Эрнл Брэдфорд
История Средиземноморского побережья
Профессор Джадд в статье о Липарских островах описывает вулканический конус Кампо-Бьянко на острове Липари следующими словами, которые, хотя и кажутся поэтичными для ученого, не являются преувеличением: «Величавые шлаковые конусы из снежно-белой пемзы пробиты лавовыми потоками чистого стекла, их поверхности, покрытые красновато-коричневой коркой, возвышаются над голубыми водами Средиземного моря. Являя себя в четкости линий и яркости красок, с которой может соперничать только великолепие почти тропического неба, они представляют собой пейзаж потрясающей новизны и волшебной красоты – впечатление, произведенное им, забыть невозможно».
Определенно, именно против этого региона Средиземного моря предостерегала Одиссея Цирцея, давая ему указания, как добраться домой – в Грецию. Можно только спорить, о каком именно из островов идет речь, но скорее всего это один из Липарских островов. Здесь, по словам Цирцеи, «прежде всего увидишь стоящие в море утесы; кругом их шумно волнуется зыбь Амфитриты лазоревоокой; имя бродящих дано им богами; близ них никакая птица не смеет промчаться, ни даже амброзию Зевсу легким полетом носящие робкие голуби; каждый раз пропадает из них там один, об утес убиваясь; каждый раз и Зевес заменяет убитого новым. Все корабли, к тем скалам подходящие, гибли с пловцами; доски от них оставались одни и бездушные трупы, шумной волною и пламенным вихрем носимые в море».
Вулькано или Стромболи тоже подходят под это описание района, где даже птицам летать небезопасно. Оба острова отличаются от Везувия и Этны по своей вулканической природе. Они необычны своей неистовой взрывной активностью, при которой огромные бомбы пепла и фрагменты лавы с силой выбрасываются в воздух. Огненные потоки, стекающие по склонам в море, легко объясняют Гомерову ссылку на пламя, пожирающее людей и корабли. Стромболи в классическом мире называли «маяком Средиземноморья». Это название до сих пор точное, поскольку периодическое пульсирующее мерцание над его пиком по ночам действительно напоминает маяк, иногда гаснущий, иногда вспыхивающий. Даже в XX веке, при наличии большого количества всяческих навигационных средств, штурманы используют этот древний «маяк» как ориентир. Вероятно, его использовал и Одиссей, направляясь к Мессинскому проливу.
Относящаяся к VII или VIII веку до н. э. Пятая книга Моисеева, Второзаконие, содержит описание вулкана, соответствующее данному Гомером: «Вы приблизились и стали под горою, а гора горела огнем до самых небес, и была тьма, облако и мрак». Эти слова применимы к горе Этна, что на восточном берегу Сицилии, поскольку Этна, прежде всего, «гора». Она отличается от своих собратьев на изрезанной поверхности Сицилии прежде всего высотой, некогда превышавшей 10 700 футов. Согласно классическим пропорциям, она возвышалась над прибрежной долиной Катании и господствовала над сушей и морем. Как и у всех вулканов, высота Этны за века существенно изменилась. После извержения 1950 года гора лишилась части центрального конуса, и теперь ее высота лишь немного превышает 9000 футов.
Название Этна происходит от греческого слова «гореть». Вулкан был активен, судя по всему, со времени греческой колонизации Сицилии. Греческие легенды различаются между собой, но, согласно Пиндару и Эсхилу, великан Тифон был заключен в ней Зевсом. Впоследствии латинские авторы перенесли этот миф на другого великана – Энкелада. В любом случае они оба были детьми Земли (Геи) и Тартара, которые осмелились пойти войной на богов. После поражения торжествующие бессмертные похоронили их под горами в разных частях света.
Традиционно считается, что греческий философ Эмпедокл, утверждавший, что началами Вселенной являются четыре стихии, огонь, воздух, вода и земля, бросился в кратер вулкана Этна. Его внезапное и необъяснимое исчезновение впоследствии заставило горожан почитать его как божество. Кратер, однако, выбросил обратно его сандалии, вероятно тем самым показывая, что он всего лишь человек.
В одной из поэм Мэтью Арнольда, «Эмпедокл на Этне», описываются приготовления философа к самоубийству:
В мое время я видел много городов,
И мои глаза устали от долгого зрелища.
Я, без сомнения, увижу все снова.
Ты же знаешь, что я странник из прошлого.
(Эмпедокл верил в реинкарнацию.) Позже, прежде чем броситься в жерло вулкана, он облек свои надежды и свою философию в слова:
О, если бы я мог светиться, как эта гора!
О, если бы мое сердце качалось на волне моря!
О, если бы моя душа была полна света, словно звезды!
О, если бы она витала над землей, как воздух!
Даже сегодня, когда приближаешься к этим одиноким склонам или со стороны рыбного порта Рипосто, или со стороны международной искусственности Таормины, гора завораживает. Весной или в начале лета, когда снега еще покрывают ее вершину и сияют на фоне голубизны неба, а бледно-зеленые побеги винограда и других растений кажутся удивительно нежными, Этна внушает чувство благоговения. Если ленивый дымок поднимется над ее вершиной и лениво поплывет к морю, даже самый закоренелый практик поймет, почему гора вдохновляла поэтов.
В низинах вдоль прибрежных предгорий на темно-коричневых землях растут оливы и шелковица, акации, дуб падуболистный, финиковые пальмы и виноградники. Кипарисы выступают из земли, словно темные копья, как дань плодородию земли и человеческим трудам. Кактусы опунция выбрасывают желтые цветочки, словно свечи. И на всех обочинах дорог, выложенных вулканическим камнем, видны заросли герани. Буйно цветут астры, и на ярком солнце чуть подрагивают пурпурные цветы бугенвиллеи. Здесь, где земля и солнце объединились, само по себе, как сорняки, растет то, что на других землях требует тщательного постоянного ухода. Только виноград требует внимания и защиты от соленого ветра с моря.
Выше по склону ситуация начинает меняться, появляется более суровый мир. Мягкая вулканическая земля уступает место массивам лавы. В одном месте над дорогой нависает широкая застывшая река из черного базальта, образовавшаяся после извержения XVII века. В этом темном мире сохраняет свои позиции только желтый ракитник. Его цветы кажутся очень яркими на фоне стигийского мрака. Ракитник в компании с еще несколькими неприхотливыми видами сорняков уже положили начало процессу, который когда-нибудь превратит эту неподатливую территорию в землю, на которой будет расти виноград.
Выше зоны деревьев путник оказывается в мире запустения. Но даже здесь причудливо изогнутые прожилки лавовых потоков придают мрачному пейзажу строгую красоту. Вторичные конусы – кратеры, – образовавшиеся при латеральных извержениях, добавляют лунному пейзажу некие округлые штрихи, а изредка встречающиеся смелые цветки ракитника слегка оживляют его. Снег придает яркость самым высоким склонам, а следы лыжников указывают на то, что современный человек получает удовольствие там, куда его предки никогда не заходили по собственной воле. Весной можно провести утро, катаясь на лыжах на вершине Этны, а день – купаясь в море у ее подножия.
«Монгибелло» – так великую гору называют местные жители. Название вполне могло произойти от monte bello – «красивая гора». Более прозаически настроенные лингвисты утверждают, что это название – соединение итальянского monte и арабского jebel. Оба слова означают «гора».
Нельзя недооценивать арабское влияние на Сицилии. Долгие века оккупации оставили свой след на расовом типе населения острова, да и сицилийский диалект изобилует старыми арабскими словами. Изощренные сельскохозяйственные техники, превратившие нижние склоны Этны в сад, вкупе с широко распространенной ирригационной системой, являются заслугой в равной степени и арабов, и итальянцев – жителей Сицилии.
Периодически, даже если Этна спокойна, она имеет обыкновение показывать весьма впечатляющий фейерверк из активного кратера, который расположен теперь не на вершине, а ниже по склону. Тогда по ночам в пылевом облаке сверкают молнии, и на голых вершинах светятся лавовые потоки. Такое шоу скрытой мощи, как правило, продолжается день или два, после чего гора возвращается в мирное состояние, и лишь тонкий дымок напоминает о том, что огонь лишь затаился, но никуда не делся.
К востоку на другой стороне Ионического моря острова Итака и Занте сильно тряхнуло во время землетрясений 1952 года, когда много домов было полностью уничтожено. Прибрежная территория порта Вати утратила свою схожесть со старой Венецией. Расположенный восточнее, в Эгейском море, остров Санторин дает нам один из самых интересных в мире примеров вулкана caldera. Caldera (португальское слово, обозначающее «большое котел») – термин, применяемый к углублениям в форме чаши, обнаруженным на португальских Канарских островах. При формировании классической кальдеры, такой как на Санторине, вулкан постепенно поднимается с морского ложа. Иногда гора, образовавшаяся таким образом, оседает, при этом заполняя кратер. Уплотненные каменные породы тогда начинают запечатывать отверстие, через которое горячая магма поднимается из недр земли. В результате по прошествии определенного времени создается огромное давление под старым кратером, способное привести к взрыву, который может разрушить весь центр острова. После взрыва, когда все успокоится, впадину заполняет море, создав огромную внутреннюю гавань.
Почти наверняка так было на Санторине. Некоторые геологи и ученые считают, что взрыв Санторина во времена, предшествовавшие античным, может иметь какую-то связь с неожиданным крахом Кносса и могущественной минойской цивилизации. Когда образуется кратер таких размеров, – как случилось, когда в 1883 году взорвался вулкан Кракатау в Зондском проливе между Явой и Суматрой, – формируется огромная приливная волна (одна гигантская волна с Кракатау достигла мыса Горн, удаленного от Зондского пролива на 7818 миль). Санторин находится всего в 60 милях от Крита, и взрыв такой силы должен был не только разрушить все постройки на острове, но также затопить все порты и гавани.
Когда обрушившаяся чаша кратера затопляется морем, в течение многих веков центральное ядро снова поднимается над уровнем моря. Это и произошло на Санторине, где маленькие островки в середине ослепительно-голубого залива (Palaea-, Mikra-, Nea-Kaьmene) являются частью нового конуса. В исторические времена Страбон описал большой взрыв на Санторине в 196 году до н. э. Mikra-Kaьmene появился во время больших потрясений 1570 года, а Nea-Kaьmene – в 1707 году. Земля продолжает меняться, и в недавние годы сильнейшее землетрясение разрушило большую часть Фиры – современной столицы Санторина.
Средиземноморье, по крайней мере его центральная и восточная часть, пребывает в процессе перемен. Время и люди, каждый по-своему, ответственны за эрозию и изменение земель вокруг внутреннего моря. Но другие структурные перемены происходят из-за действия сил природы. Как именно они действуют, сегодня по большей части понятно, однако едва ли стоит удивляться тому, что в легендах и истории этого моря центральное место занимают вулканы и вулканическая активность. Неудивительно и то, что греки, римляне и другие жители Средиземноморья приписывали пугающие конусы, страшную дрожь земли и разрушительные взрывы сверхъестественным силам. Во времена, когда, как пишет А. К. Томсон, границы человеческого и сверхчеловеческого, материального и нематериального представлялись весьма размытыми, такие острова, как Вулькано и Стромболи, и горы Везувий и Этна неизбежно считались местом обитания если не богов, то могучих великанов-разрушителей. Тогда, как продолжает тот же автор, каждый ручей, дуб и гора были местом обитания некоего духа, природа которого находилась на границе между человеческим и божественным. В нем были и человеческие, и божественные черты. Люди платили дань этим божественным проявлениям молитвами и жертвоприношениями.
По сей день маленькие придорожные часовни на склонах Этны и Везувия наполнены ex votos с благодарностью за освобождение от силы горы. Святая Дева и ее Сын теперь получают свечи и ладан там, где некогда другие божества – доисторические, финикийские, греческие, римские – взирали сквозь поднимающийся из кратера дым на распростертые фигуры своих почитателей. Пусть Тихий океан считается самым неизменным, не имеющим возраста, зато Средиземное море меняется вместе с людьми.
Глава 3
Ранние мореплаватели
Люди пересекали некоторые части Средиземного моря на лодках еще в доисторические времена. Гончарные изделия, украшенные орнаментом, выполненным на глине до обжига, – тисненые изделия – были найдены на очень ранних уровнях в Юго-Восточной Турции, Греции, Италии и на Сицилии. Но такие же гончарные изделия были найдены на Мальте. Это доказывает, что даже в четвертом тысячелетии до н. э. люди могли переплывать 60 миль, отделяющих Мальтийский архипелаг от Сицилии.
Джон Дэвис Эванс пишет об археологической истории острова: «Колонизация Мальтийских островов с Сицилии определенно была не случайной. …С мыса Пассеро, что на юго-западной оконечности треугольного острова Сицилия, в ясный день можно увидеть Мальту и Гоцо невооруженным взглядом. Жаждущие земли крестьяне, которые впервые переправились на них, точно знали, чего хотят, и, должно быть, тщательно продумали экспедицию. Кроме себя и своих семей, они должны были переправить на новое место домашних животных и семена для посева. Для этого у них были лодки того или иного вида, хотя не обязательно более совершенные, чем простые плоты или выдолбленные каноэ. Мы ничего не знаем об их лодках, поскольку никаких остатков или изображений не сохранилось, а изображения более или менее современных им плавсредств Восточного Средиземноморья, обнаруженные на гончарных изделиях Греции и Киклад, для нас бесполезны. Можно только предположить, что лодки более примитивных народов Западного Средиземноморья были проще и грубее».
Самые ранние изображения лодок, имеющих отношение к тем, что веками господствовали во внутреннем море, были найдены в Египте. Некоторые из них, датированные 3000 годом до н. э., показывают лодки, построенные специально для Нила. Другие определенно предназначены для Красного моря. Основной груз – скот. Оба типа плавсредств были предшественниками галеры. Они приводились в движение парусами и веслами. Сразу очевидны две черты: байдарочные весла использовали раньше обычных, и первые мачты делали из двух частей и связывали. Аналогичные типы мачт до сих пор можно встретить на Дальнем Востоке, где большие бамбуковые шесты занимают место единой мачты – «дерева» западного мира. Египет – земля, где деревьев мало. Поэтому египтяне, несмотря на все свои технологические и культурные достижения, долго не выходили в открытое море.
На некоторых барельефах мы видим двадцать и больше гребцов. Видно, что все гребцы сидят лицом к носу судна. На самом деле они гребут байдарочными веслами. Сами весла выполнены в виде лопатки, похожей на лист пальмы арека. Возможно, именно пальмовый лист послужил моделью для создателей весел. Байдарочным веслом стали грести раньше, чем обычным, – людям хотелось сидеть лицом по направлению движения и видеть, куда они плывут.
В некоторых частях Тихого океана и Азии до сих пор используют байдарочные весла. Такое весло – простое, естественное, первое приспособление, позволяющее человеку перемещаться по поверхности воды. Гребное весло – довольно существенное усовершенствование. Оно требует, чтобы люди, обеспечивающие движущую силу корабля, были готовы подчиняться приказам командира, становясь всего лишь «мускульными машинами», направляющими корабль к цели, которую они не видят. Ранний египетский иероглиф изображает две руки, сжимающие нечто похожее на байдарочное весло. Иероглифы на много веков предвосхитили другие изображения морских судов.
В более поздний период египетской истории появляются изображения судов и с обычными, и с байдарочными веслами. Еще позже вся команда гребцов уже смотрела в сторону кормы. Люди гребли вслепую, подчиняясь командам офицеров на корме.
Сесил Торр в монографии «Древние суда» пишет: «Эта практика [использование байдарочного весла], вероятно, прекратилась до 2500 года до н. э., несмотря на свидетельства памятников того времени. На памятниках, датированных 1250 годом до н. э., изображены гребцы, использующие обычные гребные весла – все они сидят лицом к корме, но держат весла на манер байдарочных…» Ясно, что оба метода продолжали существовать, но, когда люди вышли в открытое море и появилась необходимость в более крупных кораблях, оказалось, что у байдарочного весла недостаточный выигрыш в силе, чтобы двигать крупное судно по воде.
На египетских изображениях показано двадцать человек, сидящих на веслах на нильских лодках, а на Красном море капитанам требовалось уже тридцать гребцов. Между тем, возможно, изображение является неточным, поскольку художник – и в те времена, и сегодня – вполне может скорректировать детали, в соответствии с размерами своей картины или потребностями эстетического чувства. Тем не менее эти ранние изображения дают хорошее представление о типе плавательных средств, на которых человек впоследствии вышел в открытое море.
Те древние лодки современный моряк назвал бы плавательными средствами с симметричными образованиями оконечностей. Иными словами, у них практически не было разницы между носом и кормой. Разница заключалась в том, что на корме сооружалось возвышение для кормчего и офицеров, ведущих судно. Наличие этой платформы вынуждало судостроителя укреплять корму и делать ее шире. Корма нередко изгибается к продольной оси судна. Она выполнена в форме священного лотоса. В Египте это была водяная лилия. Nymphaea lotus, в отличие от гомеровского Zizyphus Lotus, куст с терпкими ягодами, которые могут быть использованы для производства своеобразного хлеба, а также ферментированных напитков.
Представляется очевидным, что некоторые суда с хрупкой кормой и носом и длинными изящными свесами не предназначены для открытого моря. Хотя предками судов, ходивших в Красном море, являются речные суда, они имели намного более тяжелую конструкцию. Мачта чаще изображается в виде единого ствола, поддерживаемого у основания и прикрепленного к корпусу судна тяжелыми витыми канатами. Мачта сравнительно короткая – около половины длины корпуса судна. Единственный прямой парус закреплен к верхнему и нижнему реям, которые, когда спущены, почти такой же длины, как судно. С этим типом прямого паруса нельзя ничего делать – только следовать с попутным ветром. Это возможно в Красном море, где преобладают ветра в направлении север-юг. В более противоречивых средиземноморских условиях этот огромный, низко посаженный парус был бы бесполезным, особенно для египтян, для которых господствовал ветер, дувший прямо в дельту Нила с Крита и севера.
Ранним египетским судостроителям удалось решить проблему предохранения корпуса длинного судна от прогиба в середине, поскольку киль еще не был достаточно прочным, чтобы выдерживать вес. Они взяли длинный тяжелый канат и обвязали его вокруг носа и кормы, обычно в том месте, где оконечности лодки выступают из воды, то есть где начинаются «свесы». Этот большой канат потом тянули вдоль центра судна и держали в туго натянутом состоянии на высоте человеческого роста от палубы на прочных опорах, которые заканчивались Y-образной вилкой, через которую проходил канат. Это было подобно гигантской веревке для белья, протянутой между стойками. Таким образом, одинаковое напряжение поддерживалось в носу и корме, и снижалась деформация киля.
На всех ранних морских судах управление велось с возвышения на корме с помощью весла (или нескольких), которое свешивалось через борт, закрепленное к поворотной оси на палубе. Корма ранних судов не позволяла использовать центральный руль. Любопытно, что даже в дни Римской империи, когда крупные парусные суда регулярно использовали средиземноморские морские пути, управление судном все еще велось с помощью рулевых весел. Осевой подвесной центральный руль вошел в употребление только в XIV веке. На Средиземном море на протяжении всего классического периода приемлемым способом управления судном считались парные рулевые весла. Позже в Северной Европе на длинных судах ранних викингов использовались рулевые весла по правому борту. Отсюда название: steer-board – рулевой борт, starboard – правый борт.
Выращивание льна и появление техник прядения волокон и ткачества впервые получило развитие в дельте Нила. Вполне возможно, что именно египтяне в этой части света первыми начали делать большие и эффективные паруса. В классической литературе есть много ссылок на высокое качество египетского полотна, изготовляемого для самых разных целей. Многие паруса над военными галерами и торговыми судами Древнего мира были произведены в Египте.
В ранних прямых парусах полотно закреплялось между верхним и нижним реем. Представляется, что нижний рей был в употреблении в самые ранние времена, поскольку он фигурирует в египетском иероглифе nef. Но уже около 1000 года до н. э., если верить известному египетскому рельефу с изображением египетского флота, одержавшего победу над каким-то азиатским противником, от нижнего рея отказались.
К нижним углам паруса теперь привязывались канаты, и парус можно было подтянуть к верхнему рею с помощью гитовов, подвешенных с постоянными промежутками на верхнем рее. В бою, когда галеры шли на веслах, паруса брали на гитовы, чтобы они не мешали. На некоторых военных галерах капитан находился в «вороньем гнезде», выполненном в виде почки и установленном на верхушке мачты. С этого возвышения он командовал, подавая сигналы руками кормчему.
Поскольку судно в летние месяцы на Средиземном море в первую очередь зависело от гребцов, ясно, что народы, стремившиеся к господству на море, пытались взять на судно как можно больше гребцов. Но ведь судно нельзя бесконечно удлинять, чтобы вместить их. Логичный шаг – устраивать гребцов на двух или трех банках друг над другом. Точно неизвестно, кто первым начал использовать биремы в военных действиях на море. Предположительно, это были финикийцы.
Ассирийцы, сухопутный народ, знакомый только с плаванием по рекам Тигр и Евфрат, покорили район, где жили финикийцы, в IX веке до н. э. С этого момента появились изображения финикийских судов в ассирийской скульптуре. Финикийские военные корабли с двумя рядами весел – би-ремы – показаны на рельефе 700 года до н. э., и нет никаких сомнений, что такие плавсредства использовали и за несколько веков до этого.
Финикийцы, опытные мореплаватели, оставившие яркий след в истории Средиземноморья, заслуживают более важного места в мировой истории, чем им обычно выделяют. К сожалению, хотя именно финикийцам мы обязаны алфавитом, их литература не сохранилась. Только от греков и римлян – и те и другие конфликтовали с этим удивительным народом – мы знаем об их существовании, а портрет врага всегда искажен.
Греческий историк Плутарх, писавший в I веке н. э., через два века после падения Карфагена, назвал финикийцев «грубым и жестоким народом, покорным своим правителям и деспотичным по отношению к покоренным народам, жалким в страхе, свирепым в гневе, непоколебимым в решениях, не обладающим веселостью нрава и не ведающим доброты». Александрийский историк Аппиан, писавший веком позже, утверждал, что карфагеняне жестоки и высокомерны, но в несчастье они смиренны. В I веке н. э. римский географ Помпоний Мела проявил больше великодушия. Он писал: «Финикийцы – умный народ, благоденствующий во времена войны и мира. Они преуспели в письменности, литературе и других искусствах, в судовождении, ведении военных действий на море и управлении империей».
Название «финикийцы» – Phoinikes – было дано им греками. Вероятно, оно произошло от греческого слова phoinos, что означает «кроваво-красный». Это может быть аллюзия на известную финикийскую пурпурно-красную краску, из-за которой их называли «пурпурными людьми», то есть торговцами в пурпуре. Другое греческое слово – phoenix, – от которого некоторые авторы производят название, означает пальмовое дерево. Считается, что именно финикийцы познакомили Средиземноморье с финиковой пальмой.
Это был народ семитского происхождения, отпрыски ханаанской ветви, и иногда называли себя хананеями. В Ветхом Завете их называют сидонянами по названию их главного города – Сидона. Придя из Аравии, или из региона Персидского залива, они поселились на сирийском побережье. Территория их существования ограничивалась Ливанским хребтом, и потому этот народ обратил свои взгляды в море, чтобы найти рынок сбыта для своих продуктов.
Мы узнаем о финикийцах с XVI века до н. э., когда египтяне покорили Сирию. С этого момента в записях двух крупнейших городов, Тира и Сидона, встречаются упоминания о них, их мастерах и предметах материальной культуры. Иудейский пророк Иезекииль в своем пророческом плаче о падении Тира описывает город, его торговлю и мореплавание: «…Тир – совершенство красоты! Пределы твои в сердце морей; строители твои усовершили красоту твою: из Сенирских кипарисов устроили все помосты твои, брали с Ливана кедр, чтобы сделать на тебе мачты; из дубов Васанских делали весла твои, скамьи твои делали из букового дерева с оправою из слоновой кости с островов Киттимских. Узорчатые полотна из Египта употреблялись на паруса твои и служили флагом; голубого и пурпурового цвета ткани с островов Елисы были покрывалом твоим. Жители Сидона и Арвада были у тебя гребцами; свои знатоки были у тебя, Тир, они были у тебя кормчими…»
Далее следует список городов и народов, которые торговали с Тиром и от которых город получил свое богатство. Иезекииль упоминает торговлю серебром, железом, оловом, свинцом и лошадьми; черным деревом и слоновой костью, полотном, тирским пурпуром, кораллами, медом, специями, маслом и драгоценными камнями. «Они торговали с тобою драгоценными одеждами, шелковыми и узорчатыми материями, которые они привозили на твои рынки в дорогих ящиках, сделанных из кедра и хорошо упакованных. Фарсисские корабли были твоими караванами в твоей торговле, и ты сделался богатым и весьма славным среди морей. Гребцы твои завели тебя в большие воды…» Помимо выгодного географического положения на сирийском побережье, финикийцам помогали реализовывать свои амбиции великолепные леса Ливанских гор. Ливанские кедры известны по праву, но финикийцы также располагали более распространенными и практичными деревьями – сосны, ели, кипарисы.
«Дубы Васанские», упоминаемые пророком, использовались для изготовления скорее килей военных кораблей, чем весел. Военные корабли приходилось регулярно вытаскивать на берег, чтобы предохранить от гниения, червей и обрастания корпуса. Ведь высокая скорость была жизненно необходимым качеством военных кораблей. За торговыми судами следили не столь тщательно. Кили военных кораблей изготавливали из твердого дуба, а кили торговых судов – из сосны, что было дешевле. Но даже на них часто устанавливали фальшкиль из дуба, чтобы защитить более мягкую древесину сосны, когда судно вытаскивали на берег. В более поздние, греческие и римские, времена все торговые суда, которые следовали морским путем через Коринфский перешеек, всегда имели фальшкили. Хотя финикийцы обладали большими запасами кедра, это было слишком ценное дерево, чтобы использовать его в судостроении. Они определенно не использовали его для мачт (как утверждает Иезекииль), для чего он был непригоден. Мачты на финикийских военных кораблях и торговых судах делали, вероятнее всего, из ели или сосны, весла тоже.
Библ (современный Джебейль) был одним из самых ранних финикийских поселений. Традиционно считается, что это первый город, построенный, когда финикийцы прибыли на свою новую землю. Есть вероятность, что это действительно так. Даже в исторические времена в Библе процветал культ бога плодородия, которого греки называли Адонис. Божество плодородия всегда является ключевой фигурой в пантеоне земледельцев. Его культ в Библе предполагает, что город был основан в то время, когда торговля и мореплавание еще не стали главными источниками дохода финикийцев.
Еще четыре города неразрывно связаны с финикийцами. Это Арвад, Тир, Сидон и Триполи. Последнее название – греческое. Его финикийское название неизвестно. Эти четыре города расположены на побережье, и только один из них, Сидон, собственно на материке. Остальные – на островках, мысах и выступах берега, более или менее обособленных от берега. Арвад находится на островке, его первоначальные размеры были 800 футов в длину и чуть меньше в ширину. Марион И. Ньюбигин в своем труде «Средиземноморские земли» пишет: «На самом деле Арвад был, по сути, убежищем, увеличенным укрепленным сооружением, подобных которому много на границе между Англией и Шотландией. Жители Арвада имели на материке земли и поселения, земли, которые можно было обрабатывать, поселения, где можно было держать рынки сбыта, заниматься искусствами и ремеслами. Но если их покупатели неожиданно выказывали предпочтение к набегам, а не бартеру, они удалялись в островную крепость, где ждали лучших времен…»
Основываясь на рассказе об Арваде греческого географа Страбона, Марион И. Ньюбигин описывает уникальное водоснабжение острова: «На удалении от известняковых берегов Средиземного моря часто бывает, что вода, которая просачивается сквозь пористую породу, не может найти выход на поверхность и бурлит, как мощный подводный источник. Благодаря гидравлическому давлению смешивание с окружающей морской водой происходит не сразу. Такой источник имеет место между Арвадом и материком. Полушарие из свинца было положено над этим источником, чтобы удерживать пресную воду. И к полушарию присоединена кожаная труба. Давление воды обеспечивает ее подъем по трубе, которая поступает в цистерну, помещенную в лодку, стоящую на якоре над этим местом. Это устройство, сочетающее наблюдательность, изобретательность и сравнительно продвинутую техническую грамотность, помогает нам понять уровень финикийской цивилизации».
Тир – несколько больший остров, чем Арвад. Имея длину 1 миля, он отделен от материка мелководьем шириной полмили. Современный город расположен на мысе. Александр Великий построил дорогу на остров, когда разграбил Тир в 332 году до н. э. Вековые отложения и наносы существенно расширили ее, и сегодня древний остров соединен с материком. Как и в Арваде, система водоснабжения города основана на финикийской технологии. На Тире не нашлось источников. Воду подавали с материка по подземному водопроводу, проложенному под мелководным каналом, в центр острова. Здесь, как и в других важных финикийских городах, этот народ торговцев и мореплавателей постоянно подвергался опасности со стороны материковых соседей. Эти люди не были воинами. Безопасность им обеспечивали корабли и ум.
