Эргис Зора Маври Пскур
Невообразимое осознание
Исчез наш путеводитель, пропал пастух, осталось лишь стадо, лишь отныне вольное стадо, которое вопреки своей свободе послушалось указанию былому тузу. Ещё некоторое время мы стояли и оглядывались на нечто в центре площади, его природа была удивительна, она заставляла искренне наслаждаться им. Спустя неопределённый промежуток времени, мы отправились загонять скот, снимая различные сумки с изделиями, так и не ставшими продуктами торговли, и оглядывались на то самое немыслимое порождение неопознанной природы. На обратном пути купеческая масса шла очень неуверенно, вглядываясь, казалось, в нескончаемую дождевую мглу, ожидая, что оттуда явится определённое нечто, то ли направляющий, то ли очередная аномалия, то ли ещё что-то. Уже будучи в хлеву мы совсем осели, лишь меньшинство из нас выходило наружу, остальные же оставались здесь и совместно переваривали полученную информацию. Я же был совсем отстранён от этого скопища, меня больше волновал вопрос складирования товара. Хотелось просто запрятать его в скошенной траве и вернуться за ним, когда придёт время, но в таких сырых условиях он быстро подпортится, поэтому требовалось отправиться на склад. Я понимал, что уж точно на складе не найдётся больше места, отчего я принял для себя лёгкое решение унести всё в свой кров. Что-то пошло в руки, что-то в кармашки, что-то за пазуху, что-то на плечи и спину. Планировал сбросить всё это в самое очевидное место – рядом с кроватью. Удивительно, что почти каждый поступил бы в точности так же, объясняя это тем, что если вдруг некто пожелает украсть их так дорогие для них вещички, то они безотлагательно проснутся и помешают этому некто, хотя в конкретный момент такой персонаж особенно уязвим. Однако мне больше не хотелось думать, куда же мне нагромоздить этот хлам, поэтому я смирился и превратился в такую персону, какую я высмеиваю и принижаю. Выйдя наружу, я вновь ощутил агрессивные прикосновения дождя на себе, в хлеву я успел слегка отдохнуть от этого ощущения и совсем отвык. Перед собой я увидел некоторого патрульного, он стоял очень грозно, раздвинув ноги и опустив голову. Весь он был каким-то напряжённым, видимо, из-за дождя. В ответ, увидев меня, он проинформировал меня о том, что я должен срочно направиться домой. В целом, никуда мне сегодня больше и не хотелось, разве что в санаторий другого края, за блаженным чувством беззаботности. Я сказал тому, что и так спешу домой, и сразу завернул за какое-то здание. По моим ощущениям, ливень словно усилился. По-видимому, я в действительности совсем отвык от дождя, проведя такой маленький срок в хлеву, однако всё равно казалось, что поле зрения моё уменьшилось. Добро, что это не преграда, дорогу домой я знаю наизусть.
Узкий просвет ступал далеко вдаль, дома по бокам давили на меня и с каждым шагом словно становились ближе друг к другу, сжимая пролёт вдаль. Благо мне это померещилось, и чрез миг я оказался на однокровной улице, на которой должно быть мне суждено прожить всю свою оставшуюся жизнь. Она отличалась от других улиц тем, что она больше всех нагромождена всякими колесницами, бочками и лестницами, и во всём городе она была ярче всех освещена фонарями, стоящими на каждом шагу, стёкла которых, в силу своего времени, были уже слегка помутневшими. Я завернул направо и направился по диагонали к своему дому.
Из-за обильного дождя слякоть поступала на плитку, перевоплощая её в плохое покрытие для чистой обуви, по которой мне суждено было пройтись, так ещё и сколько пришлось по мягкой земле прогуляться. Проще говоря, сапоги мои были не в самом лучшем облике. Я топнул пару раз подошвой, немного побил ступнёй об ступеньку, и в целом, вся застрявшая грязь высвободилась, однако сапожки всё так же оставались измазаны печалью. Я спустился вниз по ступенькам в подъезд, чей вход был на цокольном этаже, и достал из своего карманчика на груди заплатанный платочек: это было единственное, что осталось у меня с детства; сколько же всего он в себя впитал, и сколько его новых предназначений я открыл для себя с течением времени. Я протёр лицевую часть обуви и мыски. Теперь мои ноги выглядели более-менее прилично, жаль, что эта приличность на них не долго продержится, лишь до первого повторного выхода на улицу. Ну что же, пока что она чистая, а значит беспокоиться нечего.
Приоткрыв дверь и войдя в образовавшуюся небольшую щель, я слегка прошелся по коридорчику и подошёл к кабинету помещицы. Подъезд изнутри был очень грозным и выглядел как старый монах, будто он существовал задолго до появления всего этого здания и его жителей. Я заглянул из-за угла и спросил в пустоту, – Рьяра, вы здесь-м? – изречённая мною фраза прошлась по всей обширной комнатушке с бумажками. Внезапно где-то за столом зашумело. Из-за высокой стопки бумаг вышла, поднимаясь с колен, слегка тощая бабка с шумными браслетами на тонких руках, словно погремушки, и, несмотря на свой несвежий и уставший вид, на ней было совершенно свежая и новая сорочка без рукавов, идущая ниже колен. У неё были седые волосы в косыне, дабы не мешали работе, и маленькие очки, выглядящие так, будто вот-вот упадут, и которые, скорее всего, уж совсем не подходят для её зрения. А по её оскорбительному маленькому росту можно пронаблюдать влияние времени на тело.
– Чего тебе надобно? Ключ? – медленно и резко ответила Рьяра, слегка шагая ко мне. Меня возмутило состояние, в которой мне пришлось её застал, поэтому я бросил встречный вопрос, – Э-а, прошу извинения за любопытство своё, но что вы там на полу-то делали? Вам может помощь ну… – Да у меня бумажка об этом, как его… о продовольствии из рук выскочила и под столик залетела, представь! – отрезала Рьяра мою речь, проигнорировав второй вопрос. – Прям под ящики, в щельку-то эту маленькую, я её вот пальцами едва как достала, теперь вся в пыли, повидавшая просторы подстольные – с улыбкой продолжила Рьяра, наделяя эту незначительную бумагу эмоциями, подобным людским.
Для приличия я вставил в диалог, – А-а! ну хорошо тогда.
– Так зачем подошёл ко мне? – снова ударила бабка своей фразой.
– Квартира открыта? – наконец ответил я ей. Обычно я говорил ей что-то вроде «Зорка сейчас дома?», но на сегодняшнее исключение есть особые причины.
– Если бы Зора уже взяла у меня ключ, то я бы сразу рассказала тебе об этом. Нет, закрыта, – выразительно произнесла Рьяра, и направилась к ящичку с ключами, для которого по иронии тоже нужен ключик, висящий у бабушки на шее, который был привязан к ленте, а не как обычно, к верёвке, чтоб точно не натирало.
Значит, сестра сейчас не дома, а где же она тогда? Когда в нашем городе происходят странные явления, она не собирается думать о собственной безопасности? Вот я и поймал себя на этих мыслях: меня волнует сестра, меня волнуют аномалии. Стоит мне лишь на секунду побыть в состоянии покоя, и вновь нахлынут ненужные мысли, как вода горного ручья, как кровь из глубокой раны.
Рьяра неожиданно отвлекла меня от размышлений, протянув ключ, – Вот, Мрека, держи свой ключ, к слову, вчера такой казус случился! Приезжал же этот, заведующий хозяйством и населением,
– Еркимула? – уточнил я, взяв ключ от своего дома.
– Да! Так вот, приехал он, я ему все подсчёты дохода и расхода выдала, там пояснила за все недочёты в… ну… скажем, в нашей не самой идеальной системе, а он мне и говорит, дескать, «ага-с, хорошо, спасибо-с, а вы знаете, я быть может вас с должности скоро сниму, ибо уже возраст не тот, могут быть прорехи в работе». Вот как он может так говорить?! Я уже столько здесь работаю, я свой навык нарастила до пределов! Смогу и повнимательнее некоторых молодых побыть! – продолжила болтать Рьяра. В этот момент я осознал, что этот монолог будет продолжаться целую вечность, поэтому я принял решение резко поменять тему, – А вы, кстати, знали что у нас в городе проявились какие-то аномалии?
– Разумеется знаю, тут же эти… ой… стражи ходили! Всем оповестили. Честно, из-за этого всё из рук выпадает, внутри меня страх какой-то, тревога, вот предчувствую, что не к добру это, закончится всё это плохо, я это тебе говорю! Кто знает, может это древние боги проснулись из-за того, что мы слишком жадно вгрызлись в породу. – попыталась объяснить происходящее помещица.
Осознав, что я никак не поменял ситуацию, я попытался скромно поставить точку в нашем диалоге, – Быть может, Рьяра, всё может быть. Ну что ж, удачи вам, я наверное домой уже пойду.
– Ну давай, тебе тоже удачи, а то совсем тебя заговорила, уставший небось! – понимающе и радостно ответила она мне.
Меня очень удивило предположение ключницы насчёт явлений. Забавная, конечно, гипотеза насчёт древних богов, но в неё я никогда не уверую.
Я направился к лестнице, чтобы подняться на предпоследний, третий этаж, и наконец осесть в своём доме. Покинув эти крупные деревянные и шумные ступени, я оказался у родной двери, которая уже есть часть меня. Вклинив ключ в замочную скважину, я с усилием попытался повернуть его. Дверь не поддалась. Я схватился за ключ двумя руками и со всей силой упал на него. Брусок, препятствующий открытию двери, тут же ушёл, и мне удалось зайти в квартиру. Вдруг запахло уютом. Захлопнув за собой дверь, я опёрся на дверной проём, чтобы снять сапоги на своих ногах. Ступни почувствовали нежную и свежую свободу, с них сползли мокрые портянки, которые в обуви совсем развязались. Бросив ключ на тумбочку рядом с входной дверью, я сразу же направился в свою спальню.
Комнатка была довольно широкой, в которой была такая же широкая кровать, на которую красиво падал тусклый свет из окна, прикрытый прибитой тканью. Справа был мой письменный стол, а рядом с ним верстак.
Я пригляделся, и понял, что весь уложенный у кровати товар будет очень сильно мешать, поэтому я решил всё сбросить в левый от кровати угол. Отправив всё хозяйство на своё новое место хранения, я посмотрел на него со стороны и осознал, что чего-то не хватает. Я направился под верстак, и нашёл там большой плед, которым я решил спрятать весь товар от своего взора. Набросив плед на груду хлама, я молча пронаблюдал за тем, как кусок ткани принимал формы товара. После тяжёлого дня, я исполнил свою мечту и плашмя грохнулся на мягкую и приятную, словно плодоносная полянка после тёплого дождя, кровать.
Нежные просторы окутали моё ослабленное тело, изнурённое природными явлениями и непрерывной ходьбой. Из-за того, что в помещение не проступало тепло, так как окна были закрыты, здесь сохранилась вожделенная прохлада, совсем идеальная для отдыха, действительно прекрасная для сна.
Нежданно, где-то внутри себя я почувствовал резвый толчок направиться в столовую. Мне не было дано понять зачем, однако я всё равно неохотно слез с кровати и пошагал, на удивление, в очень бодром состоянии.
Покинув стены коридора, я сделал широкий шаг, словно рывок, в пространство столовой и увидел то, чего увидеть не ожидал. На стуле сидела сестра, сидела напротив угла длинного стола, и свой взгляд она направила прямо на меня. В этом взгляде кричало множество голосов. Я видел в её глазах усталость, даже изнеможение, которое она пытается утаить, видел живую обиду и искреннее презрение. Этот взгляд заставил меня остолбенеть. Её насквозь промокшие длинные, тёмные волосы шли по щекам и спускались к плечам, оставляя характерные следы на грязной, белой накидке.
Сама столовая выглядела как помещение парадной, так же ужасно и неуклюже. За спиной Зорки было распахнуто маленькое окно. Дождь и ветер жестоко издевались над тонкой занавесью. На полу у окна начала скапливаться лужа. Чрез это окно в помещение залетело подобие той аномалии, что я видел на площади. В этот раз у неё были особенные черты: она переливалась различными цветами и формой напоминала кляксу, однако было в ней что-то животное, и что-то сферическое, и что-то хаотическое. Эта сущность бесконечно уменьшалась в себя и бесконечно увеличивалась из себя, и словно скакала внутри своего беспорядочного тела. Образовавшаяся картина ужасала меня вдвойне.
Вечный шёпот сущности решила прервать Зорка, – Что выше твоей головы? – загадочно и насмешливо спросила она. Ответа она совсем не ожидала, а будто знала. Но его я вовсе и не знал.
– Не знаю, – честно ответил ей я.
Я раскрыл глаза и увидел свет фонарей чрез занавеску окна своей спальни. Это был сон. Я облегчённо вздохнул и, протерев лицо, начать проматывать сон в голове, пытаясь ухватиться за крошечные детали. Тело из напряжённого состояния преобразилось в сладкую расслабленность. Сновидение словно спрятало в себе что-то, однако я отвлёкся на окружающую меня среду, из-за чего концентрация на фантазиях уменьшилась, и я позабыл все подробности сна. Что ж, значит в этот момент это не так уж и важно.
Я поднялся с кровати и направился в столовую, чтобы достать пару свечей из шифоньера. Взойдя в просторную комнату, я был рад лицезреть царящее здесь спокойствие: стулья были идеально симметрично расставлены и придвинуты к столу, окна были закрыты и зашторены, а на полу не было никаких луж, и самое главное, здесь не летали всякие сущности. Я выдвинул нижний ящик и успешно нашёл три тонкие свечи из жира. Я поштучно вытащил их и, задвинув ящик, направился в свою спальню.
Проходя мимо, я решил заглянуть к Зорке. Слегка приоткрыв дверь, чтобы можно было просунуть голову, я заглянул и оглянулся: во тьме я совсем не заметил её, спящую в кресле, с выпавшей из рук книгой у бёдер. У неё была самая уютная комната в квартире, и может быть, во всём доме. Я раскрыл дверь, чтобы мне удалось пройти боком, и зашёл к Зорке в спальню. Медленно подойдя к ней, я аккуратно вытащил книгу за корень, и положил на столик неподалёку. Автором книги был Арзувам зе Сюлит Янард, а книга называлась «Безмятежная смертная жизнь». Кажется, что это был роман со сборником различных стихотворений с ямбическим метром, опираясь на факт того, что подобное сейчас популярно. Я пошагал к своему письменному столу. В голове начал крутиться автор книги, Янард, Янард… да, вспомнил: из его семейства, тоже Янард. Мы с ним подписывали договор о поставке товара в его магазинчик «Солнцеворот», но, скорее всего, из-за недавних событий он решит расторгнуть этот договор и найти другого поставщика. Кто знает, уникален ли наш продукт или нет. И когда Зорка успела взять эту книгу, и откуда? Денег-то у неё точно нет. В целом, не важно, важно лишь то, какой Зорка индивидуум, и какую идею она олицетворяет.
Вечером, за день до отбытия нашей вереницы, я ужинал вместе с Зоркой, и у нас завязался разговор насчёт необходимости социума для счастья, на почве которого мы поспорили и поругались. Она стояла на том, что счастье неразрывно связано с обществом, однако я был против этого, ведь есть множество других источников счастья, где не требуется люд, то же созерцание природного искусства, или же внутренняя радость от вкусной пищи, или эйфорическое наслаждение от успешного приготовления этой пищи: и нигде нет следов общества извне, лишь я и моё «Я». Истинное эгоистичное отшельничество. Без понятия, бытие ли определило меня таким, или я сам, но истина остаётся истиной; одной на всех – эгоизм есть добродетель.
Образ письменного стола предо мной отвлёк меня от внутреннего монолога. Я пододвинул подсвечник ближе к центру стола и вставил одну из свечек. Взяв огниво со стопки книжек, я начал высекать огонь над канделябром. Из кресала звездой выскочила искра и заставила пропитанный жиром фитиль воспламениться. Отложив огниво на угол стола, я присел на табурет и, взяв перьевую ручку в левую руку, начал всматриваться в пустой лист дневника перед собой. На нём игриво прыгал свет свечи. Я положил ручку рядом с чернильницей, чтобы она не укатилась, и лёг на стол, пытаясь сконцентрироваться на своих мыслях.
Мне хочется объяснить то, что произошло тогда на той площади, однако ничего разумного в голову не приходит. Почему это происходит? Зачем это происходит? Что это есть в своей сущности? Я не хочу привязывать сюда никаких богов, никаких высших существ, потому что я представитель новой, безбожной культуры, нам больше не нужны великие кумиры-наставники, нам нужна истина, и я намереваюсь постичь эту истину, истину невообразимых аномалий!