Эрли Моури
Звезды без пощады
7
На второй день в больнице Витальке стало лучше, хотя его одолевал сильный жар. Лугин с Климентьевым успели смотаться в Вятское по указанному заправщиком адресу и привезти родителей мальчишки. Чтобы их найти пришлось немало поколесить по дачному поселку, поругаться со сторожем у шлагбаума и сжечь порядком бензина. Мать, худенькая, угловатая женщина лет тридцати пяти, беззвучно плакала всю дорогу, даже не слушала новости об инопланетянах, которые передавали практически без перерыва по Кристалл-FM и Премьер-радио. Отец тоже был молчалив, сосал пиво на заднем сидении с горлышка пластиковой бутылки и поглядывал в затылок Климентьеву красными слезящимися глазками с затаенной ненавистью, словно сам Денис пустил эту злосчастную пулю в пацана.
Когда с Виталькой все утряслось: врач заверил, что мальчишка выкарабкается и будет бегать через пару недель (хотя какие к черту пару недель, если к этому сроку Земля обернется мертвой пустыней!), Климентьев заторопился в Москву. Он уже подходил с Лугиным к джипу, но неожиданно появился заправщик Володя и вынес из «УАЗика» две тридцатилитровых канистры.
– Ребята, вам, – сказал он, ставя пластиковые емкости вряд перед фырчащим на малых оборотах «Лэнд Крузером». – За то, что вы – мужики.
– Сколько должны? – Сергей полез в карман, купюры захрустели в пальцах.
– Это я вам должен. Девяносто пятый, кстати, – Владимир поскреб щетинистую щеку.
Мичман в растерянности еще держал истончавшую пачку тысячарублевок, потом усмехнулся и душевно хлопнул заправщика по плечу.
– Теперь куда собираетесь? В Сибирь или на запад? – поинтересовался тот. – По телевизору с утра болтают, где-то у немцев и во Франции будут приземляться корабли этих… – он щелкнул пальцем и невнятно выговорил: – ферс-кафравцев. Охрененные дуры. Такие, что с гору размером. Не видели? Одну показывали над американскими небоскребами, так те в сравнении с инопланетной техникой жалко выглядят. Будут кафравцы людей забирать на свои безопасные планеты – вывезут, сколько успеют. ООН с инопланетянами быстро договорилась.
– Мы еще не решили куда, – отозвался Денис Климентьев, открывая багажник. – Честно скажу тебе, с этими звездолетами мутно все как-то. Соблазн, конечно, есть, так вот сесть и в один момент улететь к другим мирам – за борт все личные и общечеловеческие проблемы. Я, может быть, когда как Виталька годами был, об этом немало мечтал. А сейчас смотрю на звездное уродство, и думаю: лучше бы мы жили, как жили сами по себе, и не было над нами никаких кафравцев и смертельно опасных астероидов. Не могу в точности выразить, но неприятно все это. Будто мы – не люди, а какая-то полуразумная шваль. Кафравцы снизошли к нам, букашкам, богами, чтобы вершить апокалипсический суд, решать, кого спасти, а кого под зад коленом в топку. Это главным образом и неприятно. Вот ты, Сереж, так представлял себе встречу с братьями по разуму?
– Я ее вообще никак не представлял, хотя фантастикой в детстве баловался чаще чем самострелами, – Лугин, наконец, убрал деньги в карман. – Думал, что когда-то мы станем добрее, умнее и круче. И полетим к звездам. Что когда-нибудь, найдем среди далеких планет другую жизнь. А получается, что другая жизнь нашла нас, свалилась буквально на голову, когда ее никто не ожидал, и мы стоим в отупении, перед охрененым комплектом проблем. Причем, что самое похабное, проблем смертельных: или помереть – не выжить, или бежать хрен-ти куда, хрен-ти с кем и неясно ради какой перспективы.
– Ну как не ожидал? – не согласился Володя, отступив к «УАЗу» и прислонившись к облупленному капоту. – У нас в Туфаново, все старики молились, когда стало известно про Голову Горгоны. Жить-то всем хочется. Ведь про последствия падения Горгоны такие страсти рассказывают, что хоть сейчас могилу себе рой. Поэтому все надеялись на спасение от бога или, на худой конец, от инопланетян. Ваших сомнений я чего-то не пойму. Хорошо же, что теперь появился выбор: можно на себя и удачу надеяться, скрываясь где-нибудь за Уралом – авось не так сильно шарахнет, а можно на инопланетный корабль. Вот я и спрашиваю, как вы?
– Извини, Вов, с путями спасения души мы еще не определились, – Денис переложил тугой тюк с палаткой повыше, чтобы освободить место для канистр. – У меня родители в Красноярске и невеста, если сложилось удачно, вылетела туда. Блин, дозвониться третьи сутки не могу, – он хлопнул по мобильнику, мертво висевшему на ремне. – Хотелось бы до Красноярска добраться. А ждать девятое августа где-нибудь лучше возле Подкаменной Тунгуски – два метеорита в одну воронку не падают, – попытался шуткануть Климентьев. – Только дорога слишком длинная. Не уверен, что одолеем.
– Ну, как знаете. У нас в Туфаново многие, кто на колесах, собираются в Европу. И я с семьей. Только дождусь, пока Виталик чуть оклемается. В общем, удачи вам, мужики, – он подошел и пожал руку Лугину, потом протянул свою шершавую ладонь Климентьеву. – Бензин, – он обернулся, открывая скрипящую дверь УАЗа, – на востоке легче достать. Особенно в местах ближе к нефтепроводу. Народ там кустарно гонит прям из сырой нефти. Нефть с трубы сливают и гонят во всю волю. В общем, удачи вам!
Заправщик уехал. Лугин с Климентьевым погрузились быстро, покидав в салон и багажник сумки с продуктами, купленными за бесценок в маленьком магазинчике, кое-как втиснули канистры с бензином. Выбрались по гравийке на объездную и направились к столице. Дорога от Ярославля была пустой. Так, встречалось две-три легковушки на пять километров. Доехали еще до сумерек. И Москва поразила угрюмой, тяжко застывшей молчаливостью. На улицах, как и на ярославском шоссе машин мало. Даже пешеходы нечасто попадались на глаза: какая-нибудь старушка с сумками, группа парней с палками у разбитых витрин, мужики на троллейбусной остановке, ждущие что угодно, но не общественный транспорт. На перекрестке за Ботаническим проездом стояла брошенная машина скорой помощи, справа от нее сгоревший автобус. Воробьи оккупировали ветки над его закопченной крышей, собака с лаем металась вокруг. По тротуарам ветер гонял обрывки газет, разноцветные обертки, полиэтиленовые пакеты, и был в этом беспорядке знак жуткой обреченности. Лугин смотрел по сторонам и не мог поверить, что едет по той же самой Москве, которую покинул чуть больше двух недель назад. Как могло случиться так, что суматошный, крикливый город вдруг опустел, вымер за считанные дни?! На мир легла темная немая тень, и над серыми улицами летал, взмахивая тяжелыми крыльями, горький дух безнадеги.
На Сельхозхозяйственной за потухшим светофором Денис с Лугиным едва не угодили в аварию. «Мерседес» возник неожиданно, словно черный адский пес из-под земли. Истошно сигналя, пронесся в пяди от передка «Тойоты». Климентьев успел ударить по тормозам и дальше поехал медленнее, притормаживая на пересечениях улиц. Все-таки к дому на Новомихайловском проезде, они добрались без особых приключений. А когда поднялись на шестой этаж, обнаружили серьезную неприятность: сейфовая дверь в квартиру с номерком 53 оказалась взломана. Непросто взломана – беспощадно разрезана «болгаркой» в нескольких местах, покорежена ломом.
– Млять, – только и сказал Денис, остановившись с тяжелой сумкой на лестничной площадке.
Рука сама потянулась за сигаретами. Глядя на раскроенный металл, варварски расковырянную ломом стену, он закурил.
Лугин потянул на себя висевшую на одной петле створку. После нескольких яростных попыток, она поддалась, заскрежетав, отвалила от стыка. Мичман с настороженностью протиснулся в прихожую и сразу включил свет. Увидел он то, что и ожидал: в обеих комнатах царил жестокий погром. Вещи с шифоньера горой лежали на полу, компьютерный стол перевернут, диван отодвинут от стены. И книги… Какой-то мерзавец скинул с полок все книги и зачем-то некоторые разорвал. Непонятно, что искали в квартире скромного аспиранта. Если деньги и ценности, то почему растерзали книги?
– Не злись, Климыч, – проговорил Сергей, пропуская в зал Климентьева. – Все равно это бы ты с собой не увез. Все бы по любому накрылось ржавым тазиком.
– Ну и козлы, – Денис опустился на одно колено перед растрепанным фотоальбомом. – Застукал бы на месте – убил, – не прекращая курить, он собрал с паркета несколько фотографий, разложил их на краю дивана. Выбрал фото с родителями, где они на даче под Майским, и последний снимок Лизы. Положил их в нагрудный карман.
– А сейф то тю-тю, – заметил Лугин.
– Вижу, – Климентьев метнул взгляд, на простенок с серым прямоугольником и торчащими из него когтями арматуры. Видимо, грабители не смогли взломать итальянский «Ювел» и не придумали ничего умнее, как уволочь его целиком, оторвав от стены.
– Много-то было? – поинтересовался Сергей, подходя к окну.
– Семьсот тридцать тысяч акциями «Селур Инвест». Пусть они ими попочки вытрут, – Денис отложил в сторонку из общей кучи три книги: «Руководство по выживанию в условиях севера», «Справочник Робинзона» и что-то по экстремальному туризму. – Тысяч сто пятьдесят рублей, немного евриков и баксов. И золотые монеты и слитки. Чего уставился как на женскую прелесть?
– Ну ты буржуй. Надо же, золотые слитки! – усмехнулся мичман. – Точно не Денис ты Климентьев, а пират Дрейк жопой на испанских сундуках.
– Да не сундук у меня был, а так, по мелочи. В Сбербанке купил, когда зимой началась чехарда с валютой. Эти слитки, Серж, нам бы очень пригодились. На них я, честно говоря, рассчитывал. А теперь я пустой как барабан. Не то что на бензин, на газировку нет, – он вдруг спохватился, раскопал в одежной куче свой выходной костюм и извлек их кармана несколько бумажек. – Во, гляди, о заначке вспомнил. Цела, блин. Двенадцать тысяч пятьсот. Хватит на обед в придорожной забегаловке, если, конечно, поедем куда.
– Что значит «если поедем»? – Лугин нахмурил сросшиеся брови, и вид его стал хищным словно у оборотня. – Если бабок нет, то это конец света? Не забывай, у меня еще осталось кое-что. В прежние времена на них можно было и в Сочи мотнуться.
– То-то и оно, что в прежние времена, – Денис встал, прошел в дальний конец комнаты и открыл широкую антресоль, где хранил много из походного и охотничьего арсенала. – Все, пи.дец! – констатировал он, сбрасывая на пол старый спальник и дождевик. – Полный пи.дец! И «Сайгу» увели. С патронами. Ну, орелики! К стенке бы вас, да из моего винтореза!
– Хреново это, – признал Сергей. – И дробовик сперли?
– «Бекас» в гараже. Был, по крайней мере, – Климентьев всерьез забеспокоился, что замок на гаражных воротах кто-нибудь ушлый мог взломать, недолго повозившись.
Хотя какой замок, если теперь народ в наглую режет «болгарками», срывает ломами двери в квартиры! Ни соседи, ни прохожие и слова не вякнут. Потому что страшно. Потому что жизнь дороже порядка, и каждый надеется ее уберечь хотя бы на немногие, оставшиеся до девятого августа дни.
– С утра туда наведаемся. Ты сильно не паникуй, слышишь, – Лугин положил ему ладонь на плечо. – В машине у нас полный комплект на дальнюю дорогу. Я же говорил, в Москву ехать нужды нет, а ты заладил: Москва, «Сайга», бабки в сейфе. Вот и хрен с ними. Обошлись бы. Только время потеряли, но и это ничего. Пошли попьем чаю.
– Сейчас, гляну, что здесь наворотили, – Денис толкнул двери в спальню.
Нащупав за драпировкой выключатель, он зажег светильник. Лампочки в розетках со стеклянными лепестками бросили на потолок тускло-синие лучи.
Ворюги в спальне похозяйничали скромнее: кое-что вытряхнули из шкафов и порылись в тумбочке. На кровати громоздился ворох белья, вышвырнутого из антресоли.
Откинув ногой зимнюю шапку, Климентьев прошел к столику – на нем какие-то козлы с предельной наглостью расставили бокалы из венецианской коллекции. Там же громоздились две пустые бутылки шампанского, валялись окурки, затушенные о столешницу и малахитовые часы. Денис хотел открыть окно, чтобы выпустить из комнаты отвратительно-затхлый воздух и как стоял, так и замер, глядя на кровать.
Только сейчас он определил, что под смятым пледом как-то очень нехорошо проступают контуры человеческого тела. Контуры, скорее всего, подростка или худенькой женщины. На простыне, торчавшей из-под кучи белья, темнело бурое пятно. Пятно крови точно тень Горгоны, проникшей и в его жилье, оставившей страшную отметину. Климентьев никогда не испытывал священного трепета перед покойниками: еще мальчишкой он без особой робости просидел всю ночь возле мертвого деда, смотревшего на него полузакрытыми глазами, пока не приехали родители. И даже не испугался, когда седая морщинистая голова деда повернулась набок. Но сейчас ему стало не по себе. Наверное потому, что эта широкая чистая постель могла принадлежать только ему и Лизе. Даже в самых скверных предположениях он не мог допустить, что на ней окажется кто-то еще, тем более мертвый, испачкавший простынь бурой жижицей.
Денис вполоборота повернулся к Лугину, и понял: Серж, стоявший по другую сторону кровати, пока не догадывается, что в спальне кроме их двоих, есть еще третий, незваный, навеки молчаливый свидетель. Он наклонился и потянул плед. За спиной послышался короткий возглас мичмана. А Климентьев так и не смог разогнуть спину – в нее вдоль позвоночника будто вогнали кусок ржавого кривого железа. Несколько мучительных секунд он смотрел на полураздетую девушку, лежавшую на боку лицом к трельяжу; на светлые с неуловимой золотинкой волосы, открытый глаз, похожий на кусочек дымчато-голубого стекла в распухшем от побоев лице. Потом выдохнул-всхрипнул:
– Лиза!
Как она могла оказаться здесь?! Наверняка она звонила ему, снова и снова набирая побелевшими пальцами номер, и не смогла дозвониться из-за проклятого отказа мобильной связи. Отчаялась и решила не лететь в Красноярск, а застать Климентьева в московской квартире?! Еще в их последнем разговоре, когда он по счастливой случайности смог набрать Лизу из Рыбино, и она плакала, кричала в трубку, что любит его и безумно боится остаться одна. Денис обещал ей, что немедленно выезжает в Москву, а оттуда будет всеми силами добираться на машине до Красноярска. Наверное, она, глупенькая, решила застать его в Москве. Хотела одолеть этот проклятый путь через полстраны на машине вместе с ним. Она сошла с ума!
Климентьев с ужасом представил, как его Лиза одна в этой квартире, молится о его скорейшем прибытии и трясется от страха, а какие-то ублюдки режут «болгаркой» входную дверь. Представил, какой болью в ее сердце должно отзываться дьявольское повизгивание дисковой пилы. Что было дальше, он не смел подумать.
– Она – не Лиза. Слышишь? – Лугин шагнул вперед, оттесняя его к столику.
– Должна была лететь в Красноярск… Лиза… – произнес Климентьев, сметая со столешницы бокалы и пустые бутылки.
– Успокойся, ты! Говорю: это – не Лиза, – мичман наклонился над кроватью и, переборов отвращение, повернул убитую на спину. – Не Лиза! – утвердился Сергей, глядя на незнакомое лицо с разбитыми в кровь губами. – Хрен ты моржовый, развел тут истерику!
– Сатанизм какой-то… – Денис опустился на столик.
До него медленно доходило, что Лугин прав, и девушка, замученная кем-то в куче смятого белья, походила на его невесту лишь цветом волос и хрупкой фигуркой.
– Точно не Лиза, – он издал нервный смешок, пытаясь определить, какая непомерная тяжесть освободила его душу, и что в ней теперь осталось.
– Это знаешь, – продолжил Лугин, накинув на покойницу плед, – когда чего-то сильно боишься и чем-то слишком много паришься, то это вполне способно привидеться. У нас один старлей был, так его постоянно посещали глюки, будто жена изменяет. Идет раз по Северной к дому, а впереди жена под ручку с каким-то ухажером. Старлей, долго голову не напрягая, подлетает и в морду ему бац! Бац! А потом с разворота жене. И вот когда она в стенку влипла и сползла потихоньку, до старлея только дошло, что это вовсе не его жена, а дочь Иванищева – капитана первого ранга с «Витязя». Извиняться начал, дурак. А чего там извиняться, когда у бабы зубы повылетали.
– Дурь говоришь, – Климентьев встал. – А я перетрухал. Крепко! Пойдем, водки врежем.
На кухне воняло как на помойке. Возле кастрюли с недоеденными пельменями теснились бутылки из-под коньяка и виски дорогих сортов, наверное, принесенных из разграбленного магазина. Картину дополняли окурки, разбросанные на полу, и прожженная ветровка. Видеодвойка, перекочевавшая из спальни, криво приютилась на посудном шкафе.
– Похоже, эта братва у тебя устроила прибивняк, – констатировал Лугин, оглядев изгаженную кухню. – Ничего себе, пельмени варят, как у себя дома. Коньячок жрут. И порно смотрят, – он взял коробку DVD-диска, на которой сплелись в экстазе два трогательно-розовых тела, и продолжил: – А девушку убили сегодня. Часов семь назад или не позже, чем утром, судя по состоянию трупа. И я думаю, слышишь, Климыч. Да очнись ты, – он дернул на рубашку Дениса, выводя того из мрачной задумчивости. – Я думаю, они вернуться сегодня.
– Откуда такие глубоко аналитические выводы? – Денис покосился на лоджию, куда был направлен взгляд Лугина.
Там, возле опустевшего овощного ящика стояло с десяток запечатанных бутылок французского коньяка и чем-то набитые полиэтиленовые сумки.
Сергей не успел ответить: входная дверь издала слабый скрежет, затем настороженный голос произнес:
– Гера… Гера, здесь ты?
Климентьев аккуратно открыл выдвижной ящик и нащупал рукоять ножа. Взять его тихо у аспиранта не получилось – звякнули ложки. Сергей, опережая друга, метнулся в прихожую. Там уже не было никого. С лестницы доносились чьи-то грохочущие шаги.
8
– Кто-нибудь на помощь! – закричала Красина, в первые секунды оторопев от потрясения, от жалкого вида Светки, крови в ее слипшихся волосах.
– Быстрее делай, Дэн! – сказал поклонник «Bad Balance» дружку, возившемуся с «Фордом». Он глянул на двух пожилых женщин, выскочивших из соседнего подъезда, и на группу пацанов у гаражей, и сообразил, что из них никто не посмеет вмешаться.
Ирина, бросив толстую сумку и подрагивая от страха, подбежала Светке. Та едва держалась на четвереньках, от виска по щеке медленно стекала красная струйка. И дышала Хитрова… скорее, не дышала, а дергалась как эпилепсик, стараясь схватить ртом воздух.
– Назад! – рявкнул парень с битой.
Сорвав колпачок с баллончика, Красина нажала клапан. Баллончик, подаренный ей знакомым ОМОНовцем перед поездкой в Ингушетию, лет пять провалялся в шкафу. Ирина почти не верила, что он сработает. Но маленький цилиндрик с неприятной черно-желтой эмблемой над полустертой инструкцией оставался единственным оружием в ее руках. Как она думала, так и получилось: из отверстия лишь вырвался беспомощный пшик.
– Ты охренела, стерва! – глаза грабителя расширились и помутнели. Ругая себя за излишнюю доброту к взбалмошным девкам, он замахнулся, широко, покрепче.
Красина едва успела отскочить к машине. Конец биты вспорол воздух перед ее носом. Ирина снова нажала клапан, сильнее, до боли в пальцах. Струя аэрозоля с шипением ударила из клапана. Исполнять все пункты инструкции и сверяться с направлением ветра, не было времени. Не отпуская клапана, Ира направила струю на обидчика Хитровой. Он заревел и прижал руки к лицу, не выпуская своего орудия. Светка хрипло закашлялась, пытаясь встать на ноги – видно слезоточивый газ зацепил и ее. Второй грабитель заскрипел креслом, выскакивая из машины. Красина почувствовала, как и ее глаза жжет, жжет невыносимо, а во рту скапливается гадостная горечь. Еще Ирина успела увидеть, что из третьего подъезда очень некстати выходит Руслан Агиев и двое его дружков.
«Все! Попали! Полный абзац! – пронеслось в ее голове». Пожалуй, самым разумным было сейчас же схватить под руки Хитрову и попытаться добежать до своей квартиры или спрятаться у Владимира Ивановича – повстречавшегося на лестнице старичка.
Она повернулась к открытой двери «Форда», пшыкнула из баллончика почти наугад, потом подскочила к налетчику в майке «Bad Balance» и схватилась за его биту, которую он прижимал к лицу вместе со скорченными ладонями. Свое оружие, измазанное кровью Хитровой, он держал цепко. Ирина застонала в натужной попытке его вырвать. Потом подняла баллончик, пустила ядовитую струю прямо в нос и приоткрытый рот смертельного противника. Это подействовало. Еще как подействовало! Издав звук, будто ему разорвали горло, он отлетел на несколько шагов назад, споткнулся о бордюр и упал на траву. Бита осталась в правой руке Красиной. Она замахнулась на второго грабителя, одновременно готовая пустить в ход аэрозоль. Парень оказался поробче ползающего по газону друга. Лишь со всей дури ударил дверь машины ногой и побежал в сторону гаражей.
По дороге к Светкиному Форду быстрым шагом направлялся Агиев и двое его товарищей. С потными руками одного из них Красина успела познакомиться в подъезде вчера. Она всю ночь содрогалась от этих воспоминаний. Хитрова тем временем, едва поднявшись на ноги, шарила взглядом по асфальту в поисках ключей.
– Света, блядь, заводи! – прикрикнула на нее Красина. – Умоляю, Светик!
– Ключей нет, – замогильным голосом отозвалась подруга.
– Вот ключи, – носком туфельки Ирина подтолкнула к ней брелок, лежавший на кусочках стекла.
– Подожди чуть, в себя приду, – взяв ключи, Хитрова подняла голову и, размазывая кровь по щеке, посмотрела на идущих к ним парней.
– Эти… – Красина не могла подобрать подходящих слов. – Это Агиев. Говорила тебе или нет! Еще тот скот! Они нас не отпустят нас. Света, вставай! – она топнула ногой. – Ты соображаешь или нет? Они меня вчера чуть не задушили. Скорее или мы уже никогда никуда не поедем!
Светлана открыла дверь и плюхнулась на сидение. Несколько секунд она никак не могла попасть ключом в замок зажигания.
– Ничего не вижу, – шептала она, чувствуя резь в глазах и боль ниже ребер.
В голове стоял тяжкий гул, отдававшийся в висках и затылке ломотой. Пока Красина бегала за сумкой к ступенькам подъезда, Светлана попыталась протереть глаза. Пальцы были в крови, и стало только хуже – перед взором одна жгучая красная муть. Когда она все-таки вставила ключи и повернула их, Ира вернулась и дернула ручку передней двери. Дверь отчего-то не подалась, может, ее заклинило от удара.
– Заднюю открывай! – сказала подруге Хитрова, но та, наверное, не поняла ее или не расслышала за фырчаньем пустившегося двигателя. Сильнее и сильнее она дергала на себя неподатливую ручку.
Агиев с друзьями, догадавшись, что славная забава вот-вот ускользнет от них, опрометью бросились к машине.
– В заднюю лезь! – закричала Хитрова и тут же поняла, что Ирка с габаритным багажом не успеет погрузиться. Красина и раньше в некоторые особо ответственные моменты бесила ее своей медлительностью.
Дернув рычаг, Светлана нажала акселератор, круто беря с места. Колеса зашипели, выбрасывая фонтанчики пыли, запахло паленой резиной.
– Света! – Красина замерла. Выронила сумку и скруглила рот. Она не могла поверить, что лучшая подруга со школьных лет, бросает ее на расправу Руслану и его приятелям.
До парней, бежавших по тротуару и оравших что-то бранное, было шагов двадцать. Хитрова поджимала педаль акселератора, одновременно контролируя тормоз: чтобы вписаться, чтобы не переборщить. Когда ее стремительный «Си-Макс» почти поравнялся с недругами Красиной, она резко вильнула рулем влево. Машина, подпрыгнув на невысоком бордюре, красной ракетой залетела на тротуар. От удара одного из парней отбросило в кусты, далеко до клумбы с цветами. Сам Агиев – его Света немного знала, пару раз прогуливаясь вместе с Красиной, встречала во дворе – подлетел, словно вместо ног у него были пружины, и грохнулся на капот. Лицо его, небритое и злое, вжалось в лобовое стекло и оставило слюняво-розовый след. Мигом переключившись на заднюю, Хитрова снова нажала на газ, резко, решительно, без жалости. Руслана от рывка смахнуло с капота, а его товарищу, увернувшемуся первый раз от столкновения, теперь не повезло. Он лежал на боку, скорчившись, крича от боли в поломанной ноге.
Сдав назад до Иркиного подъезда, Хитрова сама потрудилась дотянуться до ручки задней двери.
– Быстро садись! – крикнула она.
Едва Красина зашвырнула в салон сумку и кое-как устроилась сама, Светлана продолжила движение задним ходом к арке-проезду между домами.
– Ты сумасшедшая, – проговорила Ирина, глядя на поднявшегося с асфальта Руслана. – Могла поубивать их, – она подумала, что тот парень, отскочивший от удара к цветочной клумбе, лежит до сих пор без движений и, может быть, мертв. От этой мысли Красиной стало нехорошо, ее даже немного затошнило. Откуда-то возникло ощущение, что все случившееся стало первым шагом в жуткую, неведомую нереальность. Что, независимо настигнет ли Голова Горгоны Землю или нет, весь прежний дорогой ей мир разрушился несколько минут назад, а Светкин автомобиль необратимо уносит ее от его меркнущих, разлетающихся осколков.
– Спасибо тебе, Ирочка, – левой рукой Света вытащила обломок бокового стекла, застрявшего между уплотнителей, и бросила его на дорогу. – Не ожидала такой отваги. Когда он мне по голове врезал, я думала, ты так и будешь стоять столбом и орать: «Караул, спасите!». А ты – молодец!
– А я, когда ты в машину села и понеслась со всей прыти, подумала: бросила меня на растерзание лучшая подруга! Если честно, чуть не уписалась от страха.
– Не надо так обо мне плохо думать, – Хитрова коротко глянула себя в зеркало и растерла по щеке кровь, никак не желавшую останавливаться. – Дай что ли платок.
– Сейчас, подожди чуточку, – Ира засуетилась, вспомнила, что платка с собой нет, и не могло быть, потому что она выскочила в домашнем платьице и в сумку забыла положить многие необходимые вещи.
Она расстегнула молнию, начала рыться в тряпках, которые Светка неаккуратно напихала ей в дорогу. Сверху в основном лежало нательное белье, и Красина не придумала ничего лучше, как заменить платок розово-голубыми трусиками.
– Ты сиди спокойно, я вытру, – она, держась за подголовник, подалась вперед и осторожно приложила ткань к Светкиной щеке. – Езжай потише, – попросила она, с опасением поглядывая на разорванную шишку между слипшихся от крови волос, и добавила:
– Тебе к врачу надо. Обязательно, Свет.
Хитрова повернула к Союзному проспекту, непривычно тихому и пустому, глянула в зеркальце на озаботившуюся подругу с пропитанными кровью трусиками в руке, усмехнулась, потом сказала:
– Времени на мелочи нет. Доедем до Кольцевой, там остановимся на десять минут. Зеленкой мне помажешь и забинтуешь. Аптечка в багажнике есть, – она поморщилась от боли. – Правда, с повязкой буду выглядеть дура дурой.
– У тебя может быть сотрясение, а ты рассуждаешь, как выглядеть будешь, – возмутилась Ирина. – К врачу надо.
– Нет, – отрезала Хитрова.
Несколько минут они ехали молча. Редкие машины, обгонявшие по левой полосе, на Красину нагнетали тревогу, будто бы Агиев или кто-нибудь из тех чертовых угонщиков мог увязаться за Светкиным Фордом в погоню. Ей казалось, что из какой-нибудь бешено мчавшейся легковушки высунется разбитая морда Руслана. А когда Ирина закрывала глаза, то перед мысленным взором всплывала сцена: красный «Си-Макс» на полном ходу врезается в бегущих по тротуару парней, и Красина спросила:
– Свет, как ты думаешь, тот, что отлетел в кусты, выживет. Боюсь, мы убили его. Черт, так неприятно. С ума сойти!
– Не знаю. Мне все равно, что с ним. Это война, милая моя. Пожалуйста, усвой: или ты опередишь, или тебя… – она недоговорила – возле магазина на углу раздалась автоматная очередь, ей вторили глухие, басовитые выстрелы охотничьего ружья.
Хитрова пригнулась и прижала педаль газа.
– Видишь, во что превратилась Москва? – зло прошипела она, когда опасный перекресток, стрельба и крики остались позади. – И с каждым днем здесь будет хуже. Здесь сегодня ад без всякого девятого августа. А ты хотела остаться. На дорогах, говорят, тоже неспокойно, но сидеть на месте и ждать неизвестно чего – последняя глупость.
– Куда мы теперь? – Красиной сильно захотелось курить, от страха, от нервного напряжения, съедавшего ее из глубины груди и от внезапно нахлынувшей тоски. Кроме нейлоновой сумки с горкой барахла, все вместе с прежней жизнью осталось в ее квартире, в которую она даже забыла прикрыть дверь. – К Гомельской посадке? А, Свет?
– Нет, – после затянувшейся паузы отозвалась Хитрова. – Едем к Челябинску.
– Почему не к Гомелю?
– Потому, Ир, потому… Южнее Челябинска сел звездолет. Об этом стало известно три часа назад – знаю точно от Куренцова, а он из радиоканала военных. В новостях об этом пока молчат и, может быть, не скажут. До Гомеля ближе, но белорусы не всех пускают – это раз. Два – корабль, что под Гомелем, может взлететь в любую минуту. Он будто забит под завязку. Миллион с лишним взяли. И три – к Челябинску теперь легче проехать. Все, кто на личном автотранспорте ломанулись к Белоруссии, а большинство тех, что направлялись в Сибирь уже давно за Уралом. Пробки, конечно, есть, но они начинаются за Уфой. И бензин, я слышала, там легче достать.
– Как он сел под Челябинском? – Красина нахмурилась. – Россия же не подписала соглашения с кафравцами. Ну это, о передаче территорий. Президент наш с трибуны орал, что не поддастся на инопланетный грабеж. Они эвакуировать нас отказались.
– Да знаю я. Фиг поймешь, что там происходит сейчас в верхах родины-матери и в ООН. Мы раньше не могли понять их закулисные игры, а теперь тем более, – Хитрова вильнула рулем влево, обходя разбитый фургон. – Возможно, наши вожди раскинули мозгами и подписали соглашение. Хотя, что оно – пустая бумага. А может, их корабль ошибся местом посадки. Слышала, что он долго висел над Казахстаном.
К Челябинску Ирине ехать совсем не хотелось. Челябинск был слишком далеко. Она знала из новостей, что творится на уральских дорогах и не верила, что ей с Хитровой удастся одолеть и половину пути. Но главным образом не хотелось потому, что этот путь вел совсем в другую сторону от Балтийска, где остались мать и отец. Ирина все еще надеялась хотя бы поговорить с ними по телефону. Об Игоре Гончарове, своем не слишком сердечном друге она почти не думала.
