bannerbannerbanner
Расставание из ада

Энн Давила Кардинал
Расставание из ада

Полная версия

Ann Dávila Cardinal

Breakup from Hell

© 2023 by HarperCollins Publishers

Published by arrangement with HarperCollins Children’s Books, a division of HarperCollins Publishers

Jacket art © 2023 by HarperCollins Publishers. Jacket art by Diana Novich.

© К. Григорьева, перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Всем моим сестрам-михаэлиткам, Академия святого Михаила, Нью-Йорк, 1874–2010.

Возможно, нашей школы больше нет,

но мы никогда ничего не забудем.

В святости и праведности


1
В начале

Как же сильно хочется исчезнуть отсюда. Я бросаю взгляд на море людей, сидящих на скамьях вокруг. Лица жителей моего маленького незначительного городка настолько знакомы, что кажутся визуальным белым шумом. И священник, как всегда, бубнит монотонным голосом:

– Уверуйте же: каждый день Господь дарует нам манну небесную. Все мы должны проложить собственный путь вниз с горы жизни. Выберем ли мы опасную тропинку через извилистый лес или предсказуемую и ухоженную трассу…

Нет.

Только не притча о лыжах. Я этого не выдержу.

Я начинаю вставать, готовясь тихо извиниться, когда чувствую, как знакомые, похожие на клещи, пальцы обхватывают руку.

Моя абуэла[1] шипит из-под черной кружевной вуали:

– Мигуэла, куда ты собралась?

– Мне просто нужно… немного подышать, – шепчу я в ответ.

Почему я не могу солгать и сказать что-то более убедительное? Что-то вроде: «мне нужно в туалет», или «сейчас то самое время месяца», или «у меня вот-вот случится нервный срыв»? Мой друг Барри считает забавным, что я не способна лгать, особенно когда бабушка смотрит на меня испепеляющим взглядом смерти.

– Я сейчас вернусь, абуэла. Te lo prometo[2] .

Испанский делает свое дело. Она отпускает меня, и я убегаю, в то время как взрослые по обе стороны прохода бросают в мою сторону неодобрительные взгляды.

Когда добираюсь до выхода, я смещаюсь влево, чтобы меня не было видно, и делаю глубокий вдох. Ноябрьский день не по сезону теплый, поэтому все двери открыты. Я вижу последние осенние листья, отчаянно цепляющиеся за голые ветви маленького деревца перед зданием церкви, как будто они боятся оторваться.

Облегчение волной разливается по телу. Не то чтобы я не была верующей… Просто иногда в нашей церкви и общине кажется, что все смотрят на меня в ожидании чего-то, и это угнетает. Я вытаскиваю книгу из рюкзака, который заранее спрятала под деревянной скамейкой, и устраиваюсь в углу. Всего несколько страниц, может быть, пару глав, а затем я вернусь и сяду рядом с бабушкой как порядочная девушка.

Я открываю книгу и улыбаюсь своей закладке: письму о зачислении в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса. Бабушка решительно настроена отправить меня в Колледж Сент-Майкл здесь, в Вермонте, поэтому я тайно подала заявление в университет своей мечты. Скоро я расскажу об этом, но пока письмо надежно спрятано в романе ужасов, потому что она ни за что на свете не заглянет туда.

Телефон вибрирует от сообщения. Групповой чат, в котором состою я и трое моих друзей. Мы назвали его «Воинство».

Рейдж: Куда ты убежала?

Барри: Да какая разница? Беги, Мика! Убегай!

Я улыбаюсь и пишу ответ.

Я: Тшш! Я читаю.

Рейдж: Но ты пропустишь вторую часть притчи!

Я: Ничего страшного, уверена, что Иисус не катался на лыжах.

Я провожу руками по чистой обложке книги, ощущая глянцевый рельефный череп в центре, наблюдая, как черные и красные чернила поблескивают на солнце. Данте Валгейт. Каждый выход его новой книги похож на Рождество независимо от месяца. Я открываю страницу, отмеченную закладкой, новый корешок потрескивает, как поленья в камине, и я продолжаю с того места, на котором остановилась за завтраком.

Я только начинаю погружаться в историю, когда в дверном проеме появляется тень и загораживает мне свет.

Кто-то смотрит на меня. Его раскаленный, как солнце в середине лета, взгляд прожигает мою макушку. Я провожу рукой по волосам, пытаясь смахнуть это чувство, как паутину. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на этого человека, и бросаю на него неодобрительный взгляд.

В дверном проеме, освещенный утренним светом сзади и золотистым мягким сиянием церкви спереди, стоит парень, заглядывающий внутрь с порога.

Христос на крекере, кто это, черт возьми?

Он примерно моего возраста, с волной черных как смоль волос, обрамляющих его бледное лицо, и такими темными ресницами, что создается впечатление, будто у него подведены глаза, как у пирата. И он одет в костюм! Никто в Вермонте не надевает костюмы, никогда. Это придает ему утонченный вид… Я бы сказала, светский. Да, он определенно не отсюда.

Боже, я пялюсь. Я опускаю взгляд на книгу у себя на коленях. Меня, словно магнитом, снова тянет поднять глаза, и я борюсь с этим так долго, как только могу. Когда я больше не в силах сопротивляться, то оглядываюсь и замечаю, что он смотрит на меня.

И не просто на меня, а словно внутрь меня.

И тогда жар ощущается уже не только на макушке, он рождается у меня в груди и распространяется по всему телу. Как в фильмах, когда взгляды главных героев встречаются и время вокруг них замедляется, пока звучит какая-нибудь глупая романтическая песня. В нашем случае вместо гитар слышен только отдаленный голос священника и беспрестанное сопение Джонни Пирсона со своего обычного места в заднем ряду. Я с трудом вспоминаю, как дышать, а мое сердце колотится о ребра.

Что-то хватает меня за плечо, и я вздрагиваю.

– Мигуэла, что ты делаешь? Немедленно возвращайся в церковь, – шепчет бабушка на испанском, поднимая меня на ноги своими костлявыми пальцами.

– Боже, абуэла, ты напугала меня.

– Мы уже много раз говорили о том, чтобы ты не разбрасывалась именем Господа так, словно оно не имеет никакого значения. – Она замечает книгу в моих руках. – Фу! Я должна была догадаться. Им следует сжечь все книги этого человека. А теперь убери ее и возвращайся. – Затем она бросает взгляд на дверь. – И на что ты так пристально смотрела?

Парень!

Я поднимаю взгляд, но незнакомец уже исчез. Огромный дверной проем пуст.

Черт возьми.

После мессы прихожане собираются на лужайке перед церковью. Бабушка разговаривает с соседями о запеканках, необычно теплой погоде и других умопомрачительно скучных вещах, когда кто-то хватает меня за шею.

Я собираюсь ударить напавшего – не зря же занимаюсь боевыми искусствами, – когда вижу лицо Рагуила, ухмыляющегося мне через плечо, волнистая копна оранжевых волос закрывает один из его голубых глаз. Его называют Рейджем[3] , что иронично, поскольку он самый дипломатичный и дружелюбный человек, которого я знаю.

– Тебе повезло, что я не перекинула тебя через плечо прямо на церковной лужайке, – спокойно говорю я.

Он обнимает меня за плечи и подмигивает:

– Да ладно, мы оба знаем, что ты этого не сделала бы, даже если бы могла.

– Надо же, спасибо, сэнсэй[4] . Где Барри?

Словно отвечая на мой вопрос, нескладная электронная версия «Red Solo Cup»[5] эхом разносится по улице. Все оборачиваются, когда самый большой и нелепый грузовик, который я когда-либо видела, подъезжает прямо к церковной лужайке. Он жемчужно-белый, с зеркально блестящей алюминиевой отделкой и шинами, которые кажутся выше меня. У него мигающая красная лампочка сверху и гораздо больше стоек на крыше, чем может понадобиться одному человеку. Пока мы глазеем на это, тонированное стекло со стороны водителя опускается, и я вижу лицо Барри, озаренное гордостью.

– Этот мальчик всегда такой незаметный, – слышу я голос бабушки, которая выглядывает из-за моего плеча.

– Да, Барри определенно любит эффектные появления, – улыбаясь, отмечает Рейдж.

Мы с ним подходим к грузовику.

– Барри! – Я пытаюсь перекричать громкий рев двигателя. – Что это за машина?

– Нравится? Она новая. Я назвал ее «Пегас». – Он с улыбкой похлопывает по приборной панели, как будто это собака.

 

Я смеюсь:

– Не думала, что ты любишь мифических существ.

– А кому не нравятся крылатые лошади? Да и я же твой друг, – подмигивает он.

Стоит сказать, что размеры Барри идеально подходят для нового грузовика. Он вырос на ферме и выглядит соответственно. Предплечья как стволы деревьев, загар ровно под рукава футболки, а на его лице постоянно играет улыбка пятилетнего мальчика, который только что украл у тебя последнее печенье. Рейдж выглядит стройным и стильным в своей воскресной одежде, но Барри?.. С закатанными рукавами и мятым галстуком он выглядит… совершенно неподходяще одетым для церкви. Я указываю на передвижной арсенал Барри за сиденьями:

– Смотрю, оружейная стойка тоже выросла. Ожидаешь неприятностей после мессы?

– Нет, но начался сезон охоты, милочка! Давай, Рейдж, язычница уже забронировала нам столик.

Я закатываю глаза.

– Ты знаешь, что Зи не нравится, когда ее так называют.

– Что ж, ты видишь ее здесь по воскресеньям, страдающей на мессе вместе со всеми нами?

Рейдж забирается на пассажирское сиденье и оглядывается на меня:

– Ты идешь? «МакКарти»? Красно-бело-синие блинчики?

У меня текут слюнки при мысли обо всей этой вкуснятине.

– Не могу. Мне надо на работу.

Бабушка с ее сверхострым старушечьим слухом широкими шагами подходит к грузовику.

– Ты же не собираешься опять работать в день Господень, Мигуэла?

Разве недостаточно того, что я одеваюсь в эту нелепую девчачью одежду и сижу в этой душной церкви по часу каждую неделю? Кроме того, что она знает о работе? Да, она волонтерит по всему городу, но каково это – быть рабом за минимальную зарплату? Она ничего об этом не знает. Я люблю бабушку, но это уже слишком.

– Собираюсь, абуэла. Я нужна им.

Она сощуривает глаза.

– Даже Бог отдыхал на седьмой день, m’ija[6] .

Что ж, тогда ему не следовало заражать Сару ротавирусной инфекцией. Хорошо, что я не сказала этого вслух, иначе это вызвало бы такую чертову бурю, от которой меня не спас бы никакой зонт.

– Сара заболела, я должна выйти за нее.

– Ох. Что ж, тогда это по-христиански. – С этими словами она бесцеремонно убирает прядь с моего лица.

Бабуля одобряет, что я делаю? Это все равно что увидеть единорога, скачущего галопом по главной улице. К счастью, она уходит и возвращается к компании взрослых.

– Ты начала статью про Реформацию? – спрашивает Рейдж, высунувшись из окна грузовика.

Я пристально смотрю на него:

– Ого. Пока нет, пап. Тем более сейчас выходные. Не напоминай мне о школе.

Рейдж улыбается уголком губ.

– Действительно, тебе ведь не нужно улучшать оценки. Но некоторые из нас еще не получили досрочное зачисление в университет мечты!

Его тон кажется каким-то резким. Рейдж ведет себя странно с тех пор, как я получила письмо из Калифорнийского университета.

– Тшш! – шиплю я и оборачиваюсь на бабушку, чтобы убедиться, что она – или кто-то другой – не услышала его слова. В маленьком городе трудно сохранять секреты.

Рейдж высовывается из окна и вытаскивает книгу из моего рюкзака, как будто нам все еще по шесть лет.

– Может быть, ты бы уже сделала задание, если бы не тратила все свободное время на чтение этого мрачного дерьма, – говорит он, листая страницы романа Валгейта.

Я вижу, как суперобложка уже скручивается в его руках. Я вырываю книгу и сильно бью Рейджа по руке.

Барри наклоняется и спрашивает:

– Ты придешь сегодня на ярмарку?

– Нет, боюсь, мой календарь полностью расписан.

– Уверен, так оно и есть. Я заеду за тобой в семь, – усмехается он в ответ.

– На этом монстре? Ни в коем случае. Если я пойду, то с Зи. – Я не собираюсь идти, но если скажу это прямо, мне достанется за это.

Барри пожимает плечами и выглядит слегка обиженным за свой новый грузовик.

– Как знаешь.

Я ударяю Рейджа кулаком, машу на прощание бабушке и ухожу в направлении книжного магазина. День солнечный и теплый, но легкий холодок свидетельствует о скором наступлении темноты. Я люблю начало ноября в Вермонте. Толпы туристов, разглядывающих листву, иссякли, а лыжники еще не приехали. Не успев пройти и квартала, я поздоровалась уже с полудюжиной человек. В Стоу все друг друга знают. Если услышишь сирену в течение дня, то к шести часам будешь знать, что произошло и где.

Когда я прихожу на работу, в книжном магазине уже много людей. Местные жители ищут увлекательное чтиво, чтобы было с чем посидеть на лавочках до того, как начнет падать снег. Я радуюсь, когда наступает послеполуденное затишье и удается навести порядок в магазине. Мне нравится расставлять книги по местам, нравится, когда все чисто и опрятно. Это нравится мне гораздо больше, чем общение с людьми. Тогда почему я работаю в магазине? У этого есть две причины: персонал и скидка.

Я упорядочиваю раздел «Биографии»: какой-то богатый белый парень из Коннектикута ранее устроил в нем хаос, пытаясь найти книгу о другом богатом белом парне.

Повернувшись к следующему книжному шкафу, я слегка подпрыгиваю, увидев кого-то, стоящего перед секцией фантастики и ужасов. Я могла поклясться, что была единственным человеком в магазине. Затем я приглядываюсь повнимательнее.

О. Боже. Мой.

Горячий парень из церкви!

Он переоделся в темные зауженные джинсы, накрахмаленные и приталенные, и легкий свитер, облегающий его грудь и плечи. Его волосы более взъерошены, как будто он часто проводит по ним рукой, и на нем австралийские ботинки «Бландстоун».

Я люблю парней в таких ботинках.

Мне стоит заговорить с ним, но как? Общение дается мне нелегко. Не говоря уже о том, что у меня было всего трое парней и я знала их всю свою жизнь, поэтому никаких представлений не требовалось.

Я притворяюсь, что хочу заняться сортировкой в разделе истории прямо рядом с ним, и, хотя продолжаю смотреть на полки, почти сразу снова чувствую жар его взгляда.

– Простите, вы работаете здесь?

О черт. Он заговорил со мной. У меня все сжимается внутри. Я медленно поворачиваюсь, прижимая книгу «Вермонт: Призрачная история» к груди, как щит.

– Да?

Это звучит как вопрос, словно я спрашиваю его, работаю ли здесь. Но затем я смотрю на него и забываю каждое глупое слово, которое когда-либо говорила.

У него огромные глаза, и вблизи кажется, что карий цвет движется, как будто его взболтали. И его кожа настолько идеальна, что, черт возьми, почти светится. Он буквально самый красивый человек, которого я когда-либо видела в реальной жизни, и в этот момент я понятия не имею, что делать со своими руками, как стоять, как даже дышать, поэтому просто немного раскачиваюсь взад-вперед. Внезапно холодая дрожь страха пробегает по спине, а затем она медленно сменяется теплом, как сухая ветка, которая попадает в пламя.

– У вас есть последняя книга Данте Валгейта «Последнее сошествие»?

Фанат ужасов во мне оживляется.

– Я только начала ее! Валгейт – мой любимый автор.

– Мне нравится все, что он написал. Но моя любимая книга – это «Смертельная комедия», – с улыбкой говорит он.

– Моя тоже! Однажды я даже отправила Вал-гейту на почту письмо, сказав, как сильно похожа на Марию из этой книги. Он так и не ответил. – Я небрежно пожимаю плечами, хотя в то время мое фанатское сердце было разбито. – Вы следите за списком рассылки?

– Я проверял его раз или два. По-моему, там слишком много троллей.

– Это точно, – киваю я.

Он все еще улыбается. Почему?

– Так… у вас есть эта книга?

– Ох! Точно! – Румянец вспыхивает на моих щеках. – Простите, но мы распродали все экземпляры в первый же день. Так что пока ждем новую поставку.

На самом деле в церкви я читала последний экземпляр из первой партии, но черта с два я скажу ему об этом. Не важно, насколько он горяч, я год ждала эту книгу, а прочитала пока только четверть.

– Они придут на следующей неделе, вы еще будете в городе? – Спокойнее, Мика, спокойнее.

– Черт. Я надеялся начать читать сегодня. Я взял с собой только три книги и уже прочитал их.

– Мне приходится брать с собой по шесть книг на каждую неделю каникул, – со смехом произношу я.

Он поднимает руки.

– Аналогично. Мои друзья никогда не понимают, почему я не могу почитать электронные книги, когда закончились бумажные.

– Фу! Электронные книги просто…

– Другие, – одновременно говорим мы и улыбаемся друг другу.

Он все еще смотрит мне в глаза, и у меня потеют ладони. Я осторожно вытираю их о рубашку и аккуратно откладываю книгу, которую все это время держала в руках, на полку. Потом я просто смотрю на корешки.

– Это тебя я видела сегодня утром в церкви? – выпаливаю я.

– Да. И я тоже видел тебя.

Эта улыбка. Всего лишь небольшой изгиб его полных губ, но от ямочек, которые появляются у него на щеках, мое сердце бьется быстрее.

– Я раньше не видела тебя.

– Я снял дом на Коттедж-Клаб-роуд на пару недель. Я здесь в отпуске…

– Ох… – Я прозвучала разочарованной. Я разве прозвучала разочарованной? Боже. Как унизительно. К счастью, он, кажется, не заметил.

– Я видел эту церковь на всех фотографиях Стоу, и мне просто было интересно, как она выглядит изнутри. Моя семья не особо верующая.

– Тебе повезло. Моя абуэла таскает меня туда каждое воскресенье. – Я смеюсь.

Он немного склоняет голову набок, как птица. Очень красивая птица.

– Абуэла?

– Прости, это бабушка по-испански. Я родилась в Пуэрто-Рико.

– И переехала в Вермонт? Небольшое изменение климата, да?

– О да. Так и не могу понять, почему бабушка захотела покинуть остров и переехать в это ледяное место.

– Вы переехали из-за родителей?

– Нет. Мама умерла, а отца я не знаю.

Что ж, это правда, но нет ничего лучше, чем вывалить на великолепного незнакомца свою печальную сиротскую историю. Мне действительно нужно поработать над техникой флирта.

– Мне жаль.

И по его выражению лица понятно, что он говорит искренне. Оно смягчается, а глаза становятся стеклянными. И все, чего мне теперь хочется, – развеселить его. Мне в голову приходит идея, и я прохожу через магазин и становлюсь за кассу.

– Ты можешь взять мой экземпляр.

Не понимаю как, но мне удается: он снова улыбается. Я опускаю руку под прилавок, куда засунула рюкзак, и слышу, как он подходит с другой стороны.

– Послушай, это правда мило, но я не могу забрать твою книгу.

Он облокачивается на потертую деревянную стойку, и когда я выпрямляюсь, мы оказываемся лицом к лицу. Близко. Наши носы почти соприкасаются. Я делаю глубокий вдох и чувствую теплый запах кофе, сандалового дерева и чего-то еще… Мне нравится его запах.

– Нет, правда, бери. – Я настроена серьезно, хотя никогда раньше не одалживала свои книги. Никогда.

Он опускает взгляд на протянутую книгу и улыбается, забирая ее у меня.

– Ладно. Но я возьму ее только потому, что, когда мне придется вернуть ее, снова увижу тебя.

Что надо сказать на подобную фразу? Спасибо? Ловлю на слове? Женись на мне? Вместо этого я спрашиваю:

– Как тебя зовут?

– Сэм.

– Сэм… – повторяю я, словно это священное слово. – Приятно познакомиться, Сэм. – Все вокруг расплывается: звуки, крики детей, проходящих мимо, уличное движение. Остаемся только я и Сэм.

Он продолжает улыбаться. Чего он ждет?

Ох! Он хочет узнать мое имя. Естественно.

– Я Мика.

– Как минерал?

– Нет, это сокращенно от Микаэла, точнее, Мигуэла по…

– По-испански, – заканчивает он с кивком. – Мне тоже приятно познакомится с тобой, Мика.

Затем он пожимает мою руку, его кожа оказывается на удивление мягкой. Он держит мою руку где-то на секунду дольше, чем я ожидаю, все это время глядя в глаза. Отпустив ее, он разворачивается и идет к выходу. Я дрожу, как будто он тянет за собой это теплое неконтролируемое чувство, возникшее у меня в груди.

Я смотрю ему в спину, пока он выходит через входную дверь на улицу, бережно зажав мою книгу под мышкой.

Боже, как я завидую этой книге.

2

И лице Его, как солнце, сияющее в силе своей.

Откровение 1:16 ап. Иоанна Богослова

После работы я переодеваюсь в спортивный костюм и отправляюсь на длительную пробежку. Поскольку это часть моих тренировок по тхэквондо, абуэла не возражает, что я ухожу одна. Раньше Рейдж бегал со мной, но он всегда хотел закончить быстрее, чем я. В последний раз, когда мы бегали вместе, он держался за бок и согнулся пополам, сказав: «Думаю, если бы тебе дали такую возможность, ты бы добежала прямиком до Лос-Анджелеса».

 

Возможно, он прав. Но это было самое странное воскресенье в моей жизни, а бег – лучший способ проветриться и привести мысли в порядок.

Жизнь в черте города сопряжена со своими трудностями, но наше маленькое одноэтажное бунгало находится на некотором расстоянии от двух трасс, и я благодарна за это. Я пересекаю центральную дорогу и спускаюсь по тихой тропинке, идущей вдоль реки.

Мне нравится ощущение дорожки под кроссовками, чистый запах красных сосновых иголок, устилающих землю.

И тишина. В большей степени я пришла сюда из-за тишины. Здесь не гуляют с собаками, хотя, когда огибаю рощу, я вижу, как что-то маленькое и черное со стоячими заостренными ушами убегает в кусты.

Ничего не могу с собой поделать и думаю о Сэме. Его лицо всплывает в голове, как будто кто-то специально запечатлел его в моей памяти, но по мере того, как мышцы разгораются, я сосредотачиваюсь на движениях ног и рук и ритме дыхания. Когда я возвращаюсь домой и захожу в душ, Сэм уходит на задний план. После ужина я лежу в кровати и читаю очередную книгу, когда слышу голоса в гостиной, в частности нежное воркование бабушки, суетящейся над кем-то. Мне становится любопытно, я открываю дверь спальни и вижу, как абуэла пытается накормить Зи печеньем.

– Мигуэла, дорогая Зерахиил пришла, чтобы отвезти тебя на ярмарку, разве это не заботливо с ее стороны?

Бабушка прямо-таки сияет. Она всегда обожала Зи. Ей нравится в ней все: от длинных светлых волос до пышных женственных юбок, не говоря уже о милом характере. Думаю, бабушка одобряет нашу дружбу, поскольку надеется, что Зи положительно повлияет на меня.

Я сажусь рядом с Зи на диване.

– Так бы оно и было, если бы я не написала ей десять раз, что не пойду, – со стоном говорю я.

– Но потом ты выключила телефон и я решила, что ты передумала! – Зи хлопает ресницами, явно солгав.

Я замечаю золотистые кристаллы, свисающие у нее из ушей, протягиваю руку и ощупываю.

– Последнее время ты постоянно их носишь. Что делает этот камень?

– Это цитрин. Он приносит радость и воодушевление.

– На мне это не работает, – шепчу я.

Она не обращает внимания на мои слова.

– И как я только что говорила твоей бабушке, Осенняя ярмарка – это такой праздник в Вермонте, что я просто не могу позволить тебе пропустить его.

Абуэла поворачивается ко мне:

– Это правда, Мигуэла. Мы живем в таком красивом месте. Ты должна пойти, дорогая.

И это говорит женщина, которая никогда не отпускает меня гулять вечером, когда я действительно этого хочу.

Зи лучезарно улыбается мне, и на секунду я подумываю, не спихнуть ли ее с дивана. На самом деле я бы никогда этого не сделала. Но при этом она участвует в кампании «Разве ты не любишь Вермонт?» с тех пор, как я сказала, что поступила в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса. Мне лучше просто пойти, пока она не сказала что-нибудь такое, что вызовет любопытство у абуэлы. Я закатываю глаза и встаю с дивана.

– Ладно. Но ненадолго, – заключаю я и иду в комнату, чтобы взять толстовку и телефон.

Абуэла подходит ко мне с расческой. Она что, разложила их по всему дому, чтобы мучить меня?

– Вернись домой к девяти тридцати. Завтра в школу, niñas[7] .

Она заканчивает проводить расческой по моим волосам спереди (на то, чтобы расчесать всю голову, ушел бы час и вмешательство Бога) и застегивает молнию на толстовке, хотя на улице почти пятнадцать градусов. (Что очень странно, если задуматься об этом.)

Бабушка провожает нас до двери, целует в обе щеки и машет рукой:

– Повеселитесь!

Это заговор, клянусь. Как только мы оказываемся вне пределов слышимости, я шиплю:

– Это было совершенно нечестно, Зи!

Она обнимает меня за шею и притягивает ближе с широкой улыбкой. Я улавливаю свежий аромат лемонграсса и апельсина и сразу чувствую, как замедляется мое сердцебиение. Не знаю, дело в эфирных маслах или просто в ее манере держаться, но эта девушка – настоящее успокоительное.

– Не злись, Мика. Это ненормально – запираться в комнате и постоянно читать про зомби.

Я открываю пассажирскую дверь.

– Я не читаю про зомби! Это делали в 2019-м.

Она садится за руль и заводит машину.

– Я помню, тебе нравились «Бегущие мертвецы».

– «Ходячие мертвецы»! – восклицаю я, но она лишь улыбается. – Ты просто издеваешься надо мной.

– Не важно. Прежде чем ты сбежишь и забудешь про нас, я хочу, чтобы ты поняла, что оставляешь здесь.

– Я знаю, что оставлю здесь, Зи, и я буду скучать по всем вам, но мне нужно что-то поменять, увидеть что-то новое. Я чувствую себя… запертой здесь, я не могу пошевелиться и расправить крылья.

Она поднимает брови.

– Крылья? У тебя есть крылья, а ты никогда не рассказывала мне об этом?

Я игнорирую ее слова.

– Кроме того, я ходила с тобой на октябрьский фестиваль, и сбор яблок, – я загибаю пальцы, – и в лабиринт на кукурузном поле. Мы вели себя как чертовы туристы.

Мы заезжаем на парковку ярмарки, и, заглушив двигатель, она поворачивается ко мне:

– Послушай, Мика. Извини, если я слишком резкая. Я просто… не хочу, чтобы ты уезжала.

Ладно, это прозвучало настолько искренне, что мне становится плохо.

– Я знаю, Зи, но мне бы хотелось, чтобы ты поддерживала меня в том, что хочу делать я.

Она вздыхает.

– Ты права. Я попытаюсь. Если ты попытаешься повеселиться сегодня.

Я издаю стон.

– Никаких обещаний.

Мне приходится хлопнуть дверью, чтобы она закрылась. Родители Зи предложили купить ей любую машину, какую она захочет, но она предпочла приобрести двадцатилетний дрянной универсал на собственные деньги. Именно это мне в ней и нравится.

Когда мы проходим через ворота, кто-то набрасывается на меня сзади. Я оборачиваюсь, готовая к драке – я всегда к ней готова, – пока не понимаю, что это всего лишь Барри.

– Боже, Ба! Почему вы, ребята, чувствуете необходимость все время напугать меня?

– Нам нравится держать тебя в тонусе. – Он взъерошивает мои волосы. – Вижу, бабушка снова напала на тебя с расческой.

Рейдж протискивается между мной и Зи и обнимает нас обеих.

– Итак, Мика. Что такого предложила тебе Зи, что ты согласилась приехать сюда?

– Она просто пришла ко мне и заручилась поддержкой абуэлы.

Барри шипит сквозь зубы:

– О-о-о! Теперь она играет жестко.

Зи одаривает меня той самой улыбкой.

– Все ради нашей Мики.

Для всего остального мира она выглядит такой нежной: фарфоровое личико в форме сердца, большие голубые глаза, полные удивления, но потом ты уходишь и понимаешь, что она убедила тебя сделать именно то, чего ты не хотел.

Пока мы идем, нас затягивает в море людей, движущихся между белыми палатками, и, хотя я предпочла бы быть дома, мне становится легче дышать, я даже наслаждаюсь грохотом музыки, карнавальными играми и голосами.

Мы проходим мимо компании девушек из государственной школы, и я замечаю, как несколько из них разглядывают Рейджа. Сегодня вечером в темно-зеленом свитере и джинсах от «Кархартт» он выглядит очень хорошо. Конечно, он, как и всегда, не обращает внимания на то, что многие на него смотрят.

– О-о-о! Яблоки в карамели! – визжит Зи, подскакивая к палатке с гирляндами розовой и голубой сахарной ваты и красными, как пожарная машина, яблоками в сахарной глазури.

Она веган, ест только продукты местного производства, выращенные с соблюдением этических норм, но, когда дело доходит до ярмарки, она не может удержаться от сладкого. Она откусывает большой хрустящий кусочек, когда возвращается, чтобы присоединиться к нам.

Рейдж и Барри отвлекаются на нелепую игру в силача с кувалдой, хвастаясь, что каждый из них выиграет, в то время как Зи просматривает вешалку с висячими серьгами, а я остаюсь стоять на месте, наблюдая за ними.

Все как всегда.

Я подумываю над тем, чтобы улизнуть и пойти домой, но рядом со мной неожиданно раздается голос:

– Вот ты где.

Я слегка вздрагиваю. Клянусь, рядом со мной только что никого не было. Я оглядываюсь и вижу Сэма.

– Я повсюду искал тебя.

Я сопротивляюсь желанию оглянуться и посмотреть, не разговаривает ли он с кем-нибудь позади меня.

– Неужели? Подожди… – ухмыляюсь я. – Ты следишь за мной? – Часть меня приходит в ужас от этой идеи; другая же часть даже надеется, что так оно и есть.

– Нет, я просто надеялся случайно встретиться с тобой, так как это, похоже, самое подходящее место.

Я вдруг осознаю, что на мне слишком большая футболка с «Кладбищем домашних животных» и джинсы, которые я носила уже три дня, и впервые за, в общем, целую вечность я жалею, что не приложила хоть немного усилий к своему образу.

– Не хочешь немного прогуляться? – Он жестом указывает на пустое поле, где вскоре будет фейерверк.

Я киваю, но затем вспоминаю, что пришла не одна. Я оборачиваюсь и вижу, что Барри и Рейдж перешли к другой игре, а когда смотрю на Зи, она улыбается и рукой, в которой уже нет яблока в карамели, показывает мне идти.

Я снова поворачиваюсь к Сэму, пожимаю плечами и соглашаюсь так легко, будто со мной это происходит каждый день.

Сэм сверкает широкой великолепной улыбкой и предлагает мне руку, и я беру ее. Пока мы идем, я краем глаза рассматриваю его, и все и вся вокруг нас начинает сливаться в размытое пятно.

Мы направляемся к мощеной дорожке, которая проходит вдоль поля. Тепло его тела заставляет меня чувствовать себя так, словно я стою у костра.

Сэм жестом указывает назад, в сторону палаток.

– Что ж, это весело. Здесь каждые выходные проводят такие ярмарки?

– Не, только сегодня. И к Дню независимости. Подожди, еще на выставку антикварных автомобилей. И на годовщину британского вторжения. О! И на октябрьский фестиваль!

– Получается, каждые выходные. – Он улыбается.

Я смеюсь:

– Похоже на то. Никогда об этом не задумывалась. Это просто немного… странно, на мой вкус.

– Так оно и есть. Но это же Вермонт, верно? Разве он не столица странностей?

– Да, но тут как на картинах Нормана Роквелла, так живописно. – Он смотрит на меня так, словно это что-то хорошее. Я делаю глубокий вдох. – Это скучно, ясно? Я бы не прочь для разнообразия отправиться в какое-нибудь более захватывающее место. – Когда я говорю это, то представляю себе улицы Лос-Анджелеса, вдоль которых растут пальмы.

– На самом деле захватывающие места не такие веселые, как кажется. – Он смотрит на звезды над головой и вздыхает. – Как правило, люди недооценивают место, в котором живут.

Пока мы идем, солнце окончательно садится за горы, и, хотя я не могу дождаться отъезда в университет, я вижу Стоу глазами Сэма и могу оценить природную красоту этого места. Чем дальше мы отходим от ярмарки, тем тише становится, и я слышу над головой далекий гогот стаи гусей, направляющейся на юг. Это один из моих любимых звуков, потому что…

1Бабушка (исп.). (Прим. ред.)
2Обещаю (исп.). (Прим. пер.)
3В переводе с английского языка rage означает «ярость». (Прим. пер.)
4В Японии вежливое обращение к учителю. (Прим. ред.)
5Трек исполнителя Тоби Кита (Toby Keith). (Прим. ред.)
6Дочка (исп.). (Прим. пер.)
7Девочки (исп.). (Прим. пер.)
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru