. – Я не буду давать тебе советов, потому что ты большая девочка, должна сама принимать решения и нести за них ответственность. Просто подумай, не променяешь ли ты шило на мыло.
– Ясно, спасибо, – ответила я, хотя само собой, ничего мне было не ясно.
Да, мама намекнула, что наркоман отнюдь не лучше алкоголика, но принять решение мне это не помогло. Головой я понимала, что оставшись с Игорем, вероятно, мы будем жить обычной рядовой семьей. А с Егором мы, возможно, станем счастливой семьей, где двое любят друг друга с самой юности. И вместе с тем, Игорь мог вернуться к алкоголю, а Егор – к наркотикам. Выхода нет. Замкнутый круг, в центре которого – мы с сыном.
Я мучилась всю ночь, думая, как мне поступить. Не найдя в себе сил принять самостоятельное решение, сердце обратилось к небесам: «Боже, прошу тебя, рассуди по справедливости – как мне быть? С кем мне быть?»
С этими мыслями я уснула.