Эстель Маскейм
Темная сторона Кая
Я смотрю на ладонь – что там написано? – и закатываю глаза. Потом достаю телефон, добавляю новое имя в список контактов и сохраняю как Кай Вашингтон (партнер).
Глава 4
– Итак, ты встречаешь какого-то странного типа, о котором абсолютно ничего не знаешь, и он выманивает тебя из города, убивает и бросает тело в канаву, за деревьями. Какую песню ты хотела бы услышать на своих похоронах?
Я сердито смотрю на Чайну сверху вниз. Вместо того чтобы вернуться на занятия, мы закатились в кафе «Роллиз» и уплетаем уже вторую порцию нашего любимого шоколадного мороженого.
– Никакой он не странный и не тип, – возражаю я. – Он из Уэстервилль-Сентрал, помнишь?
– Час от часу не легче. – Чайна бьется головой о столик. Мне нравится, когда она устраивает такие представления. Получается смешно, а посмеяться сегодня совсем не лишнее.
– Нет, честно, он такой… загадочный. – Я беру Чайну за руки и тяну вверх. Потом показываю язык и отправляю в рот еще одну ложку мороженого. Перед глазами снова Кай. Ничего не могу с собой поделать, западаю на высоких симпатичных парней, особенно голубоглазых и уверенных в себе.
После всех сегодняшних неприятностей встреча с ним стала первым приятным эпизодом.
– А еще он жутко сексуальный, – говорю я.
Чайна щелкает пальцами у меня перед носом.
– Так ты собираешься отомстить Харрисону? Или просто встретила очередного крутого парня?
– На первом месте, конечно, месть. Без вопросов. А симпатичный партнер – это приятный бонус. – Я нацеливаю на нее ложечку. – Ты сама сказала, что порежешь Харрисону шины на пикапе. Хорошая мысль. Надо запомнить.
– Ванс… Ты уверена, что хочешь это сделать? – спрашивает Чайна, и я вижу, что она обеспокоена. Похоже, сомневается в этичности – или законности – моего плана. Такой она человек, добрая по натуре и благоразумная. Если, конечно, не принимать во внимание ее привычку прихватывать канцелярские принадлежности. – То есть, конечно, посчитаться надо, но будь осторожна, не вляпайся в неприятности.
Встреча в школе с Каем, а теперь вот этот праздник мороженого… На какое-то время я даже забыла про злосчастное видео, которое гуляет по всему городу. Теперь все мысли заняты местью и возможными способами ее осуществления. В этом даже есть что-то волнующее. Куда легче направить энергию на вендетту, чем страдать от мыслей о предательстве, стыда и смущения.
– А какие-то другие идеи у тебя есть?
– В грузовиках я не разбираюсь, но в компьютерах – ас, так что только позови, если понадобится что-то хакнуть, – бормочет Чайна, подбирая ложечкой мороженое. Мысль уже не дает покоя, она чувствует себя вовлеченной в наши планы и поднимает голову. – Послушай, сейчас время ланча. Позвони этому своему типу. Хотелось бы узнать, что он говорит.
Я смотрю на винтажные часы-мороженое «Херши» на стене и задерживаю взгляд на тикающей секундной стрелке. После встречи с Каем в школьном офисе прошло всего-то часа два.
– Может, стоит подождать до завтра?
– Позвони, – твердо повторяет Чайна.
Я и не сопротивляюсь. Очень уж хочется узнать, как будут играть наши договоренности. Типа, что в нашем плане идет первым пунктом. Или как он смотрит, например, на то, чтобы порезать шины на пикапе.
– Ладно, ладно. Звоню. – Я беру со столика телефон, прокручиваю список контактов и, дойдя до Кай Вашингтон (партнер), сразу, пока не передумала, тапаю по экрану.
Звонки идут долго, и я жду, что вот сейчас включится голосовая почта, но тут кто-то все же отвечает.
– Нет, я не стану забирать ваш приз за победу в конкурсе, в котором я никогда не участвовал, и нет, я не готов раскрыть вам какую-либо личную информацию.
Может быть, Чайна права. Какой-то он странный…
– Кай? Это Ванесса. – Мой голос звучит неожиданно жалобно, просительно. Я как будто нервничаю. Но это же какое-то безумие. Я столько раз звонила парням. Я научилась владеть голосом, придавать ему знойный оттенок. Может быть, проблема именно в этом. Я привыкла флиртовать и отвыкла просто разговаривать в обстоятельствах более платонических.
– Привет, партнер. – А вот он, судя по тону, совсем не удивлен, что я звоню так скоро. Голос ровный, с легкой хрипотцой, которой я не слышала, когда мы разговаривали в школе и он стоял рядом. – Может, нам придумать друг для друга кодовые имена? Я буду… Капитаном Вашингтоном… пока не придумаю что-нибудь поинтереснее. А ты?
Да, парень определенно странный.
– Э…
– Тогда… Несси, – продолжает он после едва заметной паузы.
– Извини?
– Послушай, Несси. Это Капитан Вашингтон. Нам нужно встретиться сегодня вечером и обсудить план предстоящего сражения. Где, у тебя или у меня?
Я моргаю, застигнутая врасплох его настойчивостью и решительностью. Учитывая, что мы едва знаем друг друга, Капитан Вашингтон определенно не теряет времени даром. Он уже называет меня каким-то придуманным именем и приглашает к себе домой.
– Надеюсь, это не предлог, чтобы заманить меня к себе?
– Повторяю, Несси, ты не в моем вкусе, – твердо говорит Кай.
Правильно. Ему нравятся блондинки, а я такая брюнетка, что темнее и быть не может. Чайна сдвинулась на край стула и смотрит на меня большими глазами, с нетерпением ожидая отчета, но я качаю головой. Чувствую, как на губах просыпается улыбка, и поворачиваюсь к окну.
– Давай выберем место более публичное. – Я не боюсь, что Кай убьет меня или сделает что-то другое. Просто не хочу идти в чужой дом и уж определенно не хочу приглашать в свой, холодный и негостеприимный.
– Хорошо. Встретимся в городской библиотеке в восемь.
– В библиотеке? – фыркаю я. Никогда там не бывала. Смотрю в окно – она там, на другой стороне улицы.
Окраина Уэстервилля – скромный городской квартал; большинство горожан ездят отсюда в центр, в Колумбус.
– Там нас никто не заметит, согласна? Ты знаешь кого-нибудь, кто бывает возле библиотеки по вечерам? – спрашивает Кай, и я молчу. – Вот именно. Операция «Смерть Харру» – наш большой секрет.
– Операция «Смерть Харру»? – Он что, серьезно это сказал? Я едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Отнесся к делу серьезно, но не без юмора. Вот уж не думала, что планирование мести может доставлять такое удовольствие. – Ладно. Библиотека, в восемь. Оденьтесь во все черное. Не забудьте темную толстовку и перчатки, Капитан Вашингтон, – говорю я, принимая его тон и вступая в игру. Два одержимых местью подростка разрабатывают секретный план в тиши Уэстервилльской публичной библиотеки. Это мне по вкусу.
– Понял, Несси. До встречи в библиотеке.
– Конец связи, Капитан Вашингтон.
Он дает отбой, но я еще держу трубку возле уха и, словно в трансе, смотрю в окно, не замечая пару хипстеров-собачатников по ту сторону стекла, которые, наверно, думают, что я улыбаюсь им.
Встряхиваю себя мысленно и поворачиваюсь к Чайне, которая смотрит на меня полными ужаса глазами.
– Мне точно надо проверить слух, ведь не могла же ты на самом деле назвать того парня Капитаном Вашингтоном, правильно?
– Извини, секретная информация, – говорю я преувеличенно серьезным тоном и плотно сжимаю губы для пущего драматического эффекта.
Вид у Чайны такой, словно она готова запустить в меня мороженым, но в решающий момент ее отвлекает звонок лежащего на столике телефона. Она тянется к нему, берет в руки и вздыхает.
– Папа. Придется объяснять, почему не была на занятиях. Не беспокойся, скажу, что у тебя личная драма и лучшая подруга понадобилась для моральной поддержки.
Чайна отвечает и отворачивается от меня.
Я смотрю на свой телефон, будто жду звонка от отца. Пора бы уж привыкнуть, что никакого звонка не будет. Я даже не помню, когда отец в последний раз присылал мне эсэмэску. Может быть, пару недель назад, когда попросил по пути домой заглянуть в магазин и купить молока. Чего бы только ни дала за то, чтобы он позвонил вот сейчас и накричал на меня по телефону. Я бы сделала для него что угодно, чтобы он только спросил, куда это я пропала и почему лопаю мороженое вместо того, чтобы сидеть на уроке английской литературы. Я бы сделала что угодно, чтобы он спросил, все ли у меня в порядке, потому что тогда я, может быть, воспользовалась бы шансом и сказала, что я не в порядке.
Возвратившись ближе к вечеру домой, замечаю, что Зеленого Рыжика на подъездной дорожке нет. Это хорошо. Это значит, что папа на работе – после смерти мамы он перешел из полиции в службу предотвращения потерь и теперь каждый день патрулирует универсальный магазин «Коль», – а не сидит за обеденным столом, составляя свой безумный план путешествия в Ирландию. Знаю, у него не все в порядке с головой, поэтому и тревожусь. Новая работа спокойнее, и мне хотелось бы, чтобы он чаще виделся с друзьями, если они у него еще остались. Порой мне кажется, что он порвал с ними всеми. Семья у нас большая, но Мерфи разбросаны по всему Среднему Западу, так что навещаем друг друга мы нечасто. Думаю, он одинок и слишком ушел в себя, чтобы что-то замечать, а когда однажды очнется, увидит, что всех оттолкнул. Далеко в прошлом остались дни, когда каждый четверг папа брал нас с Кеннеди и мы обедали где-нибудь в городе, а потом шли в кино; когда вечерами он играл с друзьями в покер на кухне; когда по уик-эндам устраивал для мамы романтические поездки. Все это безвозвратно кануло в прошлое.
Вхожу через переднюю дверь. В доме тихо. Кеннеди сидит, скрестив ноги, на диване в гостиной. Поза напряженная, взгляд прикован к застывшей на паузе картинке на экране.
– Привет. – Я иду мимо, но останавливаюсь, не получив от сестры ответа, и поворачиваюсь к ней. – Я сказала «привет».
– Я знаю о видео. – Голос глухой, бесстрастный. Она не смотрит на меня, но это только к лучшему, потому что и я не нахожу в себе сил посмотреть ей в глаза. – Все мои друзья об этом говорят. Тебя называют…
– Знаю, – перебиваю я. Сердце проваливается куда-то глубоко-глубоко. Не хочу слышать, как сестра произнесет это слово. Я и сама могу заполнить пропуск. – Но ничего плохого я не сделала. То видео не должен был увидеть никто, кроме нас с Харрисоном. Ты… ты смотрела его?
– Только первые несколько секунд. Я не верила тому, что говорят, и хотела проверить.
Во мне поднимается новая волна злости: это из-за Харрисона моя сестра прошла через такое унижение. Кеннеди ходит в нашу школу, и ей еще придется услышать насмешки и измышления, и для меня нет ничего хуже, чем знать, что в ее неприятностях виновата я. Хорошо еще, что она хотя бы не видела все видео. Представляю, как бы это было, и меня передергивает от отвращения.
– Можешь оказать мне любезность? – спрашиваю я негромко и присаживаюсь на подлокотник дивана. Наши коленки стукаются одна о другую. – Ты можешь разговаривать со мной или не разговаривать – поступай как хочешь, – но, пожалуйста, не упоминай об этом при папе.
– Он все равно меня не услышит, – ворчит она, и я беспомощно смотрю на нее.
Кеннеди не хуже меня знает, что он не замечает нас обеих. Разговаривать с ним все равно что бросать слова в пустоту. Не важно, как хрипнет голос, не важно, как болят легкие, можно кричать вечность и не дождаться ответа. Он – оболочка того человека, у которого, когда мама умерла, вырвали сердце и душу. Там, внутри его, – пустота.
– Спасибо. – Я сжимаю ее плечо, как бы напоминая, что прекрасно знаю, как она себя чувствует. – И не вешай нос. Я еще рассчитаюсь с Харрисоном. А тебе стоит извлечь из всего этого жизненный урок: никогда не позволяй парню унижать тебя. А если он это делает, ответь тем же.
Я еще раз тискаю ее плечо, и Кеннеди наконец поднимает голову и смотрит на меня.
– Как ты это сделаешь? – спрашивает она, и ее глаза светятся любопытством.
– Пока еще не определилась, – признаюсь я, – но у меня появился помощник, который, похоже, готов на все.
Сестра издает протяжный стон и качает головой.
– Ты точно вляпаешься в неприятности.
– Хорошо, что папа ничего не замечает, да? – Я подмигиваю ей, и мы хихикаем. Такие вот у нас шутки. Легче шутить, чем признаться, что на самом деле мы хотим – что нам нужно после того, как мама ушла, – чтобы наш отец вел себя так, как и подобает родителю.
– Надо думать, встречаться с братом Харрисона мне уже не придется, – вздыхает Кеннеди. – Спасибо, сестренка. – Она отворачивается, включает телевизор, а я закатываю глаза и направляюсь к лестнице, не позабыв напомнить, чтобы выключила телевизор и сделала уроки.
Чувствую себя психологически опустошенной, но в то же время полной сил. Опустошенной потому, что в течение дня в голову какие только мысли не приходили. Что, если видео с моим стриптизом видел кто-то из учителей? Что, если кто-то отправит его на какой-нибудь порносайт с миллионом подписчиков? Что, если вся эта история не сойдет сама собой на нет, а будет тянуться, и я повсюду буду натыкаться на ухмылки и намеки – до самого выпуска? Что, если видео последует за мной в колледж и дальше, и я постоянно буду жить под тенью страха, что кто-то еще узнает о моем позоре? Я слышала немало историй о разбитых сердцах и судебных исках и знаю, что такие вот моменты ломают жизни.
Вот почему я так зацепилась за эту мысль: уничтожить в отместку Харрисона. Нельзя допустить, чтобы он так обошелся со мной и это сошло ему с рук. Нет, он заплатит за все, и я жду не дождусь, когда смогу обдумать самые страшные, самые извращенные способы мести. Поработать с пикапом? Достать его через друзей? Лишить места в футбольной команде? Отыграться на его семье? Возможностей так много. И меня нисколько не волнует, что месть ставит нас на один уровень. Ну и пусть. Я хочу, чтобы он заплатил, и эта плата будет самой сладкой, самой желанной платой за предательство.
Поднимаюсь по ступенькам и внезапно останавливаюсь на площадке. На стене мамина фотография, и мама на ней еще подросток. Юная, красивая, улыбающаяся широко в камеру. Пальцы трогают кончики завитых и залитых лаком пышных волос – она всегда уверяла, что так было модно в 1980-х. Я смотрю на это фото каждый день. Каждое утро, когда выхожу из своей комнаты и спускаюсь вниз, и каждый вечер, когда прихожу домой и поднимаюсь к себе. Но сегодня на сердце тяжелее обычного, и даже мамина неудача в беге за модой не вызывает у меня привычной улыбки. Я знаю это, потому что чувствую себя виноватой. Будь мама здесь, она бы расстроилась.
Я возвращаюсь мысленно в шестой класс. В тот день все родители получили письмо из школы, в котором администрация напоминала им о необходимости предупредить детей об опасностях социальных сетей. Мама позвала меня на кухню и попросила сесть. Повторила вместе со мной простые правила безопасности. Не ругаться в онлайне. Не говорить плохо о старших. Не выдавать личную информацию. Не снимать себя в непристойном виде.
Я нарушила все эти правила. Каково бы ей было узнать, что есть неприличное видео с ее дочерью и оно бродит по Сети и попадает в самые дальние уголки интернета? Как бы она совладала с таким позором – моим и своим, – узнав, что я не прислушалась к ее советам? Что я предала ее доверие, повела себя глупо и безответственно, что не дотянула до тех стандартов, которые она определила для меня перед тем, как уйти?
Я сгораю от стыда. Как же мне жаль. Ведь я знала, что делает Харрисон. Теперь, после всего случившегося, так легко признать, что мне следовало сразу же потребовать, чтобы он убрал телефон и прекратил снимать то, что не предназначено для чужих глаз. Но мне почему-то представлялось, что это все так сексуально. Так интимно. Я думала, что могу доверять ему.
Как бы я хотела, чтобы мама была здесь. Пусть бы накричала на меня. Пусть бы даже наказала меня. Пусть бы я даже захлопнула дверь у нее перед носом.
Ей хотя бы не было все равно.
Она хотя бы была живая.
Глава 5
Беру ключи от машины и выхожу из дома, не сказав ни слова отцу. А чего ради? Он в гостиной с чашкой остывшего кофе и сигаретой в руке, уставился в потолок. Господи, как бы я хотела, чтобы он сделал хоть что-нибудь, доказал, что он еще жив. Как бы я хотела, чтобы он увиделся с друзьями, может быть, выпил с ними пива. Нет ничего хуже, чем жалеть собственного отца.
Скоро девять, и при мысли о скорой встрече с Каем меня охватывает непривычное, волнительное и тревожное чувство. Я так до сих и не знаю толком, во что ввязываюсь. Что означает месть в понимании Кая? Что, если его намерения идут намного дальше моих? Что, если его замыслы рассчитаны на исключение Харрисона из школы? Может, он планирует побить Харрисона? Устроить так, чтобы его арестовали? Это надо выяснить.
Забираюсь в нашу старенькую «Тойоту» и с нарастающим нетерпением прислушиваюсь к хрипам пытающегося реанимировать себя древнего двигателя. Выезжать на этом недоразумении я отваживаюсь только под покровом темноты, когда никто не видит, что за рулем сижу я. Показаться в нем среди белого дня все равно что совершить социальное самоубийство. Хотя в данный момент мой общественный статус и без того на уровне плинтуса. Папа, прежде чем задумается об апгрейде Зеленого Рыжика, намерен, похоже, окончательно его угробить, вот почему я испытываю абсолютно рациональный страх каждый раз, когда выезжаю на дорогу. Вся эта кучка ржавого металлолома вполне может взорваться и сгореть посредине улицы.
С подъездной дорожки сворачиваю в сторону центра. Городок у нас немного странный, и Уэстервилль-Сентрал расположен севернее Уэстервилль-Норт. Но смеяться над такой нелепостью было бы жестоко уже хотя бы потому, что мне нравится здесь жить. От нас до центра Колумбуса двадцать минут на машине, так что городская жизнь начинается, можно сказать, прямо за порогом, однако же Уэстервилль сохраняет и старомодность, и определенное очарование. Тихий, безопасный колледжский городок, где люди знают друг друга. Обычно это плюс, но только до тех пор, пока ты ведешь себя хорошо. В таком тесном сообществе, как наше, для ошибок места нет.
В центре затишье, что нисколько не удивительно. Понедельник, поздний ноябрьский вечер – для прогулок по нашей короткой главной улице холодновато и темно. Типичный городской пейзаж, знакомый по множеству фильмов. Большинство здешних магазинов и ресторанов – это независимые старомодные заведения, пользующиеся любовью и поддержкой горожан. На углу квартала уже виден магазин спортивных и туристических принадлежностей, и я крепче сжимаю руль.
Библиотека находится через улицу от кафе «Роллиз», где мы с Чайной объедались шоколадным мороженым этим утром. Я здесь впервые, а потому, подъезжая, на минутку задерживаюсь и осматриваю здание снаружи, после чего заезжаю на почти пустую парковочную площадку. Кай был прав. В понедельник вечером, за час до закрытия, посетителей в библиотеке немного, а таких, кому меньше двадцати пяти, скорее всего, вообще нет. Может, одна из полдюжины машин на стоянке принадлежит Каю. Я паркуюсь, занимая сразу два места, потому что ленюсь маневрировать, выхожу из Зеленого Рыжика, закрываю дверцу и осторожно иду к зданию, отыскивая взглядом вход. Интересно, впустят ли меня в библиотеку без читательской карточки?
Сую руки в карманы кожаной куртки. Черной, разумеется, как и джинсы. Я – словно гангстер, крадущийся по городу поздней ночью. Опустив голову, иду мимо стола дежурной, но тишина в вестибюле такая, что я чувствую себя в круге света от нависшего над головой огромного прожектора. К счастью, за самим столом никого нет. В отделе детской литературы какая-то женщина расставляет на полках книги. Сидящий за компьютером мужчина ожесточенно колотит по клавиатуре. Девушка, с трудом удерживающая в руках высоченную стопку книг в мягкой обложке, скользит взглядом по корешкам криминальных романов.
– Тсс!
Поворачиваюсь и замечаю Кая – он наблюдает за мной в щель между стеллажами из отдела «Помоги себе сам». Оглядывается и, убедившись, что никто не обращает на него внимания, машет мне рукой.
От одного лишь взгляда его голубых глаз сердце подпрыгивает и несется вскачь. Иду к нему между стеллажами. Вот и Кай – в черной толстовке «Найк», рваных черных джинсах и черных кедах. С трудом сдерживаю улыбку – все по инструкции.
– Извини, а где черные перчатки? – спрашиваю я, сложив руки на груди и изображая недовольство.
Кай сует руку в карман толстовки и достает красные футбольные перчатки.
– Сойдет? – Я смеюсь. Он заталкивает перчатки в карман и проводит ладонью по корешкам стоящих на полке книг. – Увы, руководство для мстителей еще не написали. Придется поработать самим.
– Кое-какие мысли у меня есть, – говорю я. – Но для их реализации потребуется твоя помощь.
– Ну, тогда можешь называть меня Экзекутором. – Он откашливается, достает из заднего кармана джинсов блокнотик и тянется к засунутой за ухо ручке. Все очень серьезно. – Давай, Несси. Приступим.
Я так и не решила еще, раздражает меня его манера поведения или забавляет. Но по крайней мере, что-то свеженькое. Знакомые парни в Уэстервилль-Норт немного другие. Пожалуй, более расслабленные. Они не стараются произвести впечатление, понравиться. Или, может быть, это сам Кай такой… необычный.
Иду за ним следом к столам в центре читального зала. Кай выдвигает стол, садится. Я сажусь рядом, оставляя между нами интервал безопасности, один незанятый стул. По большому счету я ведь совсем его не знаю. Личное пространство – это святое.
– Может, перестанешь называть меня именем героини шотландского мифа? – говорю я, пока мы не перешли к делу. Нет, правда. Несси! Кто и когда сокращал Ванессу до Несси?
Кай кладет на стол блокнот, щелкает ручкой и вопросительно смотрит на меня.
– Есть предложение лучше?
– Нет, но…
– Идеи, Несси, идеи, – перебивает Кай и смотрит на меня с улыбкой, терпеливо держа ручку над блокнотом. Улыбка лукавая, но ее смягчает льющееся из голубых глаз тепло. – Поделись ими со мной.
Похоже, я так и останусь для него Несси.
– Ну, сначала я думала, что можно было бы порезать ему шины. – Я подпираю кулачком подбородок и наблюдаю за тем, как бегут по бумаге мои слова. Почерк у Кая ровный и аккуратный. Я вспоминаю, как он держал мою руку, когда записывал на ней свой номер, и сердце екает.
Кай поднимает голову и смотрит на меня.
– Что еще?
– А можно залезть в его телефон? Или хотя бы поработать с его аккаунтами в соцсетях? Моя лучшая подруга могла бы помочь.
– Прежде всего, нужно будет как-то заполучить его телефон, но вообще-то идея неплохая. – Он снова улыбается, записывает мое второе предложение и, не поднимая головы, спрашивает: – Кстати… ты сама-то как? Ну, знаешь, после всего сегодняшнего? – В его словах слышится искренняя забота, и меня это удивляет.
А еще при упоминании об этом дурацком видео мне хочется кричать во весь голос. Я складываю руки на груди, пожимаю плечами и пробегаю быстрым взглядом по залу, хочу убедиться, что в библиотеке не появился кто-нибудь из нашей школы. Как будто кому-то это надо.
– На занятия я не ходила и «Твиттер» весь день не открывала, так что, по правде говоря, старалась от всего этого держаться подальше. Хотя представить, что именно обо мне говорят, не так уж и трудно. – Покусывая нижнюю губу, Кай записывает что-то еще, а мне в голову закрадывается жуткая мысль. Я вдруг понимаю, что не успокоюсь, пока не удовлетворю любопытство и не получу ответ. – А ты его смотрел? То видео?
Он поднимает голову. Лицо бесстрастное.
– Нет.
– Нет? – отзываюсь я с недоверием и, сама того не замечая, плотнее запахиваю куртку. Не знаю почему, но посмотреть ему в глаза недостает смелости.
– Знаешь, не все люди – болваны. – Голос у него мягкий, ободряющий, а когда он кладет руку мне на плечо, у меня даже горло закладывает. Он наклоняется и улыбается. – Говорю тебе – могу даже поклясться, – я не смотрел то видео и смотреть не намерен. Капитан Вашингтон никого не осуждает, но Харрисон поступил подло, слив запись в Сеть. И будет за это наказан. – Он убирает руку с моего плеча и перечитывает записи в блокноте.
Удивительно, но то, что этот парень, которого я едва знаю и который едва знает меня, сознательно отказался просматривать видео и злорадствовать по этому поводу, успокаивает и придает уверенности. Ведь мог бы посмеяться надо мной, как и все остальные, но не стал. Может быть, в школе есть и другие такие же, как он. И пусть они в меньшинстве, но они смогли занять принципиальную позицию в отличие от большинства тех, кто поспешил развлечься, наблюдая за унижением другого человека. Сама я к такому моральному меньшинству никогда не относилась, но теперь сожалею об этом. Как аукнется, так и откликнется.
– Ты не сказал, почему сам хочешь отомстить Харрисону. Какая у тебя причина? – спрашиваю я. – Ты сказал, что с футболом это никак не связано. А с чем тогда?
Кай усмехается, но голову не поднимает, только пишет Операция Смерть Харру и разрисовывает надпись так, что на странице это выглядит как граффити.
– Я еще сказал, что дело это личное.
– А моя сексуальная жизнь – это не личное? – вскидываюсь я с обидой. – Ну же, мои мотивы ты знаешь. Давай, выкладывай свои.
– У меня идея, – говорит он и, оставив без ответа мой вопрос, возвращается к нашей общей теме. – Ты же знаешь, где живет Харрисон?
– На Брукстоун. Но я только подвал и видела.
Кай поднимает насмешливо бровь, потом качает головой.
– Нет, не стану даже спрашивать. – Он делает запись в блокнотике, но все равно страничка выглядит почти пустой. – Как думаешь, проникнуть в дом будет не очень трудно?
Я пристально смотрю на него. Он что, шутит?
– Ну, я же не имела в виду ничего такого… Но зачем забираться в дом? Может, просто забросаем окна яйцами или что-то в этом роде?
– Слишком легко. – Кай качает головой и задумчиво грызет ручку. – Надо украсть что-то. Какую-то дорогую для него вещь. Что-то, что нельзя заменить.
Меня охватывает неясное беспокойство. Не слишком ли это грубо и жестоко по отношению к Харрисону? Но потом я напоминаю себе, как он обошелся со мной. Почему он не подумал, что выложить в Сеть видео – это слишком жестоко по отношению ко мне? Почему не подумал, что мне будет больно? Ему было наплевать на меня. Злости накопилось слишком много, ей нужен выход, и этот выход – месть.
– Родители у него суперстрогие. Каждую среду Харрисон обедает с отцом у Боба Ивенса, – выпаливаю я. Это, пожалуй, единственная деталь его внешкольной жизни, и я знаю об этом только потому, что мы никогда не встречались по средам.
– Запиши. – Кай подталкивает в мою сторону блокнот и протягивает пожеванную ручку. И то и другое я принимаю без особого желания. – Все, что знаешь и что может нам пригодиться. Все, что можно при случае использовать против него. Типа, спит ли он до сих пор с любимым плюшевым мишкой. Такого рода информацию.
С плюшевым мишкой до сих пор сплю я. Склоняюсь над столом и записываю в блокнот то, о чем сообщила сейчас Каю: родители Харрисона – люди состоятельные, и каждую среду отец и старший сын вместе ездят обедать. У Харрисона есть старшая сестра, которая учится в колледже, и младший брат, в девятом классе. Еще у Бойдов вроде бы есть чихуахуа – о ней упоминал Харрисон, – но я отмечаю, что не хочу втягивать собачку в эту войну. В будние дни, после занятий, Харрисон занимается футболом. Он обожает свой пикап и свободное время проводит по большей части в компании с Ноа Диасом и Энтони Винсентом. Пишу это все и в какой-то момент ловлю себя на том, что мне больно даже думать о Харрисоне.
Закончив, робко протягиваю Каю блокнот и ручку. Он пробегает глазами записи, кивает пару раз и поднимается.
– Придумаем что-нибудь – добавим. А сейчас время действовать. Давай-ка порежем кое-кому покрышки.
Ну вот, опять то же самое: чувство вины и страха и затягивающийся узел в животе. Одно дело – планировать жестокую разборку с Харрисоном – это весело и забавно, – и совсем другое – осуществлять свои замыслы на практике. Я даже не представляла, что мы дойдем до этого, и уж тем более сегодня. Неужели для Кая такое в порядке вещей? Неужели он всегда так развлекается? Я поднимаюсь из-за стола и чувствую, что меня ведет в сторону.
Кай сует блокнот в задний карман джинсов, ручку за ухо и поворачивается ко мне.
– Ты на машине?
О господи, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не дай мне признаться, что я приехала на Зеленом Рыжике.
– А ты разве нет?
– Нет. – Кай снова улыбается. – Прибыл на велике, и если только ты не хочешь прокатиться на руле, рассчитываю, что в битву мы пойдем на твоей машине.
– Ладно, – вздыхаю я, чувствуя, как теплеют от смущения щеки. Поворачиваюсь к двери и бросаю через плечо: – Но только придержи свое мнение при себе.
– Несси, разве я не сказал тебе, что Капитан Вашингтон никогда никого не судит? – Он догоняет меня в коридоре и шутливо толкает локтем в бок. Поглядываю на него искоса и не понимаю, с чего он такой игривый. Откуда он вообще взялся, из какой Фрикляндии? И кстати, он так и не объяснил до сих пор, из-за чего у них с Харрисоном Бойдом такая вражда.
Замирая от смущения, поднимаю руку и указываю пальцем на «Тойоту»:
– Вон тот зеленый внедорожник в углу. – Ну почему у меня нет собственной машины? Делаю мысленную заметку: срочно заняться поисками машины, которая будет вызывать иные чувства, кроме стыда и смущения.
Украдкой бросаю взгляд на Кая, но он молча таращится на внедорожник, словно ждет, что я вот сейчас возьму свои слова обратно и скажу, что пошутила. Не дождавшись объяснений, мой сообщник задумчиво трет подбородок.
– И как ты предполагаешь сидеть в засаде в зеленой «Тойоте», которую сняли с производства еще в прошлом веке, когда в Белом доме хозяйничал Рейган? У меня в гараже стоит запасной велик, так что можешь воспользоваться им.
Вот здорово. На велосипед я не садилась лет, наверно, с двенадцати и представить себя едущей на двух колесах по улицам Уэстервилля не могу при всем желании.
– Хочешь, чтобы мы разъезжали на велосипедах?
– Да. А почему бы и нет? Велосипед не так заметен, как машина; его можно поставить где угодно и удрать на нем легче и быстрее, потому что не надо обращать внимание на светофоры. – Кай идет к стоящему у стены велосипеду, который я не заметила, когда приехала, ведет его одной рукой и выжидающе смотрит на меня. – Ну что? Седлай своего Халка, и трогаем.
– Вообще-то его зовут Зеленый Рыжик, – сообщаю я и тут же ругаю себя за неуместную откровенность. Зачем я сказала ему это? Сама себя же опозорила. Мало того, что езжу на какой-то железной коробке, так еще и кличку ей дала, совершенно неподходящую для машины.
– Залезай. – Я открываю дверцу и сажусь за руль, а Кай засовывает велик на заднее сиденье. Колеса грязные, но мне, по правде говоря, наплевать.
– Думаю, команда у нас получится отличная. – Кай садится на пассажирское сиденье рядом со мной и закрывает дверцу. Пристегивается, устраивается поудобнее.
Я наблюдаю за ним краем глаза.
