Эндрю Риджли
Wham! Джордж Майкл и я
Часть первая. Молодые и смелые
1. Решения, решения
Ноябрь 1979 года
Мы были лучшими друзьями и двумя сторонами одной медали. Георгиос Панайоту – прилежный и застенчивый шестнадцатилетний юноша, немного пухленький, с пышными волосами и гардеробом, полным сомнительных нарядов. Я же, напротив, самоуверенный и общительный, умный бунтарь, одетый в костюм из секонд-хенда и парку и избегающий учебы во всех ее проявлениях, которая давно наскучила мне до смерти. Нас объединяла любовь к музыке, Монти Пайтон и наш особый юмор. Тогда-то я и принял решение, которое навсегда изменило нашу жизнь.
Йог, мы создаем группу…
Почти два года я только об этом и думал, я хотел играть только с одним человеком – с мальчиком, которому предстояло стать Джорджем Майклом. У него было выдающееся умение чувствовать мелодию, к тому же он великолепно пел. В школьные годы мы боготворили одни и те же группы и одних и тех же артистов, это была самая разнообразная музыка от мировых звезд, таких как Queen, до совсем новичков, например Joy Division из Манчестера. К 1979 году мы увлеклись ска, очень современным британским стилем регги, в котором карибские грувы смешивались с гитарами. The Specials, Madness, The Beat и Steel Pulse захватили наше воображение не только музыкой, но и одеждой и стилем. После выхода на экраны фильма «Квадрофения» все дети Англии внезапно начали одеваться в костюмы и туфли фирмы Hush Puppies. Модники стали предпочитать исключительно короткие стрижки. К счастью, моя жизнь в пригороде Хартфордшира была детским лепетом по сравнению с жизнью в Лондоне или Бирмингеме. Я хотел быть частью музыки.
– Энди, – сказал Йог, когда я позвонил ему после школы. – Я хочу, но я не могу…
Последовало несколько невнятных оправданий на тему напряжения из-за учебы и неумолимого настроя его родителей, которые стремились защитить его от любых отвлекающих факторов – например, от меня. Однако меня это не остановило. Я шел за своей мечтой и не собирался позволить беспокойству Йога о том, что подумают его мама и папа, помешать этому.
– Нет, сейчас или никогда, – сказал я ему. – Сегодня мы создаем группу.
Йог знал, что я могу быть очень упорным, особенно когда мечта захватила мою душу. Он понял, что на самом деле это не просьба, это решение. Когда он осознал, что я не собираюсь сдаваться, его сопротивление угасло.
– Хорошо, Энди, – сказал он, глубоко вздохнув. – Давай сделаем это.
Йог был в деле. Теперь у меня появилась мечта, которую я должен был осуществить, – цель. Ничто и никто не мог бы сбить нас с пути. Наша дружба была непобедима, и я был уверен, что нас ждет успех. Я понятия не имел, что на самом деле означает этот успех, но чувствовал его. Я будто знал. Однако то, к чему мы в итоге пришли, было более впечатляющим, чем я мог себе представить…
2. Новенький
Четырьмя годами ранее
Впервые я увидел Георгиоса Панайоту, ожидая начала первого урока нового учебного года. Вокруг меня возбужденно болтали другие ребята из нашего класса школы Bushey Meads. Мальчики хвастались тем, что целовались с таинственными незнакомками во время отпуска с родителями, который обычно проходил на британских морских курортах. (Поехать за границу всей семьей в те дни было финансовой роскошью, недоступной большинству.) Девушки хихикали и падали в обморок, глядя на фотографии Дэвида Эссекса и Донни Осмонда на страницах журнала Jackie.
Все были очарованы группой Pan’s People. Танцевальная труппа из шоу Top of the Pops выступала уже несколько лет, и затянутые в лайкру танцовщицы стали предметом мечтаний юных парней, и у каждого была своя фаворитка. Но после шести недель летней свободы я не испытывал ни малейшего энтузиазма в шуме первого учебного дня.
Мне было скучно.
На самом деле мне часто было скучно. Школа была обузой, и как только я научился читать и писать, закончив начальные классы почти без проблем, мое участие в британской образовательной системе фактически завершилось. С этого момента всякий интерес к новым знаниям исчез, и я абсолютно не понимал, для чего учиться, что раздражало как учителей, так и родителей. В одном школьном отчете меня назвали деструктивным, после чего последовала череда неизбежных родительских выговоров и нравоучений. Чуть ли не единственное, что мне нравилось в школе, – игра за школьную футбольную команду. Но вопреки утверждению Джорджа я никогда не питал надежд профессионально заняться футболом. Я активно болел за Manchester United, это и есть весь мой профессиональный футбол.
Меня посадили за первую парту, так учителям было проще следить за моими действиями. Мне было двенадцать, и я не хотел подчиняться. С расстегнутой верхней пуговицей и ослабленным школьным галстуком я выглядел угрюмым трудным подростком, возможно, это объясняло тот факт, что пара учителей были со мной настороже. Но я не был хулиганом.
Класс наш считался очень сильным, но ни один из нас не сдал финальный тест на высокие баллы, которых хватило бы поступить в колледж Уотфорда. Было маловероятно, что мы смогли бы построить карьеру в области ядерной физики или нейробиологии.
Однажды в классе стало тихо. Разговоры о танцовщицах, Дэвиде Эссексе и неловких летних поцелуях прервались, когда вошла наша классная руководительница миссис Паркер, а вместе с ней – незнакомый мальчик. Он был одет в чистую школьную форму и носил огромные очки в стальной оправе. Его волосы походили на парик. Встреча с новыми одноклассниками явно пугала его. Когда миссис Паркер представила новенького в классе 2А1, он начал краснеть. Учительница произнесла его имя неразборчиво, будто сама едва могла его выговорить, что смутило его еще больше.
«Мальчики и девочки, это ваш новый одноклассник Йорриосс Панееоттууу», – странно сказала она. И посмотрела на испуганное лицо нового ученика – как бы его ни звали, – теперь он стал красный как помидор. В первом ряду хихикали девочки, а мальчики посмеивались с задних парт. Но миссис Паркер, ничуть не смутившись, продолжила формальности, хотя и оставила попытки повторить незнакомое средиземноморское имя.
«Я хочу, чтобы кто-нибудь помог новичку, – сказала она. – Давайте выберем наставника, который на этой неделе покажет ему, как тут все устроено. Это важная обязанность, поэтому тот, кто возьмет на себя эту роль, должен сделать так, чтобы наш новый ученик чувствовал себя в Bushey Meads как дома. Кто хочет помочь?»
Последовала неловкая пауза. Мои одноклассники колебались, а я не мог понять, почему. Я еще никогда не был ментором, и это была слишком хорошая возможность, чтобы упустить ее: приятное разнообразие среди монотонности уроков. Я поднял руку. Трудно сказать, что подумала в этот момент миссис Паркер, потому что, хотя учительница и улыбалась, это выглядело так, как будто она пыталась разгадать, где подвох. Ее изогнутая бровь предостерегала меня от каких-либо выкрутасов.
– Спасибо, Эндрю, это очень любезно, – сказала она наконец, указывая Как Его Там, что мы должны сесть вместе. Пока миссис Паркер бегло просматривала список имен, все взгляды были прикованы к новому мальчику, который нервно приближался ко мне. Я не мог не посочувствовать ему.
– Адамс.
– Здесь, миссис.
– Бартлетт.
– Здесь, мисс.
– Браун.
– Здесь, мисс.
– Мое имя поначалу звучит немного странно, – сказал новенький, усаживаясь рядом со мной. – Оно греческое, – добавил он, почувствовав мое замешательство.
Я пожал плечами и сочувственно кивнул. Я знал, что с таким именем, как Георгиос, новичка ждет непростой первый семестр. Немного поболтав, я выудил некоторые ключевые факты. Отец Георгиоса владел собственным рестораном.
Семья раньше жила в районе Кингсбери и только недавно переехала в соседний Рэдлетт, который хоть и находился дальше от школы, чем мой, но все же был расположен достаточно близко, чтобы, если мы поладим, вместе гулять после школы. А еще я подумал, что семья Георгиоса, должно быть, довольно богата, так как Рэдлетт считался районом для состоятельных горожан.
Но в тот момент, когда мне казалось, что все складывается удачно, наступила неловкая пауза. Он не разделял ни одного из моих хобби: меньше, чем футбол, его интересовала только «Формула-1». Мы смотрели друг на друга в тишине, которая грозила перерасти в долгое молчание. Когда я поднял глаза, миссис Паркер посмотрела на меня скептически.
Черт возьми, все идет не очень хорошо.
Когда я уже начал понимать, что совершил огромную ошибку, взяв на себя такую ответственность, то задал правильный вопрос.
– Итак, какая музыка тебе нравится? – спросил я.
Георгиос заулыбался. Успех! Очевидно, я нашел общий язык. Он сказал, что ему нравятся Queen, это было отличное начало. И пока класс 2А1 заполнял какие-то бумажки, необходимые в начале каждого учебного года, мы болтали о Фредди Меркьюри, сверкающих гитарах Брайана Мэя и выпущенной около года назад песне Killer Queen, которая изменила звучание группы. Столь же обнадеживающей была любовь Георгиоса к The Beatles и Дэвиду Боуи. К тому времени когда мы дошли до общей любви к Элтону Джону, наши миры, несомненно, соприкоснулись. Benny And The Jets, Candle In The Wind и заглавный трек его последнего альбома Goodbye Yellow Brick Road были нашими любимыми композициями. На первом уроке французского мы продолжали говорить о музыке. Я был сосредоточен на нашей болтовне, и через несколько минут после начала урока меня отругали за то, что я витаю в облаках.
– Риджли, как насчет того, чтобы начать этот год нормально? – сердито сказал учитель. Это означало, что сегодня мне не светит хорошая оценка за поведение.
Когда я посмотрел на Георгиоса, он засмеялся, закатывая глаза в знак поддержки. «Кажется, он ничего, этот парень, – подумал я. – Может быть, год будет не таким уж и плохим…»
Не прошло и часа с начала нового учебного года, а у меня уже появился новый друг.
* * *
Георгиос попытался объяснить, как лучше всего произносить его имя, но звучало это как отхаркивание особенно неприятного сгустка мокроты. Спустя несколько попыток у меня получилось – Йогурт, но на удивление прозвище не вызвало у него никакой реакции. И я решил называть его Йог, что звучало намного проще. Удручающая попытка миссис Паркер произнести греческое имя, а затем такие же ошибки ее коллег привели к тому, что все они, один за другим, сдались и стали называть его Джорджем. Когда дело доходило до знакомства с новыми людьми, Георгиос тоже предпочитал использовать имя Джордж, наверное, потому, что оно требовало меньше разъяснений.
Пеле ✓ Кройф ✓ Робсон ✓ Риджли ✓
В течение следующих нескольких дней я все больше и больше узнавал о своем новом лучшем друге. Главным открытием стала решительность, что противоречило моему первому впечатлению о нем как о застенчивом и неуверенном подростке. Йог быстро освоился в Bushey Meads.
Во время его первого обеденного перерыва я показал ему канаты, которые мы тогда использовали для популярной игры под названием «Король стены». Суть понятна из названия, да и правила довольно простые. Один из мальчишек забирался по канату, а соперники пытались сбить его с «насеста» любыми способами. На самом деле никаких правил, никаких судей и никакой пощады.
После обеда я использовал все свои физические возможности, чтобы занять бетонный «трон». Я стал королем Стены. И сбил нескольких соперников, прежде чем меня застигли врасплох. Это был Йог. Устав от моих издевок, он решил толкнуть меня в спину. Я упал на асфальт. Увидев, как он гордо висит на канате, смеясь над собственной бравадой, я почувствовал неловкость. Йог, возможно, не выставлял свою силу как броню и не пытался выделываться на футбольном поле и спортивной площадке, но тогда я понял, что он не из робкого десятка.
Неделю спустя, когда меня пригласили в его дом, мои предположения о состоятельности семьи Йога подтвердились. На школьном автобусе мы вместе доехали до Рэдлетта. Дом с четырьмя спальнями, большим садом и причудливой верандой впечатлил меня. Его шикарное жилище совсем не походило на трехкомнатный домик моих родителей. В отличие от наших скромных, но ухоженных клумб, у Йога была большая лужайка на внутреннем дворике в задней части дома. Летними вечерами Панайоту ужинали на свежем воздухе средиземноморскими деликатесами, на столе были долма, хумус и тарамасалата. Все это казалось экзотикой по сравнению с традиционными блюдами, которые мы готовили дома.
Поздоровавшись с его родителями, мы поднялись в спальню Йога. Она была идеально убрана и напоминала сокровищницу с разными памятными вещицами и музыкальным оборудованием. Моя же, напротив, представляла собой анархическую мешанину из одежды и журналов, которую я приводил в порядок только под угрозой родителей отправить все на помойку. У Йога на стенах висели плакаты с Дэвидом Боуи и Элтоном Джоном. Однако самым удивительным было то, что Йог собирал комиксы о Человеке-пауке. У него их была целая стопка, я разглядел самое первое издание – даже тогда это был очень ценный экземпляр. Йог рассказал мне, что год назад видел выступление Элтона Джона на стадионе в Уотфорде. И что он всего однажды был на футбольном матче – на игре Arsenal. А когда показал мне свое главное сокровище, все остальное было уже неважно. Возле кровати стояла огромная перламутрово-голубая ударная установка. Я не мог в это поверить. И хотя барабаны Йога выглядели не так внушительно, как у Фила Коллинза или Роджера Тейлора из Queen, я все равно был потрясен. Ни у кого из моих знакомых не было барабанной установки в спальне, и, прежде чем он успел возразить, я направился к ней и выбил тяжелый, оглушительный ритм на малом барабане, двух том-томах[3], большом барабане и тарелке.
– Нет, Эндрю… не надо! – крикнул Йог сквозь шум.
Ужас на его лице подсказал мне, что я сделал что-то жуткое. Позже я узнал, что в доме Панайоту занятия музыкой разрешались только в определенные часы. Немного ошарашенный, я отошел от барабанной установки и переключил свой энтузиазм на стереосистему, стоящую в углу комнаты.
– Я всегда записываю Top 40 по воскресеньям, – объяснил он. – И сохраняю песни, которые мне нравятся…
У моей мамы был только портативный магнитофон, тогда как у Йога была двойная кассетная дека, на которую он мог записывать песни прямо с тюнера. По-настоящему сложное оборудование. Мы оба были страстными поклонниками чартов, но, как и я, он считал, что своим тоном диджеи Radio1 и Capital буквально испытывали терпение слушателей. Наигранность болтовни ведущих, вроде Дэйва Ли Трэвиса и Тони Блэкберна, казалась нелепой. Эта новая связь вдохновила нас записать несколько собственных разговорных вставок. Целый час мы просидели у магнитофона Йога, высмеивая профессионалов. Хотя в то время мы и не подозревали об этом, но именно тогда была заложена основа нашей дружбы: мы тесно связали музыку и юмор. Мы импровизировали, обменивались идеями и подшучивали над взрослым миром, который, пожалуй, был слишком серьезным. Наша возня в равной степени встревожила и успокоила маму Йога.
Весь вечер я рассматривал невероятную коллекцию пластинок. У Йога их было очень много. Все музыканты, которых я любил, – например, несколько альбомов Queen. Хотя мне нравился Боуи и у меня была пара синглов, в том числе The Jean Genie, Йог как страстный поклонник собрал несколько LP. Но Элтон Джон – совсем другое дело. И Йог, и я любили его, потому что он писал великолепные песни. Он создавал музыку в самых разнообразных стилях, например синглы Crocodile Rock и Candle In The Wind сильно отличаются друг от друга. Я был слишком молод, чтобы знать о его первых альбомах, но после Goodbye Yellow Brick Road я стал его преданным поклонником и вскоре купил Madman Across The Water, Honky Chateau и Don’t Shoot Me I’m Only The Piano Player. Это дар Элтона: его музыка – прекрасное отражение текстов, написанных Берни Топином, особенно Candle In The Wind. С помощью мелодии Элтон превращал слова Берни в эмоции. С ним никто не мог сравниться.
Нам нравился Элтон. Человек, играющий на пианино в безумных солнцезащитных очках и в огромных ботинках на платформе, казался необыкновенным. Не меньше завораживал и Дэвид Боуи. Оба вдохновляли нас. Мы любили их тщательно созданные образы и эпатажные натуры. Таким же значимым для нас музыкантом был Фредди Меркьюри с его комбинезонами, великолепными волосами и вычурными движениями. Фронтмен Queen был настолько харизматичным, что его невозможно не заметить. Все трое использовали псевдонимы – еще один факт, который не ускользнул от внимания Йога.
У самого Йога был сложный и эклектичный музыкальный вкус, как и у меня. Когда друг семьи принес ему полный бэк-каталог Led Zeppelin, мы сразу же поняли, что группа потрясающая, и никак не могли поверить, что раньше ее не слышали. И уже совсем скоро окончательно втянулись в Whole Lotta Love, Kashmir и When The Levee Breaks. Было интересно ретроспективно открыть для себя потрясающую группу и проследить весь их творческий путь. Позже у людей сложится впечатление, что Джордж вырос исключительно на музыке Дэвида Боуи, Стиви Уандера и других артистов лейбла Motown. Безусловно, их пластинки были в его коллекции, но на самом деле она была гораздо объемнее, чем можно себе представить. В тот вечер, когда мы слушали некоторые из его любимых альбомов, разбирая тексты и заметки на обложках, я был поражен, узнав, что в мире есть кто-то еще, настолько же поглощенный музыкой, как и я.
Время пролетело очень быстро, и нужно было возвращаться домой. Когда я уходил, Лесли, мама Йога, вела себя дружелюбно и в то же время немного настороженно. Несмотря на все мои усилия, она не приняла меня так же добродушно, как родители других моих друзей, и, когда я помахал ей на прощание из машины моей мамы, у меня появилось отчетливое чувство, что в ней поселились сомнения по поводу самоуверенного нового друга ее сына. Я не мог понять, что сделал или сказал не так; я лишь провел вечер, оставаясь самим собой. (Полагаю, этого было достаточно, чтобы все испортить.) Впрочем, я не слишком переживал, моя первая поездка в дом Йога прошла отлично.
Просто замечательно.