Эрин А. Крейг
Дом соли и печали
6
Скрип. Скрип. Скри-и-и-ип.
Я уже собиралась открыть ящик письменного стола в комнате Эулалии, как в коридоре заскрипели половицы, и я замерла в ужасе, не сомневаясь, что сейчас меня поймают. На самом деле у нас не было никакого правила, запрещающего входить в комнаты погибших сестер, но мне почему-то не хотелось, чтобы кто-то об этом узнал. Мысли нахлынули, словно волны прилива, и в моей голове мгновенно появилось множество возможных отговорок, но все они казались слабыми и неубедительными.
Однако никто так и не вошел и не обвинил меня во вторжении. И все же я решила на всякий случай подойти к двери и осторожно выглянуть в коридор. Там никого не было.
Облегченно вздохнув, я тихонько закрыла дверь и оглядела комнату Эулалии.
Вернувшись с Селкирка, я обнаружила почти пустой дом. Морелла снова отправилась с тройняшками на Астрею, а грации по-прежнему были на уроках у Берты. Из Синей гостиной послышалось несколько громких фальшивых нот: Камилла разучивала новое соло на фортепиано. Все были чем-то заняты, а значит, я могла незаметно проскользнуть в комнату Эулалии и поискать улики, подтверждающие мою теорию о неразделенной любви.
После смерти сестры в комнате воцарился идеальный порядок, который она так не любила при жизни. Книжки были аккуратно сложены в стопки на письменном столе, а не разбросаны по дивану. На полу не валялись вещи, а большую часть мебели покрывала белая ткань.
Я прошлась по комнате, не зная толком, с чего начать поиски, и наконец заметила у окна небольшой постамент, на котором стоял горшок с адиантумом[13]. Увядшее в отсутствие хозяйки растение скрывало потайной ящик: Ава как-то рассказывала об этом. Здесь Эулалия прятала свои самые ценные сокровища.
Несколько мгновений я рассматривала и ощупывала постамент, пока не нашла рычаг, открывающий тайник. Там я обнаружила три небольших томика – возможно, дневники Эулалии, в которых она описывала свои дни и делилась секретами. Пролистав несколько страниц, я поняла, что это романы, которые папа запрещал ей читать, потому что считал слишком откровенными для юных барышень. Я отложила книги в сторону, испытывая странную радость оттого, что она все же их прочитала.
На дне ящика оказались ленты для кос, украшения и красивые карманные часы. Открыв их, я увидела прядь волос, связанную тонкой медной проволокой. Я взяла локон в руки и внимательно присмотрелась к его цвету. Когда умерли старшие сестры и мама, каждая из нас получила на память прядь их волос, чтобы вклеить в памятный альбом или вплести в траурные украшения. Но этот локон был очень светлым – почти белым. Слишком светлым, чтобы украшать голову одного из Фавмантов. Я положила находку в карман и решила подумать о ней позже.
Еще в тайнике обнаружились флакон духов и носовой платок, слишком скромный для коллекции Эулалии: на нем не было ни кружев, ни вышивки, зато я сразу почувствовала очень крепкий запах курительного табака.
– Что ты здесь делаешь? – внезапно прозвучал вопрос.
Я подскочила, выронив из рук платок. Он вспорхнул, словно бабочка при первых заморозках, и упал на пол. Пытаясь унять сердцебиение, я резко обернулась и увидела в дверях Верити с альбомом для рисования в руках. Ее короткие каштановые кудряшки были собраны в пучок и украшены большим бантом, а сарафан запылился от пастели. Я облегченно вздохнула: хорошо, что меня обнаружил не папа.
– Ничего. Разве ты не должна сейчас быть на уроке?
Верити пожала плечами:
– Онор и Мерси помогают поварихе готовить птифуры[14] для бала. Берта не захотела заниматься только со мной. – Сестра мотнула головой в сторону спальни тройняшек, которая находилась в другом конце коридора. – Я хотела узнать – может, Ленор сможет попозировать для портрета.
– Они ушли с Мореллой. Последняя примерка платьев. – Я подвинулась, прикрыв спиной тумбу.
Верити внимательно смотрела на меня, надув губы.
– Не думаю, что Эулалия обрадуется тому, что ты здесь.
– Эулалии здесь больше нет, Верити.
Сестра растерянно моргнула.
– Сходи-ка посмотри: может, поварихе нужны еще помощники? – предложила я. – Уверена, она даст тебе попробовать глазурь.
– Ты хочешь что-то взять?
– Не совсем. – Я встала, и мои юбки скрыли платок из виду.
– Ты пришла сюда поплакать?
– Что?
Верити пожала плечами:
– Папа так иногда делает. В комнате Авы. Он думает, никто не знает, но я слышу его по ночам.
Спальня Авы находилась на четвертом этаже, как раз над комнатой Верити.
– Я никому не расскажу, честно. – Верити наклонилась вперед, с любопытством оглядывая комнату, но так и не решилась войти.
– Я не плачу.
Сестра протянула руку и поманила меня к себе. Я оставила платок на полу, надеясь, что она ничего не заметит. Верити провела пальцем по моей щеке и с видимым разочарованием убедилась, что она сухая.
– Я по-прежнему скучаю по ней.
– Еще бы!
– Но все остальные больше не скучают. Все о ней забыли. Говорят только про свой бал.
Я обняла Верити за плечи:
– Никто ее не забыл. Нам всем нужно жить дальше, но это вовсе не означает, что мы не скучаем. Мы все очень любим Эулалию.
– Она так не считает.
Я нахмурилась:
– Что ты имеешь в виду?
– Она думает, что все слишком заняты своей жизнью, чтобы вспоминать о ней.
Верити тревожно оглянулась, словно боялась, что нас могут услышать.
– Элизабет говорит то же самое. Она сказала, что мы все сильно изменились, а она осталась такой же.
– Ты имеешь в виду, в нашей памяти?
Верити замотала головой:
– Нет, когда я ее вижу.
– В своих воспоминаниях, – настойчиво продолжила я.
Верити призадумалась, а потом протянула мне свой альбом для рисования. Однако я не успела взять его: в коридор влетели Розалия и Лигейя, держа в руках целые башни из коробок, на которых были написаны названия нескольких астрейских магазинов.
– О, вы обе здесь, отлично! – крикнула Розалия, распахивая дверь в их комнату. – Всем нужно срочно спуститься вниз. Прямо сейчас.
– Зачем? – спросила Верити. Ее плечи внезапно напряглись, а лицо приобрело тревожное выражение. – Кто-то еще умер?
Я зажмурилась. Как часто шестилетние дети живут с мыслью, что в любой момент может кто-нибудь умереть?
– Конечно, нет! – отмахнулась Лигейя, раскладывая свои сокровища у подножия кровати. – Они здесь! Волшебные туфельки! Мы заглянули в лавку сапожника, когда он пришивал последние ленточки.
Верити просияла и тут же забыла о своем альбоме.
– Их уже привезли?
– Иди посмотри!
Розалия побежала по коридору и вверх по лестнице, чтобы поторопить Камиллу. Она уже должна была вернуться в свою комнату после занятий. Лигейя последовала за Розалией, и топот шагов по лестнице стал вдвое громче.
– Пойдем, – сказала я.
– Не забудь платок Эулалии, – бросила Верити и выбежала в коридор.
Я недоуменно моргнула и обернулась, чтобы поднять платок. Когда я вышла из комнаты, дверь за мной с грохотом захлопнулась, словно ее толкнула невидимая рука.
* * *
За окном снова лил холодный дождь, и в доме было зябко, несмотря на растопленные камины. Капли барабанили по стеклу, размывая скалистый пейзаж за окном. В Синей гостиной пахло сыростью с едва ощутимым налетом плесени. Морелла сидела на диване рядом с камином и разминала спину: судя по выражению ее лида, она явно чувствовала себя не очень хорошо. Мне стало жаль ее. Планирование и подготовка такого большого мероприятия – дело непростое даже при самых благоприятных условиях, а уж во время беременности это должно быть чрезвычайно утомительно, не говоря уже о том, что тройняшки просто извели ее за целый день.
– Ленор, ты не могла бы найти отца? Я уверена, он очень хотел бы посмотреть на туфельки. У меня очень сильно отекли ноги от этой ненастной погоды.
Я вытащила из-под рояля небольшой мягкий пуф:
– Тебе нужно поднять ноги, Морелла. У мамы часто бывали проблемы с отеками во время беременностей. Она старалась поднимать ноги как можно чаще. – Я подставила стульчик ей под ноги, чтобы она могла устроиться чуть поудобнее. – У нее еще был лосьон из ламинарии и льняного масла. Мама мазала им лодыжки каждое утро, перед тем как одеться.
– Ламинария и льняное масло, – повторила Морелла с небольшой благодарной улыбкой.
На мгновение я задумалась. Возможно, сейчас хороший момент, чтобы помочь ей и заодно загладить вину за вспышку гнева после похорон Эулалии.
– Я могу сделать для тебя, если хочешь. Должно помочь.
– Было бы очень мило с твоей стороны… А как твое платье? Уже прислали?
Морелла впервые поинтересовалась тем, что я собираюсь надеть на бал. Она тоже старалась наладить отношения – как умела.
– Еще нет. В среду мы с Камиллой идем на последнюю примерку. Если хочешь, присоединяйся.
В глазах Мореллы загорелся веселый огонек.
– Да, с удовольствием. Можем пообедать где-нибудь в городе, приятно провести день. Напомни, какое у тебя платье?
– Цвета морской волны.
Морелла задумалась.
– Твой папа что-то говорил о шкатулке с драгоценностями Сесилии. Может быть, там найдется что-нибудь подходящее для тебя. По-моему, на одном из портретов на ней были зеленые турмалины.
Я сразу поняла, о какой картине идет речь. Она висела в кабинете на четвертом этаже, где на самом солнце стоял мамин маленький письменный столик. В ясные дни из окон этой комнаты можно было увидеть даже маяк. Когда мамы не стало, папа решил повесить сюда ее портрет.
– Я была бы рада надеть ее украшения на бал. И Камилла тоже, не сомневаюсь.
– И я! – радостно присоединилась Верити.
– Конечно, – с улыбкой сказала Морелла. – Надо будет посмотреть, что там есть.
В комнату вбежали запыхавшиеся Мерси и Онор с липкими от сладостей руками.
– Розалия сказала, волшебные туфельки привезли? – спросила Мерси, мгновенно заметив коробки.
Такое название понравилось всем без исключения. Хотя мы и знали, что это всего лишь кожаные туфли (из красиво выкрашенной и обработанной кожи), нам хотелось наделить их волшебными свойствами. Эти башмачки должны были стать началом нашей новой жизни. Когда мы наденем их, мы уже не сможем стать прежними.
Морелла шлепнула Мерси по рукам:
– Дождись отца.
– И меня, – выпалила Камилла, влетая в комнату вслед за папой.
Сгорая от любопытства, мы дружно столпились вокруг дивана.
– И как мы поймем, где чья коробка? – поинтересовался отец.
– Мы все выбрали разные цвета, – объяснила Онор.
– Кроме нас, – сказала Розалия сразу за всех тройняшек. – У нас должны быть одинаковые – серебряные.
– Ну давайте посмотрим, стоили ли волшебные туфельки стольких хлопот! – Папа нажал на защелку, и мы дружно ахнули, заглянув в коробку.
Это были туфли Камиллы – сияющее розовое золото. Персиковая кожа, украшенная золотым тиснением, великолепно переливалась в лучах света. Я никогда не видела ничего более изысканного.
В следующих коробках оказались туфельки тройняшек, отливавшие серебром, как мамино роскошное свадебное платье. Ленты на каждой паре были разными, но все в фиолетовых тонах, как и наряды сестер: лавандовые для Лигейи, фиалковые для Розалии и темно-баклажановые для Ленор. Онор выбрала темно-синие башмачки, украшенные серебристыми бусинками; они напоминали ночное звездное небо. Мерси заказала туфли холодного розового цвета в тон ее любимому цветку – сиреневой розе. Они должны были прекрасно подойти к бальному платью: Мерси специально попросила портных украсить его шелковыми цветами.
Морелла достала из своей коробочки пару золотых туфелек, сияющих ярче солнца. Она радостно посмотрела на папу, который преподнес ей подарок с такой нежностью и любовью, что я невольно улыбнулась. Папа взял в руки самую маленькую коробку, и к нему тут же подскочила Верити. Обняв его ногу, малышка вытянулась, чтобы заглянуть внутрь, как только он откроет крышку. Через несколько мгновений она радостно захлопала в ладоши.
– Вот это настоящие волшебные туфельки! – одобрил папа, достав из коробки пару пурпурных башмачков, изящно украшенных золотыми искринками.
– Ого, Верити! Какие красивые! – сказала Камилла. – Пожалуй, они прекраснее всех.
Верити сбросила ботиночки и надела обновку, сделав радостный пируэт. Мы дружно похлопали нашей крошечной прима-балерине.
– А это, наверное, для Аннали. – Ленор взяла в руки последнюю коробку.
Мои туфли лежали на подушечке из темно-синего бархата. Я выбрала изумрудный цвет, а сапожник добавил блестки цвета морской пены и серебряные бусинки, которые были сконцентрированы на мысках и постепенно редели к пятке. Такие туфли прекрасно подойдут к моему платью. Папа с улыбкой протянул мне коробку:
– Мне кажется, эти башмачки не для волшебной феи. Они бы больше подошли морской принцессе!
Верити нахмурилась:
– Но ведь русалки не могут носить туфельки, папа.
– Вот я недотепа! – усмехнулся отец, ущипнув малышку за нос. – Вы довольны?
Все принялись шумно выражать свой восторг, а Морелла тем временем взяла папу за руку.
– С такими туфельками никто не сможет оторвать глаз от наших девочек. Оглянуться не успеем, как они, пританцовывая, покинут отчий дом. Верно, Ортан?
Камилла напряглась:
– Покинут отчий дом? Ты о чем?
Морелла непонимающе захлопала ресницами:
– О том, что вы выйдете замуж, конечно. Станете хозяйками в своих домах – как я.
Папа нахмурился.
– Это мой дом, – отчеканила Камилла. В ее голосе появились стальные нотки.
Морелла снова заморгала.
– До тех пор, пока ты не выйдешь замуж, – продолжила она.
Однако испепеляющий взгляд Камиллы быстро стер улыбку с ее лица.
– Разве я не права? – Морелла посмотрела на папу, ожидая разъяснений.
– Как наследница дома Фавмантов Камилла останется в Хаймуре, даже когда выйдет замуж. Я знаю, это не самая приятная тема для обсуждения, любовь моя… Но, когда меня не станет, она вступит в наследство.
Морелла нервно вцепилась в одну из своих жемчужных сережек.
– Только до тех пор… – Она осеклась и схватилась за живот. Румянец на ее щеках постепенно приобретал все более яркий оттенок. – Девочки, вы точно никуда не торопитесь?
Грации вскочили на ноги и уже собрались было уходить, но Камилла взяла Мерси за руку и задержала ее.
– Это касается и их тоже. Мы все останемся здесь и дослушаем до конца.
Папа явно чувствовал себя неловко. Он повернулся к Морелле, пытаясь создать хотя бы видимость личной беседы.
– Ты думала, что сыновья, которые могут родиться от нашего союза, унаследуют Хаймур?
Морелла кивнула:
– Вообще-то так принято.
– На большой земле, – согласился отец. – А на островах наследство переходит к старшему ребенку независимо от пола. Многие сильные женщины управляли Солеными островами. Моя бабушка унаследовала Хаймур от своего отца. Она расширила вдвое верфь Васы и утроила прибыль.
Морелла недовольно сжала губы. Она быстро пересчитала нас взглядом и спросила:
– То есть наш ребенок будет девятым в порядке наследования, даже если родится мальчик? Ты никогда не говорил об этом.
Отец нахмурился:
– А должен был?
В его голосе послышались предостерегающие нотки, и Морелла тут же замотала головой, отступая.
– Я не расстроена, Орган, просто немного удивлена. Я думала, на Соленых островах придерживаются тех же традиций, что и во всей Арканнии, где земли и фамильные титулы передаются от отца к сыну.
Ее натянутая улыбка испарилась.
– Я должна была сразу догадаться, что у вас – островитян – все по-другому.
Отец резко встал. Он всегда гордился нашим мореходным наследием и воспринимал как оскорбление, если кто-то считал нас хуже других только потому, что мы жили вдали от столицы.
– Ты теперь тоже островитянка, – напомнил он и вышел из комнаты, оставив нас среди коробок с обувью.
7
Я зажмурилась: корсет затянулся и сжал мою талию. Приказчица[15] виновато улыбнулась:
– Пожалуйста, еще один глубокий вдох, миледи.
Косточки корсета с новой силой впились в бедра, и мое лицо исказила гримаса боли. Приказчица велела поднять руки и одела меня в бледно-зеленый шелк. Когда юбка наконец села по фигуре, Камилла выглянула из-за ширмы и захлопала в ладоши.
– Вот это да, Аннали! Ты выглядишь потрясающе!
– Как и ты, – прохрипела я в ответ.
Розово-золотистая ткань подчеркнула бронзовый оттенок ее волос и придала щекам свежий румянец.
– Жду не дождусь первого танца!
– Ты правда думаешь, что встретишь кого-нибудь?
– Папа пригласил всех знакомых морских офицеров.
Я побледнела.
– И всех этих герцогов.
Камилла расплылась в улыбке.
– И всех этих герцогов!
Папа пообещал пригласить на бал всех возможных кавалеров. Камилла тем временем где-то увидела портрет Робина Бриора, молодого герцога Форесии, и чрезвычайно заинтересовалась любыми фактами об этой лесистой провинции. Она рассеянно бродила по магазину и явно мечтала о нем.
Я вспомнила о симпатичном незнакомце с Селкирка. Кассиус, безусловно, производил впечатление благородного лорда. Если папа разослал так много приглашений, возможно, он тоже будет среди гостей. На мгновение я представила, как мы кружимся в танце по залу, освещенному сотнями свечей, и держимся за руки. Он прижимает меня к себе все сильнее и, прежде чем музыка оборвется, наклоняется, чтобы поцеловать…
– Даже не знаю, о чем я могла бы поговорить с герцогом, – пробубнила я, отгоняя от себя эти фантазии.
– Все будет хорошо. Просто будь собой, и к папе выстроится очередь из женихов, просящих твоей руки.
Очередь из женихов. Я едва ли могла представить более ужасный сценарий. Больше всего я надеялась найти человека с таким же цветом волос, как у локона в карманных часах Эулалии. Я носила их с собой повсюду и внимательно приглядывалась к каждому блондину, встречавшемуся на моем пути.
В комнату вошли Морелла и миссис Дрексель, хозяйка магазина. Последняя поднесла руки к губам, изобразив невероятное восхищение, и осмотрела меня со всех сторон.
– О, милая! Я еще никогда не шила такого волшебного платья для такой волшебной девушки! Словно океанские волны в солнечный летний день! Я бы не удивилась, если бы сам Понт вышел из пены морской и попросил бы твоей руки.
– Это который водяной, да? – переспросила Морелла.
Мы неохотно кивнули. Когда речь заходила о религии, вычислить человека с большой земли не составляло большого труда. В разных регионах Арканнии поклонялись разным богам: Вайпани, повелителю неба и солнца; Зеланду, властвующему на земле; Вир-сайе, королеве ночи, и Арине, богине любви. Были еще и другие сущности – демоны и вестники, они управляли разными сторонами жизни. Но для людей Соли единственным богом был повелитель моря Понт.
– Как вам платье? – спросила миссис Дрексель, ловко сменив тему.
Я внимательно посмотрела на свое отражение. Сложная вышивка, украшавшая шелковый лиф, напоминала морские волны. Плечи были полностью обнажены, если не считать коротких декоративных рукавов. Юбка из нежнейшего шелка и тюля ниспадала до самого пола. Верхние слои ткани были разных оттенков светло-зеленого – мятного и бериллового цветов, а снизу проглядывал более темный изумрудный и светлый пати новый.
– Я чувствую себя морской нимфой, – ответила я, проводя рукой по роскошной серебряной и бисерной вышивке. – Обнаженная нимфа.
Миссис Дрексель рассмеялась. Я попыталась подтянуть лиф повыше.
– Мы можем что-нибудь сюда добавить? Шелковую ленту или, может быть, кружево? Я чувствую себя слишком… открыто.
Морелла убрала мою руку, обнажив глубокое декольте.
– Ладно тебе, Аннали. Ты уже взрослая женщина. Ты не должна прикрываться, как маленькая девочка. Иначе этот ваш Понт не сможет увидеть твои главные сокровища.
Фривольное высказывание Мореллы вызвало недоумение миссис Дрексель, но она все же кивнула. Посмотрев по сторонам, она подошла поближе и заговорщически прошептала:
– Я не должна об этом говорить, но на днях ко мне заходила клиентка… Очень особенная клиентка. Она увидела ваше платье на вешалке и потребовала сшить для нее такое же.
– Кто это был? – с интересом спросила Морелла.
Миссис Дрексель расплылась в довольной улыбке: все присутствующие сгорали от любопытства.
– О, я не могу сказать. Но она очень ценная клиентка. Поистине прекрасное создание. Правда, она попросила поменять цвет платья и выбрать самый страстный оттенок розового. Такой, который сразит наповал любого мужчину – и простого смертного, и не только.
– Арина! – ахнула Камилла. – Вы шьете платья для самой богини красоты?! – Она оглядела малюсенький магазинчик, словно ожидала, что Арина выйдет из-за расшитой ширмы и удивит нас своим появлением.
– Правда? – Морелла разинула рот от удивления.
Хитрая улыбка миссис Дрексель говорила сама за себя, но она театрально пожала плечами и ответила:
– Не могу сказать. – Для пущей убедительности она еще и подмигнула. – Одно я знаю точно: это платье чрезвычайно элегантно. И при этом скромно, в отличие от некоторых. – Она кивнула в сторону платьев тройняшек, и я тихонько усмехнулась.
– По-моему, ты выглядишь великолепно, – авторитетно заявила Камилла. – Прямо как мама.
– Я помню ее, – сказала миссис Дрексель и опустилась на колени, чтобы подколоть мою юбку. – Добрая душа. Однажды она пришла сюда, чтобы подобрать платье для церемонии освящения одного из кораблей вашего отца.
– Красное, да? С широкой лентой через плечо? – спросила Камилла. – Я приходила с ней на последнюю примерку! Она очень любила это платье.
– Так это вы были той малышкой? О, как быстро бежит время! Держу пари, в следующий раз вы придете ко мне за свадебным платьем.
Камилла залилась краской:
– Хотелось бы надеяться!
– У вас есть возлюбленный? – поинтересовалась миссис Дрексель с полным ртом булавок.
– Пока нет. Но есть один мужчина, которого я очень хотела бы встретить на балу.
– Она уже несколько недель совершенствует свой форесийский! – хихикнула Морелла.
Миссис Дрексель улыбнулась:
– Не сомневаюсь, он будет впечатлен. Что ж, я добавлю последние штрихи сегодня вечером, и завтра утром ваши платья уже будут в Хаймуре.
– Было бы очень мило с вашей стороны, – поблагодарила Морелла. – Кажется, наш список дел не уменьшается, а только растет. А ведь остался всего один день!
* * *
Я заметила его, когда он переходил дорогу. Эдгар, тайный воздыхатель Эулалии. Нас отделял лишь тротуар. Он шел по дороге, с ног до головы одетый в черное, и беседовал с тремя мужчинами. Наши взгляды встретились, и я кивнула. Он побледнел и, пробормотав что-то невнятное в адрес товарищей, поспешил уйти.
– Мистер Моррис! – позвала я.
Он застыл как вкопанный, и его плечи обреченно опустились: сбежать не получилось.
– Мистер Моррис! – повторила я.
Он обернулся, испуганно озираясь по сторонам. Затем его взгляд упал на мое платье и остановился у самого подола.
– Мисс Фавмант, добрый день. Простите. Я не узнал вас в столь… цветущем виде.
Его слова прозвучали словно пощечина. Я успела привыкнуть к восторженным настроениям в Хаймуре. Солнечный свет лился в комнаты сквозь открытые окна, всюду стояли свежие букеты. Каждый день приходили новые платья, и наши гардеробы пестрили всеми цветами радуги.
От траура не осталось и следа. Черные покрывала с зеркал и всех стеклянных поверхностей были собраны в большую кучу в северном дворе. Бумазейные накидки и ленты, креповые шторы и все наши темные вещи бросили в огромный костер, который горел еще три ночи.
Я смущенно посмотрела на свое синее габардиновое платье и потерла костяшки пальцев.
– В Хаймуре произошли… некоторые изменения.
Эдгар еще раз оглядел мой цветастый наряд и непокрытую голову.
– Да, я слышал. Мне очень жаль, но я тороплюсь, я…
– Как… как вы поживаете? – выпалила я.
Пронзительный, оценивающий взгляд его темных глаз выбил меня из колеи, и я снова начала запинаться.
– Мы не видели вас с тех пор, как… – Я не смогла закончить предложение, поэтому ухватилась за первую тему, которая пришла в голову. – Мы слышали, в этом году хорошая осень. Для рыбалки! Там… в море, конечно же. Прекрасная осень для рыбалки.
Эдгар непонимающе моргнул:
– Вообще-то я не рыбачу. Я подмастерье в лавке часовщика.
Я густо покраснела:
– Ой, конечно же. Эулалия говорила…
– А как дела у мистера Аверсона? – подоспела на помощь Камилла.
Взгляд Эдгара наполнился презрением, когда он увидел ее платье из розовой органзы.
– У него все хорошо, спасибо, – процедил он.
Черный сюртук Эдгара колыхался оттого, что он нетерпеливо тряс ногой: ему явно хотелось поскорее закончить этот разговор. Но Камилла, казалось, совсем не замечала его недовольства.
– Прошлой весной он чинил часы нашего дедушки. Может быть, помните?
Эдгар поправил очки: он выглядел очень встревоженным.
– Да. С маятником в виде осьминога Фавмантов и гирями в форме щупалец?
– Они самые, – кивнула Камилла. – Время идет, и спрут становится все ближе к своей добыче.
Эдгар нервно сдавил пальцы, и его острые костяшки побелели. Камилла улыбнулась, видимо закончив с любезностями.
– Я хотела лишь позвать сестру. Папина супруга уже ждет нас.
– Конечно, конечно.
Эдгар поспешно поклонился и направился прочь еще до того, как успел снять шляпу в знак прощания.
Лучи солнца осветили его волосы очень светлого благородного цвета.
– Подождите! – крикнула я, но он растворился в толпе, словно сбегая от нас.
Камилла взяла меня под руку и потянула за собой в чайную лавку.
– Какой-то чудак.
– Тебе тоже так показалось? – с надеждой спросила я.
– Как будто он пытался поскорее от нас избавиться. – Камилла расхохоталась на всю рыночную площадь. – Но его можно понять: не все так любят потолковать об осенней рыбалке, как ты, Аннали.
