За окном как-то резко стало пасмурно и серо, словно сама природа на него злилась. Дело близилось к вечеру. Пахло дождём. В пятом часу он должен забирать из садика Лару. Что он и намеревался сделать. На выходе он столкнулся с соседкой с верхнего этажа. Видок у неё был, мягко говоря, потрёпанный.
– Замы стольник, на следующей нэдэли верну, – заплетающимся языком, дыхнула она перегаром. Артём уж было полез в карман. Всё равно ему деньги уже ни к чему, но остановился.
– Нету.
– Хотя бы полтинник, – выплюнула он сквозь редкие гнилые зубы.
– Нету, – отмахнулся он и поспешил спуститься вниз. От падшей женщины несло не только перегаром, но и говном.
Он покинул подъезд и вдохнул глубоко грудью свежий воздух. Ноги его понесли в сторону сада. Где-то в глубине мозга кто-то судорожно молил не ходить туда, вернуться и закончить начатое на себе. А об остальном позаботятся другие. Родители жены, например. Своих-то он уже давно не имел. Вот именно, если бы его отец доделал всё до конца, он бы не попал в эту ловушку. Не мучил себя и других. Но он пожалел сына и вот что из этого вышло. И то же самое повторится и с его дочерью, поступи он так же, как отец. Это система повсюду и от неё никуда не деться. Только если спрятаться где-нибудь в дебрях тайги…
Белокурая, как и её мама, девочка счастливая с рисунком в руках, побежала к отцу. Тут же в пороге появилась деловая воспитательница.
– Папа, смоти что я наисовава! – Лара буквально запрыгнула к отцу на руки, суя ему под нос свой шедевр.
– Красота какая, – вымолвил он, уже привыкший к таким встречам. Он поцеловал дочь в лобик и опустил вниз. Она тут же побежала в раздевалку, махая из стороны в сторону своим замечательным рисунком, на котором была изображена вся их дружная семья, пусть и корявыми линиями.
– Вы за садик оплатили? – как бы невзначай поинтересовалась воспитательница, скрестив на груди руки.
– На следующей неделе всё оплатим, – ответил он, попытавшись натянуть на себя улыбку беззаботного человека. Не вышло.
Воспитательница кивнула и ушла. Артём помог дочери переодеться, и они покинули садик. Лара по-прежнему с гордостью несла свой рисунок до самого дома.
– Может тебе шоколадку купить? – предложил Артём, присев рядом с ней на корточки. Они как раз проходили возле магазина всякой всячины.
– Давай, – она улыбнулась, и они направились в магазин. И пока они выбирали самую вкусную шоколадку, дочка завидела небольшую куколку, – Хочу куку. Пап, купи, – подёргала она его за рукав.
– Какую? – он прищурился, пытаясь отыскать взглядом куклу среди разнообразия сладостей и игрушек, предлагаемых на прилавке.
– Вон ту.
Тут же появилась молоденькая продавщица, вытаскивая куклу принцессу.
– А сколько стоит? – Артём полез в карман.
– Сто пятнадцать рублей, – сообщила она, уже протягивая девочке заветную игрушку.
Артём выудил последний стольник, который должен был потратить на картошку для супа, пошарил по другим карманам и наскрёб всего десятку мелочью.
– Пятака не хватает.
Продавщица махнула рукой, мол, ничего страшного, потом вернёте. Поэтому Лара возвращалась домой счастливее всех. Её новая кукла летала то вверх, то вниз. А рисунок перекочевал в заботливые папины руки, которые сегодня целый день переносят мёртвых из одной комнаты в другую.
– А майчишки дома? – поинтересовалась она, между полётами своей новой куклы.
– Они пошли гулять во двор, – снова соврал он.
– Я тозе хочу, – оживлённо пролепетала она.
– Хорошо, только зайдём домой, переодеться.
И они зашли домой. Артём запер дверь на замок и помог Ларе, ей всего-то три, разуться. Она помчалась в туалет. Опять, поди, терпела полдня. Минут десять она сидела на унитазе, не выпуская из рук свою принцессу. А он уже готовился. Ему не пришлось объяснять, почему в комнату нельзя заходить, просто притащил коробку с игрушками в зал. Лара принялась за игру, знакомя каждого с новой куклой. А Артём ушёл в кухню. Попытался налить себе стакан воды. В горле жутко пересохло. Вдобавок ко всему его трясло. Это могло помешать. Ведь если он промахнется, и она останется жива, но покалечена, то остаток своей жизни промучается на пособии для инвалидов. Он осушил стакан и вдруг осознал, он не может… Горько разрыдавшись и припав к подоконнику, он проклинал себя и весь целый свет, за то, что они сделали его таким.