Эрнест Миллер Хемингуэй
Победитель не получает ничего
Глава четвертая
Трехдневная непогода
Жарища в тот день была адова. Мы соорудили поперек моста совершенно бесподобную баррикаду. Баррикада получилась просто блеск. Высокая чугунная решетка – с ограды перед домом. Такая тяжелая, что сразу не сдвинешь, но стрелять через нее удобно, а им пришлось бы перелезать. Шикарная баррикада. Они было полезли, но мы стали бить их с сорока шагов. Они брали ее приступом, а потом офицеры одни выходили вперед и пытались свалить ее. Заграждение получилось совершенно идеальное. Офицеры у них держались великолепно. Мы просто рассвирепели, когда узнали, что правый фланг отошел и нам придется отступать.
Когда Ник свернул на дорогу, проходившую через фруктовый сад, дождь кончился. Фрукты были уже собраны, и осенний ветер шумел в голых ветках. Ник остановился и подобрал яблоко, блестевшее от дождя в бурой траве у дороги. Он положил яблоко в карман куртки. Из сада дорога вела на вершину холма. Там стоял коттедж, на крыльце было пусто, из трубы шел дым. За коттеджем виднелись гараж, курятник и молодая поросль, поднимавшаяся точно изгородь на фоне леса. Он взглянул в ту сторону – большие деревья раскачивались вдалеке на ветру. Это была первая осенняя буря.
Когда Ник пересек поле за садом, дверь отворилась, и из коттеджа вышел Билл. Он остановился на крыльце.
– А-а, Уимидж, – сказал он.
– Хэлло, Билл, – сказал Ник, поднимаясь по ступенькам.
Они постояли на крыльце, глядя на озеро, на сад, на поля за дорогой и поросший лесом мыс. Ветер дул прямо с озера. С крыльца им был виден прибой у мыса Тен-Майл.
– Здорово дует, – сказал Ник.
– Это теперь на три дня, – сказал Билл.
– Отец дома? – спросил Ник.
– Нет. Ушел на охоту. Пойдем в комнаты.
Ник вошел в коттедж. В камине ярко горели дрова. Пламя с ревом рвалось в трубу. Билл захлопнул дверь.
– Выпьем? – сказал он.
Он сходил на кухню и вернулся с двумя стаканами и кувшином воды. Ник достал с полки над камином бутылку виски.
– Ничего? – спросил он.
– Давай, давай, – сказал Билл.
Они сидели у камина и пили ирландское виски с водой.
– Приятно отдает дымком, – сказал Ник и посмотрел через стакан на огонь.
– Это от торфа, – сказал Билл.
– Торф не может попасть в виски, – сказал Ник.
– Это ничего не значит, – сказал Билл.
– А ты видел когда-нибудь торф? – спросил Ник.
– Нет, – сказал Билл.
– И я не видел, – сказал Ник.
Ник протянул ноги к самому огню, и от его башмаков пошел пар.
– Ты бы разулся, – сказал Билл.
– Я без носков.
– Сними башмаки и просуши, а я дам тебе какие-нибудь носки, – сказал Билл. Он поднялся на чердак, и Ник слышал, как он ходит там наверху. Чердак был под самой крышей, и Билл с отцом и сам Ник иногда спали там. К чердаку примыкал чулан. Они отодвигали койки от того места, где крыша протекала, и застилали их прорезиненными одеялами.
Билл вернулся с парой толстых шерстяных носков.
– Теперь уже поздновато ходить на босу ногу, – сказал он.
– Терпеть не могу влезать в них после лета, – сказал Ник. Он натянул носки и, откинувшись на спинку стула, положил ноги на экран перед камином.
– Смотри продавишь, – сказал Билл.
Ник переложил ноги на выступ камина.
– Есть что-нибудь почитать? – спросил он.
– Только газета.
– Как дела у «Кардиналов»?
– Проиграли подряд две игры «Гигантам».
– Ну, теперь им крышка.
– Нет, на этот раз просто поддались, – сказал Билл. – До тех пор пока Мак Гроу может покупать любого хорошего бейсболиста в лиге, им бояться нечего.
– Ну, всех-то не скупишь, – сказал Ник.
– Кого нужно, покупает, – сказал Билл, – или так их настраивает, что они начинают фордыбачить, и лига с радостью сплавляет их ему.
– Как было с Хайни Зимом, – подтвердил Ник.
– Много ему проку будет от этой дубины.
Билл встал.
– Он здорово бьет, – сказал Ник. Жар от огня припекал ему ноги.
– Хайни Зим неплох на защите, – сказал Билл. – А все-таки команда из-за него проигрывает.
– Может, поэтому Мак Гроу и держится за Хайни, – сказал Ник.
– Может быть, – согласился Билл.
– Нам с тобой ведь не все известно, – сказал Ник.
– Ну конечно. Хотя для нашей дыры мы не так уж плохо осведомлены.
– Все равно как на скачках: лучше ставить на лошадей, когда их в глаза не видел.
– Вот именно.
Билл взял бутылку виски. Его большая рука охватила всю бутылку. Он налил виски в протянутый Ником стакан.
– Сколько воды?
– Столько же.
Он сел на пол рядом со стулом Ника.
– А хорошо, когда начинается осенняя буря, – сказал Ник.
– Замечательно.
– Самое лучшее время года, – сказал Ник.
– Вот уж не согласился бы жить сейчас в городе, – сказал Билл.
– А я хотел бы посмотреть «Уорлд Сириз», – сказал Ник.
– Ну-у, они теперь играют только в Филадельфии да в Нью-Йорке, – сказал Билл. – Нам от этого ни тепло ни холодно.
– Все-таки интересно, возьмут когда-нибудь «Кардиналы» первенство или нет?
– Как же, дожидайся! – сказал Билл.
– Вот бы обрадовались ребята! – сказал Ник.
– Помнишь, как они разошлись тогда, перед тем как попали в крушение?
– Да-а! – сказал Ник.
Билл потянулся за книгой, которая лежала заглавием вниз на столе у окна, там, куда он положил ее, когда пошел к двери. Прислонившись спиной к стулу Ника, он держал в одной руке стакан, в другой – книгу.
– Что ты читаешь?
– «Ричарда Феверела».
– А я не одолел его.
– Хорошая книга, – сказал Билл. – Неплохая книга, Уимидж.
– А что у тебя есть, чего я еще не читал? – спросил Ник.
– «Любовь в лесу» читал?
– Да. Это про то, как они ложатся спать и кладут между собой обнаженный меч?
– Хорошая книга, Уимидж.
– Книга замечательная. Только я не понимаю, какой им был толк от этого меча? Ведь его все время надо держать лезвием вверх, потому что если меч положить плашмя, то через него можно перекатиться, и тогда он ничему не помешает.
– Это символ, – сказал Билл.
– Наверно, – сказал Ник. – Только здравого смысла в этом ни на грош.
– А «Отвагу» ты читал?
– Вот это интересно! – сказал Ник. – Настоящая книга. Это где его отец все время донимает. У тебя есть что-нибудь еще Хью Уолпола?
– «Темный лес», – сказал Билл. – Про Россию.
– А что он смыслит в России? – спросил Ник.
– Не знаю. Кто их разберет, этих писателей. Может, он жил там еще мальчишкой. Там много всего про Россию.
– Вот бы с ним познакомиться, – сказал Ник.
– А я бы хотел познакомиться с Честертоном, – сказал Билл.
– Если бы он был сейчас здесь, – сказал Ник, – мы бы взяли его завтра на рыбалку в Вуа.
– А может, он не захотел бы пойти на рыбалку? – сказал Билл.
– Еще как захотел бы, – сказал Ник. – Он же замечательный малый. Помнишь «Перелетный кабак»?
Если ангел нам предложит
Воду пить, а не вино, —
Мы поклонимся учтиво
И плеснем ее в окно.
– Правильно, – сказал Ник. – По-моему, он лучше Уолпола.
– Еще бы. Конечно, лучше, – сказал Билл.
– Но Уолпол пишет лучше.
– Не знаю, – сказал Ник. – Честертон классик.
– Уолпол тоже классик, – не сдавался Билл.
– Хорошо бы, они оба были здесь, – сказал Ник. – Мы бы взяли их завтра на рыбалку в Вуа.
– Давай напьемся, – сказал Билл.
– Давай, – согласился Ник.
– Мой старик ругаться не будет, – сказал Билл.
– Ты в этом уверен? – сказал Ник.
– Ну конечно, – сказал Билл.
– А я и так уже немного пьян, – сказал Ник.
– Ничего подобного, – сказал Билл.
Он встал с пола и взял бутылку. Ник подставил ему свой стакан. Он не сводил с него глаз, пока Билл наливал виски. Билл налил стакан до половины.
– Воды сам добавь, – сказал он. – Тут еще только на одну порцию.
– А больше нет? – спросил Ник.
– Есть сколько хочешь, только отец не любит, когда я починаю бутылку.
– Ну конечно, – сказал Ник.
– Он говорит: те, кто починает бутылки, в конце концов спиваются, – пояснил Билл.
– Правильно, – сказал Ник. Это произвело на него большое впечатление. Такая мысль никогда не приходила ему в голову. Он всегда думал, что спиваются те, кто пьет в одиночку.
– А как поживает твой отец? – почтительно спросил он.
– Ничего, – сказал Билл. – Правда, иногда на него находит.
– Он у тебя молодчина, – сказал Ник. Он подлил себе в стакан воды из кувшина. Виски медленно смешивалось с водой. Виски было больше, чем воды.
– Что и говорить, – сказал Билл.
– Мой старик тоже неплохой, – сказал Ник.
– Ну еще бы, – сказал Билл.
– Он уверяет, что никогда в жизни не брал в рот спиртного, – сказал Ник торжественным тоном, точно сообщая о факте, имеющем непосредственное отношение к науке.
– Да, но ведь он доктор. А мой старик – художник. Это совсем другое дело.
– Мой много потерял в жизни, – с грустью сказал Ник.
– Кто его знает, – сказал Билл. – Неизвестно, где найдешь, где потеряешь.
– Он сам говорит, что много потерял, – признался Ник.
– Моему тоже нелегко приходилось, – сказал Билл.
– Значит, один черт, – сказал Ник.
Они смотрели на огонь и размышляли над этой глубокой истиной.
– Пойду принесу полено с заднего крыльца, – сказал Ник. Глядя в камин, он заметил, что огонь начинает гаснуть. Кроме того, ему хотелось доказать, что он умеет пить и не терять здравого смысла. Пусть отец никогда не брал спиртного в рот, Билл все равно не напоит его – Ника, пока сам не напьется.
– Выбери из буковых потолще, – сказал Билл. Он тоже был полон здравого смысла.
Ник возвращался с поленом через кухню и по пути сшиб с кухонного стола кастрюлю. Он положил полено на пол и поднял ее. В кастрюле были замочены сушеные абрикосы. Он старательно подобрал с пола все абрикосы – несколько штук закатилось под плиту – и положил их обратно в кастрюлю. Он подлил в абрикосы воды из стоящего рядом ведра. Он гордился собой. Здравый смысл ни на минуту не изменял ему. Он подошел с поленом к камину. Билл встал и помог ему положить полено в огонь.
– Полено первый сорт, – сказал Ник.
– Я берег его на случай плохой погоды, – сказал Билл. – Такое всю ночь будет гореть.
– И к утру горячие угли останутся на растопку, – сказал Ник.
– Верно, – согласился Билл. Разговор шел в самом возвышенном тоне.
– Выпьем еще, – сказал Ник.
– В буфете должна быть еще одна початая бутылка, – сказал Билл.
Он присел перед буфетом на корточки и достал оттуда квадратную бутылку.
– Шотландское, – сказал он.
– Пойду за водой, – сказал Ник. Он снова ушел на кухню. Он зачерпнул ковшиком холодной родниковой воды из ведра и налил ее в кувшин. На обратном пути он прошел в столовой мимо зеркала и посмотрелся в него. Узнать себя было трудно. Он улыбнулся лицу в зеркале, и оно ухмыльнулось в ответ. Он подмигнул ему и пошел дальше. Лицо было не его, но это не имело никакого значения.
Билл уже налил виски в стаканы.
– Не многовато ли? – сказал Ник.
– Это нам-то с тобой, Уимидж? – сказал Билл.
– За что будем пить? – спросил Ник, поднимая стакан.
– Давай выпьем за рыбную ловлю, – сказал Билл.
– Хорошо, – сказал Ник. – Джентльмены, да здравствует рыбная ловля!
– Везде и всюду, – сказал Билл. – Где бы ни ловили.
– Рыбная ловля, – сказал Ник. – Пьем за рыбную ловлю!
– А она лучше, чем бейсбол, – сказал Билл.
– Какое же может быть сравнение? – сказал Ник. – Как мы вообще могли говорить о бейсболе?
– Это была ошибка с нашей стороны, – сказал Билл. – Бейсбол – это игра для деревенщины.
Они допили стаканы до дна.
– Теперь выпьем за Честертона.
– И за Уолпола, – подхватил Ник.
Ник налил виски Биллу и себе. Билл подлил в виски воды. Они посмотрели друг на друга. Оба чувствовали себя превосходно.
– Джентльмены! – сказал Билл. – Да здравствуют Честертон и Уолпол.
– Принято, джентльмены, – сказал Ник.
Они выпили. Билл снова налил стаканы. Они сидели в глубоких креслах перед камином.
– Это было очень умно с твоей стороны, Уимидж.
– О чем ты? – спросил Ник.
– О том, что ты порвал с Мардж, – сказал Билл.
– Да, пожалуй, – сказал Ник.
– Так и следовало сделать. Если бы ты не сделал этого, пришлось бы тебе уехать домой, работать и копить деньги на женитьбу.
Ник молчал.
– Раз уж человек женился, пропащее дело, – продолжал Билл. – Больше ему надеяться не на что. Крышка. Спета его песенка. Ты же видел женатых?
Ник молчал.
– Женатого сразу узнаешь, – сказал Билл. – У них такой сытый, женатый вид. Спета их песенка.
– Правильно, – сказал Ник.
– Может, это было нехорошо, порывать так сразу, – сказал Билл. – Но ведь всегда найдешь, в кого влюбиться, и все будет в порядке. Влюбляйся, только не позволяй им портить тебе жизнь.
– Да, – сказал Ник.
– Если бы ты женился на ней, тебе бы досталась в придачу вся их семья. Вспомни только ее мать и этого типа, за которого она вышла замуж.
Ник кивнул.
– Торчали бы они целыми днями у тебя в доме, а тебе пришлось бы ходить к ним по воскресеньям обедать и приглашать их к себе, а она все время учила бы Мардж, что надо делать и чего не надо.
Ник сидел молча.
– Ты еще легко отделался, – сказал Билл. – Теперь она может выйти замуж за кого-нибудь, кто ей под пару, обзаведется семьей и будет счастлива. Масла с водой не смешаешь, и в этих делах тоже ничего не следует мешать. Все равно как если бы я женился на Айде, которая служит у Стрэттонов. Она, наверно, была бы не прочь.
Ник молчал. Опьянение прошло и оставило его наедине с самим собой. Не было здесь Билла. Сам он не сидел перед камином, не собирался идти завтра на рыбалку с Биллом и его отцом. Он не был пьян. Все прошло. Он знал только одно: когда-то у него была Марджори, а теперь он ее потерял. Она ушла, он прогнал ее. Все остальное не имело никакого значения. Может быть, он никогда больше ее не увидит. Наверное, никогда не увидит. Все ушло, кончилось.
– Выпьем еще, – сказал Ник.
Билл налил виски. Ник подбавил в стаканы немного воды.
– Если бы ты не покончил со всем этим, мы бы не сидели сейчас здесь, – сказал Билл.
Это было верно. Раньше Ник собирался уехать домой и подыскать работу. Потом решил остаться на зиму в Шарльвуа, чтобы быть поближе к Марджори. Теперь он сам не знал, что ему делать.
– Мы бы, наверно, и на рыбную ловлю завтра не пошли, – сказал Билл. – Нет, ты правильно поступил.
– А что я мог с собой поделать? – сказал Ник.
– Знаю. Так всегда бывает, – сказал Билл.
– Вдруг все кончилось, – сказал Ник. – Почему так получилось, не знаю. Я ничего не мог с собой поделать. Все равно как этот ветер: налетит – и в три дня не оставит ни одного листка на деревьях.
– Кончилось и кончилось. Это самое главное, – сказал Билл.
– По моей вине, – сказал Ник.
– По чьей вине, это не важно, – сказал Билл.
– Да, верно, – сказал Ник.
Самое главное было то, что Марджори ушла и он, вероятно, никогда больше не увидит ее. Он говорил с ней о том, как они поедут в Италию, как им там будет хорошо вдвоем. О местах, в которых они побывают. Все это ушло теперь. И он сам что-то потерял.
– Кончилось, и точка, а остальное пустяки, – сказал Билл. – Знаешь, Уимидж, я очень за тебя беспокоился, пока это тянулось. Ты правильно поступил. Ее мамаша на стену лезет от досады. Она всем говорила, что вы помолвлены.
– Мы не были помолвлены, – сказал Ник.
– А говорят, что были.
– Я тут ни при чем, – сказал Ник. – Мы не были помолвлены.
– Разве вы не собирались пожениться? – спросил Билл.
– Собирались. Но мы не были помолвлены, – сказал Ник.
– Тогда какая разница? – скептически спросил Билл.
– Не знаю. Разница все-таки есть.
– Я ее не вижу, – сказал Билл.
– Ладно, – сказал Ник. – Давай напьемся.
– Ладно, – сказал Билл. – Напьемся по-настоящему.
– Напьемся, а потом пойдем купаться, – сказал Ник.
Он допил свой стакан.
– Мне ее очень жалко, но что я мог поделать? – сказал он. – Ты же знаешь, какая у нее мать.
– Ужасная! – сказал Билл.
– Вдруг все кончилось, – сказал Ник. – Только напрасно я с тобой заговорил об этом.
– Ты не заговаривал, – сказал Билл. – Это я начал. А теперь все. Больше никогда не будем говорить об этом. Ты только не задумывайся. А то опять примешься за старое.
Такая мысль не приходила Нику в голову. Казалось, все было решено бесповоротно. Над этим стоило подумать. Ему стало легче.
– Конечно, – сказал он. – Это всегда может случиться.
Ему снова стало хорошо. Нет ничего непоправимого. Можно пойти в город в субботу вечером. Сегодня четверг.
– Это не исключено, – сказал он.
– Держи себя в руках, – сказал Билл.
– Постараюсь, – сказал он.
Ему было хорошо. Ничего не кончено. Ничего не потеряно. В субботу он пойдет в город. Он чувствовал ту же легкость на душе, что была в нем до того, как Билл начал этот разговор. Лазейку всегда можно найти.
– Давай возьмем ружья и пойдем на мыс, поищем твоего родителя, – сказал Ник.
– Давай.
Билл снял со стены два дробовика. Потом открыл ящик с патронами. Ник надел куртку и башмаки. Башмаки покоробились от огня. Ник все еще не протрезвился, но голова у него была свежая.
– Ну как ты? – спросил он.
– Прекрасно. В самый раз. – Билл застегивал свитер.
– А напиваться все-таки не стоит.
– Да, пожалуй. Надо было давно пойти погулять.
Они вышли на крыльцо. Ветер бушевал вовсю.
– От такого ветра все птицы в траву попадают, – сказал Билл.
Они пошли к саду.
– Я видел вальдшнепа сегодня утром, – сказал Билл.
– Может, нам удастся поднять его, – сказал Ник.
– При таком ветре нельзя стрелять, – сказал Билл.
На воздухе вся история с Мардж не казалась такой трагической. Это было вовсе не так уж важно. Ветер унес все это с собой.
– Прямо с большого озера дует, – сказал Ник.
До них донесся глухой звук выстрела.
– Это отец, – сказал Билл. – Он там, на болоте.
– Пойдем прямиком, – сказал Ник.
– Пойдем нижним лугом, может, поднимем какую-нибудь дичь, – сказал Билл.
– Ладно, – сказал Ник.
Теперь это было совершенно не важно. Ветер выдул все у него из головы. Тем не менее в субботу вечером можно сходить в город. Неплохо иметь это про запас.
Глава пятая
Боец
Шестерых министров расстреляли в половине седьмого утра у стены госпиталя. На дворе стояли лужи. На каменных плитах было много мокрых опавших листьев. Шел сильный дождь. Все ставни в госпитале были наглухо заколочены. Один из министров был болен тифом. Два солдата вынесли его прямо на дождь. Они пытались поставить его к стене, но он сполз в лужу. Остальные пять неподвижно стояли у стены. Наконец офицер сказал солдатам, что поднимать его не стоит. Когда дали первый залп, он сидел в воде, уронив голову на колени.
Ник встал. Вроде бы ничего не сломано. Взглянул поверх рельсов на задние огни последнего вагона товарняка, исчезающего за поворотом дороги. По обе стороны железнодорожных путей поблескивала вода, дальше тянулось болото.
Ник ощупал колено. Штаны разорваны, кожа содрана. На руках ссадины, под ногти забились песок и зола. Он подошел к краю насыпи, спустился к воде и принялся мыть руки. Мыл их тщательно в холодной воде, вычищая грязь из-под ногтей. Потом присел на корточки и промыл ссадину на колене.
Эта сволочь, тормозной кондуктор! Он до него еще доберется. Он с ним еще повстречается. И уж тогда тот свое получит.
«Поди сюда, паренек, я тебе кое-что покажу».
Он попался на уловку, как дитё малое. Но уж больше его не провести.
«Поди сюда, паренек, я тебе кое-что покажу». А потом – бац, и он на четвереньках у самых рельсов.
Ник потер глаз. Над ним вспухла большая шишка. Непременно синяк будет. Глаз уже болел. Этот чертов тормозной кондуктор.
Он прикоснулся кончиками пальцев к шишке над глазом. Да ладно, будет синяк, только и всего. Он еще легко отделался. Хотелось взглянуть, как его разукрасило. Но в воде не увидать. Уже стемнело, и жилья никакого нет поблизости. Ник вытер руки о штаны, встал и поднялся по насыпи к рельсам.
Пошел по путям. Шпалы утопали в засыпке, так что идти было легко. Нога твердо ступала по утрамбованному песку с гравием. Насыпь, ровная, как шоссе, пересекала болото. Ник шел и шел, чтобы скорее добраться до людей.
На подножку товарного поезда Ник запрыгнул неподалеку от узловой станции Уолтон, когда поезд замедлил ход. Калкаску поезд – с безбилетным Ником – миновал, когда начало темнеть. Ник полагал, что находится теперь неподалеку от Манселоны: их разделяли три-четыре мили сплошного болота. Он шагал по полотну, стараясь ступать между шпалами. Болото терялось в поднимающемся тумане. Глаз болел, и хотелось есть. Он все шел, оставляя позади милю за милей. По обе стороны насыпи все время тянулось неизменное болото.
Показался мост. Ник прошел по нему. Металл рельсов гулко отзывался на каждый его шаг, а внизу, в щелях между шпалами, чернела вода. Ник столкнул ногой валявшийся на мосту костыль, и он ушел под воду. За мостом пошли холмы. Они высились в темноте по обе стороны железнодорожных путей. Впереди Ник увидел костер.
Осторожно ступая, он пошел на огонь. Костер горел чуть в стороне от насыпи. Нику был виден только его отсвет. Железную дорогу проложили между холмами, и там, где горел костер, холм отступил, и видна была поляна в лесу. Ник осторожно спустился с насыпи и углубился в лес, чтобы сквозь заросли пробраться к костру. Лес был буковый, и, пробираясь между деревьями, он ощутил под ногами скорлупки буковых орешков. Наконец он ясно увидел костер на лесной опушке. Возле него сидел мужчина. Ник остановился за деревом и пригляделся. Мужчина был один, судя по всему. Он сидел, подперев голову руками, и смотрел на костер. Ник шагнул вперед, войдя в круг света.
Человек сидел и смотрел на огонь. Не пошевелился, даже когда Ник остановился совсем рядом с ним.
– Привет! – поздоровался Ник.
Мужчина поднял на него глаза.
– Где фонарь заработал? – спросил он.
– Тормозной кондуктор двинул.
– Скинул с товарного?
– Да.
– Видел гада, – кивнул мужчина. – Проехал здесь часа полтора назад. Шел по крышам вагонов, похлопывал себя по бокам и распевал.
– Подонок!
– Он, наверно, рад, что спихнул тебя. – Голос мужчины звучал серьезно.
– Я еще отплачу ему.
– Подстереги его с камнем, когда он будет проезжать обратно, – посоветовал мужчина.
– Я еще доберусь до него.
– Ты парень упертый, да?
– Нет, – ответил Ник.
– Все вы, мальчишки, упертые.
– Приходится быть упертым, – насупился Ник.
– Вот и я говорю.
Мужчина посмотрел на Ника и улыбнулся. На свету Ник увидел, что лицо обезображено. Расплющенный нос, глаза-щелки, расплывшиеся губы. Ник рассмотрел все это не сразу; поначалу заметил только, что лицо странной формы и изуродованное. Оно больше походило на размалеванную маску. И в свете костра казалось мертвым.
– Что, не нравится моя сковородка? – спросил человек.
Ник смутился:
– Да ладно вам.
– Посмотри сюда.
Мужчина снял шапку.
Ухо у него осталось только одно. Раздутое и плотно прилегающее к голове. Вместо другого уха торчал обрубок.
– Видал когда-нибудь такое?
– Нет, – ответил Ник. Его чуть замутило.
– Я могу с этим жить, – продолжил мужчина. – Ты же видишь, парень, что могу?
– Будьте уверены!
– Они обломали об меня свои кулаки, – заявил этот невысокий мужчина. – А мне хоть бы что. – Он смотрел на Ника. – Садись. Есть хочешь?
– Не беспокойтесь, – ответил Ник. – Я иду в город.
– Знаешь, – мужчина его словно и не услышал, – зови меня Эд.
– Само собой!
– Знаешь, со мной не все в порядке.
– А что с вами?
– Я чокнутый.
Он надел шапку. Нику вдруг стало смешно.
– Да все с вами в порядке, – улыбнулся он.
– Нет, не все. Я чокнутый. Послушай, ты был когда-нибудь чокнутым?
– Нет, – покачал головой Ник. – Отчего это случается?
– Не знаю, – ответил Эд. – Происходит – и ты не замечаешь как. Ты ведь знаешь меня?
– Нет.
– Я Эд Фрэнсис.
– Быть не может!
– Не веришь?
– Верю.
Ник почувствовал, что это правда.
– Знаешь, чем я их брал?
– Нет, – ответил Ник.
– У меня медленное сердце. Бьется всего сорок раз в минуту. Пощупай.
Ник колебался.
– Давай. – Мужчина взял его за руку. – Пощупай мой пульс. Возьмись пальцами – вот так.
Запястье у маленького человечка было толстым, кости обросли крепкими мышцами. Под пальцами Ник почувствовал медленное биение.
– Часы есть?
– Нет.
– У меня тоже нет, – вздохнул Эд. – Ничего не выйдет, если часов нет.
Ник отпустил руку.
– Знаешь, возьмись снова, – предложил Эд Фрэнсис. – Ты считай удары, а я буду считать до шестидесяти.
Ощущая под пальцами медленные, резкие удары, Ник начал считать. Слышал, как мужчина медленно отсчитывает вслух: раз, два, три, четыре, пять…
– Шестьдесят, – закончил Эд. – Минута. А у тебя сколько?
– Сорок, – ответил Ник.
– Верно! – обрадовался Эд. – Никогда не учащается.
С насыпи спустился человек, пересек поляну, направляясь к костру.
– Привет, Багс! – поздоровался Эд.
– Привет! – ответил Багс.
По выговору чувствовалось, что это негр. Ник уже по шагам понял, что это негр. Он стоял к ним спиной, наклонившись к огню. Потом выпрямился.
– Это мой друг, Багс, – представил вновь прибывшего Эд. – Он тоже чокнутый.
– Рад познакомиться. – Багс смотрел на Ника. – Так вы откуда, говорите?
– Из Чикаго, – ответил Ник.
– Славный город, – кивнул негр. – Я не расслышал, как вас зовут?
– Адамс. Ник Адамс.
– Он говорит, что никогда не был чокнутым, Багс, – поделился Эд.
– У него еще все впереди, – ответил негр. Стоя у огня, он разворачивал принесенный с собой сверток.
– Скоро есть будем, Багс? – спросил боксер.
– Прямо сейчас.
– Ты голоден, Ник?
– Чертовски.
– Слышишь, Багс?
– Я обычно все слышу.
– Да я не о том спрашиваю.
– Да. Я слышал, что сказал этот господин.
Он выложил на сковородку куски ветчины.
Когда сковородка накалилась и жир зашкворчал, Багс, нагнувшись над костром на своих длинных, как у всех негров, ногах, перевернул ветчину на другую сторону, стал разбивать о борт сковородки яйца и выливать их на раскаленный жир.
– Вас не затруднит нарезать хлеб, мистер Адамс? – Багс повернулся к нему. – Он в том мешке.
– С удовольствием.
Ник подошел к мешку и достал большой круглый хлеб. Отрезал шесть ломтей.
Эд приподнялся и наклонился вперед, наблюдая за ним.
– Дай-ка мне нож, Ник, – попросил он.
– Нет, не давайте, – вмешался негр. – Держите нож крепче, мистер Адамс.
Боксер вновь сел.
– Будьте добры, дайте-ка мне этот хлеб, мистер Адамс, – попросил Багс.
Ник принес ему нарезанные ломти.
– Любите макать хлеб в растопленный свиной жир? – спросил негр.
– Еще бы!
– Этим лучше займемся потом, на закуску. Пожалуйста.
Негр взял кусок жирной ветчины, положил на ломоть и сверху прикрыл яйцом.
– Теперь накройте другим куском хлеба и передайте, пожалуйста, сэндвич мистеру Фрэнсису.
Эд взял сэндвич и принялся за еду.
– Смотрите, чтобы яйцо не потекло, – предупредил негр. – Это вам, мистер Адамс. Остальное мне.
Ник впился зубами в сэндвич. Негр сидел против него, рядом с Эдом. Горячая поджаренная ветчина с яичницей были изумительны.
– Мистер Адамс здорово проголодался, – отметил негр.
Мужчина небольшого росточка, имя которого Нику было известно, – как-никак чемпион по боксу, – сидел молча. Он не проронил ни слова после того, как негр не позволил Нику отдать ему нож.
– Могу я предложить вам обмакнуть хлеб в растопленный жир? – спросил Багс.
– Большое спасибо.
Белый коротышка посмотрел на Ника.
– А вам, мистер Адольф Фрэнсис? – Багс протянул и ему сковородку.
Эд не отвечал и смотрел на Ника.
– Я обращаюсь к вам, мистер Фрэнсис! – вновь послышался мягкий голос негра.
Эд не отвечал. Смотрел на Ника.
– Я вас спрашиваю, мистер Фрэнсис, – мягко повторил негр.
Эд продолжал смотреть на Ника. Шапку он надвинул на глаза. Нику стало не по себе.
– Какой черт тебя сюда принес? – раздался резкий вопрос из-под шапки. – Кого ты из себя корчишь? Говнюк сопливый! Приходишь сюда, хотя никто тебя не звал, жрешь чужую еду, а попросишь у тебя нож, так корчишь из себя хрен знает кого.
Он не сводил взгляда с Ника, лицо у него побледнело, шапка совсем съехала, так что глаз почти не было видно.
– Недоносок! Кто, к черту, тебя сюда звал?
– Никто.
– Правильно, черт побери, никто. И оставаться никто не просил. Пришел, наговорил гадостей о моем лице, курит мои сигары, хлещет мою выпивку да еще рассуждает, сопляк! Ты думаешь, тебе это так сойдет?
Ник ничего не ответил. Эд встал.
– Погоди, желторотая чикагская свинья! Я тебе голову проломлю! Понял?
Ник отступил на шаг. Маленький человечек медленно двинулся на него, тяжело ступая, выставляя вперед левую ногу и подтягивая следом правую.
– Ударь меня! – качнул он головой. – Возьми и ударь!
– Я не хочу бить вас.
– Тебе это так не сойдет. Я тебя отделаю, слышишь? Так что подойди и ударь первым.
– Бросьте вы, – ответил Ник.
– Ах, ты так, подонок!
Маленький человечек посмотрел на ноги Ника. А когда собрался перевести взгляд на негра, тот, шедший следом от самого костра, нацелился и нанес ему удар в затылок. Эд упал на живот, и Багс отбросил дубинку, обмотанную тряпкой. Эд лежал, уткнувшись лицом в траву. Негр поднял маленького человечка и отнес к костру. Лицо Эда выглядело ужасно, глаза открылись. Багс бережно положил его на землю.
– Принесите, пожалуйста, воду в ведре, мистер Адамс, – попросил он. – Боюсь, что ударил его чересчур сильно.
Негр брызнул ему в лицо водой и осторожно потянул за оставшееся ухо. Глаза закрылись.
Негр выпрямился.
– Все в порядке. – В голосе слышалось облегчение. – Беспокоиться нечего. Простите, мистер Адамс.
– Ничего, ничего.
Ник смотрел вниз, на лежащего мужчину. Затем увидел на траве дубинку и поднял ее. Ручка гнулась и подавалась под пальцами. Черная кожа на ней истерлась, а тяжелый конец Багс обмотал носовым платком.
– Ручка из китового уса, – улыбнулся негр. – Таких теперь не делают. Я не знал, сумеете ли вы с ним справиться, и потом не хотел, чтобы вы причинили ему боль или изуродовали еще больше.
Негр опять улыбнулся.
– Но вы сами его ударили.
– Я знаю, как ударить. Он даже не вспомнит. Мне приходится это делать, чтобы успокоить его в таких ситуациях.
Ник все еще смотрел на маленького человечка, лежавшего с закрытыми глазами в свете костра. Багс подбросил дров в огонь.
– Не бойтесь за него, мистер Адамс. Я вижу его таким не первый раз.
– Отчего он свихнулся? – спросил Ник.
– От многого, – ответил негр, стоя у костра. – Не хотите ли чашку кофе, мистер Адамс?
Он протянул Нику чашку и поправил куртку, которую подложил под голову лежащего без сознания мужчины.
– Во-первых, его слишком много били, – сказал негр, потягивая кофе. – От этого он только поглупел. Затем его сестра была его импресарио, и тогда в газетах всякое писали про братьев и сестер, о том, как она любила брата, а он любил сестру, и как они поженились в Нью-Йорке, из-за чего вышло много неприятностей.
– Я это помню.
– Естественно. Хотя скажу вам, они такие же брат с сестрой, как братец Кролик и Лис, но очень многим это не понравилось, и между ними начались ссоры, пока однажды она просто не уехала и больше не вернулась.
Он допил свой кофе и вытер губы розовой ладонью.
– Он сразу и сошел с ума. Хотите еще кофе, мистер Адамс?
– Спасибо.
– Я видел ее пару раз, – продолжал негр. – Очень красивая женщина. Очень похожа на брата. Он-то был совсем недурен, пока ему не изуродовали лицо.
