Эпосы, легенды и сказания
Старшая Эдда. Песни о героях. Прозаическое переложение скандинавского эпоса

II

Вскоре Сигрлинн подарила Хьёгварду сына. Рос сын высоким, красивым и статным, но от природы был молчалив. Кроме того, он любил одиночество и часто уходил в горы. И ещё: у младшего отпрыска Хьёгварда не было имени. Однажды сидел безымянный сын конунга на вершине горы и увидел бешено скачущих по небу валькирий. Было их девять. Волосы их развевались, глаза горели. Одна из них выделялась особой статью. Она крикнула сыну Хьёгварда:

– Если по-прежнему останешься молчуном, то и в походах ты, Хельги, не успеешь прославиться и поздно завладеешь чужой казной, как бы ни велико было твоё мужество! Запомни: орёл кричит, как только вылетит из гнезда!

Сын конунга поднял на неё глаза, и любовь тотчас зародилась в его сердце. Он воскликнул:

– Что дашь в придачу, светлоокая, раз уже дала мне имя? Подумай крепко. Не будешь моей, зачем мне тогда носить его?

Валькирия отвечала:

– Лежат на Сигарсхольме мечи: один лучше другого. Но среди них есть особенный! Он золотом убран, он – гибель для копий. Рукоять его с кольцом, в клинке его спрятана отвага, в острие его притаился страх для врагов. На его лезвие лёг серебряный змей. Другой змей обвивает хвостом рукоять.

Сын Хьёгварда спросил:

– Как зовут тебя?

Валькирия сказала:

– Зовут меня Свава, я дочь конунга Эйлими. С этой поры, как дала тебе имя, буду всегда тебя защищать во время жестоких битв и стану твоей, когда отомстишь за деда.

Хельги тотчас отправился на Сигарсхольм и нашёл там мечи, о которых говорила воинственная дева. Среди них был особенный, удивительный меч: рукоять его была с кольцом, на лезвие лёг один серебряный змей, а другой обвил хвостом рукоять. Взяв меч в руку и почувствовав его тяжесть, Хельги вернулся в дом и укорил отца:

– Плохо повёл ты себя, Хьёгвард, хоть сам и воин, и предводитель войск. Дал сожрать огню жилища Сваваланда, не заступился за тестя, вреда не увидел от вражеских воинов. Что же – придётся мне всё исправлять. Не смеет Хродмар владеть богатством моих убитых сородичей. Видно, мало ценит он свою жизнь, раз думает, что вечно будет хозяином наследия мёртвых.

Хельги потребовал от отца воинов, чтобы отомстить за деда. Хьёгвард, увидев решимость сына, согласился и дал ему самых лучших своих людей, а с ними и верного Атли.

До земель Хродмара нужно было идти по морю. Хельги снарядил корабли и добрался до Хатафьорда. В самом начале залива, на другом конце которого стоял дом Хродмара, высилась гора. На той горе жил великан Хати, охраняющий вход: мимо него драккарам было никак не проскользнуть.

Уже в сумерках корабли Хельги подошли к горе. Свава, охраняющая жениха, напустила густого тумана, и Хати их не увидел. Когда великан завалился спать на подстилку из вековых деревьев и захрапел, Хельги вскарабкался на гору, стараясь ступать неслышно, подкрался к беспечно храпящему Хати и мечом снёс ему голову. Затем драккары Хельги встали в заливе на якоре. Атли вызвался охранять их первую половину ночи.

Стоя на носу передового корабля, он не смыкал глаз, и, как оказалось, не зря: дочь великана, которую звали Хримгерд, решила погубить пришельцев. Она подплыла к кораблю, на котором Атли нёс дозор, и спросила у сына ярла:

– Кто вы? Откуда взялись в Хатафьорде? Ваши щиты краснеют на бортах, и с виду вы смелы. Кто ваш конунг?

Атли отвечал великанше:

– Хельги наш конунг. Уплывай отсюда подальше, ведьма, – окованы наши драккары железом, ты не причинишь им вреда.

Тогда Хримгерд сказала:

– Видно, конунг тебе доверяет, раз повелел стоять дозорным на носу. Как звать тебя, храбрый воин?

Страж сказал, подбоченясь:

– Мое имя – Атли. Трепещи от ужаса, ибо я погубитель чудовищ. Часто в море топил я таких, как ты, великанш. Так что ступай отсюда, жадная к трупам ведьма, и пусть тебя побыстрее поглотит земля, а на месте твоей могилы вырастет дерево.

Великанша воскликнула:

– Хати, мой отец, был могучий великан, он похитил немало женщин, а теперь убит вами! За это злодейство вы поплатитесь жизнью. Отправлю я ваши драккары в прямо в сети Ран, пусть её дочери унесут вас в пучину!

Атли ответил:

– Напрасно торчишь, ведьма, перед кораблями героя в устье фьорда.

Хримгерд спросила:

– Что сделаешь мне? В море никто меня не одолеет. Одной рукой могу потопить корабли. Ты, Атли, как выхолощенный жеребец – когда кобыла поднимет хвост, ты способен лишь жалобно ржать. Не в заду ли уже бьётся твоё сердце?

Атли сказал:

– Испытай на себе, какой я жеребец. Как только сойду на берег, на куски тебя порву. Захочу, и разом опустишь свой хвост.

Хримгерд воскликнула:

– Так сойди же, покажи свою силу! Рёбра тебе разогну, коли мне попадёшься.

Усмехнулся Атли:

– Не дождёшься, проклятая. Дружина уснула, я охраняю вождя и не оставлю пост из-за ведьмы, мелькающей под килем.

Тогда великанша сказала:

– Пусть твой Хельги проснётся. Я за отца желаю выкуп. Пусть ночь переспит со мной ваш конунг – тогда будет сполна мне заплачена вира.

Атли ответил:

– Прочь ступай! Противна ты людям! И вот мой совет на прощание: на острове Толлей живёт один ётун – имя ему Лодин. Тот великан настолько несносен, что грызёт от злости камни, – вот он будет тебе достойным мужем.

Не согласилась Хримгерд:

– Милее мне Хельги! Но вижу я соперницу – ту, что дружине гавань искала, деву, одетую в золото. Она и ныне охраняет драккары, только из-за неё мне и не расправиться с войском конунга.

Атли спросил:

– Слушай, Хримгерд, я возмещу твоё горе, если поведаешь, одна ли над нами летает валькирия или их много?

Великанша отвечала:

– Раньше их было три раза по девять, кони их яростны, с грив тех коней спадала роса на долины, и на леса сыпался град, обещая обильный урожай. Но впереди мчалась светлая дева всех их пригожее – претит мне смотреть на неё!

Тут Атли посмотрел на восток и, торжествуя, воскликнул:

– Взгляни на встающее солнце, Хримгерд! Не таких ли, как ты, тёмных турсов оно обращает лучами в безмолвные камни? Теперь спасена дружина конунга от твоих козней! Хитроумный Атли своими речами задержал тебя до восхода – и сейчас ты бесславно погибнешь, обратившись в камень у входа во фьорд.

Так оно и случилось: обманутая великанша с первым лучом солнца обратилась в скалу.

Конунг Хельги был величайший воин. Он убил Хродмара. Затем с богатыми дарами направился к отцу Свавы, конунгу Эйлими, и взял его дочь-валькирию за себя. Хельги и Свава обменялись обетами и очень сильно любили друг друга. Свава с тех пор перестала быть валькирией и осталась дома с отцом, Хельги же без устали воевал и совершил ещё много славных подвигов.

III

Сводный брат Хельги Хедин, сын Альвхильд, жил в Норвегии вместе со своим постаревшим отцом. Он ничего не знал о брате. Однажды направлялся Хедин из леса под вечер праздника Йоль: злые силы особо опасны в то время. Когда совсем стемнело, по дороге Хедин повстречал великаншу: та ехала на волке, а уздечками в её руках были ядовитые змеи.

Уродливой ётунше приглянулся пригожий сын Хьёгварда, и она спросила его:

– Не поедешь ли со мною, юный отпрыск норвежского конунга?

Хедин отказался от такой чести, чем несказанно взбесил великаншу: волк её зарычал, змеи зашипели. Хедин повернул прочь коня, а ётунша бросила ему в спину:

– За это ты сполна заплатишь, когда на празднике будешь пить обетную чашу.

Вечером по обычаю привели жертвенного вепря. Люди старого конунга клали животному на голову руки и давали обеты, выпивая затем обетную чашу. Хегин также подошёл к вепрю. И тогда тёмные силы нашептали ему на ухо, какой обет нужно дать. Хедин знал: у конунга Эйлими растёт прекрасная дочь. Не подозревая, что она давно уже замужем за Хельги, он дал обет жениться на ней. Когда же Хедин узнал правду о Сваве и Хельги, он был настолько ошеломлён, что покинул отчий дом и ушёл по дикой тропе на юг.

Далеко в горах Хедин встретил на своём пути сводного брата. Хельги так приветствовал родича:

– Здравствуй, Хедин! Какие вести несёшь? Что слышно о норвежской земле? Вижу, один бредёшь мне навстречу – неужто выгнали тебя из дома?

Хегин не стал ничего утаивать:

– Меня постигло худшее горе. Встретил я в лесу могучую ётуншу, звала она меня за собой, но я отказал безобразной. Тогда прошипела, злобная, мне в спину проклятие, что сполна заплачу я за отказ жить с нею. Так оно и случилось. Давали обеты в праздник Йоль, и дал я обет жениться на той, что, как теперь я узнал, уже обручена с тобой.

Хельги сказал:

– Себя не вини – может быть, обет твой вскоре исполнится. Сын Хродмара Альв вызвал меня на поединок, хочет отомстить за отца. На третью ночь будем биться с ним на Сигарсвеллире. Чую, вряд ли я возвращусь оттуда. Так что обет твой весьма для тебя к благу.

Хельги сказал так потому, что предчувствовал свою смерть. Понял муж Свавы то, что не дано было понять простодушному Хедину: под личиной безобразной ётунши скрывался дух-двойник самого Хельги, который, зная о скорой кончине конунга, искал себе новое тело.

И добавил тогда Хельги, открывая брату правду:

– Ехала в сумерки верхом на волке та, что захотела стать твоей спутницей, Хедин. Знала она, какая судьба ожидает сына Сигрлинн на Сигарсвеллире. Но о том я не печалюсь, ибо верю, что предстоит мне после смерти вновь возродиться уже в другом обличье.

После встречи с братом Хельги со своим верным слугой Сигаром отправился на Сигарсвеллир, на песчаный мыс, где его соперник, пылающий жаждой мести, по обычаю уже оградил место поединка ореховыми ветвями. Между конунгом и Альвом началась великая битва, и в ней получил Хельги смертельную рану. Лёжа на песке возле Волчьего Камня, наказал он слуге: пусть тот скорее отправляется за дочерью Эйлими и её поторопит, если она пожелает застать своего мужа живым.

Сигар, не мешкая, прибыл к дому Эйлими и обратился к Сваве:

– Прежде чем отправиться в Вальхаллу, конунг желает видеть тебя.

Свава воскликнула:

– Ты мне принёс жестокую весть! Что же с Хельги, сыном старого Хьёрварда? В волнах ли он погиб? Зарублен мечом? Я отомщу за гибель героя.

Сигар сказал:

– Конунг, который был лучшим под солнцем, пал в бою у Волчьего Камня. Альв может гордиться победой, только напрасно он её одержал.

Свава тотчас поспешила к злосчастному месту и застала своего мужа умирающим. Хельги встретил её такими словами:

– Здравствуй, Свава! Об одном прошу тебя – умерь свою скорбь и выслушай меня внимательно. Это наша последняя встреча – меч Альва рассёк мне грудь возле сердца. Исходит кровью рана. Свава, жена, прошу, не сетуй! Исполни мою последнюю просьбу – постели ложе моему брату Хетину. Полюби его, как супруга.

Свава сказала:

– В день, когда ты выбирал мне кольцо, поклялась я в родимом доме, что, если погибнешь ты от меча или утонешь в море, никогда не обниму я по собственной воле другого.

Свава была безутешна и металась в горе. Видя её отчаяние, Хельги сказал:

– Слышал я, мой дух-двойник решил перебраться в Хетина. Мой брат – это я теперь, люби его как меня.

Тогда Свава послушалась и вышла замуж за сводного брата Хельги. Так обет был исполнен.

Вскоре, собираясь в путь, Хедин сказал жене:

– Поцелуй меня, Свава. Не суждено мне вернуться ни к тебе, ни в отчий дом, пока не отомщу я за сына Хьёгварда, лучшего конунга под солнцем.

Говорят, Хедин убил Альва.

Говорят, что Хельги и Свава вновь родились.

Песнь о Хельги убийце Хундинга

(на основе глав «Первая песнь о Хельги Убийце Хундинга» и «Вторая песнь о Хельги Убийце Хундинга»)

I

Вте дни, когда орлы клекотали и со склонов Химинфьёлль струились ручьи, жил в Бралунде конунг Сигмунд, сын конунга Вёльсунга (всех его потомков называли впоследствии Вёльсунгами). Был бралундский конунг женат на юной Боргхильд. К тому времени он имел уже от другой женщины сына Синфьётли. Имел он и могущественного врага – конунга Хундинга, у которого было много сыновей. Они, как и их отец, отличались крайней воинственностью. Между Сигмундом и Хундингом постоянно шла вражда, и конца-краю не было видно обоюдной мести.

Вскоре Боргхильд понесла и родила сына. Сигмунд, немало прослышанный о подвигах Хельги, сына норвежского конунга, с именем долго не раздумывал. Когда Хельги Вёльсунг появился на свет, стояла глубокая ночь, и в дом явились норны предрекать будущему правителю Бралунда судьбу. Говорят, норны так усердно пряли нить, что содрогались стены дома. Наконец, когда золотая нить была свита, норны крепко-накрепко привязали одни её концы к небу и к палатам Луны. Затем протянули другие концы на восток и на запад, отмечая ими земли будущего властителя, а ещё одну нить бросили на север. Люди Сигмунда слышали, как один голодный ворон каркнул другому с высокой ветки дерева:

– Узнал я, братец, добрые вести! Сына Сигмунда видел в кольчуге! Всего день ему от роду, но взор его зорок – это взор не дитяти, а воителя. Он – друг волкам! Будет нам праздник! Досыта наклюёмся человечьего мяса!

По обычаю Сигмунд отдал сына на воспитание некоему Хагалю. На хуторе Хагаля и возрос благородный вяз на радость друзьям: в десять лет он скакал на коне, владел копьём и мечом, метко стрелял из лука, и по всему было видно – из сына Сигмунда вырастет знатный воин.

Предчувствуя грозящую опасность, конунг Хундинг послал к Хагалю своих воинов, приказав им во что бы то ни стало убить подрастающего волчонка. Но его замыслу не суждено было сбыться – пастух Хагаля вовремя прибежал на двор хутора и рассказал о том, что встретил в поле вооружённых людей. Хельги успел переодеться рабыней и принялся молоть зерно жерновами. Воины Хундинга ворвались на хутор: везде они искали, перерыли погреба и амбары, но не смогли найти отпрыска Сигмунда. Тогда, обратив внимание на скромную рабыню, которая во дворе занималась своим делом, один из воинов по имени Блинд, которого звали еще Злокозненным, воскликнул:

– Подозрительно сверкают у рабыни глаза! Уж не мужчина ли это вращает жёрнов? Сильно грохочет основа! Женщина не может работать так споро. Сдаётся мне, тяжёлая доля досталась герою – зёрна молоть. Этой руке более привычна рукоять меча, а вовсе не палка, что заставляет вращаться жёрнов.

Хагаль, хозяин хутора, которому Хундинг приказал не причинять вреда, ибо не хотел получить себе новых кровников, сказал на это:

– Ничего удивительного нет в том, Блинд, что основа грохочет – ведь вращает жёрнов не простая рабыня, а валькирия. Прежде носилась она над облаками, однако Хельги взял деву в плен – теперь в моём дворе валькирия трудится и старается за двоих!

Недоверчивый Блинд не решился раздеть рабыню – вдруг и впрямь та окажется девушкой. Позора было бы тогда ему не избежать. Воины Хундинга уехали ни с чем, и Хельги был спасён.

Когда сыну конунга исполнилось пятнадцать зим, отец отдал Хельги во владение земли Хрингстадир, Сольфьёлль, Снефьёлль, Сигарсвеллир, Хрингстёд, Хатун и Химинвангар. А его старшему брату Синфьётли Сигмунд подарил разящий меч.

II

Всвои пятнадцать зим Хельги задумал убить Хундинга, собрал дружину и, внезапно напав на врага, поразил его мечом. Вернулся он домой с богатой добычей. С тех пор стали называть Хельги Убийцей Хундинга.

Сыновья Хундинга Альв, Эйольв, Хьёвард и Хервард потребовали за отца большой виры, но Хельги и не думал платить – он бросил вызов сразу всем четверым, заявив, что желает железных копий и ярости Одина. Враги решили сойтись на битву у склонов горы Логафьёлль возле Орлиного Камня. Именно там собрались на сходку мечей воины сыновей Хундинга. Хельги же отправился к Логафьёлль морем.

В то время в Сварингсхауге жил конунг Гранмар, который имел трёх сыновей – Хёдбродда, Гудмунда и Старкада. Гранмар решил женить своего старшего – Хёдбродда. Знал он, что у конунга Хёгни есть дочь – валькирия по имени Сигрун. Вместе с другими валькириями она носилась по воздуху и по морю. Гранмар поехал к Хёгни и просватал сына. Однако женитьба так и не состоялась, и вот почему: когда Хельги прибыл к бухте Брунавагар, встал на якорь и резал угнанный скот на берегу, насыщая себя и воинов сырым мясом, Сигрун была там и носилась над его кораблями. Подлетев к драккару Хельги, она спросила:

– Кто направил к берегу драккар? Где живёте вы, смелые воины? Чего ожидаете в бухте? Куда отсюда держите путь?

– Живём мы на острове Хлесей и здесь ожидаем попутного ветра, – ответил ей Хельги. – Будем путь держать на восток.

– Где ты сражался, могучий воин? – спросила Сигрун. – Где кормил воронов? Почему твоя кольчуга обрызгана кровью? Вижу, ты ешь сырое мясо, не снимая шлема.

Хельги ответил:

– На западе я убил медведей и племя орлов накормил до отвала. Досталось пищи и воронам. Вот и причина, почему самим нам досталось мало мяса, чтобы варить его в котлах на кораблях.

Сигрун тогда сказала:

– Знаю я про этих медведей! Битва там была, мщение за родичей. Хитрецом назову я сына Сигмунда, за то, что ведёт он о своей победе тёмные речи. Кровь конунга Хундинга, что был тобою, Хельги, зарублен, омыла струёй твой меч.

Хельги сказал:

– Хундингу я сполна отомстил за родичей. Откуда ты прознала про это?

– Вместе с сёстрами летала я над битвой, отбирая Одину лучших, – призналась Сигрун. – Стоял ты в драккаре, залитом кровью, а вокруг резвились ледяные волны. Всё о тебе знает дочь конунга Хёгни.

После этого Сигрун умчалась, а Хельги направил свои корабли к склонам горы Логафьёлль. Началась великая битва, и в ней Один благоволил сыну Сигмунда: Альв, Эйольв, Хьёвард и Хервард были в том бою убиты. Засеяв поле битвы трупами врагов, Хельги отдыхал после сечи под Орлиным Камнем. Вдруг над ним блеснули молнии, ударил гром, и в небе в кольчугах, обрызганных кровью, промчались валькирии. Шлемы дев ярко сверкали, с их копий срывались искры. Сигрун была с ними. Подлетев к отдыхающему и отпустив своего коня, дочь Хёгни бросилась Хельги на шею, поцеловала его и призналась, что полюбила конунга с тех пор, как увидела его в первый раз.

– Обещана я злому Хёдбродду, – сказала Сигрун, – кошачьему отродью, но хотела бы выйти за другого. Страшен мне гнев моего отца, потому что, подобно Гранмару, он ненавидит весь род Вёльсунгов. Но пошла я против его воли. Не желаю кривить душой – хочу любить только тебя.

– Мне нисколько не страшен гнев Хёгни, – ответил Хельги. – Не боюсь я его вражды. Ты мила мне, Сигрун, и будешь всегда со мной.

Дав такую клятву, Хельги послал гонцов по суше и по водам скликать на битву с несостоявшимся свёкром Сигрун Гранмаром всех славных викингов, обещая, что после победы щедро всех одарит. Он ждал всеобщего сбора на острове Брандей. Когда с острова Хединсей прибыла последняя рать, Хельги ранним утром сорвал шатёр на носу своего драккара, и его дружина разом пробудилась ото сна. Увидев, что наступил рассвет, воины принялись ставить расшитые паруса: зашумели вёсла, зазвенело железо, загремели щиты. Корабли Хельги, убранные золотом, снялись с якорей у мыса Стависнес, и стая драккаров понесла дружину в открытое море.

Вскоре разразилась буря – дочери Ран кидались на корабли словно бешеные. Волны бились о длинные кили с таким грохотом, как будто прибой разбивался о скалы. Хельги приказал выше поднять паруса. Верная Сигрун оберегала дружину, летая над кораблями и подсказывая конунгу, куда направлять драккары, – благодаря ей Ран и её дочерям не удалось затянуть его флот в пучину. Вскоре море успокоилось, и корабли Хельги в ярком убранстве вошли в залив Унавагар.

Сыновья конунга Гранмара сидели на скале, когда корабли Хельги подплыли к берегу. Один из сыновей, Гудмунд, вскочил на коня и поехал узнать о прибывших. Вёльсунги тем временем убирали свои паруса. Гудмунд подъехал к ним и спросил:

– Кто этот вождь, плывущий с дружиной?

Старший брат Хельги, Синфьётли, славящийся острым языком, вздёрнув на мачту свой червлёный, с золотой каймой, щит, дерзко ответил:

– Вечером узнаешь его имя, когда будешь кормить свиней и псов на заднем дворе! Одно разумей: славные Вёльсунги прибыли из-за моря. Ведёт их любимец Одина, что не ведает страха в бою. Нередко в битвах насыщал он воронов и орлов, пока ты кувыркался дома с рабынями.

Гудмунд сказал на это:

– Видно, юнец, позабыл ты древние саги, если встречаешь героев такой подзаборной бранью. Видно, падали досыта ты наглотался! Всем ненавистный, словно пёс шелудивый, будешь ты ползать среди камней, корчась и раны зализывая.

Синфьётли не полез за словом в карман:

– Что слышу за мышиный писк? Не иначе колдуньей ты прозябал на острове Варинсей – только злая карга может такое молоть. Ведьмой ты был и дерзко восставал на Одина, за что стал у него грязной рабыней, и эйнхерии в Вальхалле затевали из-за тебя, из-за беспутной бабы, распрю. С тобой, похотливой волчицей, девять волков мы прижили на мысе Саго.

Гудмунд не сдавался:

– Не можешь ты быть отцом тех свирепых волков! Всем известно, что дочери ётунов тебя оскопили ещё у Гнипалунда на мысе Торснес! Ты валялся в лесу, безудый, и выл на луну, точно пел волчьи песни. Мочились в рот тебе все, кому было не лень!

Не унимался и Синфьётли:

– Был ты кобылой, взнуздали тебя и седлали. Я на тебе, уморённом и тощем, всласть наскакался по кручам. Был ты шельмецом-нищебродом, что тайком сосёт козье вымя, грязным был оборванцем и вонючим свинопасом.

Гудмунд не выдержал:

– У Волчьего Камня дай мне насытить вороньё твоим трупом! Пусть боги тебя покарают как должно!

Тут вмешался Хельги и крикнул брату:

– Не лучше было бы тебе, Синфьётли, битву затеять на радость орлам, чем бросать на ветер никчёмные речи?

Затем он обратился к Гудмунду:

– Плохи, мне сдаётся, дети у старого Гранмара. О героях, показавших, как славно умеют они разить мечами, лгать не годится – вот только настоящие воины не мелют зря языками.

Тут Гудмунд повернул коня и поскакал домой рассказать о приближающемся войске. Встревоженные родичи встречали его у ворот. Были там Хёдбродд в железном шлеме, Старкад в воинских латах и сам Гранмар. Гудмунд сказал им:

– В заливе бросили якорь чёрно-синие драккары сына Сигмунда, все в убранстве из золота. Сотни щитов у проклятого Хельги. Пятнадцать дружин сходят за ним на берег. Сдаётся мне, Вёльсунги не станут медлить с битвой.

Хёдбродд решил:

– Пусть всадники мчатся на тинг. Пусть явятся к нам все воины из тех, что способны держать в руках разящий меч. Хёгни зовите и сынов его – Браги и Дага. Зовите Хрига с сыновьями Ингви и Атли и старого Альва – жаждут они сразиться с Вёльсунгами. Мы разобьём пришельцев с востока.

Вскоре две рати яростно сшиблись у Волчьего Камня. Хельги в той битве рвался вперёд и без устали поражал мечом и копьём врагов, не ведая страха. Вёл он себя, словно заговорённый. Впрочем, так оно и было – сам Один любовался любимцем. Валькирии ринулись, подобно свирепой грозе, на помощь сыну Сигмунда, и впереди их – Сигрун. Кружили также над битвой вороны, подкрадывались к ней волки: не зря надеялись на поживу – Хельги Вёльсунг в ту ночь щедро накормил их добычей. Оказалось её столь много, что не было драк между пирующими.

В страшной сече у Волчьего Камня пали все сыновья Гранмара и все его ярлы. Пали Хриг и старый Альв со своими сыновьями. Погиб и отец Сигрун – Хёгни. Остался в живых лишь брат валькирии, израненный Даг – он получил пощаду и дал клятву Вёльсунгам на верность.

Ночью Сигрун опустилась на поле битвы и нашла там Хёдбродда. Тот умирал. Торжествующе сказала ему валькирия:

– Не покоиться мне, дочери Хёгни, Хёдбродд-конунг, в твоих объятиях. Сам ты вот-вот достанешься ненасытным волкам.

Затем Сигрун нашла Хельги и сказала любимому, оттиравшему кровь с меча:

– Отныне твои по праву сокровища Гранмара и его сыновей, возьми их золотые кольца. И я, дочь Хёгни, тоже на долгие годы твоя. Кончена битва!

Хельги печально ответил:

– Вместе с Хёдброддом убит отец твой, Хёгни. Волей судьбы посеяла ты между нами раздор.

Сигрун заплакала, а Хельги сказал:

– Сигрун, утешься. Нам не оспорить судьбы.

На это Сигрун ответила сквозь слёзы:

– Оживить бы убитых, и укрыться бы мне в твоих объятиях.