Йозеф. Вот как? И майор тоже?
Рихард. Ну, он, конечно, знает.
Мать. Лишь бы вы были живы! Теперь вы оба со мной! Я вас больше не отпущу.
Рихард. Мне назад только послезавтра. У меня отпуск. Я лечусь в госпитале в бункере фюрера.
Мать. Что у тебя с рукой, Рихард?
Рихард. Сквозное ранение. Ничего особенного. Кости не задеты.
Йозеф. А это? (Показывает на Железный крест.)
Рихард (гордо). Я подбил танк.
Йозеф. Горд, да? Можешь взять еще и мой, если хочешь.
Рихард (смотрит на него). К чему ты это сказал, Йозеф? Ты ведь так не думаешь?
Йозеф. Правда? Я так не думаю?
Мать. Перестаньте! (Рихарду.) Долго тебя не было. Откуда ты?
Рихард. Нас отправили на фронт. На реку Гавель, против русских. Мама, в нашу квартиру попала бомба, ты знаешь? Ты туда вернешься?
Мать. Нет. Я останусь здесь. Мне разрешили остаться с Йозефом.
Рихард. Это все – госпиталь?
Мать. Да, и огромный. Для раненых, которые не… (подыскивает слова), которым нужен постельный режим. Все проходы заставлены. Здесь еще и те, кого разбомбили, женщины, дети, старики.
Рихард (осматривается). Здесь наверняка безопаснее, чем дома.
Мать. Да. Оставайся здесь! Пусть тебя здесь лечат.
Рихард. Меня лечат в госпитале фюрера.
Мать. Ты там в безопасности?
Рихард. Но, мама, это – самое безопасное место во всей Германии! Пятнадцать метров бетона. Совершенно безопасно.
Йозеф. Понятно, там же фюрер!
Рихард. Фюрер должен находиться в безопасности. Это в любой войне так.
Йозеф. Да, поэтому-то все время и бывают войны.
Мать. Йозеф… Перестань. Радуйтесь, что вы вместе.
Рихард. Фюрер не хотел войны.
Йозеф. Но он ее начал. И он ее проиграл!
Рихард. Что?
Мать. Йозеф, ради Бога, тише! (Испуганно оглядывается.)
Йозеф. Он ее проиграл. Это все знают. Посмотри вокруг себя. Разве так выглядит выигранная после пяти лет сражений война?
Рихард. Фюрер не верит, что война проиграна.
Йозеф. Он не хочет верить.
Рихард. Но у него еще есть секретное оружие.
Йозеф. Где? Каждый день мы теряем по кусочку Германии. Скоро останется один Берлин. А где здесь оружейное производство? На луне? (Спокойнее.) Война проиграна уже в Сталинграде. Уже тогда, когда американцы пересекли Рейн. Уже много месяцев тому назад.
Рихард. Нет. До тех пор пока мы дорожим нашей честью, ничто не потеряно.
Йозеф (спокойно). Глупый мальчишка! Что ты повторяешь чужие слова? Честь! Да что ты об этом знаешь! Ты отравлен громкими фразами. Да и как могло быть иначе. Значит, нужна честь, чтобы продолжать вести проигранную войну? А ты знаешь, что это такое? Убийство. Убийство невинных. А ты знаешь, для чего надо продолжать эту войну? Чтобы люди, которые навлекли эту беду на Германию, оставались у власти еще несколько недель. И ни для чего больше. Для этого я потерял обе ноги! Для этого здесь повсюду лежат изувеченные тела! Для этого десятки тысяч сыновей, отцов, жен, детей умирают под гранатами и бомбами! Не за Германию, слышишь, дурак несчастный! Германия гибнет, чтобы Геббельс мог врать немножко дольше. Чтобы Гиммлер мог повесить больше людей, которые не верят в победу. Вот для чего!
Мать. Он бредит! У него жар! Йозеф, замолчи! Это из-за его ног! Йозеф, прошу тебя, замолчи!
Йозеф (очень нежно). Да, мама, я уже успокоился. Не плачь. Я больше ничего не скажу.
Рихард (побледнел, очень серьезно). Это неправда.
Йозеф (тихо). Иди, донеси на меня. Это, наверное, тоже записано в вашем кодексе чести…
Мать. Йозеф, замолчи. Ты же знаешь, Рихард никогда этого не сделает. Не оскорбляй его! Почему вы не можете не ссориться?
Йозеф. Да мы и не ссоримся, мама.
Рихард (не глядя на Йозефа, ледяным тоном). Я не доносчик!
Йозеф. Я и не говорю. Но тебя бы прославляли как героя, если бы ты это сделал.
Рихард (дрожащими губами). И война не проиграна. Бог нам поможет.
Йозеф (мягко, с состраданием). Ах, Рихард! По-твоему Бог – генерал СС, который подчиняется Гитлеру?
Мать (прикрывает ему рот. Мимо проходят люди. Мать в отчаянии торопится заговорить на безопасную тему). Мальчики, вы еще мои дети? Да что это с вами? Посмотрите-ка на меня! Я же ваша мать! Вы не голодны? Я кое-что сберегла, хранила все эти месяцы для того дня, когда мы снова будем вместе. Вот, я спасла это из квартиры. (Достает банку с джемом.) Вот, настоящий сливовый джем! Вы раньше так его любили, прежде чем… (Замолкает, губы у нее дрожат. Держит банку в руках. Беспомощно, тихо.) У меня и хлеба немного есть… Не хотите?..
Йозеф. Конечно, мама.
Рихард. Я не голоден…[12]
Бункер.
Бургдорф (у телефона). Кребс? Фюрер приказал с наступлением темноты оттянуть все войска, которые еще ведут бои по обе стороны Эльбы между Дрезденом и Дессау-Рослау, к Берлину.
Кребс (на экране появляется его голова). Но это означает освободить путь для соединения американцев и русских.
Бургдорф. Фюрер знает, что он делает.
Кребс. Это означает, что в ближайшее время Германия будет разделена на две части.
Бургдорф. У фюрера есть собственный план, как разбить русских.
Кребс. А наш генштаб? Русские каким-то чудом остановились у Барута.[13]
Бургдорф. Вот видите! Будут и еще чудеса! Фюрер добьется еще большего.
Кребс. Между этим чудом и русскими танками больше ничего нет. Наш последний эскадрон, двести пятьдесят человек, который атаковал пятьсот танков, уничтожен.
Бургдорф. Чудо совершит Штайнер. Он сменит вас.
Кребс. Штайнер! Штайнер и его армия! Армия на бумаге!
Веннер. Узел связи.
Вюст (отходит от телефона). Ты не поверишь, что случилось!
Веннер. Что?
Вюст. Я прикомандирован сюда. Адъютантом. Только что узнал.
Веннер (смеется). Тем лучше. Тогда здесь будет хоть один человек, с которым я смогу разговаривать, как мне хочется.
Вюст. А что я должен здесь делать? Буссе говорит, я должен отстаивать наши интересы. Здесь, в этой мышеловке!
Веннер. Осторожно! Вон идет интендант мышеловки!
Бургдорф (появляется в кадре). Вы еще можете соединить меня с внешним миром, Веннер? (Замечает Вюста.) Вы уже слышали о вашем переводе сюда?
Вюст. Так точно, господин генерал!
Бургдорф. Вы обязаны этим мне!
Вюст (холодно). Благодарю, господин генерал.
Бургдорф. Это – повышение. Вам выпало счастье принадлежать к окружению фюрера. Кажется, вас это мало радует.
Вюст. Я – фронтовик, господин генерал.
Бургдорф (резко). Мы все фронтовики. Здесь тоже фронт.
Веннер (возвращается). Примерно через полчаса вас соединят, господин генерал. Я тогда кого-нибудь пошлю.
Бургдорф. Хорошо, спасибо. (Уходит.)
Веннер (Вюсту). Ты с ним поругался?
Вюст. Нет, я только сказал, что я фронтовик.
Веннер (хохочет). Ну, ты наступил на его любимую тыловую мозоль. Я думаю, ближе всего он был к фронту, когда вручал Роммелю пистолет. А это было в Германии…
Вюст. Он вручал…
Веннер. Ты этого не знал, да? Государственная тайна. Роммель вроде был замешан в заговоре сорок четвертого года. Гитлер послал к нему Бургдорфа с ультиматумом: или пистолет, похороны с государственными почестями и пенсия семье, или трибунал, конфискация имущества и так далее. Роммель выбрал пистолет. А Бургдорф его привез. Мне рассказал один из людей Бургдорфа.
Вюст уставился на Веннера.
Веннер (пожимает плечами). Пистолеты… Яд – как при дворе Лукреции Борджиа. А знаешь, что фюрер больше всего любит дарить своим друзьям? Капсулы с ядом – на случай, если все пойдет плохо.
Вюст. Яд?
Веннер. Яд! Не пистолеты. Яд, как при дворе Лукреции Борджиа. А достал его Гиммлер.
Вюст. Лучше бы я снова был на фронте!
Вечер в солдатской столовой. Свадьба ефрейтора Франца. Музыка (губная гармоника, аккордеон). Танцы.
Эсэсовец (поет).
Про Мюнхен – это враки,
Не выбраться на свет!
Мы сдохнем, как собаки,
Отсюда хода нет.
Без воздуха, без пива
К чертям свихнемся тут.
Эх, бункер, наш счастливый,
Последний наш приют!
Крики. Прозит! Вот ведь не повезло! Еще стаканчик, Карола!
Давай наш уанстеп! Кротовый фокстрот!
Танго «Бункер»!
В бункере так прекрасно,
Стынет кровь, жуть берет,
Мы помрем, это ясно
Дом напрасно нас ждет… (Топают ногами.)
Бункер, бункер, бункер, бункер…
Отто (входит). Как же мне повезло! Ребята, я переведен сюда! Это ж надо! Вот это везение!
Карола. Везение?
Отто. Конечно! Буду как сыр в масле кататься. (Ест, отбивает ногами такт: бункер, бункер и т. д.) Что с тобой, Франц?
Франц сидит, опустив голову на руки.
Карола. У него подземная депрессия.
Отто (смеется). Это при такой-то жратве? Имея над головой двадцать метров бетона?
Карола. И весь день электрический свет, и ты не знаешь, вечер сейчас или утро, дождь или солнце.
Отто. Я знаю одно: сюда бомба не упадет. Мне достаточно! Ребята, да вы разучились понимать, что такое хорошо, вы все тут свихнулись.
Карола. Тут свихнешься.
Франц (очнулся). Здесь даже не напиться в свое удовольствие! Разве можно напиться в могиле? А я уж и бензин заготовил до Мюнхена!
Остальные. Бункер, бункер, бункер, бункер…
Затемнение. Ритмичный стук переходит в грохот гусениц – появляются русские танки, идут в ночи, поверх картинки пьющих эсэсовцев, растворяются в тумане, остается только грохот…
Затем:
Утро, сад канцелярии.
Солнечное утро, двор рейхсканцелярии. Гитлер, Ева Браун, Фегеляйн, овчарка Блонди. Блонди прыгает вокруг хозяина. У дверей – пост СС. В руках Евы Браун – фотоаппарат. Она кричит: «Секунду!», – пытается фотографировать. Потом говорит: «Подождите! Вы стоите против солнца! Лучше отсюда!» Обходит группу. Подталкивает Гитлера на место рядом с кучей камней. «Вот! Туда, где камни! Сейчас!» Щелкает. Фегеляйн, которого мучает похмелье, стоит перед дверью. Рядом с ним – лейтенант СС.
Фегеляйн. Черт, голова раскалывается!
Лейтенант СС. Вам бы хорошо селедки! Или стакан ледяного пива – сразу почувствуете себя, словно заново родились.
Фегеляйн. Не при таком похмелье! Мне так плохо, кажется, сейчас подохну.
Ева (Фегеляйну). Иди, теперь ты! Встань вон туда! К стене!
Фегеляйн (следует ее указаниям. Улыбается, когда Ева поднимает фотоаппарат). Выглядит так, будто ты собираешься меня расстрелять…
Ева смеется. Снимает. Фегеляйн возвращается на прежнее место. Блонди ловит мышей. Неожиданно звук разорвавшегося снаряда.
Гитлер (вздрагивает). Эт-то что такое? (Делает шаг к бункеру.) Налет? А где сигнал тревоги?
Все смотрят на небо. Новые взрывы. «Это из минометов, мой фюрер», – говорит лейтенант СС.
«Минометы? Откуда? Куда стреляют?» – Гитлер у двери. Говорит Еве Браун: «Войди внутрь!»
Гитлер (тяжело дышит. С этого момента всё очень быстро). Минометы! Вы хотите сказать, что Берлин обстреливают? Из орудий? (Кричит на Бургдорфа.) Что это значит? Я хочу немедленно получить сводку! Что происходит? Минометы? Меня обстреливают из минометов! Немедленно!..
Новые, еще более близкие разрывы. Гитлер прижимается к стене. Пригибается.
Лейтенант. Это еще далеко отсюда, мой фюрер. Примерно метров сто. Наверное, это русские орудия. Американцы еще недостаточно близко.
Гитлер (пронзительно кричит). Русские тоже! Бургдорф! Я хочу немедленно знать, что это такое! Откуда! Минометы! Где Штайнер? Немедленно позвоните Кребсу.
Уже в коридоре. Фегеляйн свистом подзывает Блонди, которая одна все еще носится по саду, она прибегает с мышкой, виляет хвостом.
Гитлер внизу.
Бургдорф (входит). Мой фюрер, очевидно, речь идет об одной-единственной русской батарее.
Гитлер. Но она должна быть уже по эту сторону Одера. Иначе как она может обстреливать Берлин? Значит, противник уже пересек Одер! Мои фельдмаршалы не в состоянии даже удержать реку. Это может любой лейтенант! Где Штайнер? Я требую немедленного сообщения об успешном нападении армии Штайнера! Немедленного! (Взволнованно бегает по кабинету.) Стрелять! В меня, когда я один раз за утро… Свиньи! Батарея должна быть немедленно уничтожена! Позвоните Коллеру!
Бургдорф у телефона. Передает трубку Гитлеру.
Гитлер (возбужденно). Коллер, вы знаете, что Берлин обстреливает русская артиллерия? Нет! Конечно, нет! Никто в вермахте ничего не знает! Что? Да! Русские, вероятно, захватили железнодорожный мост через Одер. И какая-то батарея оттуда обстреливает Берлин. Люфтваффе должна немедленно обнаружить и уничтожить батарею. Что? Трудно найти? Вы должны ее найти! Немедленно!
Коллер, адъютант.
Коллер (кладет трубку, в ярости). Мы должны разбомбить на дымящемся поле боя вокруг Берлина одну-единственную батарею, которая ведет огонь по Берлину, неизвестно, ни откуда, ни на каком направлении – ничего! Как он себе это представляет! Легче найти иголку в стоге сена! Свяжитесь с дивизионным наблюдательным пунктом зенитной артиллерии в Зообункере. Может, они видят эту батарею.
Узел связи.
РУССКИЕ ТАНКИ В БЕРЛИНЕ. В 10 КМ ОТ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА СУХОПУТНЫХ ВОЙСК. ЭСКАДРОН КРЭНКЕЛЯ УНИЧТОЖЕН.
Гитлер (Бургдорфу). Сводку! Я требую немедленного обсуждения положения на фронте. Позвоните.
Бургдорф. Яволь, мой фюрер.
Гитлер (разговаривает по телефону с Коллером). Вы обнаружили батарею?
Коллер. Мы как раз занимаемся этим. На этом берегу Одера никакой батареи нет. Есть полевые орудия на том берегу.
Гитлер. Я требую их немедленного уничтожения. Немедленного! Кроме того, мне нужны точные сведения об использовании самолетов на данный момент к югу от Берлина. Немедленно!
Коллер. Это невозможно сделать немедленно, мой фюрер. Связь с войсками уже не такая безукоризненная. Мы вынуждены довольствоваться утренними и вечерними сводками. Они поступают по-прежнему.
Гитлер. А я требую немедленных данных! Чем все закончится, если вы ничего не знаете! Невероятно! Почему вы не можете это выяснить?
Коллер (прикрывает трубку ладонью, со злостью шепчет). Потому что идет война. Война, война, война!.. (Громко.) Я посмотрю, что можно сделать.
Гитлер. В любом случае необходимо за ночь полностью отремонтировать все аэродромы. Это вы можете?
Коллер. Это не всегда возможно.
Гитлер (кричит). Господин генерал Коллер, я требую, чтобы это было сделано! Я приказываю! Для чего у вас люди? Чтобы бездельничать?
Коллер. Мой фюрер, технически невозможно за такой короткий срок откачать воду из воронок и создать гладкую взлетную полосу для самолетов. Кроме того…
Гитлер. А я приказываю совершить невозможное! Вы меня поняли? (Бросает трубку.)
Коллер (кладет трубку, в ярости адъютанту). Двести пятьдесят воронок! Как их можно отремонтировать за одну ночь на аэродроме, который продолжают обстреливать? Вы можете?
Адъютант. Невозможно! А фюрер этого не понимает?
Коллер. А фюрер никогда не видел разбомбленного аэродрома.
Узел связи. Телефонные звонки.
ШТАЙНЕР… ШТАЙНЕР! ГДЕ ШТАЙНЕР? ГДЕ ОН НАСТУПАЕТ?
Новые сведения о продвижении русских и т. д.
Ева Браун в своей комнате.
Фегеляйн (стучится, заглядывает). Ты одна? (Входит.) Я должен кое-что обсудить с тобой, Ева!
Ева. Что?
Фегеляйн. Русские обстреливают Берлин!
Ева. Это страшнее бомбежек?
Фегеляйн. Да нет. Но это показывает, насколько они близко. Ты не можешь убедить фюрера перебраться в Берхтесгаден? Самое время, потом будет поздно. Скоро нас отрежут.
Ева (смеется). Я не могу убедить фюрера ни в чем. И кроме того, фюрер не спасается бегством.
Фегеляйн. Это не бегство. Это здравый смысл. Нельзя, чтобы верховный главнокомандующий был отрезан от своей армии.
Ева. Фюрер знает, что он делает. Он останется.
Фегеляйн. Ты думаешь? Впрочем, ему это и не поможет. Его узнают повсюду. Он не сумел бы исчезнуть. Но я… Ты можешь кое-что сделать для меня? Чтобы я уехал в Баварию! Он ведь не откажет твоему зятю.
Ева. А разве ты не представитель Гиммлера в Берлине?
Фегеляйн (изворачивается). Это не имеет значения… Но подумай, ведь там твоя сестра Гретель… Она одна… Она ждет ребенка… Разумеется, я буду верен фюреру до самой смерти – но я могу хранить ему верность и в Баварии… Замолви словечко! Ведь многие бежали…
Ева (качает головой). Мы все должны чем-то жертвовать, Герман.[14] Ты же не хочешь бросить фюрера?
Фегеляйн (быстро). Я – самый преданный из всех преданных!
Ева. И ты ведь веришь в победу?
Фегеляйн. Непоколебимо.
Ева. Тогда спокойно оставайся здесь. Мы тоже остаемся…
Гитлер, Бургдорф.
Гитлер. Батарея все еще стреляет?
Бургдорф. Пока еще да.
Гитлер. Позвоните Геббельсу! Может, он что-нибудь придумает? Он ведь комиссар по обороне Берлина![15] Он должен действовать! Он должен прибыть сюда! Он должен жить в бункере! (Новые идеи.) Позвоните Кребсу! Где он прячется? Что со Штайнером? Штайнеру давно уже пора прорваться!
Бургдорф. В данный момент мы не можем связаться с Кребсом. Что-то со связью.
Гитлер. Что? (Он явно подумал, что русские уже в Цоссене.) Распорядитесь, чтобы генеральный штаб немедленно перевели в Потсдам! Немедленно!
Бургдорф. Яволь, мой фюрер.
Гитлер. Этот Коллер опять его не эвакуирует! Проконтролируйте!
Гюнше (входит). Врач, мой фюрер.
Гитлер. Давай его!
Крупно – рука Гитлера. Она дрожит.
Врач (снимает пальто). Может быть, в другую, мой фюрер?
Гитлер. Чушь. Должно получиться и в эту. Это после налета.
Гитлер поддерживает левую руку правой. Врач делает укол.
Геббельс с женой и детьми входит в бункер. Дети смеются, шумят. Магда Геббельс очень элегантна, спокойна. Геббельс ковыляет рядом с ней.
Гитлер, Геббельс.
Геббельс. Мой фюрер, я спешил. Я рад оказанной мне чести жить в бункере. Так я смогу днем и ночью находиться в вашем распоряжении. Я прошу вас разрешить мне разместить в бункере и семью.
Гитлер. Хорошо. Тут они будут в безопасности.
Бомбоубежище в метро. Рихард, мать, Йозеф.
Рихард. Они снова бомбили. Повсюду мертвые и раненые! (Он не может сдержать волнения.) Скоты! Это уже не люди! Это – скоты! Бомбить беззащитные города! Женщин, стариков, детей!
Йозеф (спокойно). Лондон был тоже беззащитен. Мы первыми его бомбили. И он тоже был полон женщин, детей и стариков.
Рихард. Это – другое. Это было стратегической необходимостью.
Йозеф. Вот как? И Варшава тоже? Мы стерли ее с лица земли.
Рихард. Да.
Йозеф. И Роттердам? Мы напали на него, не объявив войну Голландии. Не осталось ни одного дома. Тридцать тысяч погибших. У голландцев не было ни зенитной артиллерии, ни истребителей, ничего. Только мир. Это тоже было стратегической необходимостью?
Рихард (сбит с толку, молчит, потом). Да.
Йозеф (с горечью). Конечно. Когда это делаем мы, это стратегическая необходимость, когда другие – бесчеловечное варварство…
Мужчина (выходит из тени). Что вы только что сказали?
Мать (со страхом). Ничего он не сказал. У него жар. Он тяжело ранен.
Мужчина (худой, в пенсне, по виду чиновник). Я слышал, что он сказал! Нам тут не нужны нытики и пораженцы. Я сообщу о вас. Это – мой патриотический долг.
Йозеф. Ну что ж, сообщайте.
Мать. Он не понимает, что он говорит. Йозеф, успокойся. (Поднимает руки, почти встает на колени.) Господин, он этого не думал! Забудьте о его словах! Он ранен. Иногда говоришь лишнее, когда нападает отчаяние…
Худой. Отчаяние – это государственная измена! Как раз типы вроде этого подрывают волю народа к обороне. Я прекрасно слышал, что он сказал. Государственная измена. Ваше имя?
Все молчат.
Худой. Это мы быстро выясним. (Показывает на Рихарда.) Вот вы! Вы слышали, что говорил этот человек! Вы свидетель. Ваше имя?
Рихард молчит.
Худой. Вы хотите, чтобы и вас обвинили? Вы что, не знаете, что фатерланд дороже родителей и братьев? Ваше имя?
Йозеф. Да говори уж, Рихард. Не отягощай свою преданную фатерланду совесть.
Рихард молчит.
Худой (показывает на какую-то женщину). И вы слышали, что сказал этот человек!
Женщина. Я ничего не слышала.
Худой. Вы слышали.
Женщина. Нет.
Худой (пристально смотрит на нее. Показывает на другую женщину). А вы?
Вторая женщина. Не понимаю, о чем вы говорите!
Худой. Но это… (Снова поворачивается к Рихарду.) Вы…
Рихард. Я слышал, как вы сказали, что война проиграна.
Мать (в ужасном напряжении). Рихард…
Худой. Кто?
Рихард (показывает на него). Вы! А теперь хотите обелить себя и поэтому стараетесь оболгать нас.
Первая женщина. Это верно. Так все и было.
Худой. Но это ложь. Это же…
Рихард. Как вас зовут?
Худой. Меня? Хотите победить меня моим же оружием, да? Не-ет, любезный…
Вторая женщина. Почему бы вам не уйти, пока не поздно? Здесь вас никто не поддержит… (взглянув на него) любезнейший. Здесь разбомбленные, раненые. А вы почему не на фронте?
Худой. Я?
Вторая женщина. Да, вы! Когда даже дети воюют!
Остальные тоже враждебно окружили доносчика.
Худой (отступает). Да здесь целое гнездо предателей! Я сообщу в соответствующие инстанции…
Вторая женщина. Убирайся отсюда…
Мужчина исчезает.
Мать. Теперь он пойдет и донесет на тебя, Йозеф? О Боже, я догоню…
Первая женщина (удерживает ее). Оставайтесь здесь! Вы хотите, чтобы вас заставили быть свидетельницей? Он ничего не скажет. Такие всегда трясутся за свою жизнь. А их у нас несколько сотен тысяч. Мы многого достигли.
Мать. Тссс… Ведь повсюду…
Рихард. Я пойду за ним. Я проломлю ему череп.
Мать. Ты останешься здесь. Никуда не пойдешь!
Йозеф (улыбается Рихарду). Оставь его, мама, он и так никуда не пойдет. Ты вел себя мужественно, Рихард! Спасибо!
Рихард. Но все равно я не думаю так, как ты… (Не может больше сдерживаться.) Я не могу! Иначе что же будет? Должен же быть смысл во всем этом! Ты не понимаешь?
Йозеф. Да, Рихард. Смысл должен быть. Будем на это надеяться.
Рихард (облегченно). Вот видишь!
Йозеф. Да, но не такой, как ты все еще думаешь. Позднее, Рихард…
Узел связи. Хаос. Слышен голос Гитлера: «Немедленно доложите, сколько самолетов используется на линии Котбус—Берлин». Одновременно на экране врезка телеграмм с текстом:
РУССКИЕ ПРОРВАЛИСЬ НА ЮГО-ЗАПАДЕ ОТ БЕРЛИНА.
Потом новая —
РУССКИЕ ПРОДВИГАЮТСЯ ВПЕРЕД К РЕКЕ ГАВЕЛЬ.
Все телеграммы сопровождаются звуками – стрекотом пишущих машинок, стуком телеграфных аппаратов, телефонными звонками.
Голова Коллера у телефона: «Бомбардировочная группа Шпремберга? Оперативный отдел сухопутных войск тоже не знает, где она! Как в этих условиях можно обеспечить противовоздушную оборону?»
Врезка:
РУССКИЕ ТАНКИ ПРОРВАЛИСЬ ПОД ЭРКНЕРОМ! ВНУТРЕННЕЕ КОЛЬЦО ОБОРОНЫ В ОПАСНОСТИ.
Голос Гитлера: «Бросить все силы только в коридор южнее Котбуса! Штайнер! Где сейчас Штайнер?»
Врезка:
РУССКИЕ ТАНКИ ПРОРВАЛИСЬ К ЭРКНЕРУ!
Лицо Кейтеля у телефона: «Фюрер ждет донесения об успехе Штайнера!»
Лицо Коллера у телефона: «У Штайнера еще недостаточно войск. С такими силами он как комар против слона!»
Лицо Кейтеля: «Фюрер требует сообщения об успехах!»
Врезка:
РУССКИЕ ТАНКИ ПРОРВАЛИСЬ В ЭРКНЕР. ВНУТРЕННЕЕ КОЛЬЦО ОБОРОНЫ ПРОРВАНО.
Узел связи. Веннер передает сообщение: «Русские танки прорвались также в двух местах севернее Эркнера».
Слышен крик Гитлера: «Штайнер! Где Штайнер? Я требую немедленных сведений!»
Веннер (у телефона. Кричит вслед вестовому). Стойте! Возьмите еще вот это. Русские прорвались и севернее Эркнера…
Врезка:
РУССКИЕ ВСЕГО В 16 КИЛОМЕТРАХ ОТ ВНУТРЕННЕЙ ГРАНИЦЫ ГОРОДА.
Голос Гитлера: «Немедленное совещание о положении на фронте».
Во время всей этой нервной сцены Гитлера не видно, его только слышно, тем сильнее действует его появление при обсуждении положения на фронте.
Врезка:
РУССКИЕ АТАКУЮТ ПОД ВАЙСЕНЗЕЕ.
Голос Гитлера: «Штайнер! Где сейчас СС?»
Голова Коллера рядом с адъютантом.
Коллер (в ярости). «Измените приказ!» Черт возьми! Приказы меняются каждые десять минут! Знаете что? Тут ведутся две войны! Одна – та, которая происходит в действительности, а вторая – та, что в головах у этих господ из бункера…
Врезка:
РУССКИЕ ПОД ПАНКОВОМ.
Голос Гитлера: «Что? Пятнадцать тысяч? Я приказываю сто тысяч! Немедленно! Те, кто не выполнит моих приказов, поплатятся головой…»
Врезка:
РУССКИЕ ВСЕГО В 12 КИЛОМЕТРАХ ОТ ГРАНИЦЫ ГОРОДА.
Голос Гитлера: «Трусливый сброд! Всех, кто отступает, расстреливать!»
Телеграмма:
РУССКИЕ ПРОРВАЛИСЬ В ПАНКОВ.
Голос Гитлера: «Штайнер! Штайнер! Где Штайнер?»
Врезка:
РУССКИЕ У ГЛИНИККЕ!
Безумное крещендо заканчивается: тишина. Затем узел связи.
Веннер (деловым тоном Вюсту). Ну, вот мы и приехали. (Достает карту Большого Берлина, вешает ее, показывает на остальные карты.) От мирового господства до Большого Берлина – еще одна мечта диктатора лопнула…
Рихард в метро. Мать, Йозеф.
Мать. Стреляют все сильнее.
Все прислушиваются.
Кто-то (входит). Они обстреливают центр города уже из железнодорожных орудийных установок. Все, что осталось после бомб, теперь сровняют с землей.
Мать. Останься здесь, Рихард!
Рихард. Я должен вернуться. Я солдат, мама.
Мать (неожиданно, запрокидывает голову). Это все не на самом деле! Это только кошмарный сон! Вы же мои дети! Совсем недавно научились ходить! А теперь…
Йозеф (смотрит на свои прикрытые одеялом обрубки). Бегаем… (Горько смеется.)
Мать (Рихарду). Будь осторожен, Рихард. Будь осторожен!
Рихард. Да-да, мама.
Мать. Береги себя. (Обнимает его.)
Рихард (улыбается Йозефу). Да, мама.
Рихард бежит по руинам. Проходит мимо маленького палисадника. Цветущие нарциссы. Он останавливается, рвет цветы. Идет дальше с букетом. Смотрит на букет, на униформу – они не подходят друг другу. Прячет букет под мундир. Идет дальше.
Иерусалимская улица. На фонарном столбе висит солдат. Офицер с сорванными погонами. На груди – табличка. «Дезертир. Бринкманн». На земле сидит Ютта, его дочь.
Рихард смотрит, осторожно подходит, не верит, снова смотрит на Бринкманна и Ютту, шепчет: «Ютта, что это значит?»
Она не отвечает, воплощенное горе. Он повторяет вопрос, трясет ее за плечи: «Ютта, что это? Что случилось с твоим отцом?» Она медленно встает.
– Ты же видишь…
– Но за что?
– Ты же видишь…
– Но он не был дезертиром. Он же был героем…
– Ты же видишь…
– Но, Ютта, скажи наконец… У него же был отпуск…
– Он задержался на полдня… Ему дали только один день отпуска… А мама еще не умерла…
– А теперь умерла?
Ютта качает головой.
Рихард. И за это его…
Ютта. Лучше бы он уехал вчера вечером. Сегодня утром они его повесили…
Рихард. Кто?
Ютта. Патруль СС.
Рихард (сжимает зубы). Твоя мать знает?
Ютта. Не знаю. Я побежала за ними. Они сорвали с него все ордена. Он сказал, его положено расстрелять. А они повесили. Сказали, так дольше. Я осталась здесь. Они подождали, пока он умрет. Это было долго. Они сказали, кто его снимет, того расстреляют.
Рихард. Вот как? Они так сказали? Идем, снимем его.
Ютта. Мы не сможем. Он слишком тяжелый. Я уже пробовала.
Рихард. Пойдем, возьмем нож.
Квартира Бринкманнов.
Фрау Бринкманн (шепотом). Где Бруно? Что случилось?
Рихард, Ютта у ее кровати. Ютта почти плачет.
Рихард (толкает ее). Ничего не случилось, фрау Бринкманн.
Фрау Бринкманн . Они его забрали. Чего они хотели?
Рихард. Он должен был вернуться в свою часть.
Фрау Бринкманн . А что?..
Рихард. Он там нужен, фрау Бринкманн. Он нужен на фронте. Через неделю он приедет снова. Я его встретил. Через неделю ему снова дадут отпуск.
Фрау Бринкманн смотрит на него. Не отвечает.
Рихард (беспомощно). Вы мне не верите? Поверьте…
Фрау Бринкманн не отвечает.
Ютта (толкает Рихарда). Идем.
Рихард. Что?
Выходят. Ютта приносит из кухни нож. Рихард берет его. Идут на улицу. Рихард лезет на фонарь. Вокруг собираются люди. Рихард смотрит на них.
Женщина. Стой! Так нельзя.
Рихард (в ярости). Почему?
Женщина. Он же упадет, когда ты обрежешь веревку. Мы должны его поддержать…
Рихард. А, вот что…
Женщина. Кто-нибудь помогите удержать его.
Никто не подходит. Несколько человек идут дальше.
Женщина. И вам не стыдно перед этим мальчиком?
«Нет». Пожилой мужчина (в старой униформе – возможно, пожилой полковник) пробирается сквозь толпу. Поддерживает тело Бринкманна: «Кто это, Рихард?»
Рихард. Кавалер Рыцарского креста Бринкманн.
Пожилой мужчина. Обрезай веревку.
Они ловят Бринкманна. Кладут его на асфальт. «Куда?» – спрашивает пожилой мужчина. – «Где его дом?»
Рихард. Только не туда! Мы можем отнести его в нашу кухню. Ее разбомбили, но…
Пожилой мужчина. Пошли.
Они несут мертвого в развалины – женщина и пожилой мужчина, за ними – двое детей. Ютта складывает болтающиеся по земле руки Бринкманна у него на груди. Они снова падают. Она берет одну руку, Рихард – вторую. Так они и входят в разрушенную кухню, в которой вместо потолка небо. Они кладут покойного на кухонный стол. Смотрят друг на друга – незнакомая крепкая женщина с широким лицом, пожилой мужчина из ушедшего и забытого времени и двое сегодняшних детей. Мужчина откашливается. «Не всякий, кого сегодня считают предателем, предатель», – говорит он Рихарду и Ютте.
«Аминь, – откликается женщина. – Зато много предателей, которые себя предателями не считают».
«Я прослежу, чтобы его похоронили», – полковник собирается уходить.[16]
«Он был ранен четыре раза», – говорит Ютта почти враждебно.
Полковник кивает. Уходит. Рихард идет за ним: «А где остальные, господин полковник?»
Полковник. Те, кто был на Гавеле?
Рихард. Да.
Полковник. Ребята из гитлерюгенда, которые были на Гавеле? Их было пять тысяч таких, как ты, – теперь их всего пятьсот. За два дня…
Рихард. А остальные – погибли?
Полковник. Погибли. Дети с парой ручных гранат и автоматов не могут долго противостоять танкам, тяжелой артиллерии и хорошо вооруженным войскам. Теперь нас бросили на оборону Берлина. Поэтому я здесь.
Теперь полковник выглядит еще старше. Сгорбленнее. «Береги себя, – говорит он. – Хоть несколько из вас должны выжить. И не верь всему, что они проповедуют. Гляди в оба и ничего не забывай».
Рихард. Господин полковник, фюрер этого не знает! Не знает! Не знает про Бринкманна. Это другие. Фюрер не знает этого!
Полковник. Не знает? Ну-ну, гляди в оба!
Рихард, Ютта.
Рихард. Когда твоя мать умрет, иди на станцию Шпиттельмаркт. Там моя мать. Иди к ней, слышишь?
Ютта. Да.
Рихард. Пообещай мне. Пообещай, что пойдешь.
Ютта (безучастно). Да.
Рихард. Пообещай.
Ютта (безучастно). Обещаю. (Встает. Говорит неожиданно ясно и жестко.) Вот мама, мы думали, что она сегодня умрет, а умер отец. Ты это понимаешь?
Рихард смотрит на нее.
Ютта (тем же тоном, жестко, ясно и как-то официально). А он четыре года подряд был на фронте, получил четыре ранения, последнее – такое тяжелое, что его больше не отправили бы, если бы он не записался добровольцем, а теперь они его за это повесили как дезертира, ты это понимаешь?
Рихард медленно качает головой.
Ютта (тем же тоном, немного громче). А другие сидят в бункере на глубине пятнадцати метров, в полной безопасности, и ни одного из них ни разу не ранило на фронте, и они приказывают повесить моего отца, а их самих никто не повесит…
Рихард прикрывает ей рот. Она сопротивляется.
Ютта. Уходи! Иди туда! Скажи им, что я сказала! Пусть меня тоже повесят!
Рихард (крепко держит ее). Подумай о своей матери…
Ютта. Уходи, оставь меня! (Неожиданно начинает рыдать.)
Рихард (держит ее). Не плачь. Бессмысленно плакать. И твоя мать не должна ничего заметить. Я вернусь. Я заберу тебя! Я заберу тебя, Ютта! Можешь быть уверена! Я заберу тебя отсюда! Даже если мне придется сбежать из госпиталя.