Эрхард Дитль
Огрики и жабечательный Новый год

Только детям понравилась ослепительная белизна вокруг.

– Это же жабечательно! Мы теперь сможем кататься с горки на санках и на пакетах! – воскликнул один Огрик.

– И лепить снегогриков! – отозвался второй.

– Милостивые грязноглоты, – проворчала бабушка. Она порылась в мусорном мешке, в котором хранилось семейное добро, и вытащила старое одеяло. – Это не даст нам замерзнуть.

– Не переживайте так, – сказала мама, – когда-нибудь всё это растает. И получится превосходная слякоть!

Дети быстро натянули свои засаленные куртки и выскочили на улицу. Они решили сразу же соорудить снегогрика.

– Я с вами! – закричал дедушка. – Хочу почувствовать себя на сто лет моложе!

Плюх!

Огромный снежок угодил деду прямо в нос.

– Вот потеха! – восторженно заорали Огрики.

– Да уж, смешнее некуда, – проворчал дедушка и высморкался.

Снегогрик получился расчудесный. Три огромных снежных кома, взгромождённых один на другой, длинная печная труба в руке, а на голове – чёрная бочка. Дедушка захотел сразу слепить ещё одного. Но детям надоело – им не терпелось покататься с горки.

Ребята взяли по пластиковому пакету и отправились к горе, весело протаптывая дорожку в свежем снегу.

И вдруг увидели маленького Томми Райсмайера. Тот выгуливал свою собаку по кличке Пушок. Пёсик давно почуял Огриков и теперь начал угрожающе рычать.

– Тихо, Пушок! – сказал Томми и натянул поводок.

Мальчик уже много слышал и читал про огриков. Пару раз он даже тайком пробирался на Мусорную гору и наблюдал за ними.

Пушок поджал хвостик и жалобно заскулил. Запах Огриков был невыносим: он как будто царапал и кусал чувствительный собачий нос. Да и Томми старался теперь пореже дышать.